| 5:24a |
Тут, оказывается, не все знают, кто такой был Роберт Рождественский. Советский поэт, голос (не единственный, но один из трёх) поколения шестидесятников. Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко. Были ещё поэты, конечно, но эти трое - глыбы. Евтушенко - самый продажный, этим и запомнится (а потом безусловно наглухо забудется). Он и в наше время обласкан властью. А вот Рождественский и Вознесенский - подлинно народные поэты. Надо знать их. Надо.
Роберт воспринимался многими пусть и не настолько же "партийным", придворным поэтом, как Евтушенко, но всё же - вполне официальным, приближенным к власти поэтом. Как сегодня сказали бы - медийной фигурой. Естественно, состоял в компартии. Занимал высокие посты в номенклатуре. При этом всегда старался защищать своих диссидентских, "непутевых" друзей и приятелей. По словам Аксёнова, он и в партию-то пошёл, чтобы влиять изнутри этого чудовищного организма на судьбы близких ему людей.
Впрочем, в конце жизни, а умер он в 1994 году, поэт прозрел. За несколько лет до смерти у него обнаружили опухоль мозга. Весь карточный домик премий и огромных зарплат, должностей и гонораров, творческих персональных вечеров и концертов - разлетелся, и обнажилась экзистенция. После удачной операции во Франции он прожил ещё четыре года, и тематика его стихов резко изменилась. Это были стихи (впрочем, и есть) человека явно поумневшего. Смерть и судьба человека - вот нерв его последних стихов. А не радостные оды и героический советский трагизм.
Рождественского не забудут ещё очень долго. По крайней мере, пока существует русская культура - он в ней останется. Все русскоговорящие старше десяти лет знают его стихи.
На них спето множество песен.
Мгновения, мгновения, мгновения... Где-то есть город, тихий, как сон... Я прошу, мне не надо лгать, боль моя, ты покинь меня...Позвони мне, позвони, позвони мне, ради Бога...Мы долгое эхо друг друга...А это свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала...Синема, синема, синема от тебя мы без ума...
Вот кстати, о последней перечисленной - вы помните? Её поёт Андрей Миронов, мистер Фёрст, который принёс в жестокую и глупую жизнь ковбоев захолустной дыры волшебство кино.
Все смотрят этот добрый фильм, все подпевают, сопереживают милому Фёрсту, смеются над прямолинейным героем Карачинцева, ухмыляются в ответ на шутки Семёна Фарады, ну и так далее. А между тем, если не смотреть на экран, и представить, что этот текст написан поэтом-шестидесятником, представить, что этот текст обращён к его одногодкам, к его друзьям, с кем столько переговорено на советских кухнях - убрать всех этих иносказательных ковбоев - и подумать о том, что отец поэта был ОГПУшником-НКВДшником, все тридцатые годы мордовавшим и убивавшим людей, подумать о том, что весь пафос шестидесятников был вокруг одной единственной темы - антисталинизма, отрицания прошлого, попытки как-то уложить (так и не уложили) в своих душах, в своих сознаниях, в своей истории - тот ужас, страх и чудовищность разверзшегося ада, что бушевали прямо в моменты их рождений... И подумав всё это - прислушаться заново к, казалось бы, такой необязательной песенке Миронова, из которой все запоминают только совершенно нелепый припевчик "синема, синема, синема, от тебя мы без ума". Припевчик-то прилеплен на клей "Момент", только чтобы весь остальной текст протащить. Это теперь понятно.
Поэтому проведите эксперимент - прочитайте этот текст, мысленно вычеркивая эту дурацкую строку. Подумайте, в какой просак и кто попадал, о каких романтиках и мракобесах идёт речь...
Люди, леди, джентльмены
Да, конечно разумеется
Мир далек от совершенства,
А местами просто плох.
На благие перемены
В общем мало кто надеется,
И поэтому я счастлив объявить, хоть я не бог.
Отныне, теперь, наконец-то, сейчас и в любую погоду
Вот здесь, а затем повсеместно,
Все будем мы жить по-другому,
Без гнева и печали, на благо всей земли,
Как мы давно мечтали, но так и не смогли.
Синема, синема, синема от тебя мы без ума.
Да, да, да я вижу что вы рады,
Но боитесь разувериться,
Потому что не однажды попадали вы впросак.
Вам мечтателей не надо, да конечно разумеется,
Но ведь я же не мечтатель,
Я же точно знаю как.
Дело в том что в наше время все иное,
Нам смешны кнуты и пряники,
Не заманит нас романтик, не обманет мракобес.
Люди, леди, джентльмены в век науки и механики
Невозможно заблужденье, а возможен лишь прогресс.
Отныне, теперь, наконец-то, сейчас и в любую погоду
Вот здесь, а затем повсеместно,
Все будем мы жить по-другому,
Без гнева и печали, на благо всей земли,
Как мы давно мечтали, но так и не смогли.
Синема, синема, синема от тебя мы без ума.
Недавно исполнилось 22 года со дня смерти поэта. Но эти строки до сих пор актуальны. И до сих пор - наивно-мечтательны. И впросак попали, и мракобесы заманили, снова. Остаётся только вместе с Мироновым напевать
Все будем мы жить по-другому,
Без гнева и печали, на благо всей земли,
Как мы давно мечтали, но так и не смогли. |