Инферно! |
[17 Feb 2010|10:20am] |
Ганс-Христиан («Аркадий») Малер, готишный, указует Егору Холмогорову:
Егор, я немножко в шоке – ты открыто публикуешь на “Русском обозревателе” и приглашаешь на свой “Русский клуб” людей, взгляды которых я бы назвал инфернальными, как то, с одной стороны, того же Константина Крылова, а с другой стороны, апологета “опричнины” и сталинизма, и ныне редактора сайта Правая.ру Александра Елисеева. Я уже не говорю о Дарье Митиной…
Вот же немец-перец-колбаса! Но он сделал мой день.
)(
|
|
Мёртвая Смерть: селёдочка |
[17 Feb 2010|01:09pm] |
Снились длинные, невесёлые сны. Запомнился хвостик последнего.
Я работаю на какой-то радиостанции – что-то вроде «сити-фм» приблизительно. Это не единственное место работы, и даже не приработок: деньги там я получаю «какие-то символические», но меня прикалывает атмосфера.
Иду вдоль длинного коридора, увешанного портретами разных вип-персон (почему-то особенно часто попадается Миронов, предсовфед и выхухоль который). За мной, на некотором отдалении, движется целая толпа, предводительствуемая Третьяковым. Толпа движется на некое говорильное мероприятие, приуроченное к Масленице. Я как бы помню, что Масленица вроде кончилась, но народ идёт очень уверенно, «как будто так и надо». Третьяков о чём-то разглагольствует, воздымая руки.
Вдруг в коридоре появляется хорошо накачанный парнишка в боксёрских трусах и кроссачах. Он со всей дури лупцует маленькую, сухонькую старушку интеллигентного вида, и при этом орёт что-то неразборчиво-патриотическое, «не простим», «Родина», «предатели» и ещё что-то в том же роде. Старушка пятится, но видно, что его удары ей никакого заметного вреда не наносят, хотя и не радуют.
Наконец, он вбивает её кулаками в толпу. Людским движением её выносит ко мне. Я понимаю, что надо «как-то оказать уважение», беру старушку под локоток и отвожу в комнатку с диванами и вазочками на столах.
Пока я иду, кто-то – не помню, кто – мне объясняет, что это была семейная сцена. Юноша известен как «сын Третьякова», хотя сам Третьяков, кажется, его не признаёт. Он постоянно подкарауливает свою мать – вот эту самую старушку – и пытается её избить, под разными предлогами, сейчас он патриот и поэтому бьёт её по причине патриотизма. «А ей чего, ей всё равно ничего не будет» - туманно заканчивает собеседник.
Мы тем временем попадаем в комнату, заставленную чем-то вроде высоких лавок, на которых возвышаются блюда с блинами и ковши с нарезанной сельдью. Я беру блин и вдруг обращаю внимание на своих руки – у меня почему-то очень тощие пальцы, «прям палочки какие-то».
- Люблю блины с селёдочкой! – вздыхает рядом мой школьный приятель Валера Журавлёв, выглядящий именно как в школе, пацанёнком. Я вдруг почему-то думаю, а жив ли он, - и просыпаюсь.
)(
|
|