Не всё так плохо в образовании! Читаю и радуюсь)) Разбор учебников истории России от старой либерастки. Множество перлов и оборотов, от которых на душе теплее становится. Старая проститутка на денежки Сороса (статья завершает цикл, первые три статьи из которого были опубликованы в № 5. Статьи подготовлены при финансовой поддержке Института «Открытое общество» («Фонд Сороса») по программе RSS, грант № 506/2000.)
печалуется:
http://his.1september.ru/articlef.php?ID=200300601Чему мы учим, преподавая историю
...В российских школьных учебниках 1990-х гг. нация предстает вневременным, вечным феноменом, а становление, «пробуждение» или «укрепление» русского национального самосознания рассматривается как важнейший «прогрессивный» процесс, начавшийся чуть ли не в догосударственную эпоху.
Так, утверждается, что уже в середине I тысячелетия н.э. «славянские племена осознали себя как этническое целое. Соответственно строилось поведение, формировалось сознание» [34, 12].
Лояльность «нации», «Русской земле» (а не царю, отдельному князю и т.п.) оказывается присущей русским людям с незапамятных времен. Соответственно, вечным и вневременным оказывается и понятие «национальной измены». О «предателях», сколь угодно древних, пишут самым гадливым тоном: «За изменником последовала лишь небольшая кучка приспешников» [23, 208]...
Новые учебники стремятся подчеркнуть не классовую или культурную расколотость, а единство нации;...
Другие учебники также утверждают извечный патриотизм «простого народа», обуславливающий, например, исключительно высокие боевые качества российских солдат или дружное «повсеместное сопротивление населения» продвижению Карла XII по Украине [23, 208]. Здесь также отражается биологическое представление о нации, поскольку национальное самосознание предстает не культурным, но скорее природным феноменом, который от приобщения к «высокой» культуре может только пострадать.
Характернейшая черта учебников по истории России — вера их авторов в то, что национальные интересы объективны и неизменны, т.е. практически абсолютны.
Во многих учебниках отчетливо просматривается взгляд на государство как на важнейшую национальную ценность; его создание признается заслугой, достижением народа; придает его жизни смысл.
«Создание сильной государственности, ее развитие на разных исторических этапах, успехи в хозяйстве и культуре, защите Отечества — заслуга самих русских и других народов, живших рядом с ними» [33, 9].
Один из излюбленных тезисов, кочующих из учебника в учебник, — особая незащищенность России, якобы выделяющая ее из ряда других государств. Незащищенность эта всегда замедляла развитие страны и «объективно» требовала милитаризации государства.
Исключительно большая роль «врагам» отводится практически везде. Новгород «славяне построили на севере для защиты от варягов» [23,
О Прутском походе: «Петр мог одержать “полную викторию”, если бы сумел как следует организовать преследование»; «боевые качества русских ошеломили врага» [33, 29].
Поражение в русско-японской войне в двух учебниках характеризуется как «украденная победа» [11; 12].
Победы же воспеваются совершенно неумеренно: «Весть о победе на Чудском озере разнеслась не только по Руси, но и по другим странам» [23, 65].
«Ништадтский мир означал победу не только над Швецией, но и над всеми дворами Европы с их происками, враждой и ухищрениями» [33, 39]...
Ненависть к врагам, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться Российскому государству, срока давности не имеет; даже в учебниках для 10—12-летних детей злодеяния тысячелетней давности живописуются самыми черными красками.
Наиболее страшным врагом (хотя и постоянным эталоном одновременно!) предстает Запад, который в зеркале школьной истории выглядит во все времена (начиная с XIII в.) сплоченным, хищным и мечтающим не то о тотальном «окатоличивании» России, не то о грабеже ее «несметных богатств».
В учебнике для VI класса рассказывается, что:
— во времена Ивана Грозного в России зарождались «признаки гражданского общества» [29, 217];
— опричнина была ничуть не страшнее, чем то, что творили в это же время европейские монархи, а Иван Грозный — не больший деспот, чем английская королева Елизавета [29, 234].
А уж когда речь заходит о действительно великих достижениях, самовосхваление переходит всякие рамки...
Однако слова о «национальной самобытности», «национальных традициях» встречаются в учебниках по отечественной истории весьма часто, и исключительно в положительном контексте (в отличие от таких нейтральных обозначений, как «особенности», «отличия», «своеобразие»).
«Несмотря на усиливающееся влияние Запада, культура Нового времени, формировавшаяся в России, была национальной по своему духу, впитывала в себя лучшие национальные культурные традиции» [37, 250].
Сентенции аналогичного содержания то и дело попадаются на страницах практически всех учебников, хотя содержание их, сентенций, как правило, не раскрывается.
«Устойчивость традиций — один из главных факторов, которые способствовали сохранению, выживанию и развитию народа» [33, 8].
Сообщается, что «традиции, пришедшие из глубокой древности, дожили, в разных объемах и проявлениях, до XVIII—XIX вв., нередко — до нашего времени. Это относится к хозяйственным навыкам [!] ... обычаям — языческим, раннехристианским, к чертам национального характера, народной психологии, самосознанию». В качестве примера таких устойчивых черт русского народа названы «патриотизм, уважение к предкам, монархизм» [33, 8].
Движение русской православной Церкви к автокефалии, к независимости от Константинополя, «замыкание» ее в национальных рамках описывается, как правило, с сочувствием и оценивается положительно, хотя некоторые авторы всё же отмечают, что автокефалия усилила подчиненность Церкви светским властям.
В ряде учебников [23; 33; 35; 37] даже преобразования Петра рассматриваются не как попытка вестернизации России, а исключительно как укрепление державы, создание Империи, что и оценивается как величайшая историческая заслуга царя.
Ну и, конечно, «бироновщина». «В правление Анны Россию наводнили выходцы из Курляндии и других прибалтийских провинций, в основном немцы» [23, 244]. Анна Иоанновна с Бироном «перенесли в Петербург нравы своего митавского двора. Царили распущенность нравов и безвкусная роскошь, казнокрадство и взяточничество, беспардонная лесть и угодливость, пьянство и азартные игры, шпионство и доносительство...
Тень бироновщины легла на страну — политический террор, неуважение к российским обычаям [обвинять в этом Бирона, но не Петра?], безудержное расхищение казны, мстительность сановников, всесилие Тайной канцелярии с ее пытками и расправами, муштра и жестокость в армии, засилье иноземцев» [33, 45].
Таким образом, в большинстве созданных в последние годы школьных учебников «патриотизм» преподается в целом в русле традиции, идущей от графа С.С.Уварова, а затем продолженной И.В.Сталиным во времена «борьбы с космополитизмом»; традиции, «обогащенной» некоторыми тонами национальной ущемленности и неполноценности.
Более человечная, либеральная и скорее «гражданственная», нежели «националистическая» парадигма прослеживалась в «ранних» учебниках [24; 25; 30], которые, однако, так и не смогли заложить основу для новой традиции патриотического воспитания.