проходное

Розанов живописал Евангелие и Христа так, как слышалось ему фоном: в общении со священниками и монахами. Маловероятно, что б такой скользящий поверх текстов писатель, мог сам сосредоточиться на словах Евангелия. И в этом смысле Розанов проговаривал несторианское понимание Евангелия лучше монахов, потому как не входил в клан. Клан может быть и сказал бы то ж самое, но пришлось бы потрудиться подписывать под каждой мыслью, что тут разумение «духовное», с первого духовного толчка непонятное, требующее некоторого прохождения пути. Розанов же писал, как читалось в устах окружения, самого фона…:

      «Христос никогда не смеялся. … Я не помню, улыбался ли Христос. Печать грусти, пепельной грусти -  очевидна в Евангелии. Радости в нем есть, но совершенно особенные, схематические, небесные; радости с неизменной высоты над землей и человечеством. Не будем обманываться «лилиями полевыми». Это, во всяком случае не ботаника и не садоводство, не наука и не поэзия, а только схема, улыбка над землею. В том то и дело, что Евангелие действительно не земная книга, и все земное в высшей степени трудно связуемо или вовсе не связуемо с ним в один узел; не связуемо иначе, как искусственно и временно. … я предложу вам представить одну из юных жен евангельских или которого-нибудь апостола – извините за смелость – влюбленным. Я извиняюсь, и вы чувствуете, что я должен был извиниться. Отчего? По мировой несовместимости влюбления и Евангелия. …. Церковь позволяет священникам жениться, но на ком-нибудь и сейчас, без выбора и влюбления, т.е. так все обставлено в их женитьбе, что жених может или должен быть влюблен в невесту не больше, чем офицер в солдата…  … любовь, из которой , казалось бы и рождается брак, пройдена гробовым в нем молчанием, и даже преднамеренным, роковым, поту-светным. Ни смеха, ни влюбленности нет в Евангелии, и одна капля того или другого испепеляет все страницы чудной книги, «раздирает завесы» христианства.»  («Темный Лик. О Сладчайшем Иисусе…»)

Розанову никто так всерьез и не возражал. Возмущались – да.  Но возмущались – не предъявив интеллектуальной основы своим возмущениям. Розанов просто проговорил несторианство - лучше всех, понятнее всех. Он лучше всех его прочувствовал в самой практике Церкви.

Бессмысленно с Розановым спорить и возражать ему, что это не так. Что все, чего он не увидел в Евангелии – там есть. Традиция прочтения Евангелия зависит от обоснований Христологического догмата. От того, каким Человеком был Христос. А он – догмат  уже давно понимается в несторианском прочтении.