Печальный конец Ёримасы

Рассказывают, что Же-Цинь, путавший право и лево, велел каждое утро наносить ему на руки эти иероглифы. Однажды по какой-то причине слуга перепутал их и Же-Цинь заплутал по дороге к Белой Пагоде и подрался с торговцем рыбой. После этого случая он приказал нанести татуировки с "право" и "лево" в неправильном положении на руки провинившемуся слуге, поэтому, когда слуга находился в присутствии благородных лиц, он держал кисти перекрещенными.
Иногда и я смотрю на свои ладони, словно в ожидании, что на них появятся какие-нибудь знаки, ведь с тех пор, как Великий Предел отдалился, всё больше непонятного появляется в мире.
Отправившись третьего дня в цирюльню, я привычно опустился в кресло и только там обратил внимание, что цирюльник не Люй-Ци, занимавшийся моим лицом долгие годы, а другой господин с размазанной по лицу тушью. Также я обратил внимание на подвывания старой женщины и полудюжины подростков на циновке позади меня. Видимо, Люй-Ци скончался и его семья пригласила этого высокого человека для того, чтобы тот исполнял роль почтенного брадобрея перед его погребением. Несколько опасаясь за свои щеки и шею, не говоря уже о глазах, я с некоторой злостью вспомнил наставления этого скучного Кун-Цзы* о важности церемоний, и заставил себя сидеть неподвижно под бритвой Ши**, исполняющего роль цирюльника.
К моему немалому удивлению, движения Ши были уверенны и мягки, бритва отточена как никогда прежде, а полотенце, которое по его знаку один из мальчиков подал мне с горячих камней, было по-настоящему тёплым, чего при Люй-Ци никогда не случалось, хотя, надо сказать, собеседником он был прекрасным. Вспомнив, что говорить с Ши нельзя, я оставил обычную плату и отправился в лавку господина Вея, чтобы приобрести девять плиток туши и, конечно, не устоял перед роскошными новыми кистями из Па-Атума, хотя пишу я теперь совсем немного.
Две луны спустя я был в Роще Спящих, чтобы навестить дерево гинкго, посаженное в год моего рождения. Я прихожу сюда три раза в год и каждый раз я ищу на нём признаки, которые дали бы мне представление о том, что происходит со мной. В этот раз его листья показались мне более вялыми, чем обычно, но я не мог сказать, была ли причиной тому старость или засуха, установившаяся этим летом. Я разжёг курительную палочку и пропел песню долголетия сидя под деревом. Возвращаясь, я заметил на берегу реки Ши, который созерцал воду, но оглянулся при виде меня. Не найдя на его лице признаков туши***, я заговорил с ним и сказал, что не желал его тревожить, на что Ши отвечал, что с водой ничего не случится, пока он говорит со мной.
Меня интересовало, что подвигло его стать Ши, ведь некоторые мудрецы с запада полагали, что так загрязняется карма человека, исполняющего умершего, пачкается о чужую.
-Если даже и так, - отвечал Ши, - то это всё равно что испачкать руки глиной, играя с детьми, вода легко смоет её.
-Мне всегда казалось, что люди с запада придают карме излишнюю важность, - вежливо отвечал я. - Придавай ей большое значение - я она станет камнем, не придавай ей значения и она будет просто словом. Но скажи, господин, что привлекает тебя в твоей работе?
Ши начал издалека.
-Когда я был молод, у меня был учитель - Ксяо****-Ло, вернее сказать. я считал его своим учителем, но он никогда не заговаривал со мной, а бродил по холмам вместе со своим снежным буйвоом - полдня он вёл буйвола, полдня буйвол вёл его. Иногда неведомо почему Ксяо-Ло впадал в ярость и прыгал по земле, иногда буйвол гневался, молотил копытом и выгибал спину. Я приходил к дому учителя и сидел, наблюдая за ниим, не удостаиваемый взгляда ни человека, ни зверя.
Однажды в обед я поел рыбу и пришел на свое обычное место под вечер с двумя мешками сена, и вот, как всегда без каких-то видимых причин, учитель вдруг сбился с шага, развернулся и набросился на буйвола. Буйвол взревел и отбросил человека на двадцать шагов от себя. Тогда Ксяо-Ло принялся хватать камни и бросать их в буйвола, а буйвол стал бегать за ним - оба они были довольно проворны, надо признать. И каким-то образом они оказались возле меня и ни с того ни с сего вдруг оказалось, что оба они против меня - буйвол склонил голову и бросился на меня, а Ксяо-Ло кинул камень, который ударил меня в грудь. Я закашлялся и из моего рта полетели разные вещи - рыбные кости, грузило, куски воска. Моё внимание целиком переключилось на ощущения от удара камня и я умудрился забыть о быке, и тут вдруг оказалось, что он каким-то образом очутился в сарае позади меня, хотя никак не мог попасть туда, не сметя меня с пути.
В этот момент я и понял смысл того, чем занимался учитель и буйвол. Они достигли того, что Ксяо-Ло стало все равно кем быть - Ксяо-Ло или буйволом, а буйволу стало всё равно, быть буйволом или Ксяо-Ли. Когда они достигли этого, то приблизились к тому, что им стало всё равно быть или не быть вообще.
А рыбные кости, я понял позже, могли бы тот день убить меня, если бы не учитель и не его камень.
Когда я уходил оттуда в сумерках, Ксяо-Ли обернулся ко мне и что-то сказал издалека - не то называл своё имя, не то кричал мне убираться. Я поклонился ему, поклонился буйволу и больше не возвращался к ним.
Теперь же я постигаю то, как не быть собой. Являясь Ши, я каждый раз становлюсь кем-то другим, а становясь кем-то другим, я всё больше забываю, кем я был, а забывая это, я забываю сам привкус существования.
-Но если ты становишься кем-то, не значит ли это, что этот кто-то становится тобой? - спросил я.
-Если сможет найти дорогу, - сообщил мне человек у ручья, усмехнувшись.
-Что ж, - сказал я. - Я и раньше опасался рыбы, а после твоего рассказа, пожалуй, прекращу её и вовсе есть.
Я попрощался с Ши и отошел от него на несколько шагов, но затем вернулся и спросил, не собирается ли он стать цирюльником.

* - иначе Конфуций
** - Ши или Покойник - человек занимающий на время похорон место умершего. само слово Ши имеет в китайском языке много значений
*** - т.е. он был не на работе, в данном случае, не изображал человека, при жизни любившего посидеть у ручья
**** - иероглиф Ксяо имеет значение "ускользать", "не даваться".