ANSAR ХЕЛЬГИ АВАТАРЫ

Евразийство - это Анти-София
Тенденции к перерождению России попытался восприпятствать Вл. Соловьев, закончивший свою статью, названную им “Русская идея”, утверждением единства России с христианским миром Европы и Америки, писавший о невозможности осуществления национального призвания России иначе как с другими народами и для них [Шушарин Дм. Век «Вех» // http://infoart.udm.ru/magazine/novyi_mi/redkol/sh/vek.htm]. Соответственно объект, против котрого восстал с мечем Святой Софии Вл. Соловьев как раз и можно определить как «Анти-Софию»: «… в нашей национальной душе, в ее исподних пространствах, живет Антисофия (анти красота, анти добро и антимудрость), по-рабски жаждущая всегда одного – понадежнее прилепиться к телу жены или мужа, к привичному быту, к милым идейным предрассудкам, к воле вождя всех народов или к телу Матери-Церкви, чтобы вручить им свою судьбу и свою свободную волю и при этом во всех исторических неудачах России винить не себя, а порочные власти и исторические обстоятельства» [Иванов А.В. Снова о «вечно-бабьем» в русской душе // Вестник Моск.ун-та. Серия7. Философия. – М., 2009. – №3. – С.64-65].

Но у Вл. Соловьева это восстание вышло как-то жалко, неуверенно, невдохновленно, в то время как Н.Я. Данилевский чётко выступил против предлагаемого «бремени русского человека»: «... Тысячу лет строиться, обливаться потом и кровью и составить государство в восемьдесят миллионов, для того чтобы потчевать европейской цивилизацией пять или шесть миллионов кокандских, бухарских и хивинских оборванцев ... нечего сказать, завидная роль» [Данилевский Н.Я. Россия и Европа. — СПб., 1871. — С.63; Цит.за: Малявин С.Н. История русской социально-философской мысли. — М.: Дрофа, 2003. — С.28].

Но если Н.Я. Данилевский и Н.Н. Страхов призывали самозакрытся от остального человечества в некоем особом «славянском культурно-историческом типе», консерватор К.Н. Леонтьев молотом реальности раздробил и этот хрустальный иллюзорно-утопический проект: «... все славяне, южные и западные ... для нас, русских, не что иное, как неизбежное политическое зло» [Леонтьев К.Н. Дополнение к двум статьям о панславизме // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. — М., 1885. — Т.1. — С.77; Цит.за: Малявин С.Н. История русской социально-философской мысли. — М.: Дрофа, 2003. — С.46], и «… Россия не была и не будет чисто славянской державой, чисто славянское содержание слишком бедно для её всемирного духа» [Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. — М., 1885. — Т.1. — С.10; Цит.за: Малявин С.Н. История русской социально-философской мысли. — М.: Дрофа, 2003. — С.51].

К тому же, указывает К.Н. Леонтьев, сама Россия пришла, как и Европа, к третьему и окончательному возрасту развития — «вторичного упрощения»: «… Молодость наша … сомнительна, мы прожили много, сотворили духом мало и стоим у какого-то страшного предела» [Леонтьев К.Н. Византизм и славянство // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. — М., 1885. — Т.1. — С.198; Цит.за: Малявин С.Н. История русской социально-философской мысли. — М.: Дрофа, 2003. — С.50]. И попытка дугинских неоевразийцев своей экспрессивностью вернуть Россию в эпоху «цветущей сложности» («Нужно, – пишет Дугин, – включить в понятие русской идентичности максимально широкий культурно-исторический, социальный, духовный, языковой и другие параметры») равносильно вприскиванию транквилизаторов в дряблое и немощное тело старухи.

Красная Луна