Ужинали они не в отеле, где электрический свет потоками вливался в большую столовую, отчего она становилась похожа на огромный, дивный аквариум, за стеклянной стеною которого рабочий люд Бальбека,рыбаки и мещане с семьями, невидимые в темноте, теснились, чтобы насмотреться на чуть колышущуюся на золотых волнах, роскошную жизнь этих людей, столь же непонятную для бедняков, как жизнь рыб и необыкновенных моллюсков. (Проблема громадного социального значения: всегда ли стеклянная стена будет охранять пир сказочных этих животных и не придут ли неведомые люди, которые сейчас жадно глядят из мрака, выловить их в аквариуме и съесть?) Пока что в этой стоявшей на месте и сливавшейся с мраком толпе находился, быть может, писатель, знаток человеческой ихтиологии, и, глядя, как смыкались челюсти старых чудищ женского пола, проглотивших кусок, забавлялся тем, что классифицировал их и определял их врожденные и благоприобретенные свойства, благодаря которым старая сербка с ротовой полостью, как у крупной морской рыбы, только потому что она с детства обреталась в пресных водах Сен-Жерменского предместья, ела салат, точно какая-нибудь Ларошфуко. М. Пруст Под Сенью Девушек в Цвету.

"За год до недорода Мавра Фетисовна забеременела семнадцатый раз. Ее мужик, Прохор Абрамович Дванов, обрадовался меньше, чем полагается. Созерцая ежедневно поля, звезды, огромный текущий воздух, он говорил себе: на всех хватит! И жил спокойно в своей хате, кишащей мелкими людьми – его потомством. Хотя жена родила шестнадцать человек, но уцелело семеро, а восьмым был приемыш – сын утонувшего по своему желанию рыбака. Когда жена за руку привела сироту, Прохор Абрамович ничего против не сказал:

– Ну, что ж: чем ребят гуще, тем старикам помирать надежней... Покорми его, Мавруша!

Сирота поел хлеба с молоком, потом отодвинулся и зажмурился от чужих людей.

Мавра Фетисовна поглядела на него и вздохнула:

– Новое сокрушение Господь послал... Помрет недоростком, должно быть: глазами не живуч, только хлеб будет есть напрасно...

Но мальчик не умирал два года и даже ни разу не болел. Ел он мало, и Мавра Фетисовна смирилась с сиротой.

– Ешь, ешь, родимый, – говорила она, – у нас не возьмешь – у других не схватишь...

Прохор Абрамович давно оробел от нужды и детей и ни на что не обращал глубокого внимания – болеют ли дети или рождаются новые, плохой ли урожай или терпимый, – и поэтому он всем казался добрым человеком. Лишь почти ежегодная беременность жены его немного радовала: дети были его единственным чувством прочности своей жизни – они мягкими маленькими руками заставляли его пахать, заниматься домоводством и всячески заботиться. Он ходил, жил и трудился как сонный, не имея избыточной энергии для внутреннего счастья и ничего не зная вполне определенно. Богу Прохор Абрамович молился, но сердечного расположения к Нему не чувствовал; страсти молодости, вроде любви к женщинам, желания хорошей пищи и прочее, – в нем не продолжались, потому что жена была некрасива, а пища однообразна и непитательна из года в год. Умножение детей уменьшало в Прохоре Абрамовиче интерес к себе; ему от этого становилось как-то прохладней и легче. Чем дальше жил Проход Абрамович, тем все терпеливей и безотчетней относился ко всем деревенским событиям. Если б все дети Прохора Абрамовича умерли в одни сутки, он на другие сутки набрал бы себе столько же приемышей, а если бы и приемыши погибли, Прохор Абрамович моментально бросил бы свою земледельческую судьбу, отпустил бы жену на волю, а сам вышел босым неизвестно куда – туда, куда всех людей тянет, где сердцу, может быть, так же грустно, но хоть ногам отрадно."

<<<<Прохор Абрамович моментально бросил бы свою земледельческую судьбу, отпустил бы жену на волю, а сам вышел босым неизвестно куда – туда, куда всех людей тянет, где сердцу, может быть, так же грустно, но хоть ногам отрадно.">>>>>>

Откуда ушли и куда пришли Прохоры


<<<<Арестована 19-летняя женщина из Бруклина, убившая принадлежавшего ее брату хомячка.
Детали леденят кровь: она еще и беременна, эта убийца Моника. (Но ее все равно арестовали, а то как бы не сбежала в Южную Америку). И хомячка убила не потому, что в нее вселился дьявол, а найдя мертвым своего хомячка, в убийстве которого заподозрила брата. Месть! Блади ревендж!>>>
http://ivanov-petrov.livejournal.com/1644840.html

это забавный коммент, если я его правильно понимаю: были, мол, хомячками и остались. ну, да.

предложил бы кто выбирать между сортами, я бы жил в мире хомячковых драм, а не в том, другом, с лебедой на обед. но, слава богу, бывают и иные варианты.

Да нет мне показалось жутковато. Вот вырватся из этой невыносимой безысходности.
И хомячки. На что расстрачена свобода.

свободу нельзя расстратить. время, судьбу, историю - да, сколько угодно.

Серьезно так думаете? По-моему, как раз свободу растратить очень просто. Вернуть - намного сложнее.

ну, да, так думаю. свобода, она типа воды - абсолютна.

Страшно извиняюсь, но просто я довольно хорошо изучила этот период французской истории - не Ланфенас, а Лантена,Франсуа, друг мадам Ролан и т.д.

Спасибо. За что извиняться? Наврано только в произношении, более грубых ошибок нет?

Честно скажу, что я не являюсь большим специалистом в том, что касается старика Лантена. Просто я мысленно стала прокручивать в памяти фамилии известных жирондистов и сообразила, о ком идет речь.

Ничего, иной раз от грустного зачатия бедных рождаются веселые нищие.

А вот Кастанеда писал, что от грустного зачатия родится только еще более грустный. Он даже придумал уничижительный термин для этого процесса многопоколенной деградации, называя таких грустнорожденных боредфаками.

И вот, когда беседуя таким образом они прошли две мили, Брат Лев, весьма удивленный, спросил Святого: "Отец, я молю тебя, научи меня, что есть совершенная радость".
Святой Франциск отвечал: "Если, когда мы придем в обитель Святой Марии дельи Анджели, промокшие под дождем и трясущиеся от холода, покрытые грязью и обессилевшие от голода, если, когда мы постучимся в ворота, привратник придет злой и спросит нас, кто мы такие; если мы скажем ему: «Мы двое братьев», он ответит сердито: «Вы говорите неправду. Вы просто самозванцы, пришедшие, чтобы обмануть мир, и украсть милостыню у нищих. Уходите, я сказал!»; если после этого он откажется открыть нам и оставит нас снаружи, беззащитных перед снегом и дождем, страдающих от холода и голода, в ночи, - тогда, если мы примем такую несправедливость, такую жестокость и такое оскорбление с терпением, без досады и ворчания, смиренно и милостиво, понимая, что привратник на самом деле знает нас, и что это по воле Бога он так говорит против нас, напиши, о Брат Лев, это есть совершенная радость.

Хмм, как любопытно!

Это прекрасно. Учиться, учиться и учиться.

> грустно зачинать слабых и несчастных существ

медленно и печально :)