| 9:31p |
Краткий катехизис для гоблинов
Есть у меня чувство, граничащее с желанием тыкнуть кому-нибудь вилкой в коленку, это чувство недоверия к серьёзным людям. Мне кажется они все пиздят. Причём пиздят они не как дышат, потому что я думаю, что эти бляди вовсе не дышат, а так создают невесть кому необходимую видимость, без особой надобности гоняя туда-сюда носопыркой и так засранную атмосферу. И ведь у них получается всех наебать... По крайней мере я ни разу в жизни не сказал серьёзному человеку: "Хватит воздуси дрочить, расслабься уже, я всё знаю". Если есть мировой заговор, то вот он, и до сегоднешнего дня я был на стороне заговорщиков. Чё переметнулся? Хуй знает, накатило.
Эти удивительные Люди Хе ворочают деньгами, водят поезда и самолёты, стреляют в нас и друг в друга, и даже ебутся. Они с такой серьёзностью засовывают ключ в скважину, ложку в суп, бабки между сисек, а хуй в ухо, что только две эмоции может пробудиться в наблюдающем эти события человеке. Либо пронзительное безысходное отчаяние, либо бурная почти истерическая весёлость. Проявив же эти эмоции, вы сразу лишитесь доверия серьёзных людей. Приведу примеры. Что может быть смешней совета директоров крупной солидной фирмы, а попробуйте на нём заржать или же заплакать. Что может быть потешней кобылистой тётки в кружевных чулках, разводящей в стороны пухлые ляжки. Поэксперементируйте. Засуньте морду ей в пизду и пощекотите себя под мышкой. Или вот эти вот поэты, без конца записывающие нерифмованные отрывистые фразы, подбирая их по принципу минимальной связанности. Попробуйте при них прочесть что-нибудь смешное или хотя бы грустное...нда... А двое моих дальних знакомых так поехали в Швейцарию отдыхать, сидели на берегу ручья, слово за слово, ну он ей полез в лифчик, а другой рукой так расстегнул ремешок на сандальке и гладит снизу маленькую такую круглую пятку с чуть одутловатыми большими пальцами и лёгонькими натоптышами. И не то, чтоб ему хотелось её в губы поцеловать, но как то не серьёзно лезть к пизде, не разу не облизавшись. Он и зажмурился и стал её к себе тянуть. Тянет потянет, а она совсем не противится. Шож, она дура что ль противиться, когда мужик её в Швейцарию отволок, и там уж они три дня, а он в дабле весь её халат обспускал, и только сегодня до пятки добрался. И тянется он к ней и лезет своими блядскими толстыми такими губищами к беззащитной одесской конопатой девочке, на двадцать лет себя моложе, как вдруг хуяк треск такой, свист, и тыкается он губами во что-то липкое такое, колючее, и в то же время тёпло омерзительное. Открывает он свои кобелиные зенки, и что же видит. У подруги его нету полголовы. Нахуй снесло. А подруга дохлая уже так и сидит себе наберегу ручья в прелестном высокогорном швейцарском ландшафте, и фреш эйр вокруг и лёгкий запах маринада. Он, значит зырк-зырк, типа чем ему девку попортило, и видит, что на земле лежит детский ботиночек, слегка обгоревший, а в нём пятка и кусок лодыжки торчит. То бишь это видимо наверху самолёт с туристами подзарвался. Причём так плотно подзарвался, что пасажиров разметало в небольшие, однако оченно быстрые клочья. Одним клоком, как он сразу сообразил, мечту его жизни тут прихлопнуло. Он, как всякий серьёзный человек, сразу же упал в грязь лицом, и какое-то время рыдал выдыхая в ручейный ил. Кстати чуть не угробил к ебеням охуенный ролекс. Ролекс весь тиной забился, и за починку пришлось отдать четыреста уёв. Однако эта трата хуйня, по сравнению с деньгами, что он заплатил чтобы доставить полубезглавую жмурицу в Одессу, и тем более с той, что он потратил на розыски родителей ребёнка, чья ступня стала столь роковой причиной крушения его надежд на счастливое будущее. Ступню вручили родителям и похоронили в соседней могиле с его погибшей невестой. Родители же ребёнка, кстати девочки, решили его, кстати сироту, усыновить, но не успели, так, как в день похорон он покончил собой, взяв в рот осколочную гранату. Такая вот серьёзная и поучительная история о серьёзных хороших и совестливых людях, с которыми когда-то можно было иметь любые дела.
Кстати многие поэты из тех, о которых я писал выше говорят, что для того чтобы писать никому непонятную мутную хуйню необходимо специфическое, очень взрослое мужество, а следовательно все, кто пишут понятный ништяк несформировавшиеся ссыкуны. Вот! |