Настроение:

А кроме того, я считаю, что Аракчеев должен быть свободен

О словах
Тут по сети ходит цитатник с русофобскими цитатами всяких «знаменитых людей». Начинается он, кажется, с академика Павлова, который за четыре года до смерти, и кончая всякими разными желчными камушками от Бунина и Розанова, или какого-нибудь, прости Господи, Горького, обличающего зверство тёмных русских крестьян (для справки – зверства интеллигентных чекистов он не замечал в упор).

Дальше список начали разоблачать – такой-то того не говорил, сякой-то говорил, да не в том смысле, фраза вырвана из контекста. Скорее всего, в оном списке и в самом деле половина фраз именно что выдрана, и именно что из контекста, а кое-что приврано для красоты. Но часть цитаток, скорее всего, вполне подлинная.

Однако вот что забавно. Первым номером из этого самого списка идёт такая цитата:

Aкaдeмик Павлов: "Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека — он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами".

Так вот. Эти слова и в самом деле имеют некоторое отношение к реальности. Об этом свидетельствует прежде всего реакция на выложенные цитаты.

Дело тут, конечно, не в мозговом веществе и его системе. Русская культура, два века стремительно развивавшаяся, не избежала некоторых болезней роста. Которые были бы, наверное, изжиты, но столь же резкое прекращение её развития законсервировало их и усугубило. В частности, речь идёт об отношении к словам.

Русская литература была создана в рекордно короткие исторические сроки. В 1673 году протопоп Аввакум заканчивает первое полноценное литературное произведение на русском языке («Житие»), а ровно через двести лет, в 1873, выходит из печати финальное третье издание «Войны и мира» — романа, до сих пор считающегося number one, «величайшим произведением всех времён и народов». Для сравнения: европейская литература на национальных языках появляется в тринадцатом-четырнадцатом веках. Когда творили Данте и Чосер – полуркайте, если что.

Но именно этот процесс – стремительный и невероятно успешный старт – сделал литературу «парадигмой отношения к словам вообще». Мы стали слишком их ценить. Что неправильно.

Зачем человек говорит другому человеку что-либо? В большинстве случаев – чтобы добиться от другого каких-то действий, или от каких-то действий удержать.

Во-первых, это императивы. «Подай», «принеси», «сделай мне минет», «купи мне шубку». Разумеется, не всегда императивы выражаются в столь конкретной форме. «Любимый, дорогой, уже пора купить нам шубку…» «Посмотри, в какой шубке ходит Тася». «Какая зима холодная, а мне не в чем на улицу выйти» - это всё императивы, не так ли? И если начать выяснять, что это за такая пора покупать шубки, указывать, что Тася ходит в драной кошке, или даже показывать на градусник, доказывая, что зима как раз выдалась тёплая – вас не поймут. Потому что все эти высказывания к истинности или ложности не имели никакого отношения. Это просто такие способы сказать «купи мне шубку».

Истинность или ложность слов к этой универсальной задаче имеет отношение, но далеко не прямое. В большинстве случаев вопрос «истинности» вообще стоит на десятом месте. Если кто-то дёргает тебя за рукав и кричит – «смотри, птичка!», нет смысла выяснять, была птичка или не было птички. Даже если птичка и вправду была, ясно же, что цель дёргающего за рукав – отвлечь ваше внимание от чего-то важного (например, от его руки в вашем кармане).

Это не значит, что абсолютно все слова произносятся с какой-нибудь вредоносной целью. Даже если это ложь. Возьмём тут же «птичку» — то же самое говорит фотограф ребёнку, чтобы он смотрел в объектив камеры. Это обман, но абсолютно невинный, и даже ребёнок на него не обижается.

И тем не менее. Императивные (формально или по смыслу) высказывания – это, по грубой оценке, где-то 60% всего, что говорится.

Во-вторых, ещё 20% - это высказывания, выражающие внутреннее состояние субъекта на данный момент. Типа – «я устал», «всё надоело», «о, как мне хорошо», «подите, пожалуйста, в баню, я страдаю».

И опять же – они не всегда выражаются прямо. «Погода мерзкая», «вокруг одни идиоты», «я не могу больше сидеть с восьми до пяти в этом клоповнике» - всё это не обязательно имеет отношение к погоде, людям и месту работы. Это просто способ сказать «мне плохо и скучно» (ну или – «мне хорошо и весело», или ещё чего), а на заднем фоне ещё и болтается императив – «утешьте и развлеките меня» (или «не мешайте мне ловить кайф»).

К этим высказываниям понятие истинности или ложности тоже не особо применимо. То есть понятно, что раздражённый человек в сердцах обычно ругает именно то, что его вообще раздражает по жизни (или на что он не ссыт залупаться, что чаще). Но, в общем-то, никакой объективности в этом тоже нет. Это способ сбросить пар, ну и чего-то попросить или потребовать.

И только последние 20% оставшихся высказываний можно считать чисто индикативными. То есть такими, к которым полностью применимо понятие «истинного» и «ложного». «Соль в сахарнице, которая стоит в ванной на третьей полочке снизу». «Миша любит Маню, живёт с Таней, женат на Люсе». «Длина окружности – два пи эр». И венчает всю эту пирамиду индикативов знаменитое «А = А».

Дальше. Есть высказывания, именуемые оценочными. Типа: «Таня сука и блядища позорная», «Коля нормальный мужик», «Франция говно, а не страна», «Америка – надежда человечества и цитадель демократии».

Так вот. Оценочные высказывания следует оценивать как смесь императива, выражения внутреннего состояния и индикатива. При этом доля индикатива в них стремится к нулю. То есть «истинность» или «ложность» в прямом фактическом смысле тут в большинстве случаев рядом не валялась. А вот что важно – так это сочетание манипуляции и самовыражения.

Если самовыражения больше, высказывание можно считать «искренним». Не истинным, не правдивым – а всего лишь искренним, то есть выражающим внутреннее состояние человека на данный момент.

Вот, кстати, пример такого высказывания:

Просыпаюсь с бодуна,
Денег нету ни хрена.
Отвалилась печень,
Пересохло в горле,
Похмелиться нечем,
Документы сперли,
Глаз заплыл,
Пиджак в пыли,
Под кроватью брюки.
До чего ж нас довели
Коммунисты-суки!

Ах, какому русскому мужчине не знакомо эта похмельная обида на весь мир, такой несправедливый, и особенно на «эту страну», и царящий в ней непорядок? Вот то-то.

Теперь, наконец, перейдём к «высказываниям великих о России». Братцы-кролики, любой человек, наговоривший и написавший много слов, ну обязательно выпалит что-нибудь этакое в раздражении. Это касается не только русских – у любого писучего литератора можно найти пару-тройку нелестных высказываний о его родине, народе, нравах и так далее.

Я даже не говорю о ситуациях, когда сохранять более-менее нормальное состояние ума трудно. Ну например. Розанов в «Апокалипсисе» написал много «больного и горького», и особенно про русский народ. Но всем нормальным людям понятно, что дело происходило в 1918 году, когда у людей буквально сносило крышу от ужаса и непонимания происходящего. Тут взвоешь и всё проклянёщь – не то что русский народ, но и мир, и Бога, и вообще всё на свете.

Что касается каких-то там ворчалок и пыхтелок русских писателей раньшего времени – да Боже мой, ведь из моих собственных текстов можно набрать такого, что при правильном монтаже может выглядеть вполне себе русофобски. А я ведь отмороженный русский националист, ага. Хоть вешай дисклеймер – «ничто из написанного мной не является русофобией и не может использоваться в русофобских целях». Но, чую я, на дисклеймер наплюют, если нужно будет.

Это не исключает того, что бывают и настоящие русоненавистники. Марина Палей и Михаил Юдсон, Яков Кротов и Валерия Новодворская, Чаадаев и Салтыков-Щедрин (ежели брать классику) – эти да, эти именно что ненавидят Россию и русских, ненавидят всем сердцем и всем сознанием, эта ненависть составляет суть всего того, что они говорят, пишут и делают. Но это совсем другая история. Там – «сорвалось с языка», а тут – живая душа всего творчества.

Однако ссылка на Юдсона или на Новодворскую не потрясёт обычного русского человека. Он, в общем, знает или догадывается, что это за птицы. А вот высказывание Толстого, который «почитаемый классик», может и задеть. Поэтому русским предъявляют Толстого. Или Пушкина. Даром, что у них на весь корпус текстов два-три высказывания, которые при желании можно истолковать «в этом смысле».

Но зачем на это вестись?

Для сравнения. У англоязычных авторов можно этакого найти больше, просто никто не ищет. А почему? А потому, что англичанина этим не проймёшь. Что, Олдингтон что-то там вякнул про сифилис и старую суку? И чего? Ну, снизим парню тиражи, выкинем из дискурса (наказывать за такое надо обязательно, это любому англичанину понятно), но ПЕРЕЖИВАТЬ по такому случаю не будем ни минуточки… Да что там Олдингтон. У нас вон классик Бёрнс, который старую добрую Англию честил в хвост и в гриву. А мы его в классики, в учебничек. Потому как надобно крепить Шотландию к старой доброй Англии, а писал он на английском. Очень хорошо. Разумеется, резкости в хрестоматию не войдут, но и скрывать их не будем. Шотландцы – они такие, чудаковатые… Ну и так далее: да мало ли кто чего говорил? Это же СЛОВА. Брань на вороту НЕ ВИСНЕТ.

Кстати, русская пословица. Раньше мы это понимали. А сейчас – ух ты, ах ты, все мы космонавты, Тургенев что-то там свистнул про непрекрасность отечества. Ой, да как же это мы после этого.

)(