Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет krylov ([info]krylov)
@ 2009-11-21 17:08:00

Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
К идее "современности"
«Современное» и «своевременное» - очень разные, даже противоположные в чём-то понятия.

Начнём со «своевременного». Своевременно то, что пришлось кстати в нужный момент. Было нужно вот прямо сейчас – и, слава те Господи, вот оно. К сроку подоспело.

А вот с «современным» сложнее. Если совсем грубо, «современное» - «что-то такое, что появилось только сейчас». Если же брать ещё и ценностную сторону, то «современное» - это что-то хорошее, причём хорошее не само по себе, а тем, что оно совпало по времени с чем-то хорошим. Причём неважно, имеет оно на самом деле отношение к этому хорошему или нет.

Дискурс «современности» в этом смысле особенно чётко проявляется в рекламных зазывалках типа «Х – явление эпохи Y!!!» Типа: «Ресторан XXI века!», «Литература эпохи Интернета!», или там «Космический Макияж!» Непонятно, почему ресторан XXI века должен быть обязательно лучше ресторана века XIX (наоборот, есть все основания предполагать обратное), но XXI век – это что-то хорошее (недаром же его так ждали весь XX век, правда же?), а, значит, и «ресторан XXI века» хорош. Понятно также, что «эпоха Интернета» к литературе как таковой имеет отношение не более, чем почта или телеграф, но Интернет – это хорошо, значит и литература хорошая. Космос к косметике имеет отношение разве что с точки зрения этимологической, но космос – это кул, значит, и косметика времён космоса – хорошая.

Типичнейшим выражением такого паразитирования на идее «современности» является название дизайнерской конторы Diesel. К дизельному двигателю товарищи отношения не имели никакого – просто в конце семидесятых на волне нефтяного кризиса с дизельным двигателем связывались всяческие надежды, поэтому Россо такое название и выбрал – мы, типа, вот такой же новый мотор в мире моды. Или, скажем, «бикини», названные Реаром в честь атолла, где проходили ядерные испытания (а прототип бикини назывался попросту «Атом») [1]

На том же эффекте построена и «отрицательная» демагогия – когда что-то объявляется плохим, потому что оно «не вписывается в современность». «В эпоху джинсов от Пердуччи нельзя носить простые штаны». «Посткафкианская литературная традиция исключает саму возможность некритического отношения к социальным реалиям». «После Рорти всерьёз говорить о какой-либо рациональной эпистемологии невозможно».

Кстати, предельное выражение такого подхода – это слоганы системы «после Освенцима нельзя» (писать стихов, читать Шпенглера, носить приталенное и т.п.)

В общем, если «своевременное» сообщает времени смысл, то «современное» его из времени высасывает, перетягивает на себя, существует за его счёт.

Понятно, что аргументы такого рода использовались всегда. Так, любое историческое событие использовалось в целях повышения продаж. «После исторической победы Блямблии над Лямблией нельзя носить коротких штанов», «Коньяк Наполеон», «в эпоху социалистической реконструкции» и т.п. – такое бывало во все времена и при всех режимах (особенно когда нужно было срочно продать какую-нибудь дрянь). Но где-то в середине прошлого века этот тип демагогии стал особо популярен. Тогда слоганы типа «в эпоху космических полётов вам совершенно необходимо…» или «в атомную эру нельзя…» (а также, не забываем, и «после Освенцима») били наповал. Космос, Атом, Освенцим и прочее превратились в «зонтичные бренды», а их покрывал вожделенный и недоступный «двадцать первый век». Всю вторую половину века двадцатого всё, претендующее на новизну и продаваемость, называлось «товаром XXI века». «Магнитофон - техника XXI века!», «Уорхолл - искусство XXI века!!», «новая коллекция Пердуччи - мода XXI века!!!» Это было уже не современничанье, а уже какое-то футуробесие. На «двадцать первый век» только что не молились (да и молились: нью-эйдж - - - ).

В этом смысле в пресловутом «постмодернизме» было нечто хорошее, а именно – частичное освобождение от гипноза «аргументов от современности». Весь позитивный пафос постмодеристов в том и состоял – хватит травить нас «двадцать первыми веком», «космическими полётами» и «джинсами от Пердуччи», давайте мы вам сказочку расскажем и песенку споём, как будто и не было никакого Кафки, джинсов и космоса этого вашего злопипучего, достали ведь… Другое дело, что тут началось это самое «как бы». «Как бы без Кафки», «как бы не в XXI веке». Но ведь Кафка и XXI век (и даже джинсы от Пердуччи) никуда не девались. Поэтому постмодернист только делает вид, что всего этого нет, причём на каждом шагу намекает, что оно таки есть, и когда нужно, оно таки появляется – как у Аристофана в «Птицах» Эвельпид, когда хочет поцеловать девушку, исполняющую роль птицы, приподнимает её маску с клювом и чмокает в губки. Так и тут: всё «постмодернистское» - это не «как в старые добрые времена», а «как бы как в старые добрые времена». И, разумеется, вся постмодернятина отлично встроилась во всю ту же демагогическую систему: теперь уже чего-то нельзя и чего-то остронужно не после «Кафки», а «после Борхеса и Умберто Эко». Вот уж хрен не слаще редьки.

При этом на чисто рациональном уровне понятно, что аргументы типа «А – товар эпохи Б, Б хорошее, значит и А неплохо», или там «после появления А невозможно больше потреблять Б, потому что оно было до А, а А всё поменяло» - чушь собачья. Совершенно не факт, что «в эпоху космических полётов» что-то изменилось в области водного туризма или отношений между полами. И что «после Лиссабонского землетрясения больше нельзя верить в Бога» (s) Вольтер).

Почему же такие аргументы нам кажутся убедительными? Потому что нам присущ некий неосознанный холизм: мы представляем мир как взаимосвязанную систему, и если в нём появляется (или случается) что-то новое и важное, то оно просто обязано оказать влияние на всё вообще. Рванула Бомба – взорвались голые телеса. Запустили спутник – началась сексуальная революция [2]. Ну а уж если нулики на календаре поменялись – так как же после этого можно теми же руками воздухом дышать, теперь надоть бы ногами, как же иначе-то, времена-то, чай, нонеча какие: новые, не прежние, ыть.

На самом же связи «живой, органической связи» тут не больше, чем между огородной бузиной и киевским дядькой. «Зато работает».


[1] Кстати, существует легенда, что трёхлучевая звезда – эмблема «Мерседеса» - символизирует распад атома. Это, положим, байка, но очень характерная.

[2] Буквально так. В тексте «Эммануэли», культовой книжке той эпохи, либертен Марио убеждает главную героиню предаться сексуальным экспериментам, ссылаясь именно на запуск советского спутника: уж если на орбиту вывели несколько килограммов металла, то, значит, отныне число участвующих в акте любви должно быть нечётным.


)(


(Читать комментарии)

Добавить комментарий:

Как:
( )анонимно- этот пользователь отключил возможность писать комментарии анонимно
( )OpenID
Имя пользователя:
Пароль:
Тема:
HTML нельзя использовать в теме сообщения
Сообщение: