Тот же вопрос - о номинальности нашего православия. Можно конечно очень усердно внушать всем, что, дескать, ересь еще надо доказать. - Ну «доказать» это вопрос не столько времени, сколько желания. Если большинство богословствующих соглашается с ересью, тем самым ересь исповедуя, то станет ли это большинство вообще поднимать вопрос о ереси, тем паче, что большинство это владеет и умами и остатками иных некоторых ресурсов… - Доказать не вопрос уже теории. Бодрая мысль что теория от практики не зависит, главное - спасаться, т.е. иметь практику эту «спасительную» целью жизни, встроена в сами «основы» нашей «православной культуры». Молиться, поститься и, как все хорошо знают, слушать... кого-то поставленного для этого. Ну и, слушая – слушаться. То что практика эта насквозь пропитана безлюбовными предпосылками, перечислим их еще раз – монахообразность всей земной жизни Христа и, следовательно, болезненная напряженность Его человеческой природы, не откликающейся на «страсти», благодаря непрестанной поддержки Божества, а, значит и следование за Христом не как за Непорочным Агнцем, ведомым на заклание, а как за совершенно другим – нежертвенным символом грехоотпускания, выгоняемым в пустыню со страстями человеческими…. В сущности современное монашество утвердилось в некую человеческую религию с элементами христианства. Ее псевдо-эзотеричность создает образ неотмирности и космичности, в самом деле – довольно призрачный, потому как любое приближение к реалиям монашества выявляет скорее брошюрность (язык не поворачивается сказать – «книжность») всей этой мистики. Недетскость делает ее безлюбовной. Нежертвенный, то есть – формальный уход «в пустыню» с возом грехов и своих и чужих (во заботливость-то…), делает всю эту религию культовым исправлением. Борьба же с двумя тягчайшими – злобой и блудом легализует практику очень надежно. Поставление же самой борьбы поперед веры и надежды и любви, коим и следует научать, передавая своим опытом всю их силу, подтверждается выращиванием школы «борцов», такой школы где еще и важна преемственность старчества и духовничества, дабы Церковь могла видеть и оценить духовников как носителей «христианского духа». Не монашеского, а именно - духа самого христианства… Учителей веры и любви христианской – много ль мы видим вокруг себя? Тех, кто верой своей заражает людей, делая их маловосприимчивыми на грех…. Тех, чья вера заставляет людей каяться в своих грехах не формальной исповедью, а подлинным изменением себя до образа отца и Отца, учителя и Учителя? Ежели такой человек и появляется – быстро становится объектом обвинения в протестантизме или католицизме, или – чего угодно, что померещится законникам и хранителям… Воистину людей таких сейчас – крохи земные…. И именно таких людей надо молить у Господа, что б посылал их для размягчения черствейших сердец наших…