п. л.

...
Король переминался с ноги на ногу и возмущённо пыхтел. От пыхтения у него даже слегка свербило в носу, но не настолько, чтобы отвлечься. Он смотрел в окно. За окном открывался прелестнейший из пейзажей: луг, река.
Там вдали, за рекой, уж погасли огни. В небе ясном заря догорала. А тут, на ближнем берегу, сотня юных пажей предавалась невинным забавам. Они кидались друг в друга какашками.

- Нет, всё прекрасно, конечно. Национальный спорт. Мирный выход адреналина. Учёные страны уже давно доказали, что нет ничего полезней и приятней, чем покидаться какашками романтическим летним вечерком.
Всё так.
Но из донесений внутридворцовых доброхотов, да и посредством личных наблюдений, король знал: примерно каждый третий паж любит королеву. И некоторых из них она не обходит взаимностью. Причём прямо в их семейной спальне. Нда.

Король не очень понимал, что эти молодые и прекрасные собой находят в его несколько потасканной половине, но большую часть года относился к непонятной придури пажей не просто благосклонно, а даже с некоторой долей благодарности.

Ещё бы, эта их причуда открывала перед ним массу возможностей. Никто не гнал его из уединения кабинета, где он невозбранно обменивался мудрыми мыслями с властителями сопредельных государств, пользуясь голубиной почтой и услугами штатных скороходов. Да и просто забавлялся сочинением милых необязательных опусов, на которые так падка была его постоянная аудитория: хохотушки-фрейлены и услужливо-насмешливая знать.

Да, большую часть года всё было просто отлично, но не весной и не летом.
Сколько ни сиди в тиши, развлекая свой ум и оттачивая перо, а спать идти нужно. И не куда-нибудь, а в королевскую опочивальню.

«Может просто убить всех этих людей?, - подумал король со сладким чувством неправильности, но прекрасной ясности принятого решения, - Или, на худой конец, отправить в изгнание…Всех…Всю сотню…Пусть навеки покинут этот родной берег и пристанут к какому-нибудь другому, дальнему, а оттуда ей письма пишут. Стихами».

Он ещё несколько минут предавался мечтам, пока за окном совсем не стемнело, и сдержанная рациональность не возобладала над полётом фантазии.

«Нет. Не поймут. Всё-таки просвещенный монарх, а не хулиган какой. А жаль. Ох, как жаль. Опять же, будем смотреть правде в глаза: всех не перевешаешь. А если вышлешь, то на смену им явится легион. Много, на каждом километре родины, этих юных, готовых с головой кинуться в приключение. Боже мой! Ладно – королева. Ладно – какашки. Но зачем и то и другое, и всё на мою голову?»

Король встряхнулся и отправился в кабинет. Зализывать будущие раны. Там всё было как всегда. Приглушённый свет лампы, как водится, под зелёным абажуром, белизна чистых листов, запах книг и чернил…

Провозившись почти до рассвета, он запечатал письма, выбросил в корзину черновики и ту корреспонденцию, к которой не предполагал возвращаться, зевнул с тонким подвывом, встал и повлёкся…

В темноте спальни, задрапированной бархатом и устланной коврами он остановился. Откуда-то с краю необъятного ложа, доносилось мирное сопение супруги. Отчётливо пахло какашками.