husainov's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Sunday, June 1st, 2008
Time |
Event |
11:29a |
Ленин. Первое воспоминание. по заявке perebeia@lj. Заявку можно оставить здесь http://husainov.livejournal.com/48722.html Говорить о Ленине сложно из-за того отношения, что сложилось к нему еще с детства. Все-таки это «Лелин бабай», как говорила моя бабушка, что означает, понятное дело, «дедушка Ленин». Тем не менее какие-то воспоминания о нем есть. Сам он не удосужился это сделать, жаль. В общем, я обратил внимание на два эпизода – в раннем детстве он во всем подражал своему брату Саше и когда его спрашивали, как он будет поступать, он отвечал: «Как Саша». Ну, и знаменитая история – когда Володя узнал, что брат повешен, он сказал: «Мы пойдем другим путем». В общем, смысл жизни для Ленина крутился между авторитетом и его отсутствием, между чем-то, чему стоит поклоняться и тем, что его не заслуживает. Уж насколько он любил брата, но когда тот показал свою несостоятельность, он его отверг решительно и с тех пор никогда не вспоминал и т.д. Та же история была потом с Плехановым, Мартовым, да вообще со всеми, с кем сотрудничал Ленин. Уверен, что и Россию он уважал, вряд ли он способен был любить, но когда решил для себя, что она слаба, он с легкостью ее разрушил. | 4:45p |
Федо Достоевский. Первое воспоминание По заявке rudeforest@lj. Вот здесь http://husainov.livejournal.com/48722.html вы можете заказать разбор первого воспоминания какого-нибудь великого человека. http://www.ssga.ru/erudites_info/peoples/dostoevskii/part02.html
...на этот раз мне вдруг припомнилось почему-то незаметное мгновение из моего первого детства, когда мне было всего 9 лет от роду: я особенно любил тогда воспоминания из самого первого моего детства. Мне припомнился август месяц в нашей деревне; день сухой и ясный, но несколько холодный и ветреный; лето на исходе и скоро надо ехать в Москву опять скучать всю зиму за французскими уроками, и мне так жалко покидать деревню. Я прошел на гумна и, спустившись в овраг, поднялся в Лоск, так назывался у нас густой кустарник по ту сторону оврага до самой рощи. И вот я забился гуще в кусты и слышу, как недалеко, шагах в тридцати, на поляне, одиноко пашет мужик. Вдруг среди глубокой тишины я ясно и отчетливо услышал крик: "Волк бежит!" Я вскрикнул, и вне себя от испуга, крича в голос, выбежал на поляну, прямо на пашущего мужика. Это был наш мужик Марей. Мужик лет пятидесяти, плотный, довольно рослый, с сильною проседью в темно-русой, окладистой бороде. Я знал его, но до того никогда почти не случалось мне заговорить с ним. Он даже остановил кобыленку, заслышав крик мой, и когда я, разбежавшись, уцепился одной рукой за его соху, а другою за его рукав, то он разглядел мой испуг. "Волк бежит!" - прокричал я, задыхаясь. Я весь трясся, крепко уцепился за его зипун и, должно быть, был очень бледен. Он смотрел на меня с беспокойною улыбкою, видимо боясь и тревожась за меня.- "Ишь ведь испужался, ай-ай,- качал он головой.- Полно, родный. Ишь, малец, ай!" Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке... "Ну, полно же, ну, Христос с тобой, окстись". Но я не крестился; углы губ моих вздрагивали, и, кажется, это особенно его поразило. Он протянул тихонько свой толстый, с черным ногтем, запачканный в земле палец, тихонько дотронулся до вспрыгивающих губ моих, улыбаясь мне какою-то длинною, материнскою улыбкою... И тут, в Сибири, припомнилась мне эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачивание головой: "Ишь, ведь, испужался, малец!" И особенно этот толстый его, запачканный в земле палец, которым он тихо и с робкою нежностью прикоснулся к вздрагивавшим губам моим. И вот, когда я сошел с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом, и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моем. Я пошел, вглядываясь во встречавшиеся лица. Этот обритый и ошельмованный мужик, с клеймами на лице и хмельной, орущий свою пьяную, сиплую песню, ведь это тоже, может быть, тот же самый Марей: ведь я же не могу заглянуть в его сердце." Здесь оппозиция проста - тишина, покой, благолепие и ужас, всплеск адреналина. Всю жизнь Достоевский качался на этих качелях. так что кружок петрашевцев, игра не случайны, как не случайно и обращение к Богу, желание спокойствия.Именно поэтому, когда он прославился в первый раз, то он стал неадекватен и фаутически разрушил свою славу- хотел адреналина. |
|