Кажется, что в этой стране всегда время Юй-Шуй*. Дни шёл я, никого не встречая, и оттого позабыл многие слова, а из тех, что остались, не сложить и хайку.
Помня про путешествие Вень-Джао в стране малахитовых львов, спускался я вдоль течения ручья и маленькой реки и вот вышел на берег потока шестнадцати длин пояса. Там видел я странный мост - связан из волос и ивовых прутьев, а на мосту слугу с пустой цюи**, что глядел в уходящую воду.
Мой облик, пропущенный через тьму веток в пути, смутил, видно человека на мосту и не решался он подойти, но и в воду уже не вглядывался.
-Что за рыба водится в этой реке? - спросил я его.
-Только варвары ищут рыбу в проточной воде, - отвечал человек с цюи, - потомки Фао ловят её в озёрах и прудах. Кто ты, не знающий этого?
-Я пришёл из-за гор.
-Разве можно прийти из-за гор?
-Горы отделяют страны, и если не плывёшь по морю, что переваливаешь через горы.
-За горами только другие горы, а за морем другое море, - отвечал слуга с моста.
-Что ж, скажи мне, что за земли вниз по течению?
-Там озеро, где живёт князь Тасон***.
-А за озером? Лежит ли другое озеро?
-Нет, - вынужден был ответить слуга. - Но это значит только, что за этими лесами следуют другие леса.
-Порядок здесь иной, чем тот, к которому я привык в своей стране, - сказал я.
-Разве не один порядок под Небом? - спросил человек с цюи. - И если где-то, как ты утверждаешь, порядок другой, то разве не означает это, что и Небо там другое? Но как возможно такое?
-Но неужели не скажешь ты, что за одним небом будет другое небо? - спросил я.

-Я не знаю, - человек с цюи, в одежде слуги, но не слуга если судить по речам, стал выглядеть расстроенным. - Сантойчи, наследник Фао****, ответил бы как следует, но он умер.
-Кто был Сантойчи?
-Тот для кого построен этот мост, - отвечал человек с цюи. - Девять слуг растили свои волосы, чтобы был он построен и только мои, Сантойчи, волосы были слишком коротки, чтобы составить гибкость моста. Все эти слуги теперь где-то с Сантойчи, наследником Фао, и только я, Ве-Шунь, по-прежнему дышу воздухом этих берегов.
-Для чего же понадобился этот мост? - спросил я.
-Когда Сантойчи родился и маленьким лежал на простыне, камень с неба пробил крышу и упал рядом с его головой, на расстоянии не больше, чем в палец. Сантойчи схватил этот камень и не выпускал его, пока не подрос. Тогда решил он сделать камень гладким. Но никакой другой камень, или железо не оставляло на камне с неба следов. "Что же способно изменить его форму?" - задумался Сантойчи. И понял он, что только вода одолеет камень с неба. И тогда стал бросать его на этом месте по воде, так что он подпрыгивал по поверхности и оказывался на другой стороне. Тогда Сантойчи переплывал реку и снова бросал камень с той стороны. Наступили холодные годы и слуги сплели из своих волос для него этот мост, чтобы Сантойчи не мокнул каждый раз, перебираясь с одного берега на другой. Много лет скользил камень по поверхности воды и стал таким гладким, что превращал лунный свет в пение. Но Сантойчи этого казалось мало - ему как-будто был ведом предел возможного и для его достижения продолжал он точить камень.
-Разве не было у него помощника, чтобы бросать камень обратно с той стороны? - спросил я.
-Никто не осмелился взять камень, прилетевший с неба, - заверил меня Вешу. - Когда явились слуги Фальшивого Императора, Сантойчи проглотил плоский камень. Они подошли с двух сторон реки и зажали его на мосту. Тогда он прыгнул в воду.
Скорбь Ве-Шуня была столь тяжела, что маленькие птички-пятнашки, что вертелись вокруг нас с начала разговора, к этому моменту все перебрались на другой берег и уселись там на куст кислоягодника.
-И что с ним стало? - спросил я.
-Тасон, который называет себя князем, спрашивал меня о том же, - отвечал Ве-Шунь. - Кто знает? Погиб ли он или отправился в другую страну, может быть, в ту, из которой явился ты? Тасон, называющий себя князем, верит, что тело Сантойчи отнесло в озеро, где он стал деревом Бай-Сянь. О, он думает, что сможет добраться до плоского камня. Глупец - его слуги разбежались, устрашась гнева рощи у озера, а сам живет год за шесть и теперь, должно быть, совсем старик.
-Обладает ли плоский камень какими-то особыми свойствами? - спросил я.
-Кто знает? - отвечал Ве-Шунь. - Я знаю только, что Сантойчи всю жизнь так много конценрировался на камне, что в конце, думаю, в камне было больше Сантойчи, чем в самом Сантойчи. И если люди Фальшивого Императора полагали, что они убили Сантойчи, то убили скорее камень.
Из верхнего течения реки скрученными белёсыми волокнами протянулся туман, а вместе с ним и сумерки.
-Это случилось в вечерний час, такой же, как сейчас, - поведал Ве-Шунь. - И в этот час я смогу последовать за ним.
Он встал и отправился на мост.
-Постой, - окликнул я его, чтобы он обернулся.
-Что ты кладешь в цюи?
-Кабачки-головы. Они растут там, на поляне. Нужно подождать, когда взойдёт луна и из белых станут они фиолетового оттенка. Тогда - но не раньше - можно их срывать и готовить.
-Благодарю тебя, преданный Ве-Шунь, - сказал я.
Ве-Шунь прошел по мосту и прыгнул в воду. В этот момент я отвернулся, чтобы то, что могло с ним произойти, произошло, ведь чужие взгляды губительны для сокровенных вещей.

Ещё только подходя к озерной роще, я услышал крик - он начинался так, словно был вызван болью, но в конце становился глуше, словно каждый раз ярость и упорство брали верх над ней. Среди бесчисленных щепок в каком-то неведомом мне порядке двигался князь Тасон и теперь стоял перед дальним уже по счёту деревом Бай-Сянь с топором на земле и в комзоле на человека куда крупнее этого старческого тела. Глянув из-за плеча на меня, князь Тасон - если это был он - словно испуганный тем, что я могу помешать его делу, одним движением кисти забросил топор на плечо и тут же ударил по стволу. Я осторожно обошёл его вокруг, желая спросить о свойствах плоского камня, которыми князь был привлечён, но он был занят только одним. Тогда сел я на землю, держа взглядом князя, и стал медленно поедать сиреневый кабачок, который обильно приправил солью, что лишь несущественно улучшило его вкус.
Князь трудился, не щадя себя, и с каждым взмахом всё громче испуская этот свой крик. Через какое-то время в нём стали проступать слова:
-Предатели, худородные выкормыши, все, померли, сбежали, все, - это он, надо думать, имел в виду своих слуг. - Жри, свою сиреневую гадость, больше тебе ничего не видать, - это на мой, надо полагать, счёт.
При этом урон, который князь нанёс дереву, был столь ничтожен, что я поразился тому, сколько усилий было затрачено на предыдущие.
-Камень мой, себя зарой, никто не герой.
Я глядел на макушки деревьев и чувствовал, как они противятся князю, как шумом своим и дрожаньем земли отвечают на каждый его удар по стволу. Они лишили его рассудка, но не смогли отобрать упрямство.
-Что он за князь? - думал я. - Где его земли, где его слуги?
Почти не отдавая себе отчёта, я исподволь взобрался на холм и спустился по другой стороне его, чтобы быть подальше от криков старика. Однако история плоского камня занимала меня, так что мне хотелось дождаться момента, когда Тасон устанет и перестанет колотить по дереву. Но пришел вечер и крики его - хоть и стали совсем слабыми - всё так же сопровождали взмахи топора. Незаметно для себя я заснул, а проснувшись, нашёл запасы кабачков в цюи изрядно уменьшившимися, а крики старика по-прежнему пронзительными.
-Сан-ничи, сан-ничи *****.
Птички-пятнашки, которых я встретил на берегу, перелетели сюда за мной и без особого удовольствия поклёвывали оставленные стариком корки кабачков. Я собрался умыться и подумать над тем, куда девается вода, ведь не может же такое маленькое озеро, на берегу которого находилась роща, удерживать постоянно набегающий поток, и стал огибать старика по дуге, когда отметил, что криков, как и звука топора больше не слышно. Пробравшись меж стволов, я увидел, что старый князь Тасон валяется на земле, топор отброшен, а ногой он слабо пинает ствол, надрубленный настолько, что почти готов упасть. Я смотрел, как движения старика становились всё менее отчетливыми - теперь он словно плыл в забытье, подергивая конечностями. Но наконец это перестало быть необходимым. То, что старик умер, я понял по тому, как облегчённо вдохнула и выдохнула роща - и на мгновение наполнился её духом и сделался летучим и парящим. В этот момент порыв ветра с юга ворвался в проём рощи, который проделал старик со слугами в прежнее время и ударил точно в подрубленное дерево. Древесина треснула и верхняя часть ствола завалилась и упала на вбитые в землю клинья, да так точно, что разошлось на две половины. И там, в этом стволе - я подошел к нему в странном предчувствии - оказался странный вытянутый плоский камень. Я поднял его и, желая проверить остроту, провел по древесине, куда он с лёгкостью ушел целиком. Сопоставив этот эффект с усилиями, прикладываемыми стариком, я решил, что это и есть камень с неба, который заточил Сантойчи, или же - по словам Ве-Шуня - который сам и стал Сантойчи. Я обернул его в оторванный рукав, извинился перед духом князя Тасона, перед духом рощи и отправился прочь.
Птички пятнашки смотрели в мою сторону и пищали, решая, стоит ли им лететь за мной.
В этой стране каждый, кого я встречал, умирал. Будет ли и дальше так же?