| |
[Jan. 1st, 2019|11:19 am] |
Эдуард Лукояновдт.
Борщ — это такое же русское чудо, как нечаянно найденный красавец боровик, ток глухарей среди утренней росы или явление кикиморы. Кто не умеет, не хочет или не может сварить борщ, тот человек, несомненно, обреченный. На челе его отметина Нового Каина — существа «современного», «продвинутого», потребляющего и раздающего из пустоты в пустоту.
Бывают борщи разные. Горячие и холодные, мясные и вегетарианские, иные борщи начинены питательной фасолью. Но всяк борщ есть орудие познания, а его приготовление — потайная алхимия, впитанная с кровью древних предков.
И раз уж заговорили о разновидностях борща, то стоит отметить, что вегетарианский, как ни странно, наиболее посконный. Ведь русичи не включали мясо в свой рацион до окончательного установления связей с западной цивилизацией. Да, древние московиты питались борщами сугубо овощными. Даже Иван Грозный.
Когда найдете немного свободного времени, а лучше — прямо сейчас, надевайте шерстяные носки, берите казан, сковороду, капусту, свеклу, морковь, лук, картофель, мельницу с душистым черным перцем, чеснок, забирайтесь в электричку и езжайте час-другой в любом направлении. Затем сойдите на безлюдной платформе, углубитесь на несколько верст в лес, и там же приготовьте себе борщ. Поверьте, этот полезный духовный опыт вы повторите еще великое множество раз, стоит только попробовать. Но не съедайте весь казан, оставьте немного истинным, а не временным обитателям леса. Они памятливы и в следующий раз могут подсунуть мокрый хворост или сгноить чеснок прямо в мешке, пока вы засмотрелись на костер.
И еще немного о метафизике борща. Борщ приходит к нам с огорода. Огород — это культурное, мифическое продолжение леса. Все в мире проходит через три стадии саморазворачивания: реальность — миф — эссенция. Осада Трои — суд Париса — «Илиада». Лес — огород — борщ.
Рассказали мне тут, как один нижегородец чертей нагнал занятно. Он убивал людей, а тела прятал в подвале, но особым образом: он закапывал их по пояс. Всего он так уничтожил троих. И вот приходит милиция, светит фонариком и видит три трупа, торчащих из земли: голова, туловище, руки свисают.
Я сразу подумал: что-то мне это напоминает. И вскоре понял. Нижегородский душегуб отсылает нас к «Божественной комедии», а именно — к описанию страданий Люцифера, вмерзшего по пояс в ледяное озеро Коцит:
Мучительной державы властелин
Грудь изо льда вздымал наполовину;
И мне по росту ближе исполин,
Чем руки Люцифера исполину;
По этой части ты бы сам расчел,
Каков он весь, ушедший телом в льдину.
О, если вежды он к Творцу возвел
И был так дивен, как теперь ужасен,
Он, истинно, первопричина зол!
И я от изумленья стал безгласен,
Когда увидел три лица на нем;
Одно — над грудью; цвет его был красен;
А над одним и над другим плечом
Два смежных с этим в стороны грозило,
Смыкаясь на затылке под хохлом.
Такие вот диковинные бродят шатуны по промзонам земли русской. Даже собратьев своих умертвить не могут без ссылок на шедевры мировой культуры.
Как известно, люди из племен, которых белый человек считает первобытными, отсталыми, зачастую испытывают проблемы с абстрактным мышлением. Выражается это, например, при счете.
Если, скажем, туземцу нетронутой тундры показать одну сосну и попросить посчитать, он скажет: «Здесь одна сосна». Если показать три сосны, он ответит: «здесь три сосны». Если показать ему шестьдесят шесть сосен, он скажет: «Много сосен», но не скажет: «Сосновый бор». В его языке есть лишь множество конкретных объектов, но нет абстракции, их объединяющих.
По этому поводу я вспомнил, что в советском фильме про старика Хоттабыча была следующая сцена. В цирке он попробовал эскимо, ему понравилось, и он съел все эскимо, какое было. Как мне казалось, он не покупал мороженое, а наколдовывал его, вырывая клоки из бороды.
И вот я задумался: если Хоттабыч наколдовывал себе по одному эскимо, а не сразу, скажем, ящик, то он выходец из примитивного племени. Если же он наколдовал себе целый холодильник мороженого, то он представитель развитого народа.
Я нашел заинтересовавший меня фрагмент и обнаружил, что память меня подвела. Он сначала съел одно эскимо, а потом просто купил у продавщицы целый поднос.
Хотя мог бы не тратить время, а просто погуглить и узнать, что место его рождения неизвестно, потому что он даже не человек, а джинн. Леший, если по-нашему.
Жил со мной по соседству мальчик Саша. Сейчас бы про него сказали, что у Саши порнозависимость, но тогда никто таких слов не знал.
Время от времени он брал в киоске бутылку лимонада и шел вечером домой. Пацаны, набегавшиеся за день в футбол, говорили:
— Сань, дай соку попить. (Почему-то в тех краях приторную подкрашенную шипучку называли соком).
Саша всегда отвечал отказом:
— Это мне на ночь.
Что за странная причуда — пить лимонад, когда все люди спят, генерируя в телах своих энергию, столь необходимую для нового дня?
А Саша вот не спал.
Он заводил будильник на четыре часа, просыпался в это время, включал телевизор и открывал бутылку лимонада. В это время по местному телевидению показывали хардкорное порно.
На следующий день к Саше забегали соседи и звали играть в футбол. Странно, наверное, звать играть в футбол мальчика, который ночами не спит и соком не делится. Но у него был хороший кожаный мяч, а главное — насос.
И вот он выходил во двор. Под глазами — темные круги. Зевает.
— Встал в четыре, — рассказывал Саша, лениво чеканя мяч, — включил телевизор, а там негр на кровати лежит и дрочит. Посмотрел, выключил, лег еще поспать. Через полчаса встаю, включаю, а там все тот же негр лежит на кровати и дрочит.
Была у него еще кассета, на которой значились два слова: «Мортал комбат». На ней изначально хранился кинофильм «Смертельная битва». Хитроумный Саша знал, что родители его считают эту ленту безобразной и потому не будут смотреть.
Поверх «Смертельной битвы» он записывал фрагменты того, что транслировалось ночами. И вот сидит Саша дома один, перематывает кассету. А там то красавчик Джонни Кейдж сносит голову Скорпиону, то девушке в лоно ее кусок пиццы кладут, чтоб согревала и соусом капала.
Такой вот видеоарт. Хоть сейчас у Соломона Гуггенхейма выставляй.
Нынешнее поколение напрочь девальвировало смерть. Видел недавно девочку в футболке с надписью по-английски: «Ты не можешь меня убить, потому что я уже мертва». А если все же попробую? Уверен, что все-таки смогу.
Или, например, недавно в Перми некий творец заменил в инсталляции «Счастье не за горами» слово «счастье» на слово «смерть». Это уже девальвированная некрофилия. Габриэль Витткоп не переворачивается в гробу.
Да вот даже от одного умного эстета я услышал однажды фразу, которая меня покоробила: «Зачем бояться смерти? Может, и в самом ее моменте есть что-то прекрасное».
Не говорю уж о модных нынче некрокафе, где собираются за чашкой ванильного рафа покобениться друг перед другом трюизмами о том, что в смерти нет ничего страшного. «Такова жизнь», — вздыхает Смерть, провожая Утку в последнее плаванье с тюльпаном. Книга замечательная, трогательная, лживая.
Нет в смерти ничего забавного, стильного, прекрасного, естественного. Смерть приходит в муках, унижении. Не бывает тихой спокойной смерти в окружении близких. Каждый умирает в одиночестве со словом «лиомпа» на устах.
Я очень боюсь смерти. И всем советую ее бояться.
Современное искусство, полагаю, началось с «Происхождения мира» Гюстава Курбе. Думаю, не скажу ничего оригинального, если укажу на то, что для этого полотна разговоры и толки вокруг него стали важнее изображенного. Потом это назовут концептом. В фильме Йорга Буттгерайта «Шрамм» главный герой сожительствовал ровно с таким концептом в виде резинового женского таза. Потом людей начал убивать.
Всякий концепт в искусстве есть порождение того же порядка, что и желтейшая из желтой прессы. Что интересовало современников Курбе? Правильно, современников Курбе больше всего интересовало, кто был моделью. Жить не могли без этого знания, как сейчас мы не можем жить без интимных фото Наташи Королевой и Сергея «Тарзана» Глушко.
Уорхол с Кошутом недалеко ушли, да и все концептуалисты (кроме Монастырского, Монастырский — барон). Их вредный для окружающей среды мусор ведь тоже не на помойке лежит лишь благодаря окружившему их пустословию.
Но вернемся к Курбе. Какой мелкотравчатый скандалец произвела его картина, какой убогий фурор. Хотели уничтожить, истребить, но в итоге «Происхождение мира» повесили на почетное место в Орсе, вставили в роскошную раму, стены на фоне покрасили в бордовый, приглушили свет. Чтоб совсем как в бардаке было.
И вот ходят гости музея и застенчиво просят сфотографировать себя на фоне, чтоб перед друзьями похвастаться. Тогда начинается самое интересное — дискуссия.
Одни заявляют, что это не искусство, а порнография (можно подумать, мы в легкой эротике живем), сучат ножками, призывают к разуму. Другие пользуются случаем, чтобы показать, что они люди широких взглядов, да к тому же ценители прекрасного. Тут самое страшное начинается:
— Вас смущает то, что есть у каждой женщины? То, что дало вам жизнь? Ханжа. Меня вот нисколечко не смущает.
Другие идут дальше и становятся в позу авторитетных физиологов и больших знатоков человеческой плоти:
— Волосяной покров женского типа, вульва правильной формы. По-моему, прекрасная вещь.
Переводчик де Сада Иван Иванович Карабутенко на моей памяти часто любил повторять: «Никто не выслушивает каждый день столько глупостей, сколько картина в музее».
Но в данном случае картина будто для этого и написана. Не сочтите за виктимблейминг.
В былые времена, если поскользнется старуха на льду и расшибется, говорит:
— Долго ли муки сея будет?
А старик ей ответит:
— До самыя смерти!
А в наше проклятое время в аналогичной ситуации услышишь только:
— Что ты, бля, падаешь, еб твою мать?
https://youtu.be/ldv9jfwdHjg
(Обрушение пешеходного моста в парке Горького Москва в новогоднюю ночь) |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}