СВОЁ -- Day [entries|friends|calendar]
krylov

[ website | Сервер "Традиция" ]
[ userinfo | livejournal userinfo ]
[ calendar | livejournal calendar ]

сонное | зайн унд цайт [09 Dec 2005|09:58am]
Есть такой традиционный зачин: "В некотором царстве, в некотором государстве, жил да был такой-то". Меня всегда смущало это "жил да был": хотелось переставить слова в правильном порядке. "Ну ясно же вроде", что "быть" - это как-то фундаментальнее, что-ли, чем "жить", что жизнь есть род бытия, если быть точным. С другой стороны, "был да жил" тоже звучало идиотски: ясно, что если "был", значит и "жил".

Если, однако, задуматься, то начинаешь понимать, что "жить" - это не совсем то же самое, что "быть". Мы говорим - "он живёт в нашей памяти", а не "он есть в нашей памяти".

Что такое "быть"? Быть - значит иметь место (с) Хайдеггер. "Иметь место" - значит, во-первых, присутствовать в физическом (или каком-то другом) пространстве, и, во-вторых, это самое место именно что иметь, то есть обладать им. Как возможно обладание местом, на каких правах - вопрос интересный, но второй[1].

А вот "жить" - значит иметь время. Точнее, обладать каким-то интервалом времени.

Правда, мы не знаем, что такое "обладать временем". Поэтому мы не знаем, что такое жизнь.

Однако ж, вернёмся к прежнему наблюдению. "Жив в памяти" - это, собственно, "о нём вспоминают". "Вспомнить" - первичная форма высказывания, дословесное высказывание, так как в нём уже есть "означающее" и "означаемое". "Жить" - это, собственно, "быть субъектом высказывания". Если же сводить дело к чистой биологии, то "жить" в биологическом смысле - значит быть "говорящим о себе телом", субъектом собственного высказывания, точнее - быть высказыванием, высказывающим само себя.

Что с точки зрения "генетики какой-нибудь" является трюизмом.


[1] Жаль, никто не пробовал проанализировать законы природы с точки зрения права. А ведь вопрос о правовой системе Природы и в самом деле интересен. Ну, например, ясно, что физика есть система континентального права (всё происходит согласно непротиворечивой системе общих правил, "прецеденты" не имеют значения). Или с той же собственностью: "два тела не могут одновременно занимать одного и того же места" = "два собственника не могут одновременно владеть одной и той же землёй". И т.п. - но тут интересны детальки, а их-то - - -.

)(
15 comments|post comment

лингвистическая фантастика | лефранчаиз [09 Dec 2005|11:57am]
Увы, подобный жанр невозможен по причине заведомой немассовости.

Но как "логическая возможность" - - -.

На всякий случай: сюжет альтернативно-исторического лингвофантастического романа.

Шестидесятые годы прошлого века. Некая африканская французская колония - какая-нибудь там Верхняя Лямблия - обретает долгожданную независимость. Французы держались за неё довольно крепко: в Лямблии имеются немаленькие запасы меди, марганца и урана. Кроме того, высокогорность обусловила почти европейский климат. Поэтому вместо мирной передачи власти туземному правительству в стране имела место короткая, но кровавая национально-освободительная война, омрачённая немалым числом жестокостей с обеих сторон. В результате чего на момент получения независимости местный народишко изрядно озлобился.

Итак, первое заседания правительства Национальной Революционной Народной Демократической Свободной Республики Лямблия. Над Домом Правительства (бывшим элитным борделем) развевается криво нарисованный флаг. Внутри сидят бывшие выпускники Сорбонны (понятно же, кто возглавлял национальную революцию) и думают, как им обустроить Россиюжить дальше.

На повестке дня - языковый вопрос.

С одной стороны, говорить на языке проклятых колонизаторов - западло. Пора отказываться от французского наречия и вводить, как у всех приличных людей, нормальный государственный язык на местной основе. Проблема состоит в том, что в маленькой Лямблии проживает около ста двадцати племён, и все небольшие и гордые. Самым большим и влиятельным являлось племя оруэлло, однако оно запятнало себя сотрудничеством с проклятыми белыми дьяволами и чуть-чуть прорежено и немножечко ущемлено в правах. Во всяком случае, в армии и в среде высшего руководства ни одного оруэлло нет. Все остальные племена говорят на своих языках, очень красивых и мелодичных, но абсолютно разных. К тому же для них нужно создавать письменность и литературу, а на это нет ни времени, ни денег, ни желания. Да и ваще.

Координатор Руководящего Совета Лямблии, товарищ Хиттро Жоппэ (племя чилянго) чешет жиденькую бородку и уныло говорит (на французском: это единственный язык, на котором способны общаться члены правительства):

- Может быть, возьмём эсперанто? Будем первой страной в мире, которая приняла международный язык в качестве государственного...

Председатель Революционного Совета товарищ Жан-Мари Эволюэ (племя мамзерпоцэ, отец - неизвестный солдат Иностранного легиона), раскуривая вересковую трубку:

- Русские обидятся. А они снабжают нас оружием, ссориться с ними пока рано. К тому же как заставить весь народ - или хотя бы нашу элиту - учить эсперанто? Это нереально, товарищи.

Министр по делам науки, культуры и внутренних дел Шутки Жутки (племя ханавсему, единственный, кто не учился во Франции, зато хороший практик револолюционной борьбы) теребит остаток левого уха:

- Моя думать так. Оставить французский. Но сократить до двести слов. Не нужно лишний слова для свободный народ Лямблия.

- Нужно думать о национальном престиже, - вздыхает камрад Эволюэ. - Хотя идея товарища Жутки изящна. Помнится, у Оруэлла...

- Убивать оруэлло, - предсказуемо реагирует товарищ Жутки. - Резать живот. Хорошо.

- Так всё-таки - что же делать с государственным языком? - перебивает министр экономики Нгмаблебеле (Ашот) Кочаян (племя армянэ, издревле живущее в Лямблии и промышляющее мелким гешефтом). - Учтите, товарищи, вся техническая документация, все учебники, да и вообще все книги, которые есть в Лямблии, написаны на французском.

- Проклятый французо, - с сильнейшим акцентом произносит товарищ Шутки Жутки. - Я убил и ел печень пять учитель французский. Они не могли меня учить. Особенно сказывание слова. Написан один слово, читаен другой совсем слово. Убивать французо.

Тут к товарищу Хиттро Жоппэ приходит Идея.

- Товарищ Жутки совершенно прав! - восклицает он.

Все с интересом смотрят на вождя: тот известен своей изворотливостью, благодаря которой он и держится на посту Координатора.

- Разговаривать на языке проклятых оккупантов нельзя, - говорит он. - Но и менять язык тоже нельзя. Значит, нужно изменить произношение слов. Гнусные колонизаторы произносят слова не так, как написано в их собственных книжках. Мы же - прямой, честный народ. Мы будем произносить слова так, как написано в книгах. Это будет совсем другой язык. Язык честных людей.

Воцаряется молчание.

- Мне нравится это, - наконец, говорит товарищ Шутки Жутки. - Я не любить двойной язык. На бумага одно, на язык другое. Я резать такой язык. Хитро Жоппе говорить правда. Он вождь.

- Не хотите ли вы сказать, - морщится Эволюэ, - что "la chatte" в вашем новом языке будет звучать как "лацхатте"? Увольте...

- Тебя увольнять, - соглашается Шутки Жутки, молниеносным движением извлекает пистолет и стреляет в лицо товарищу Эволюэ.

На стене кабинета, уже украшенной несколькими плохо замытыми кровавыми пятнами, появляется новое.

- Предложение принято, - констатирует Координатор Руководящего Совета Лямблии товарищ Хиттро Жоппэ. - То есть цонвиент.

*

Дальше - развитие нового языка лефранчаиза, появление национальной литературы на нём, его распространение в канадском Квебеке (вместе с соответствующими настроениями) и много чего ещё. Тут возможны интересные повороты (например, прозаические тексты на лефранчайзе почти аналогичны "нормальным французским", но "интонационный ряд" сильно другой; поэзия на лефранчаизе французами не воспринимается и наоборот), но это уже всё тонкости.

)(
53 comments|post comment

унизительно незачем жить [09 Dec 2005|12:54pm]
У [info]pioneer_lj@lj:

С утра сегодня заседаю в учёном совете, защита диссертации. Встал ни свет ни заря, погода в Москве туманная, ноль градусов. Долго не мог понять, сегодня уже вчера или уже завтра.

…соискатель хороший. Молодой и умный. Наш, физтех. Фамилия русская, лицо вызывающе крестьянское, социальное происхождение – из простых русских людей. Интеллигентного монголоида Галковского стошнило бы от омерзения. Хотя Мэтр даже со всеми своими мурзилками по интеллектуальному развитию этому русскому крестьянину в подмётки не годится.
Диссертационная работа хорошая. Защита прошла хорошо. Потом небольшой банкет.

…на банкете старенькие доктора наук, полвека в высокотехнологических отраслях, самим пошёл уже восьмой десяток, предались воспоминаниям, как в середине 90-х подрабатывали грузчиками в своём же НИИ, который на 9/10 был сдан коммерсантам. Получали копеечные чаевые и радовались, будет сегодня чего покушать.

Вспомнил, как примерно тогда же наш НИИ устроил в своём ещё не проданном подмосковном санатории всероссийскую научно-техническую конференцию. По странной причуде от министерства пришли деньги на конференцию, и администрация нашего НИИ в силу ещё более странного сентиментализма решила их не красть, а употребить по назначению, и даже своих денег немного добавила (чем очень гордилась). Тогда я увидел многих корифеев, небожителей нашей отрасли, которых знал только по статьям и монографии.

Почти все они в том же году умерли. Им было унизительно незачем жить. А тогда на конференции они изумлялись, что их кормят бесплатно.


Да.

)(
13 comments|post comment

На правах рекламы [09 Dec 2005|02:36pm]
Это уже отчасти баян, но не хватало "последней чёрточки". Теперь она есть.

Перед вами чудесная, чудесная статья о Шендеровиче. Несколько избранных отрывков дают представление о тексте:

У него удивительно грустные глаза. О, этот знаменитый, врожденный, испытавший века и веками не испытанный и не исчерпанный еврейский взгляд – с тысячелетней печалью... Взгляд, в котором три абсолютно условные формы Времени сошлись в мудрости, боли, скорби, и вечной – независимо от веры, или ее отсутствия, убеждений и мироощущения – неосознанной или осознанной тяжбе с Творцом. Даже в лице Его творения и творений – мира и тварей земных, с этой несправедливостью по горизонтали (между людьми), по сути являющейся нарушением высшего равновесия, с Его непредсказуемостью и непонятностью Его воли, с верой (и знанием) в Его милосердие, данное и даваемое неожиданно и – снова, часто – через другие лица, человеческие лица; взгляд, принимающий данность и выражающий отказ от нее одновременно, с вольным или невольным смирением – с собой, с Ним, с сомнением и доверием к Нему, к жизни... «Масоны со стажем, они могли разговаривать вопросами до светлого конца» (из рассказа В.Шендеровича). Какая-то иная система координат с выраженной вертикалью, уходящей не столько ввысь, сколько куда-то вдаль и вглубь одновременно. Примеров – сколько угодно, во все времена. Это и глаза Мандельштама, и Эли Визеля, писателя, лауреата Нобелевской премии мира, пережившего Холокост, потерявшего всех своих родных (поступившего после Второй мировой в Сорбонну на философский, пытаясь – напрасно – понять, почему все так произошло), и великого театрального режиссера Камы Гинкаса с пронзительным взглядом раввина, и взгляд Григория Горина, и Зиновия Гердта... Это и глаза случайно увиденного на какой-нибудь, скорее северной, улице человека, мельком – и почти мимо – взглянувшего на тебя и окатившего, или проткнувшего насквозь, своей пронзительной грустью. Но, естественно, нельзя ни один взгляд, как ни одну строку любого поэта, писателя, помещать в прокрустово ложе только одного значения, только одного смысла – ведь по словам Бродского, "чисто метафизический потенциал у человека гораздо выше, чем то, что может предложить ему любая религия, доктрина, система и тому подобное". Естественно, у каждого своя личная и личностная грусть или радость (у кого как) и т.д. У Виктора Шендеровича именно удивительно грустные глаза, ибо грусть во взгляде смешана с неким озорством, сумасшедшинкой и очень острым умом. Нервный – не напоказ (каким только может быть человек мыслящий, глубоко чувствующий и очень артистичный) и потому тонкий, внимательный, проникновенный и проницательный, остроумный и потому печальный, быстро реагирующий на движения мысли и души и потому точно понимающий и любознательный, тактичный и вежливый не по натужной внешней необходимости (которая, впрочем, в любой публичной профессии неизбежна, но наличествует, только если есть внутренняя культура), а по изначальной внутренней заданности; умеющий смеяться и смеющийся всегда от души (Достоевский определял людей по смеху) – человек, который не притворяется ни в чем, да и как, вспоминая Д.С.Лихачева, можно притвориться интеллигентным человеком? А у Шендеровича это на лице написано. Человек частный, отчасти одинокий, которому, как и всякому мыслящему земному существу, необходимы две вещи: единение и уединение, открытый, ибо и так слишком много держит в себе: у него много за душой, а не за пазухой.
Он один из тех редких людей, в самой сути которых заложена, явно обозначена и осуществлена подлинность. Подлинность замысла Творца.


Неееет, под кат не уберу. Читайте, читайте:

...Его так часто ошибочно называют политическим сатириком. О нет! Просто у него есть совесть. А что есть совесть как не живой глас Божий? Разве он даст спать спокойно? Разве спали спокойно Чаадаев или Мамардашвили, говоря, что «истина важнее родины»? А ведь «Родина может стать страной проживания» (из шендевров).
Писатель-сатирик – сочетание довольно странное и непонятное. Или дано, или не дано. Шендеровичу – дано. "Сатира по определению существует на преодолении", - говорит он. Впрочем, как и жизнь индивидуума, не ставшего «достоянием демагога или диктатора», как говорил Бродский. Ирония, «нисходящая метафора», реагируя на действительность, дает возможность прозреть. Ничего и никого нельзя любить пафосно. Кажется, нечто такое говорил Г.Горин, что здоровая ирония лучше ложного пафоса. Шендерович как-то вспоминал слова Фазиля Искандера: "Сатира - это оскорбленная любовь". «То есть обязательно должна быть любовь», - добавляет Шендерович. И это еще - оскорбленная любовь к Отечеству, видимо, тоже в данном случае? Любовь к России по определению не может не быть странной. Трудно любить страну, такую большую, перенаселенную в центре и совершенно безлюдную в пространствах трудной тундры, от всякого рода бесконечной диктатуры до измученного и растерзанного самим собой, зачастую и своим невежеством, народа (приходят на ум слова Лескова, сказавшего, что Русь была крещена, но не просвещена) до таких редчайших бриллиантов культуры, какими одарил нас Господь уже хотя бы в два предшествующих века. Амплитуда охвата – в географическом, в социальном, во временном, в пространственном, в языковом, да и просто в человеческом плане непредставима. («Страна, которая так широко раскинулась, провоцирует своих насильников...», из шендевров).
И вообще, чем жестче и трудней условия жизни в той или иной стране, тем ярче горят некие единичные звезды – отдельные люди. И догадал же черт многих из них родиться в России с их душой и талантом...
Мы говорили с Виктором, подхватывая фразы на лету, не успев их закончить и давно поняв смысл. Очень не хочется лакировать живую беседу... А иной с Шендеровичем и не может быть.


А вот отсос в прыжке, наслаждайтесь техникой:

- Я читала Ваши статьи, и мне показалось, простите, не слишком ли оптимистично Вы думаете о русском народе – точнее, вообще о любом народе, если на то пошло? [это спрашивает автор статьи]

- Я – нет...


Это уже в буквально - "не слишком ли вы добры к врагам короны и святой веры, Ваше Величество?"

А вот как прекрасно:

Рядом с ним [Шендеровичем] по определению ничего не может быть пошлым, дешевым; глупость сразу понимает свое место – очень далекое, сентиментальность и мелодрама пятятся, уменьшаясь в размерах, пятой колонной - или пятым колесом? - а то «пятая колонна» в новоозначенном и новоприобретенном смысле в новоязе новой, хорошо (или плохо) забытой эпохи приобрела совершенно иной, положительный смысл («Кажется, у нашего прошлого большое будущее», «О величии эпохи спросите у раздавленных ею», из шендевров). Впрочем, какой, наверное, и имела, ибо, как правило, право меньшинство (если оно не вопреки библейским заповедям), а не большинство, прав отдельный человек, а не масса. Шендерович ходит в обнимку с истиной – причем не отстаивая и совершенно трезвый, он не пьет.


Оценили ремарку? Он не пьёт! Хочется добавить - "одеколон".

Ладно, больше не буду. Но там всё нужно читать, каждую буковку. Каждую, каждую, слатенькую.

А теперь о последней апеллесовй чёрточке. Авторесса имеет в ЖЖ: [info]inna_kulishova@lj. Очень цельная женщина. Вот, например, она про антисемитов пишет:

Никогда еще не встречалась с живыми антисемитами. Интересно было проверить себя на взаимные чувства... Честно говоря, даже не ожидала - думала хоть адреналинчику... Не, видать, действительно моя область адреналина в других сферах. А так - смотря по настроению. Или плевать, или убивать. Чаще - первое.


Как мило это "чаще". Представляю себе, что написали бы мне изряднопорядочные за аналогично построенную фразу в адрес кого бы то ни было. Так ведь, ясен месяц, "как же это вообще можно сравнивать". Как кощунственно, как невозможно. Трефное, гойское, гнусное - и святое, кошерное, мя-я-якотное: о, эти глаза Мандельштама, и Эли Визеля, и Мерабушки Мамардашвили (там у неё стихи про грузинского гения, тоже чурчхельно сладкие).

И последнее-распоследнее. Авторесса учит украинский и немножко литовский, вставляет словечечки в стихи. Для полноты плеромы, вестимо.

Ах, какой марципанчик.

)(
55 comments|post comment

navigation
[ viewing | December 9th, 2005 ]
[ go | previous day|next day ]