husainov's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Friday, February 26th, 2010
Time |
Event |
9:48a |
Мавлид Сегодня -Мавлид, день рожденья пророка Мухаммада. Видение юного Мухаммада Мы смотримся в прошлое,словно Мальчишка глядится в стекло. Мы страстью больны поголовно - Увидеть добро или зло. На солнце случаются пятна, Бывает порой недород. Но люди живут не обратно, Единый у Времени ход. И что же мы видим- мальчишку, Стоит он себе, сирота, Прижавши к груди свою книжку, Он молча глядит- неспроста. Босой и оборванный, нищий, Спокойно он смотрит вперед. Довольный судьбою и пищей, Он ждет. Но чего же он ждет? Зачем он не ведает страха? Какое он ждет торжество? Еще он увидит Аллаха, и Голос услышит Его! | 4:42p |
Уфимцы  Слева направо: Зухра Буракаева, прозаик, переводчик, сценарист. Алия Яхина, театральный менеджер. Айсуак Юмагулов, кинорежиссер | 6:02p |
Вот так плавание Удивительный исторический документ открыл нам глаза на истинные нравы того времени В Англии на частном аукционе Bonhams в ближайшее время будет выставлен на продажу удивительный документ эпохи расцвета парусников, дневник человека, совершившего 172 года тому назад путешествие на обычном паруснике из Англии в Австралию. Корабль назывался Planter, из Англии в Австралию он перевозил грузы и эмигрантов, в ноябре 1838 года он вышел из Лондона на Аделаиду. 225 страниц старинного блокнота в кожаном переплете рассказывают интереснейшие вещи про нравы и обычаи той эпохи. Мы выросли на книгах Жюля Верна, Вальтера Скотта, Роберта Стивенсона и прочих романтиков, в розовом свете описывающих путешествия и парусники того времени. Дамы в пышных платьях, галантные кавалеры, мужественный капитан и под стать ему матросы… А вот что было на самом деле, по словам очевидца, некоего Джеймса Белла – все плавание было сплошной оргией, групповым сексом, беспробудным пьянством и драками, и в этой оргии участвовали все, от капитана и матросов до эмигрантов. На паруснике было 11 девушек-сестер, дочерей доктора-проповедника Макгована, а также целый табун проституток. Капитан переспал с двумя дочерьми, затем они и другие их сестры перешли к помощникам капитана, особенно отличился старший помощник, на глазах Белла трогательно прощавшийся перед выходом в море с женой и сыном. Чем дальше уходил парусник в океан, тем сильнее бесчинствовали и буйствовали все, кто на нем был. Дрались за девушек – дочерей проповедника и за девок, плывших в Австралию за большими деньгами, дрались просто так спьяну или проигравшись в карты. Пили беспрерывно и беспробудно. Историк Феликс Прайор, в чьи руки попал дневник, говорит, что прочитанное сразило его наповал. Он-то ждал романтических описаний закатов и восходов, летучих рыбок и звездного неба, восторженных слов в адрес благонравных девиц и драматических строк, описывающих ужасы шторма. Вместо этого на него свалилась какая-то дикая пародия на морскую жизнь, на нравы и обычаи 19-го века, жестокая карикатура. Прайор говорит, что помимо прочего, он удивился тому, как парусник вообще куда-то доплыл, а не утонул по дороге. Мы по сравнению с нашими предками – сущие пуритане, если конечно, не считать наших олигархов и власть имущих. Но даже им далеко до откровенности, бесстыдства и жестокости 19-го века, столь красивого на страницах привычных нам романов и фильмов. http://www.echo.msk.ru/blog/voitenko/659261-echo/ | 6:12p |
Милославский, Бродский, et cetera Дело заключается в следующем. Существовало и по сей день существует некое подобие традиции, в согласии с которой Бродский, по крайней мере, наружно — «всегда был старым евреем в теплом жилете» (К. К. Кузьминский), «поэтом-бухгалтером» (Э. В. Лимонов), неким милым инородцем, — шалым, неуживчивым, болезненным, хотя и очаровательным созданием, которому встречные хулиганы безнаказанно «подставляли ножку» (А. Г. Найман). Этот облик признавался общепринятым; под него, — отчасти, безсознательно, избирались и чуть ли не ретушировались фотографические снимки. Но облику этому — ни в чем не соответствовали сочинения Бродского: все это мрачное, гулкое, исполненное зловещей обстоятельности, выверенное бормотание почти сомкнутых уст; слова Бродского не терпели пустоты, пролетов, взвизгов, даже чересчур глубоких вздохов; он фильтровал феню — и потому основной корпус его стихов представляет собою черные, без блеска и изломов, скальные наросты вулканического происхождения, озаряемые ночным рассеянным светолучением, испускаемым не Луною, но Сатурном, Ураном и Марсом — при сильном, однонаправленном, без порывов, мокром западном ветре [2]. Западный ветер не принесен сюда метафорою; зрелая поэзия Бродского, с точки зрения «суммы приемов» — есть как бы воссоздание («перевод») в отечественных пределах некоего неведомого, несуществующего европейского подлинника, — англосаксонского, по преимуществу. Думаю также, что стихи его весьма проигрывали в авторском чтении с кафедры; в публичном голосе поэта было чересчур много мелики и высокопарного рыдания [3]; но и в любом другом чтении вслух Бродский проигрывает; его следует читать про себя, и не с листа, а по возможности на память, отгородясь от посторонних шумов: тому выражению, которое навечно застыло и утвердилось на лице его стихотворений, мешает дробная мимика, неизбежная при артикуляции. http://nk.kojapress.com/critics/miloslavsky.html |
|