ivgnnm's Journal

Россия в посткризисную эпоху: обзор текущей ситуации и перспективы
02 июн 2011
Сергей Егишянц, Александр Потавин

Рис.1. Индексы промышленного производства и обрабатывающей промышленности, СКО. Источник: Росстат

Рис.2. Инвестиции в основной капитал, СКО. Источник: Росстат

Рис.3. Сельскохозяйственное производство. Источник: Росстат

Рис. 4. Транспортные грузоперевозки, десятичный логарифм. Источник: Росстат

Рис.5. Доллар-рубль. Источник: SmartTrade

Инфляция, сфера услуг и уровень жизни
Потому-то правящие махинаторы на всей планете рассматривают индексы цен, как основной объект для своих "инноваций". В нынешние времена в этой сфере актуальны пять главных их типов.

Во-первых, плавающий характер корзины товаров и услуг, по которой высчитывается ценовой индекс – туда входят не товары, а их группы. Например, бифштекс – это не товар, а название группы, куда входит также гамбургер: если по итогам периода последний подорожал слабее первого, то выкидывается бифштекс и считается цена гамбургера; а если наоборот – бифштекс возвращает утраченные позиции. Обоснование – гипотеза "идеальной субституции": человек есть чистый потребитель, действующий сугубо рационально и пытающийся минимизировать расходы. Т.е. если, к примеру, в Испании подорожал хамон (сыровяленый свиной окорок), то испанец может сразу переключиться на беркширскую ветчину – но в реальности он этого не делает, а продолжает покупать именно любимый хамон, пусть выросший в цене; такое упрямство сводит с ума правящих монетаристов по всему миру – особенно в Европе. Таким образом, означенная гипотеза нереалистична – и только занижает инфляцию.

Во-вторых, структура корзин. В США инфляция недооценивается из-за входящей в корзину CPI (индекс потребительских цен) аренды жилья – её стоимость падает вместе с ценой домов, приуменьшая общее инфляционное давление. Дело в том, что на практике непропорционально большая часть арендаторов живёт в экономически активных регионах, где есть хорошая работа; аренда там недёшева – но статистики-то усредняют ставки равномерно по всей стране, включая депрессивные регионы и мелкие городки, чем занижают итог. Кроме того, разные методики пользуют разные корзины – в США есть CPI (индекс потребительских цен) и PCE (цены потребительской корзины): вроде одно и то же – но корзины разные. Британцы издавна считали индекс розничных цен – но ЕС заставил их вычислять CPI по своей методике: по идее, итоги должны примерно совпасть – но реально первый выше второго в полтора раза. В России кроме потребительской инфляции (ИПЦ) есть фиксированный набор товаров и услуг (ФНТУ): за январь сего года первая выросла на 2.4% в месяц и 9.6% в год, а второй показатель взлетел на 4.1% и 13.2% соответственно; с января 2003 года средний темп годового роста ИПЦ равен 11.0%, а ФНТУ – 13.6%; как видим, разница существенна – а т.к. в дефляторы входит ИПЦ, они все и занижены.

Рис.6. Расхождение ИПЦ и ФНТУ с 2002 года. Источник: Росстат

Третий тип мошенничества касается отдельных товаров внутри корзин – тут происходит криминальная подтасовка, когда нерепрезентативная выборка или прямые подлоги дают неверное значение цены на конкретный товар. Для России в последнее время явный пример – это хлеб: по подсчётам Росстата, он за 2010 год подорожал всего на 7.6% - хотя было вполне очевидно, что реальный темп роста цен куда выше. Особенно наглы такие махинации при вычислении прожиточного минимума – в чью корзину включаются несъедобные и вредные для здоровья, но дешёвые продукты; по товарам длительного пользования завышается срок жизни до износа – не секрет, что он изрядно упал за последние десятилетия, но применяются длительности ещё советского периода, ну и т.д.

Далее, манипуляции охватывают процесс усреднения цен разных товаров внутри корзины. Казалось бы, это чисто математическая процедура – у всех групп есть веса: считаем средневзвешенную цену и всё – не тут-то было. Представьте себе для простоты, что в корзине всего два продукта – один подешевел на 20% в год, другой на столько же подорожал: ситуация реальна, к примеру, для августа-сентября, когда фрукты и овощи сезонно дешевеют, а коммунальные услуги у нас всегда дорожают на двузначные проценты в год. Пусть средний размер расходов на каждый из этих продуктов (а значит, и их вес в итоговой корзине) одинаков – тогда логично думать, что суммарная инфляция равна нулю, т.е. среднему значению между +20% и –20%, взятым с одинаковыми весами: но статистики сообщат, что имеет место дефляция на 2% с лишним. Как такое возможно? – очень просто: они считают средневзвешенное не арифметическое, а геометрическое – в данном случае, квадратный корень из произведения 1.2 и 0.8; и выходит чуть меньше 0.98 – вот и минус 2% вместо законного нуля. Тут бывают и другие мелкие пакости, но в целом всё и так понятно.

Последняя махинация называется "гедонистические индексы" – с середины 1990-х в цены закладывается растущее "наслаждение" потребителя от современных товаров. В США такой подход охватывает компьютеры, аудио- и видео-, стиральные машины, холодильники, одежду и даже школьные учебники. Если цены за год выросли на 7%, но товар стал приносить потребителю на 2.5-3.0% больше наслаждения, то показывается инфляция в 4.2%. Но расчёт цен не может включать качественные оценки – даже безотносительно субъективности: то, что новый ноутбук на 25% производительнее старого, ничего не даёт – нельзя же купить 0.8 ноутбука! Покупаем целый агрегат – и платим за него запрошенную сумму, а не "гедонистически уменьшенную". Для оценки инфляции надо вычислить динамику реально уплаченных за товары денег – если же вместо этого заниматься "гедонистическими" изысками, то выйдет невесть что. Так, если, по мнению статистиков, новые куртки приносят на 10% больше наслаждения, чем старые, то при их удорожании на 3% будет показано удешевление на 7% - но ваш кошелёк его не увидит, ведь никто не умеет вводить гедонистические проценты и платить гедонистические зарплаты. Такой подход совсем абсурден при расчёте ВВП – коль скоро нельзя купить 0.91 куртки (новая-то куртка на 10% доставит больше удовольствия!), покупаем целую куртку, как и раньше: ничего не изменилось – но статистика покажет, будто между покупками случился рост "курточного ВВП" на 10%.

Особенно явно игрища с инфляцией отражаются на показателях сферы услуг и индикаторах уровня жизни. Поэтому мы сомневаемся в реальности роста розничных продаж в первом квартале на 4.7% к тому же периоду 2010 года – замените официальный ИПЦ хотя бы на ФНТУ (более адекватный, но тоже заниженный), и сразу темп ужмётся до 1.4%. То же касается платных услуг: связь растёт непрерывно (а как это проверить?), в начале года заметную прибавку показали жилищные услуги – хотя взлёта капитальных ремонтов что-то не заметно; выросли коммунальные услуги – но последняя зима была теплее прошлой, так что увеличение тут весьма странно. Скорее всего, речь идёт о недооценке дефляторов: за последний год цена жилищно-коммунальных услуг (отопление, водоотведение, водоснабжение горячее и холодное, содержание и ремонт жилья) лично у нас выросла на 42%, а электроэнергии – на 31%; меж тем, Росстат утверждает, что в этой сфере прибавка составила 7-18%; разумеется, частный пример – не статистика, но вопиющий контраст наводит на размышления. Так же вопиёт и контраст даже официальных чисел инфляции с 2000 года по сию пору: ИПЦ вырос в 4 раза, услуги ЖКХ – в 18 раз, а реально – ещё больше. Несколько странна также изрядная разница цен потребителей (CPI) и производителей (PPI): первые в январе-апреле давали годовую прибавку в 9.5-9.6%, а вторые – 20-21%. Но даже при хронической недооценке инфляции реальные зарплаты и душевые доходы ушли в минус с годовой динамике – если же цены считать корректно, то в марте падение тут составит весьма внушительные 3-7% в год. Итак, инфляция съедает даже те немногие достижения в сфере уровня жизни, которыми могли бы похвастаться российские власти.

ВВП и финансовая политика
Обычно интегральную картину происходящего в экономике принято характеризовать показателем ВВП – строго говоря, это неверно, но в первом приближении нам это подойдет. Здесь творится нечто странное: в сентябре прошлого года Росстат пересмотрел номиналы (в рублях по текущим ценам) ВВП с 2002 года – мол, структура промышленности изменилась, надо уточнить; в реальности за 2002-2008 годы все данные понижены, но слабо (не более, чем на 0.3%), зато за 2009 год число повышено сразу на 1.0% - видимо, для того всё и затеяно. Но вскоре оказалось, что то был лишь старт большого пути: в начале сего года статистики втихую поменяли значения последних трёх лет, отняв от 2009 года 0.8% из только что добавленных 1.0% - да и 2008 год опустили на 0.4%. А в апреле последовала уже третья ревизия – причём радикальная: в 2009 году первый квартал опустили на 1.1%, а остальные – на 0.8% каждый; в 2010 году первая четверть сокращена на 2.9%, а вторая – на 2.2%; третья повышена на 0.8%, а четвёртая – аж на 3.6%. Казалось бы, столь серьёзные уточнения должны вызвать заметные изменения в показателях динамики ВВП за каждый квартал – ничуть не бывало: всё осталось по-прежнему – и это похоже на какой-то нелепый фарс.

Мы пытались оценивать ВВП самостоятельно – и исходя из отраслевых показателей Росстата, и по номинальным числам, но со своими прикидками дефлятора. Оба метода приблизительны, ибо основаны на перманентно пересматриваемых официальных числах – но в целом результаты похожи на правду: по итогам 2009 года зафиксирован спад на 9-11%, а в 2010 – рост на 1.5-2.5%; официоз даёт за те же годы –7.8% и +4.0%. Сложнее оценить январь-март сего года, поскольку Росстат, МЭР и Минфин дают три разных номинальных значения с расхождением более чем в 3% друг от друга! Наши оценки видят всё же приращение в 1.5-2.0% к тому же периоду прошлого года. Однако официальные ресурсы утверждают, что прибавка составила не то 4.5% (МЭР), не то 4.1% (Росстат): основное расхождение – в дефляторе, который явно недооценивается. К тому же у Росстата есть "статистическое расхождение" – разница оценок ВВП, полученных методами потока доходов и потока издержек: оно в последние годы росло, составляя –1.4% ВВП в 2008 году, –2.2% в 2009 и, наконец –2.6% в 2010 (минус означает, что доход каждый раз оказывался ниже расходов). Т.е. лишь в прошлом году добрый триллион рублей якобы сделанных продаж где-то потерялся, а где именно, можно только гадать: так, в статистике платёжного баланса Банка России есть сумма выведенных денег по фиктивным контрактам – и, о чудо! она очень близка к "расхождению" Росстата, который, видимо, учёл липовые продажи как реальные. Но и это ещё не всё.

Чтобы рассудить, наша или казённая оценка ближе к истине, сопоставим динамику ВВП и грузооборота транспорта – он является отличным индикатором производственной сферы и той части сферы услуг, где прибавка выпуска порождает рост перевозок. В структуре добавленной стоимости 66-70% приходится на отрасли, выпуск в которых линейно связан с объёмом перевозок – это промышленность, сельское хозяйство, рыболовство, строительство, транспорт и торговля; вопреки расхожему мнению, за последние 10 лет доля этих секторов в ВВП почти не менялась – так что и весь ВВП должен неплохо коррелировать с грузооборотом. Возможны колебания – например, если объём перевозок стабилен, но растёт среднее расстояние (увеличиваются поставки на экспорт по трубопроводам): так было во второй половине 1970-х, что дало опережающий рост грузооборота, но затем благодаря экспортной выручке потребительский сектор (особенно сферы услуг) расширился и компенсировал расхождение. До 1998 года ВВП и транспорт в целом синхронны и при росте, и при падении; но в 2000-е официальный ВВП вдруг улетел вверх от грузооборота – хотя, повторим, значимых структурных сдвигов не случилось. Наши поправки на дефлятор восстанавливают синхронность, так что гипотеза о хроническом занижении цен выглядит резонной. Масштаб искажения велик: в целом с 1998 по 2008 год ВВП вырос не на 94%, как настаивает Росстат, а лишь на 55-60%. Но тогда пик 2008 года был не выше, а ниже вершины 1990-го; сейчас мы по объёму ВВП находимся на уровнях первой половины 1980-х – или, если угодно, первой половины 1990-х, что то же самое.

Рис.7. ВВП и грузооборот транспорта. Источник: Росстат, ЦСУ СССР

власти пользуют средства денежной политики – весьма бестолково: сейчас они стали "бороться с инфляцией" посредством монетарного ужесточения – хотя оно бесполезно. С осени прошлого года темп годовой прибавки денежной базы и широкой массы (агрегат М2) стал замедляться и дошёл уже до минимума с декабря 2009 года – судя по графикам, это породит замедление инфляции с задержкой примерно в год. Стало быть, монетарные факторы сами идут на спад – а все прочие (тарифы монополий и валютная выручка экспортёров) не затрагиваются повышением ставки, поэтому действия Банка России бессмысленны. Что, однако, не сказывается на заработке главного банкирастраны: декларация главы ЦБ РФ показывает, что в 2010 году он заработал 22.7 млн. рублей или (по среднему курсу 2010 года) свыше 750 тыс. долларов, на фоне которых господа Трише (доход вдвое меньше) и Бернанке (вчетверо) выглядят жалко. Видимо, после "лучшего в мире министра финансов" Кудрина скоро появится и лучший в мире центробанкир Игнатьев.

Рис.8. Годовая динамика денежной базы и ИПЦ. Источник: Банк России, Росстат

Демография
Рождаемость печальна издавна – нетто-коэффициент воспроизводства (число будущих матерей, рождённых одной нынешней) пал ниже единицы ещё в 1964 году; обвал голодных 1990-х лишь слегка отыгран в изобильные 2000-е. Но тут Россия хоть сравнима с развитыми странами, а вот смертность совсем плоха.

Рис.9. Нетто-коэффициент воспроизводства населения России. Источник: ООН, статистические органы Российской империи, СССР и РФ

Согласно методике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), причины смертности делят на естественные (заболевания: инфекционные и прочие) и внешние (убийства, самоубийства, отравления алкоголем, ДТП, утопления, пожары, производственные травмы и т. п.) Эти показатели немало говорят об обществе. Смертность от инфекций сигналит о базовом здравоохранении: эпидемиологии, санитарии, профилактике – о цивилизованности в этих сферах. Прочие заболевания суть следствия состояния окружающей среды, образа жизни, диагностики – более высоких сфер цивилизации. Наконец, смертность от внешних причин говорит о повадках народонаселения и качестве социума в целом. В России всё это имеет свою специфику – лучший показатель смертности был в кризисном 1998 году и соседнем с ним 1997, а достижения последних лет не дотянулись до тогдашних уровней. Причина проста – по всем доступным данным (с 1965 года) смертность от естественных причин тесно связана с числом пожилых людей (мужчины старше 50, женщины старше 60) с задержкой в год; а от внешних – с количеством мужчин среднего возраста (40-44 года). У первой пары показателей коэффициент корреляции по 46-летней выборке 0.96; по второй он равен 0.79 – видимо, потому что до второй половины 1980-х мужчины среднего возраста принадлежали к приличным довоенным поколениям; но после 1985 года эту нишу заполнили люди послевоенных генераций более скверного качества – начиная отсюда, зависимость усиливается, и коэффициент корреляции достигает 0.88.

Рис.10. Смертность от внешних причин и доля мужчин 40-44 лет в населении (индексы). Источник: Росстат

С пиков 2001/02 годов число мужчин 40-44 лет пало в 1.4 раза – и смертность от внешних причин снизилась в 1.6 раза. Так же максимум пожилых людей в 2002 году вызвал пик естественной смертности в 2003, а минимум 2006/07 – яму 2007/09. Численность поколений у нас сильно колеблется из-за катаклизмов первой половины XX века – вот и теперь число пожилых уже растёт, а после 2013 года будет всё больше средневозрастных мужчин; так что смертность вырастет опять. Поэтому не стоит обольщаться минимумами последних лет – да и в расчётах резоннее брать средние числа за 10-12 лет. Последний обзор ВОЗ странам мира даёт числа 2004 года – для нас они как раз около этих средних. Для удобства восприятия выделим Россию, а прочие страны сгруппируем в 20 регионов (в том числе один из бывших советских республик, кроме среднеазиатских и РФ) и выведем средневзвешенные показатели на 100 тыс. жителей каждой группы. Смертность от инфекционных заболеваний выглядит не так страшно – спасибо советской власти, страшных эпидемий нет: мы занимаем восьмое место, разделяя развитые и развивающиеся страны – от первых отставание в 1.9-3.5 раза, а вторые много хуже. Смертность от прочих заболеваний (основной компонент общей смертности) показывает, что бывший СССР во главе с Россией на последнем месте, отставание от всех (кроме самых нищих регионов Африки) безнадёжное. Смертность от внешних причин ужасна – мы не просто на последнем месте, но очень прочно: даже искажающие реальность числа последних лет позволили бы России едва обогнать лишь Центральную Африку; причём тут даже бывшие советские республики далеко впереди.

Рис.11. Смертность по видам и регионам мира. Источник: Всемирная организация здравоохранения

Рис.12. Заболеваемость по основным группам болезней. Источник: Росстат

Рис.13. Детская заболеваемость по основным группам болезней. Источник: Росстат

Рис.14. Отношение средней пенсии к прожиточному минимуму пенсионера, %. Источник: Росстат

Рис.15. Отношение средней пенсии к средней зарплате, %. Источник: Росстат.

Рис.16. Измерители социального неравенства – децильный коэффициент и индекс Джини. Источник: Росстат.

Рис.17. Протяжённость автодорог общего пользования с твёрдым покрытием, без местных. Источник: Росстат

Рис.18. Наличие средств общественного транспорта. Источник: Росстат

Рис.21. Индекс недоступности жилья. Источник: Росстат, собственные оценки

О финансовой политике мы уже написали, а о малом бизнесе просто приведём некоторые числа. В России в 2009 году было зарегистрировано 1.6 млн. малых и микропредприятий, т.е. примерно 11 предприятий на 1000 человек населения – и далеко не все из них реально работали. Во всех субъектах малого предпринимательства работает 11.2 млн. человек – около 15% рабочей силы; малый бизнес производит 10-15% ВВП России. Для сравнения: в США 74 малых предприятия на 1000 человек населения, в Италии – 68, в Великобритании – 46, во Франции – 35, в ЕС в целом – 45, в Японии – около 50. В малом бизнесе занято 80% рабочей силы Японии и свыше 50% в США и ЕС; в Штатах именно в малом бизнесе трудится около 40% специалистов в области высоких технологий и новейшего оборудования – в России такого нет и близко, зато есть (был?) национальный проект "Нанотехнологии", не менее успешный, чем "Доступное жильё". Наконец, доля малого бизнеса в ВВП в развитых странах уверенно превышает 50%, а в ЕС – даже 60%. Четверть малого бизнеса России приходится на Москву – а во всех крупных городах находится подавляющая часть этого сектора. А ведь важен бизнес не просто малый, а местный, ориентированный на внутренний спрос своего города – он создаёт каркас устойчивости общества в целом. И если с малым бизнесом в целом дела обстоят плохо (кстати, представьте, какой ценой даются его 10% ВВП, если дань "проверяющим органам" составляет половину этой величины по официальным оценкам МЭР 2008 года), то с местным никак – его не видно.

Вывод
Российская экономика в последние десятилетия в основном повторяет колебания глобальной сырьевой конъюнктуры: низкие цены на топливо и металлы в 1990-е годы породили спад, а их укрепление в 2000-е стимулировало рост. Зависимость от внешнего спроса заставила экономику России с осени 2008 года последовать за ведущими странами мира и завалиться – но масштабная эмиссия, проводимая в большинстве зарубежных экономических лидеров, к концу 2009 года выправила и нашу ситуацию. Тем не менее, основные показатели России уже неоднозначны, а реальный темп экономического роста весьма скромен – и даже в нём немалая часть приходится на госпрограммы стимулирования и бурный рост социальных трансфертов (в основном, пенсий).

http://www.itinvest.ru/analytics/reviews/strategic-analysis/5237/