Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет krylov ([info]krylov)
@ 2009-01-27 09:35:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Мёртвая Смерть: лопь
Ну а теперь «длинный сложный сон».

В кои-то веки мне приснилось нечто политически ангажированное, с намёками и аллюзиями, да. Такого, вообще говоря, со мной практически не бывает, а тут вдруг. Впрочем, я перед сном выпил чашечку кофе с бехеровкой, эксперимента ради. Бехеровки той там была капля, но, может, само сочетание как-то повлияло. Хотя нет, сон приснился под утро, так что вряд ли.

Короче. Снилось мне, что я нахожусь в сложно устроенном помещении, состоящем из комнат бех окон, соединённых сложными переходами. В комнатах стояли столы, там сидели люди, пили-ели-веселились. Я находился в самой последней комнате, единственной, где были окна. Это был флигель, нависающий над обрывом. Дело происходило ночью – в окнах была темнота и где-то далеко внизу – городские огни.

Кроме меня, в комнате был мой научный руководитель (видимо, я где-то учился – кажется, на этнолога или этнопсихолога), его помощник, также мой работодатель (я ещё и работал), ещё несколько человек – все высокие, седоватые, хорошо одетые. И всем им я наобещал сделать то, сё, и ещё пятое-десятое, причём ничего толком не успел. Научному руководителю я должен был какие-то курсовики и распечатку, ещё одному – видимо, работодателю, - мне нужно было подготовить какие-то доклады, а я их не подготовил, а также сорвал запись радиопередачи, и профорготил ещё много чего.

Мне, конечно, было неприятно, но вины особенной я за собой не чувствовал, потому что во сне знал свою ситуацию, и понимал, что мне просто не свезло: дела-время-обстоятельства склались очень сильно не в мою пользу, а пробить это средостение я не сумел, хотя честно пытался. Ну что поделать, бывает. «Не шмогла я, не шмогла». Теперь приходится опускать очи долу и слушать укоризны.

С другой стороны, все эти «начальники и руководители» относились ко мне, в общем-то, неплохо, и казнить меня стыдом и совестью не собирались. Их, скорее, интересовало, можно ли с запаршивевшей, но перспективной овцы содрать хоть пару клоков шерсти.

В конце концов научный руководитель припомнил, что я, среди всего прочего, должен был подготовить доклад про лопь. Работодатель, в свою очередь, отметил, что и ему я обещал текст на эту тему. Остальные тоже оживились, и в конце концов сошлись на том, что не худо бы мне подготовить хоть какой-то материал, тем более, что про лопь я уж точно должен быть в теме.

Я согласился и сказал, что материал сейчас наговорю, он запишется (не помню как, но он должен был записаться), а потом запись можно будет расшифровать и опубликовать. Научник усмехнулся: «такое не опубликуют, но мы постараемся где-нибудь тиснуть». Работодатель тоже предложил какой-то вариант, сейчас не помню, какой.

И я пошёл начитывать текст про лопь.

Лопью в моём сне называлась, как сейчас выражаются, «национальная и социальная группа». Во всяком случае, сама лопь себя позиционировала именно таким образом.

На самом деле лопь – это не люди. Это были существа, внешне похожие на людей, но на самом деле даже не позвоночные. Биологи это знали, но говорить на эту тему вслух считалось крайне предосудительным, а с некоторых пор и подсудным делом, «ибо разжигание». Лопь навострилась судиться с теми, кто чрезмерно любопытничал по поводу её природы, и дела обычно выигрывала.

Откуда взялась лопь, никто толком не знал. Опять же, в националистических кругах имела хождение неполиткорректная версия, что это разновидность болотных упырей, хорошо известных в славянском ареале. Лопь якобы состояла из потомков упыриного семейства, которое каким-то образом сумело выжить после осушения болот. Судя по тому, что песенка про Йожина с бажин с какого-то момента стала считаться ксенофобской (во сне я даже помнил подробности этой истории), версия была недалека от истины. С другой стороны, существовала версия, что именно лопь проплатила это самое осушение – что, впрочем, не противоречило, а, скорее, дополняло версию.

Внешне лопь походила на людей. Правда, вид у этих людей был очень противный: мелкие, сутулые человечки с глазами навыкате и вечно слюнявым ртом, причём из-под верхней губы обычно вытарчивали клычки. К тому же от лопи воняло сырой рыбой, а кожа была холодной и склизкой. Насчёт вони и слизи, впрочем, лучше было не распространяться, особенно в приличном обществе – это считалось делом если не прямо подсудным, то рискованным, к тому же репутацию нерукоподаваемого можно было заработать на раз. Мне, впрочем, это было уже побарабанно, поскольку репутация моя в этих кругах и так была хуже некуда.

Столь же запретной темой был способ размножения лопи. Лопь не делилась на мужчин и женщин – они были гермафродитами, оплодотворение происходило внутри организма, как у глистов. Размножалась лопь спорами – чем-то вроде жидких соплей. Эти сопли могли расти в матке любой самки, в том числе и внутри человеческого тела. Лопь мог «оплодотворить» женщину – точнее, вбрызнуть ей вовнутрь эти самые сопли. Настоящим оплодотворением это не было: просто в матке начинал развиваться плод лопи. Понятно, что гены женщины к родившемуся ребёнку никакого отношения не имели – фактически, она служила просто инкубатором. Лопь, правда, утверждала, что ребёнок лопи, рождённый от человеческой женщины, каким-то непонятным образом всё же несёт на себе отпечаток её генома. «Доказывалось» это тем, что дети лопи якобы похожи на своих человеческих матерей. Похожесть эта была крайне сомнительной, чтобы не сказать надуманной, а имеющиеся случаи сходства объяснялись тем, что детёныши лопи умели притворяться. Но и этого говорить было нельзя: все делали вид, что верят то ли в телегонию, то ли в лысенковщину. С лопью связываться было себе дороже.

Были ещё и лопи-женщины, делающие вид, будто рожают от мужчин. Это было уже чистой воды надувательство, - потому что они даже плод не могли вынашивать сами, а использовали домашних животных, от коров до собак, - но некоторые на это шли. Иметь дочку или сыночка от девочки-лопи считалось вполне нормальным явлением, даром что это была всё та же лопь, и никаких тебе человеческих хромосом. Тем не менее, таких «детей» признавали законными.

Зато слухи, что лопь сосёт кровь, поддерживались чуть ли не на официальонм уровне. Хотя как раз в этом была не виновата: даже если они и были когда упырями, то теперь кровососущие органы у них атрофировались, даже клычки были рудиментарные. Что лопь жрала на самом деле, я забыл, хотя во сне помнил – и это тоже было довольно противно.

Каким образом склизские болотные выродки получили такое влияние, никто толком не понимал. В отличие от евреев и прочих «эффективных меньшинств», лопь не занималась финансовыми махинациями, не светилась на телевидении, не дала миру никаких великих умов, да и вообще непонятно чем жила. Но влияние у неё было, да ещё какое.

Во-первых, вся интеллигенция дружно легла под лопь. Левые токовали, что лопь – это «новые угнетённые», «стигматизированное меньшинство» и прочее в том же духе. Кто угнетал этих воняющих рыбой вампирчиков, было непонятно, но такие рассуждения были как бы общим местом. Но и правые всегда вставали грудями за лопь – скорее всего, из мизантропии. «Имперцы» предсказуемо объявили лопь истинно имперским народом и будущей имперской элитой. Другие так внятно не высказывались, но лопь уважали. Да и вообще как-то очень быстро установилось мнение, что лопь обижать нельзя, а надо всячески её разгуливать.

С другой стороны, лопь почему-то очень быстро нашла общий язык с властями – особенно с российскими. Чем она их так прельстила, понять было невозможно: во всяком случае, дело было не во «взятках» или чём-то подобном. Но в любых конфликтах лопи с людьми власти неизменно принимали сторону лопи. При этом интеллигенция обожала обвинять власти в том, что они якобы эту самую лопь преследуют.

Во сне у меня было какое-то объяснение всему этому. Сводилось оно к теории, согласно которой власть в любом обществе построена на тайном союзе двух ненавидящих друг друга элитных группировок против народа. Поскольку они друг друга ненавидят, то союз может быть заключён только через медиацию. Обычно медиатором служит что-то, максимально ненавистное и отвратительное для народа. Одна группа элит начинает покровительствовать этому отвратительному, а вторая обвинять первую в недостаточном покровительстве и строит свою идеологию на том, что она покровительствовала бы лучше. В России власть и интеллигенция заключили такой союз, покровительствуя лопи… На самом деле теория была сложнее – я пытался учесть ещё и тот факт, что пользующаяся покровительством группа сама является субъектом, осознаёт своё положение и начинает играть какую-то самостоятельную роль, что резко усложняло конструкцию. Но этого я уже не помню. Так или иначе, а получалось, что главным достоинством лопи была как раз её отвратительность.

Всё это я говорил вслух, ходя по залам с людьми. Люди делали вид, что меня не слушают, хотя все всё слышали. Потом начались мелкие пакости: завидев меня, все начинали говорить громче, как-то очень демонстративно не смотря в мою сторону – типа, «ходят тут всякие». Но я чувствовал себя в своём праве, и продолжал ходить и рассуждать про лопь и её отношения с властями.

Тут из-за одного стола встали две девочки. Я почему-то знал, что это дочки Латыниной от лопи. В отличие от большинства лопи, девочки выглядели довольно симпатичными: глазки, грудки, и всё такое. Разумеется, я помнил, что они не люди, и, строго говоря, даже пола не имеют – но тем не менее, выглядели они неплохо.

Девочки начали как-то крутиться вокруг меня, что-то говорить, отвлекать. Я отвлёкся и перестал начитывать текст. Тогда девочки подошли ближе, и стали делать рожицы – показывать, какие у них пухлые губки и какие симпатичные клычки (они им и в самом деле шли). Я даже подумал – может, и вправду лопь что-то наследует от людей, но потом сообразил, что это пластические операции, волосы – парик, губы силиконовые, и вообще.

И тут вдруг я  осознал, что люди за столами как-то подозрительно притихли.

Я посмотрел – и обомлел.

Все сидели неподвижно и улыбались. Точнее, скалились. Это были жуткие оскалы на пол-лица, торчащие зубы и мёртво блестящие глаза. Все были мертвы: я понял, что сидящих за столами отравила лопь своими спорами. И что мой работодатель и научный руководитель, скорее всего, тоже убиты, и что я остался тут последний человек. И меня, скорее всего, тоже сейчас убьют, и хорошо ещё, если только убьют…

Разбудил звонок. Просили «Валентина Палыча». Я спросонья разозлился, зато запомнил сон.

Да, если кто решит, что это я всё «специально выдумал», не оскорблюсь недоверием. Мне и самому удивительно, что этакое приблазилось. Но что было, то было.

)(