"Главный принцип деления, классифицирующий человеческие существа на мужчин и женщин, предписывает первым только игры, достойные того, чтобы в них играли [войну и политику], при этом настраивая их усвоение установки воспринимать серьезно те игры, которые социальный мир утверждает как серьезные. Это самое привычное illusio, которое делает из человека мужчину...
Женщины обладают привилегией (совершенно негативной) не поддаваться соблазну играть там, где борются за привилегии... Они могут даже воспринимать это как тщетное занятие и до тех пор, пока не окажутся вовлеченными в нее "по доверенности", взирать с иронической снисходительностью на отчаянные усилия "мужчины-ребенка" быть мужчиной и на разочарование, в которое его повергают неудачи. По отношению к самым серьезным играм они могут занять позицию зрителя, наблюдающего бурю с берега, за что их могут считать легкомысленными и неспособными интересоваться серьезными вещами, например политикой. Поскольку эта дистанция является результатом их доминирующего положения, то чаще всего они обречены участвовать в этих играх "по доверенности", в виде эмоциональной солидарности с игроком, что не означает настоящего интеллектуального и эмоционального участия в игре. Поэтому часто они являются преданными, но плохо информированными о реальности игры и ее ставках сторонниками*.
* Это хорошо видно на примере участия молодых женщин из народных слоев в спортивных страстях "своих" мужчин, которые, в силу своего аффективного характера, может восприниматься мужчинами только как легкомысленное и даже абсурдное; так же как противоположное отношение, чаще всего после свадьбы, завистливой враждебности по отношению к увлечению теми вещами, к которым у них нет доступа."
Пьер Бурдье. Мужское господство (с. 326-331) // Социальное пространство: поля и практики. СПб.: Алетейя, 2005.
Новейший французский аналитический мыслитель Болтански утверждал, что он никогда так не смеялся, как во время чтения Бурдье. Разве что во время чтения Хайдеггера.
Я бы выразил все, что меня терзает, говорил Чоран, если бы не то ужасное обстоятельство, что я не музыкант. Duke&Coltrane - это одна из тех пластинок, с которых я начила слушать джаз. У меня был проигрыватель CD, несколько дисков со сжатым звуком в неважном качестве и много свободного времени. Музыка твердо высвечивает прошлое, я хорошо помню. Для меня эта пластинка является классической, хотя в истории музыки она, скорее всего, случайна.
26 сентября 1962 года состоялась студийная запись, в которой помимо Дюка Эллингтона и Джона Колтрейна приняли участие басисты Аарон Бел и Джимми Гаррисон и барабанщики Сэм Вудьярд и Элвин Джоунз. Бел и Вудьярд представляли Дюка, Гаррисон и Джоунз обычно играли с Колтрейном. В альбоме всего семь композиций. Отроваться Колтрейну частично удалось только в трех: Take The Coltrane, Big Nick и Angelica. Более классически звучат остальные композиции, в том числе Stevie, которую я выложил отдельно.
По большому счету, между выразительными средствами Дюка и Колтрейна, находящегося в 1962 году на пике своей карьеры, лежит пропасть. Именно поэтому это далеко не лучший альбом в истории джаза. Зато один из самых дорогих лично мне.
Рецензии на Amazon.com.
Пластинка (74 Мб, 320 Кбит/с).