Светлое, праздничное Навеяно
http://www.livejournal.com/users/otte_pelle/362355.htmlКогда родился сын-Владимир...
Вот и первое враньё. Родился-то он родился, но вовсе не Владимир, а Кошкин. Так и жил Кошкиным месяцев до четырёх, до полугода. Друзья, родственники и знакомые кролика спрашивали с нарастающим беспокойством: "Как малютку назвали?" А родители-зверюги отвечали, что малютку зовут Сын (позже - Лысый), в крещении - Кошкин.
А потом пришёл кто-то серьёзный и припугнул штрафными санкциями, ежели мы человека в ЗАГС не снесём и не зарегистрируем. Без имени - специально подчеркнул изверг - регистрация не действительна. Чистая булгаковщина и наезд.
Мы призадумались и стали наблюдать Кошкина взыскующе с целью выявить его настоящее имя. Он не давался. Оборачивался к нам Кошкиным и всячески препятствовал, потому, как был смешной и изобретательный. Если надоедали - требовал кормежки-помыва-гулянья и прочих отвлечённых радостей, а мы и рады. Тем более, что во время кормёжки я читала ему вслух "Петербург" Белого, а на прогулках показывала всякоинтересное и делилась еловыми шишками. Помывкой заведовал счастливый папаша и, судя по визгам, они там тоже не скучали. До имени ли нам было, и что нам в нём?
Но как-то ночью меня разбудил ошалевший Сашка: "Беги, смотри!" и отволок к кроватке. Сын спал и на его лице, не отягощённом заботами дня, отчётливо проступило: "Я - Вовка! А вы как думали? Небось на Иннокентия надеялись? Фигу!"
На Иннокентия, сказать по правде, надежды уже давно не было, так что радость нас обуяла чистая и ничем не замутнённая.
Так это я всё к чему? А к тому, что когда этот сын родился стало мне тревожно и дёрганно, что бы я сейчас не утверждала.
Я боялась оставаться с ним надолго одна, боялась хоть на секунду упустить его из виду, вечно бегала к ящику-комода-коляске-корзинке-кроватке - ну, то есть, к тому, в чём он, последовательно, спал в течение первого года жизни и слушала: дышит ли. Тревожная была мамашка.
А потом родилась Сонька. Уж она-то именно Сонькой родилась. Она ещё внутри живота заявила непреклонно, что собирается быть Сонькой и никем иным. Такая вот девушка.
И снизошло на маня спокойствие и мамонтизм. Раз, два, все на месте. Здорово и классно.
А потом мы поняли, что к нам собирается присоединиться ещё один младенец. Судя по всему, девица, но странная. Коленок штук сорок, локтей и того больше, а головы три. И не спит.
А перед тем, как ей родиться, я с Сашкой пссорилась и рожать от него детей отказалась наотрез. И не рожала. Положенные 40 недель прошли, и 41 неделя прошла, и 42 недели прошли, а я не делаю того, чего делать не желаю. Хожу себе спокойно, в потолок поплёвываю и яблоки грызу.
Тогда врачица из поликлиники стала меня уговаривать, и Сашка прощения просить и извиняться за то, что он даже и не знает за что. Я его простила и в ту же ночь родила дочь-Александру. Но это отдельная смешная история.
Но всё то время, что я Ляльку ещё не родила, была у меня святая уверенность: ежели два легче, чем один, то три ещё легче, чем два.
Так вот. Я ошиблась. Сурово ошиблась. Три тяжелее, чем два. Три тяжелее, чем один, Да и вообще - три тыжелее, чем всё, с чем приходилось до этого сталкиваться. А сталкивалась я со многим, в том числе и очень трудоёмким. И, столкнувшись с этим многим, не сильно унывала, а преодолевала так или иначе.
А вот с тремя сильно приуныла и сформулировала лозунг жизни: "Отпустите меня в каменоломни - дайте немного отдохнуть с киркой и тачкой!"
В конце-концов немного отпустили. За счёт этого и жива до сих пор.