husainov's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Tuesday, March 9th, 2010
Time |
Event |
11:37a |
Отрывок из эпоса "Урал батыр" Еще учась в Литературном институте, я начал переводить башкирский народный эпос "Урал батыр". По разным причинам, дело дальше ста строк не пошло. Предлагаю этот отрывок вашему вниманию.
УРАЛ-БАТЫР
башкирский народный эпос
отрывок.
Давным-давно,в древности, Когда людей не было, Бродить было некому, Что суша здесь находится, Вызнать было некому, Окружена морской водой, Была здесь местность одна. И жили в те времена Старик по имени Янбирде Со старухою Янбикой. Куда бы они не пошли, Преграды им не было никакой. И старик, и старуха та Откуда они пришли, Где мать и отец, где земля-вода, Что было давным-давно, Успели забыть, говорят. Одни-одинешеньки в тех краях Начали жить, говорят. Жили-были, и вот детьми Обзавелись, говорят. Шульгеном был старшой, Уралом был меньшой. И в безлюдном месте том Так и жили вчетвером. Добра они не множили, И не имели утвари, Чтоб печь разжечь и хлеб испечь Хозяйства у них не было. Болезни их не трогали, Про смерть они не ведали. Лишь мы погибель на земле Всему живому, думали. Не на конях охотились, Не с луками охотились, На львах могучих ездили, Им рыбу щур отлавливал, Бил птицу кречет яростный, Пиявку- кровь отсасывать Себе служить заставили. Водилось это издавна, Иль Янбирде то выдумал, А может быть, с теченьем лет Обычным это сделалось- Поймают зверя хищного, И зверь самцом окажется, То Янбирде и Янбике Вдвоем сьедают голову. Шульгену же с Уралом, И псу,и льву могучему, И щуке вместе с кречетом Все остальное скормят. А если зверя выловят, И зверь тот будет самкою, То сердце зверя этого Лишь муж с женою пробуют. Поймают травоядное, Пиявку прицепляют, Из высосанной крови Питье приготовляют. Пока дитя не вырастет И не начнет охотиться, Ни голову, ни сердце, Ни то питье из крови Пить-есть не разрешают, Строго запрещают. Дети быстро подрастали, Пониманье обретали, Одному уже двенадцать, А другому десять лет. Сяду я на льва- один говорит, Кречета пущу- другой говорит, Все отцу покоя нет. Тут дает им Янбирде Наставление такое: - Оба- дети вы мои, Очи ясные мои, Зубы у вас молочные, Члены еще слабые, Ни сукмара в руки взять, Ни кречетом управлять, Льва могучего оседлать- Нет у вас умения. Что даю вам- кушайте, Что скажу- делайте: Обучайтесь ездить, На олене пробуйте, И пока лишь на скворцов Кречета пускайте. Если пить захочется- Пейте воду чистую, Из ракушек с кровью Ничего не пейте. Так сказал им Янбирде, Братьев поучая. Чтоб они не пили кровь, Вновь предупреждая. | 12:12p |
Стихи Хусена Хамхоко Выложил на сайте "Национальная литература" стихи адыгейского поэта Хусена Хамхоко. Подстрочный перевод Нальбия Куёка. художественный перевод Кирилла Анкудинова kirillankudinov@lj. Спасибо за предоставленные тексты! | 1:32p |
о превращениях Друзья:
Об Улановой, Цветаевой... О женщинах, и мужчинах, отсюда: http://community.livejournal.com/tsvetaeva/202898.html
Из книги: Смирнов И. Причуды памяти // Воспоминания об Аркадии Штейнберге: "Он между нами жил..." / Сост. В.Г. Перельмутер. -- М.: Русский импульс, 2008. -- С. 236.
"Насколько большинство Акимычевых новелл окрашивал его замечательный грубоватый юмор, настолько здесь он бывал серьёзен и даже, пожалуй, романтически возвышен. Начиналось, как правило, с вопроса: "Старик, я рассказывал вам, как первый раз увидал Уланову в "Жизели"?
В балете есть сцена, где Жизель видит Принца и внезапно преображается. Этим невозможным, небывалым, волшебным преображением Жизели-Улановой Штейнберг был буквально сокрушён. И через двадцать лет он всякий раз переживал чудо, явленное великой балериной. Даже порывался что-то такое плечами изобразить.
Но в тот первый раз, выйдя из Большого, где испытал столь чистый восторг, он никак не мог отделаться от мысли, что когда-то ему уже случалось видеть нечто похожее. Смутное видение всплывало в памяти, но тотчас ускользало. Спустя время, Штейнберг наконец вспомнил.
Предвоенная московская зима, сразу после первой отсидки. Безденежье. С трудом добытая переводческая подёнка. Долгожданный "выплатной день" и длиннющая очередь к окошку кассы Гослита. Множество знакомых лиц, шум, разговоры. Кто-то из приятелей, кажется, переводчик Володя Бугаевский, указывая глазами, шепчет: "Смотри, Цветаева".
Бессильно прислонившись к стене стоит седая женщина, почти старуха, безучастная ко всему окружающему. Откровенно "неженственны" перекрученные чулки в резинку, стоптанные туфли; весь облик рождает чувство жалостливой брезгливости, словно при виде вокзальной побирушки. (Нетерпимый к женской неухоженности Штейнберг бывал в описании этом много более резким. Не ручаясь за дословность, невольно смягчаю тон.)
То ли его отвлекли, то ли он сам, смутившись, отвёл глаза, но когда через мгновенье снова глянул в ту сторону, чудо уже произошло: красавица с гордо поднятой головой, сияя взглядом, буквально летела кому-то навстречу в страстном порыве...
Завершался рассказ нарочито буднично. Будто застеснявшись собственного пафоса, Штейнберг просто говорил: "По коридору шёл Арсик Тарковский". И всё. Никаких комментариев на эту тему никогда слышать мне не доводилось". ...
via violanatans@lj
|
|