Справедливость, демагогия, классовое сознание
Это довольно мутный текст на две мои излюбленные темы – про мораль и про демагогию. По сути он не закончен, потому что писался «под слипающиеся глазки». Всё же его выкладываю – как полусырой кусок, который когда-нибудь доведу до готовности.



Неудобство рассуждений о справедливости или несправедливости какого-то поступка – состоит в том, что о справедливости применительно к одному поступку вообще нельзя говорить. То есть говорить-то можно, все только и делают, что разглагольствуют на такие темы. С тем же успехом можно разглагольствовать о том, какую линию можно провести через ту или иную точку. Линий через точку можно провести сколько угодно.

Это особенно касается деяний, специально направленных на восстановление этой самой справедливости – «суда, кары и мести», осуществляемых как частными лицами, так и, скажем, государством.

Как правило, в таких случаях в рассуждение вводится вторая точка, искусственная. Называется она «принципом», «идеалом» и прочими такими словами. Характерной их чертой является полнейшая произвольность и полнейшая же категоричность. Поэтому иметь принципы и идеалы – особенно в большом количестве – чрезвычайно удобно: при некоторой ловкости рук всегда можно получить нужный результат. Линию можно провести куда угодно, особенно если пользоваться экстраполяцией – «а что из этого выйдет». А поскольку экстраполяцией пользоваться приходится обязательно – поступки оцениваются с точки зрения последствий, не так ли? – дышло можно повернуть куда угодно.

Ну вот например. Справедливо ли убивать за кражу куска хлеба? А чёрт его знает. Вроде бы мелочь. А как же Священный Принцип Частной Собственности? Укравший даже мелочь – вор, он покусился на самые основы человеческого общежития. Если все будут воровать, общество погибнет, а кто первым украл, тот подал пример чудовищного злодеяния, и если он останется безнаказанным, то падут устои… смерть, смерть и только смерть вору! А с другой стороны, как же Гуманизм, Милость К Падшим, Слезинка Ребёнка? Да и вообще: человек был голоден, понимаете, голоден, и это не его вина, а позор общества, в котором люди голодают. Казнить, конечно, кого-то нужно, но не того, кто украл хлеб, а правителей, которые довели цветущий край до такого состояния… Но нет, это всё ошибка, и то и другое неправильно, какие казни, вы что, офонарели? Нужно всего-навсего  взыскать штраф в размере цены украденного, это будет справедливо – а если преступник не имеет достаточных средств, чтобы заплатить штраф, его нужно поместить в работный дом, пусть отрабатывает… Какой работный дом, вы что, это рабский труд, рабство и крепостное право начиналось с долговой петли, вы хотите нового средневековья и ужасов рабовладения, мы заплатили страшную цену за Свободу и Права Человека, а вы хотите снова туда же? Нет, никаких штрафов, только телесное наказание. Пару ударов розгой, и хватит… Какая розга? Неприкосновенность Человеческого Достоинства и есть основание Прав Человека, это святыня из святынь, человеческого тела не должна касаться розга, вы с ума сошли, нет, только не это – а что касается денег, давайте лучше взыщем с родственников преступника, например, с родителей и супруги, которые вырастили вора и не остановили его преступную руку… Нет, Личная Персональная Ответственность За Свои Поступки – основа правосознания, никто не должен отвечать за то, чего не совершал, даже кровавый Сталин, погубивший миллионы, признавал это хотя бы на словах, помните – «сын за отца не отвечает», а вы поощряете коллективную ответственность, это коммунизм и фашизм, вы Гитлер… Нет, нет, вы не понимаете: важно не то, что украдено, а то, кто украл. Если бедняк, ему можно простить… Нет-нет, так вы договоритесь до классового подхода и Вышинского… А пошли вы все, суки лицемерные, всякая собственность есть кража, украл – молодец, он подрывает Систему, основанную на угнетении и несправедливости, ведь всё, что подрывает Систему, это воплощение лжи и насилия, уже благо… И так далее: лохматить бабушку можно бесконечно. «Русская» «интеллигенция» всю свою историю только этим и занималась – и, надо признать, бабушку таки долохматила.

Дело несколько меняется, если подключить сравнение с другими случаями, тоже реальными. Допустим, один украл кусок хлеба и его повесили. Другой украл половину хлебных запасов государство, и его сделали товарищем министра. В таком случае понятно: тут что-то нечисто. И закон этот – плохой закон. В какую сторону его менять – прощать ли воришку или вешать воротилу, или, ещё лучше, сделать то и другое сразу – вопрос отдельный, но общая несправедливость очевидна. «Судью на мыло».

Однако рано радоваться. Можно ведь привести очень серьёзные доводы, почему бедолагу, укравшего хлеб, надо вешать, а вора у власти нельзя. Экстраполяция и тут нас выручит. Типа: да, вот у нас такое государство, в нём всем заправляют крупные землевладельцы-плантаторы, которые, кстати, и протащили через наш штандрехт закон о виселице для ворующих еду. Да, весёлого в этом мало, но изменить эту систему мы не можем, а сломать – будет хуже, потому что сельское хозяйство рухнет совсем, ибо держится на этих самых плантаторах, будет массовый голод, вы этого хотите? Не хотите – терпите. Может, лет через пятьсот что-то само собой исправится, хе-хе.

Этот приём стоит сравнить с изгибанием линии, проходящей через две точки. Мы проводим через них не прямую, а кривую. Для этого мы опять вводим дополнительную точку, и ставим условие, что линия должна пройти через все три. Если прямую через три точки провести нельзя, тем хуже для геометрии.

Тут опять помогает сравнение с реальностью, хотя произвести его в данном случае труднее. Но всё-таки можно. Открываем учебник истории и смотрим, что хуже – всевластие крупных земельных собственников или революция. Выясняется, что бывает по-разному, но, в общем, революция, доведённая до конца, довольно часто приводит к более справедливому и более счастливому (даже в материальном плане) порядку. Разумеется, бескровная революция лучше кровавой, но всё-таки.

В ответ можно снова вводить лишние – но такие полезные, ага – сущности, выводящие рассуждение за пределы наблюдаемой реальности вообще. Например, очень помогает ссылка на «наш уникальный исторический путь». Типа – у нас всё не как у людей, народ – мужепёсы-богоносцы, покорность начальству их просветляет, а всякий бунт бессмысленен и беспощаден и так далее… На что можно ввести такую же условную контрсущность – например, представление о том, что у нас действительно уникальная история, но уникальность её состоит в том, что нами правят вампиры, которые, в отличие от «просто плохих правителей», мучают народ просто потому, что питаются его мучениями… И так далее.

Но попытаемся оставаться в пределах реальности. То есть примем за правило не вводить лишних сущностей без крайней – именно крайней! – необходимости, когда «иначе ну никак нельзя». И в особенности не экстраполировать. Не смотреть, «а что из этого выйдет в отдалённейшей перспективе», а обращать внимание на перспективу ближайшую, просматриваемую и очевидную.

Ну например. Что произойдёт, если кто-то украл у другого кусок хлеба? Не «вообще когда-нибудь», а в течении обозримого времени – скажем, месяца? И не «где-то там», а здесь и сейчас, в реальных условиях?

Тут мы видим интересное. Например, в одной ситуации «украсть кусок хлеба» означает причинить незначительный материальный ущерб. В другой – например, во время лютого голода, или когда крадут у нищего – обречь другого человека на смерть.

Все это и понимают. И во время голода воришку убивают, а во времена изобилия – обходятся подзатыльником. И разборки между нищими за корку будут куда жёстче, чем если те же нищие обратились бы в суд. Они свой суд устроят, по своим понятиям.

Ещё важнее, кто это делает. Кто, собственно, даёт этот самый подзатыльник, или кто убивает?

Вот тут мы подходим ко второму интересному моменту. Справедливость определена с точностью до ближайшего окружения. Как правило, до социальной ниши или слоя, которую человек занимает или в который входит.

Тут мы, кстати, нечаянно получили работающее определение социального слоя, страты и проч. Это не просто группа людей, выделяемых по каким-то формальным признакам. Но и не «реальная общность», тённисовский Gemeinschaft. Это, скорее, множество людей с одинаковыми представлениями о справедливости. Людей, которые могут с полным правом судить друг друга, ага.

Кстати, понятие «референтной группы» является производным от этого. «Референтная группа» - это люди, чей суд над собой мы признаём и чьего суда боимся. Но это, так сказать, «реальность, взятая субъективно», «психология». А вот социальный слой как множество людей, так сказать, взаимно компетентных в вопросах справедливости своих действий - это уже ближе к действительности, пусть и социальной.

Но почему именно судить? Потому что для разных социальных и прочих ниш в одни и те же действия означают разное. По последствиям. В течение обозримого времени.

Ну например. Для бедняков любое перераспределение собственности без компенсации – это катастрофа. Для богатых добыча и делёжка огромных ценностей – это, собственно, основное их занятие. Понятно, что там тоже существуют свои правила игры, но, например, отнять что-то ценное у того, кто оказался слабее – социальная норма, «ничего личного, бизнес». В том числе и у тех, кто слаб всегда – то есть у бедных. И они чувствуют себя вправе – именно потому, что судят по себе.

Марксисты из этого делали вывод, что справедливость – штука классовая, а если справедливость такова, то и истина тоже (потому что Истина, которая С Большой Буквы – это суждение о справедливости, все остальные значения этого слова вторичны). Они почти правы, но не совсем. Потому что, например, для разных народов одни и те же действия тоже означают разное. Но пока возьмём пресловутые «классы».

Если бедный украл корку, его вешают. Все остальные бедные считают это справедливым: ведь для них корка хлеба – вопрос жизни и смерти. Зато для богатых присвоение огромных ценностей – вообще не преступление, а повод для гордости. Ну, конечно, если это проделано в рамках честной игры. Но «честная игра» высших классов для низших – это вообще что-то абсолютно непонятное.

Тут мы случайно обнаруживаем обстоятельство, благодаря которому крайне несправедливые, на первый взгляд, порядки оказываются морально оправданными. Достаточно построить механизм, который судит каждый класс по его же собственным понятиям, а общение между социальными прослойками затруднить – так, чтобы они смотрели друг на друга как на природные явления. Только высшие будут смотреть на низших как на «крыс и тараканов» (которых можно давить ногами), а низшие на высших – как на погоду (с которой ничего не сделаешь и надо терпеть, что Бог пошлёт). И тогда богатые могут отнимать у бедных что угодно и чувствовать себя правыми во всём (ведь они всего лишь делают то, к чему и предназначены. А бедные не могут отвечать тем же (например, расхищать и портить имущество богатых), потому что у них просто рука не понимается на такое, «это же плохо». Те же, кто это будет делать, будут казнены по законам бедняков – каковые будут вынуждены «угрюмо согласиться» с тем, что это, в общем, справедливо.

Из этого следует… из этого много чего следует, но разбирать я это буду в другой раз.

)(