lambek's Journal

ВЫХОД ЕСТЬ: опубликован план спасения России от этнорелигиозного распада и социального сепаратизма
Moscow_islam
На предыдущей неделе ряд СМИ, в том числе наши партнеры - портал "Охранка" опубликовали доклад эксперта Михаила Ремизова: "Неединая Россия: картография этнорелигиозных угроз. Некоторые регионы могут выпасть из правового пространства страны" (сжатая версия - http://ohranka.com/archives/31401, полная версия - http://ohranka.com/archives/31498).

По нашему мнению, это первый в новейшей истории России документ, содержащий точное и емкое описание происходящего с нашей страной, без демагогии и "воды", а также конкретный план действий для руководства страны, заменяющий тонны предложений и инициатив, ежедневно выпускаемых Администрацией Президента РФ и прочими идеологами и стратегами внутренней политики страны. По сути Михаилу Ремизову удалось сделать невозможное - предложить универсальное решение не только острых проблем нашего государства, но и найти ту самую цементирующую общество национальную идею, о поиске которой регулярно говорят высшие руководители России. И теперь вопрос только в том, решится ли наша власть на реализацию предложенного Ремизовым сценария или страна продолжит стремительное движение по пути этнорелигиозного распада и социальной деградации, до трагичного завершения которого времени осталось очень мало!

Чтобы не повторяться и сохранить авторский стиль Михаила и его команды процитируем сжатую версию его доклада:

Опыт распада Советского Союза и обеих чеченских войн сделал нас восприимчивыми к угрозе сепаратизма. Казалось бы, угрозы сепаратизма «здесь и сейчас» в каком-либо из регионов страны нет – тогда к чему нагнетать страсти? Но мы часто забываем о другом измерении распада государственности, который может выражаться не только в территориальной сецессии, но и в утрате государством базовых прерогатив (верховенство его юрисдикции на всей территории страны, поддержание базовых стандартов в сфере права и безопасности, определенного уровня лояльности и солидарности граждан, монополия на легитимное насилие и т.д.). Симптомы такого – социального – распада (который не менее опасен, чем территориальный, и в конечном счете перерастает в него) у нас, к сожалению, имеют место. Перечислим некоторые из них.
1. Фактическое выпадение из правового пространства России ряда регионов. Это Чечня с беспрецедентной автономией ее силовиков, фактическим иммунитетом от преследования для отдельных лиц, ограничениями в деятельности федеральных структур власти на территории республики, включая силовые и специальные службы. Это Ингушетия и Дагестан, где в лице подполья сложилась, по сути, параллельная система власти, обладающая как ресурсами воздействия на официальную власть и бизнес, вплоть до теневого налогообложения, так и относительной легитимностью в глазах части населения. При всем различии условно «чеченского» и «дагестанского» сценариев развития событий в обоих случаях прослеживается одна общая черта: формирование де-факто неподконтрольной федеральному Центру системы организованного насилия.
2. Складывание этнократий практически во всех, даже благополучных республиках РФ, тенденции к правовому партикуляризму (Татарстан, Башенной служническую или религиозную карту для решения своих задач. В большинстве случаев за национальным вопросом стоит вопрос имущественный, так как в чиновничьем государстве именно обеспечение доминирования титульной нации в административном аппарате позволяет ее элите приватизировать доступ к региональным активам.
3. Прогрессирующее распространение радикального политического исламизма. Исламистский радикализм в России представляет собой не столько богословское, сколько политическое явление – по сути, интегральную революционную идеологию, на базе которой формируется самоподдерживающаяся социальная антисистема (то есть сообщество, выступающее деструктором того общества, к которому оно принадлежит, и при этом питающееся его слабостями). Сегодня эта антисистема находится в состоянии экспансии – территориальной (распространение на этнические регионы Поволжья, которым прежде собственно политический исламизм был чужд), этнической (пропаганда среди немусульманских народов), социальной (распространение по социальным стратам и этажам). Появляются поводы говорить об исламистском лобби на различных этажах власти, происходит сращивание с организованной преступностью. В целом наиболее тревожной представляется экспансия исламистских, и в том числе непосредственно ваххабитских, сетей в трех различных, но критически важных типах социальных сред: молодежь, бюрократия, криминальный мир. Одним из долгосрочных факторов экспансии исламского радикализма в РФ является массовая иммиграция из государств Средней Азии. В этой среде, учитывая ее непростое социальное и правовое положение, пропаганда ваххабитов оказывается особенно эффективна. Это подтверждается раскрытием в последнее время организаций экстремистов из числа среднеазиатских мигрантов на территории Поволжья. Концентрация мигрантов в Москве, Петербурге, других крупных городах и их областях создает дополнительную угрозу расширения исламистских сетей. В связи с этим необходимо не декларативное, а реальное ужесточение иммиграционной политики на южном направлении, включая введение визового режима, обустройство южной границы, санкции к выгодоприобретателям и организаторам нелегальной иммиграции и т.д.
4. Актуализация этнокультурных разломов в общественном сознании. Особенно примечателен конфликт панкавказских и антикавказских взглядов и стереотипов. Эта линия разлома явно выражена в молодежной среде. Но молодежный радикализм представляет собой лишь верхушку айсберга, так как в данном случае выражает глубинные этнические проблемы и процессы. А именно: комплексы исторической обиды и болезненные переходные состояния (связанные с распадом аграрного, традиционного общества на Кавказе), с одной стороны, и растущее чувство национальной ущемленности, второсортности русских (незащищенность перед этническими корпорациями при безразличии или попустительстве государства) – с другой. Если судить по Стратегии государственной национальной политики, принятой недавно на официальном уровне, власть предпочитает бороться с симптомами этой напряженности, а не ее системными причинами (что неудивительно: запретить упоминание национальности преступника в прессе куда проще, чем искоренить этническую преступность). В этой ситуации неизбежна радикализация с обеих сторон, которую мы наблюдаем уже не только в интернет-дискуссиях, но и на улицах наших городов.
Любой из отмеченных симптомов в случае малейшего толчка – в виде экономического кризиса, внешней угрозы, возникновения внутриполитического конфликта, дискредитации центральной или региональной власти – способен дать начало цепной реакции разрушительных конфликтов и сепаратизма. Спираль исламизации
Арсенал федеральной власти в плане противодействия подобным угрозам весьма ограничен. Так, в регионах Северного Кавказа федеральный Центр замкнут на местные правящие кланы, но лишен широких опорных групп в среде гражданского общества.
Ставка на «традиционный ислам», к сожалению, не решает в полной мере этой проблемы. «Традиционный ислам» часто на практике трактуется (и государством, и обществом) узко – как официальный, со всеми вытекающими последствиями (официальное духовенство в ряде случаев воспринимается местным населением как один из фасадов раздражающей клановой системы власти). Кроме того, чем больше усиливаются позиции «ваххабитов» в глазах местного населения, тем больше вынуждены радикализироваться и лидеры «традиционного ислама», чтобы завоевывать доверие верующих. В итоге формируется «спираль исламизации» все более широких сфер общественной жизни, а «фундаменталистский» и «традиционалистский» проекты оказываются двумя дорогами, ведущими в одном направлении.
Необходимо признать: уязвимость России перед угрозой панисламизма – следствие кризиса самого российского государства. Еще в Османской империи периода ее заката ваххабизм проявил себя как эффективная технология демонтажа слабеющих государств. И в сегодняшней РФ он силен лишь слабостями страны (самыми различными – от клановости и коррумпированности госаппарата до дефицита национально ответственного и сплоченного гражданского общества). В этой ситуации попытка государства опереться на «традиционный ислам» вместо того, чтобы самому крепко встать на ноги, воспринимается как еще одно проявление упадка и слабости. Поэтому главным направлением ответа на вызов исламского радикализма должна быть не ставка на «правильный» ислам (хотя, безусловно, пророссийских мусульманских лидеров необходимо поддерживать и защищать, в том числе от угроз расправы, которым они все чаще подвергаются), а возвращение государства как инстанции справедливой силы и поощрение тех социальных слоев, которые ориентированы на модернизационные процессы и не видят себя в фундаменталистском проекте.
В связи с этим непродуктивна уступчивость государства по отношению к той эскалации требований, которая задается «спиралью исламизации» (строительство новых мечетей в центрах больших городов немусульманских регионов, разрешение на ношение хиджабов в публичном пространстве, легитимация «судов шариата» в той или иной форме и т.д.). Эта уступчивость воспринимается как зеленый свет дальнейшей исламизации, о чем можно судить по многим заявлениям лидеров и симпатизантов ваххабизма. То есть это типичный пример так называемой провокации слабостью.
То же самое можно сказать о популярной идее диалога государства с представителями ваххабитского направления ислама. Если светский тип правления и светское государство не признаются ваххабизмом в принципе, то пропадает сама почва для переговоров. Непродуктивный антиэкстремизм
Неэффективность этнорелигиозной политики государства связана также с несовершенством законодательства и правоприменительной практики.
«Антиэкстремистское» законодательство, формировавшееся с начала нулевых годов для противодействия этнорелигиозным угрозам, критикуют с двух прямо противоположных позиций. Одни говорят, что оно недостаточно жесткое и не позволяет применять эффективные санкции к тем, кто, по сути, объявил войну государству и обществу. Другие утверждают, что оно избыточно репрессивное и постоянно генерирует череду несправедливых приговоров и абсурдных запретов. Как ни странно, правы и те, и другие. Условно говоря, те санкции, которые предусмотрены по так называемым антиэкстремистским статьям (ст. 280, 282 УК и др.), – это «слишком много» для вольнодумцев и нонконформистов разных мастей и «слишком мало» для фактических пособников терроризма. Более того, реальная опасность и общественное неприятие преступных действий по поддержке и организации криминально-террористических сообществ микшируются тем, что они ставятся в один ряд с «мыслепреступлениями» или оппозиционным гражданским активизмом. К сожалению, само понятие «экстремизм», применяемое в качестве общего знаменателя и к «другороссам», перешедшим дорогу местной власти, и к вербовщикам Доку Умарова, этому только способствует. По сути, оно становится неявной индульгенцией для по-настоящему опасных движений и общественных сил.
В этой связи и законодательство, и, главное, правоприменительную практику необходимо решительно и последовательно развернуть в сторону противодействия не экстремизму как таковому, а экстремизму, системно связанному: а) с инфраструктурой террора; б) с организованной преступностью. Из огромного числа общественных и идейных течений в России, которые можно счесть по тем или иным признакам «экстремистскими», этим двум критериям отвечает в первую очередь (и почти исключительно) радикальный политический исламизм.
В 2008 году Департамент по борьбе с организованной преступностью и терроризмом МВД России был преобразован в Главное управление по противодействию экстремизму (так называемый Центр Э МВД РФ). К сожалению, дело не ограничилось сменой названия – произошла частичная переориентация довольно влиятельной и профессиональной структуры на непрофильные функции «политического сыска» (произвольное расширение круга угроз чревато соблазном сосредоточиться на том, что проще и безопаснее). После назначения на пост министра внутренних дел Владимира Колокольцева широко обсуждался вопрос о воссоздании структур по борьбе с организованной преступностью под эгидой МВД. Пока этого не произошло. Но тем важнее уже существующим структурам правопорядка и национальной безопасности не распыляться на противодействие аморфно-многоликому политическому радикализму, а сфокусировать усилия в средоточии угроз, где пересекаются и взаимно увязываются интегральная антироссийская идеология (ваххабизм/панисламизм), сеть ОПГ и растущее влияние в криминальном мире, разветвленная и устойчивая инфраструктура террора. Экономика нестабильности
Разумеется, для парирования этнорелигиозных угроз одних репрессивных мер недостаточно. После завершения острой фазы антитеррористической операции на Кавказе на первый план вышли экономические методы «замирения». Это вполне естественно, но возникло немало поводов усомниться в эффективности выбранной тактики. Ход событий в относительно благополучных с экономической точки зрения республиках Поволжья говорит о том, что уровень развития региона – отнюдь не главный фактор в вопросах этнополитической стабильности. Об этом свидетельствует и множество исторических примеров – как далеких (Квебек, Каталония и др.), так и близких (в СССР точками этнического возгорания стали цветущее Закавказье и промышленно развитая Прибалтика). Поэтому ставка федерального Центра на экономическое субсидирование республик Северного Кавказа как главный метод профилактики нестабильности ошибочна. Даже если допустить (сугубо гипотетически), что выделяемые средства будут работать на социальную защищенность населения и экономическое развитие регионов, это не гарантирует страну от сепаратистских, этнократических, исламистских угроз.
Сказанное не означает, что экономические факторы подобных угроз не важны. Напротив, они относятся к числу решающих. Однако более продуктивно их связывать не с уровнем развития региона как таковым, а с конкретной конфигурацией экономических стимулов, влияющих на поведение административных элит, бизнеса, массовых социальных слоев. Такие стимулы могут как сокращать нестабильность, так и катализировать ее.
Наиболее очевидная проблема в этой связи – каналы финансовой подпитки подполья, включая внешние источники и организованную этническую преступность по всей стране. Но более сложной и системной проблемой является сама модель экономической поддержки республик Северного Кавказа со стороны федерального Центра, которая в целом скорее усугубляет, чем сокращает этнополитические риски.
Сегодня нестабильность служит для этнократических элит «товаром», выгодно продаваемым на внутреннем «административном рынке» (бюджетные трансферты, участие в ФЦП, инвестиции/кредиты со стороны окологосударственного крупного бизнеса и т.д.). Больше того, расходование получаемых средств подпитывает «подполье» как политически (усиливая главные раздражающие факторы – клановость, неравенство, коррупцию), так и отчасти финансово (через рэкет по отношению к административным элитам и аффилированным с ними бизнес-структурам). Львиная доля средств, выделяемых Центром на развитие республик Северного Кавказа, выводится элитами в соседние и центральные регионы России. Это, в свою очередь, означает бурную экспансию клановой экономики за пределы Северного Кавказа со всеми вытекающими последствиями и еще меньшую заинтересованность правящих кланов во внутренней стабильности республик (главный экономический резон которых – защита инвестиций). К сожалению, мегапроекты, инициируемые федеральным Центром для развития и стабилизации региона, такие как «Курорты Северного Кавказа», а также отчасти Олимпиада в Сочи, не устраняют экономических предпосылок этнорелигиозного экстремизма, а в чем-то и усугубляют их, поскольку они: 1) не основаны на вовлечении местного населения и распределении рисков с местным бизнесом (на этой почве уже возникло и впоследствии будет возникать немало конфликтов); 2) создают зоны повышенной уязвимости федерального Центра перед лицом диверсионно-террористических и иных форм шантажа.
В этой связи нельзя не отметить, что период подготовки и проведения Олимпийских игр в Сочи является временем повышенных этнополитических рисков и вынужденной уступчивости федерального Центра, что чревато блокированием не только решения, но и постановки острых проблем.
В дальнейшем любые проекты экономической модернизации на Кавказе должны быть ориентированы на то, чтобы: а) привлекать инвестиции местных элит, возлагая на них риски и ответственность; б) способствовать занятости местного населения. Необходим новый пакт федерального Центра с правящими элитами республик: обогащаясь, прямо или косвенно, за счет финансовой поддержки со стороны федерального Центра, они должны инвестировать свои средства в пределах региона и более нигде. Только тогда они окажутся заинтересованы во внутренней стабильности и будут вынуждены защищать свои инвестиции. Нужен новый засечный рубеж В том числе и с этой целью крайне важно ограничить экспансию клановой экономики в иные регионы РФ, прежде всего в соседние с северокавказскими республиками края и области.
Сегодня наблюдается масштабная экспансия диаспоральных групп – с опорой на элиты северокавказских республик – в Ставропольском крае. Возникает множество конфликтов (социально-экономических, имущественных, бытовых), растет недовольство местного населения (как русского населения, так и традиционно сильных в регионе диаспор – армянской, греческой и др.). С аналогичными проблемами сталкиваются Краснодарский край, Ростовская, Астраханская области и некоторые другие регионы. Преимущественно речь идет о регионах Южного федерального округа.
В России стала привычной практика наделения полпредств своего рода «спецмиссией» в рамках задач регионального развития (преодоление депопуляции в ДФО, обеспечение занятости в СКФО и т.д.) и соответственно расширенными возможностями для ее выполнения. В этой логике ЮФО необходимо сознательно и последовательно выстраивать в качестве фронтирного региона – своего рода засечной черты от этнополитических угроз с южного направления.
Это потребует принятия ряда системных мер. В их числе:
– координация деятельности органов исполнительной власти и правоохранительных структур по противодействию экспансии кланово-диаспоральной экономики, этнической организованной преступности, исламского радикализма;
– поддержка и поощрение самоорганизации местного гражданского общества для защиты общественной безопасности и гражданских прав, в том числе на традиционной для региона казачьей основе (если понимать под казачеством не общество исторической реконструкции и не наследственный/псевдоэтнический статус, а модель самоорганизации русского населения на этническом фронтире, каковой оно и было исторически);
– повышенное внимание и уважение (не меньшее, чем в случае северокавказских республик) по отношению к местным традициям южнорусских, казачьих регионов (традиционно специализирующихся на выполнении роли организованного фронтира). В том числе актуализация в общественном сознании вопроса о компенсациях за эпизоды притеснения русского/казачьего населения Кавказа и смежных регионов на всем протяжении XX века (первые годы советской власти и «расказачивание», кампании «коренизации» и расширения этнических регионов, элементы геноцида в Чечне 1990-х годов). Среди прочего это могло бы стать противовесом эскалации требований этнической общественности («черкесский вопрос» и др.);
– назначение сильной в аппаратном и политическом отношении фигуры на пост полпреда с обеспечением соответствующего объема ресурсов и полномочий;
– перевод в состав ЮФО Ставропольского края. Его роль во внутренней геополитике России – быть не донором решения проблем северокавказских республик (тем более, как уже было сказано, происходящая экспансия не решает, а усугубляет эти проблемы), а плацдармом русского присутствия в регионе.
В целом именно «казачьи края» – Ставропольский и Краснодарский – видятся естественным ядром Южного федерального округа как фронтирного пояса вокруг зоны этнополитической нестабильности. Если посредством комплекса административных, полицейских, финансовых, культурных мер и сигналов будет четко обозначен рубеж, с которого русские не отступят, это будет способствовать восстановлению позиций Москвы на Кавказе. Главное: вернуть гравитацию
При всей важности принципа универсальности гражданских прав и солидарности граждан страны вне зависимости от происхождения необходимо признать, что Россия, как и большинство крупных исторических наций, имеет выраженное этнокультурное ядро, и соответственно присутствие/положение русских в том или ином регионе РФ стратегически равнозначно присутствию российской государственности.
Привычную модель взаимоотношений «федеральный Центр – административные элиты республик – титульные этносы», при которой русские оставались в стороне и многие вопросы решались за их счет, необходимо решительно скорректировать и дополнить с учетом русского фактора в этнических регионах.
Применительно к Северо-Кавказскому региону это означает, как уже было сказано, необходимость укрепления периметра фронтирных русских регионов. И лишь в отдаленной перспективе, при благоприятном развитии событий, – «реколонизацию» Кавказа в процессе модернизации его экономики, неизбежно сопровождающейся притоком квалифицированных трудовых кадров.
Применительно к республикам Поволжья, где доля и социальная роль русского населения остаются высокими, но постепенно сокращаются, необходимо предотвращение его дальнейшего оттока. Последнее требует мер по предотвращению этнической дискриминации в доступе к государственной службе и иных сферах, по обеспечению прав родителей выбирать стандарт языкового образования, поощрению деятельности русских организаций в культурно-просветительской и правозащитной средах.
В условиях, когда местные этносы имеют де-факто и подчас де-юре собственную государственность, единственной государственностью русских является сама Российская Федерация. Последняя должна стоять на почве интересов русского присутствия в критически важных регионах, если не желает лишиться в них своей опоры. Чтобы удержать от распада и дестабилизации этническую периферию России, придется приложить немало усилий. Но это окажется невозможным и бессмысленным без укрепления ее этнического ядра. В конце концов, законы гравитации для геополитических тел столь же обязательны к исполнению, как и для физических.

Если Вам эти идеи близки и доклад показался действительно актуальным и своевременным, просим обеспечить его максимальный репост и обсуждение. Так как, повторим еще раз, времени у нашей Родины остается все меньше, и мы считаем, что просто обязаны поддержать предложения Михаила Ремизова, который с коллегами проделал сложную и важную работу по систематизации и анализу проблем государства, предложив их точное решение, без истерики и нагнетания обстановки!
http://rusfront2012.livejournal.com/18436.html?view=1173508#t1173508

Через годы и расстояния («Вести республики»)
С того трагического дня 23 февраля 1944 года, когда мирно спящих людей разбудили солдатские окрики с требованием в срочном порядке собираться в дорогу в неизвестность, прошли годы.

Но душевная рана старшего поколения, очевидцев тех дней, так и не желает зажить, успокоиться: слишком тяжелы воспоминания. 70-й год начал свое отчисление, но те события свежи, как случившееся сегодня. Сотни умерших по дороге в Казахстан и Среднюю Азию, сироты, оказавшиеся в детских домах, старики, не выдержавшие разлуки с родиной и навсегда оставшиеся лежать в чужой земле. Этих бед не счесть…
Но чеченский народ не пал духом. Все испытания выдержал с честью и достоинством. Не озлобился, не очерствел, а наоборот, беда сплотила, сдружила. Люди, выселенные с разных сел и районов, ранее никогда не знавшие друг друга, сроднились,роднятся по сей день. Их связывает общая беда того времени.«Тхо Казахстанехь цхьаьна 1ийна ма ду», – с какой-то гордостью восклицают они.

В первое время сторонившееся спецпереселенцев местное население по мере узнавания нравов и обычаев чеченцев стало тянуться к ним, между ними завязывались дружеские взаимоотношения. В те края, в те годы были депортированы и другие народы, которые, как и чеченцы, лишенные родины, находили утешение в общении и поддержке друг друга. А особая дружба и взаимоуважение возникало между детьми спецпереселенцев и учителей. Люди дружили семьями. Остро чувствуя, как неуютно и тягостно живется детям из чеченских семей, учителя старались обогреть, обласкать их, дарили им частичку души своей.

О том, с какой теплотой и глубоким уважением к своей первой учительнице относился её отец и о воспоминаниях учительницы о своих учениках, которых она учила в Казахстане, в своем письме в редакцию рассказала Лиза Ибалаева, жительница села Правобережное Грозненского района.

С небольшими сокращениями и корректировкой я и решила сделать его достоянием читателей «ВР».

– В 80-е годы моего отца, Ису Ибалаева, направили в служебную командировку в Казахстан, – пишет Лиза. – Он поехал в то место, где его семья проживала в годы депортации. И эта поездка была для отца знаковым событием. Он, предвкушая встречу с бывшими учителями, знакомыми и одноклассниками, не мог нарадоваться подвернувшемуся случаю. По приезду на место, решив производственные вопросы, связанные с командировкой, отец решил поклониться памятным местам жизни на чужбине. Он побывал на кладбище, где практически не осталось могильных холмиков. Найти могилу моего дяди – Домбаева Хизира – ему помог местный житель – Скок Владимир. Мои родители, будучи детьми, учились в одном классе.

Теплой была их встреча, о многом они говорили, вспоминали. Мой отец, желая навестить и встретиться со своей первой учительницей Марией Ильиничной Ермолиной, спросил Владимира о ней. И от него узнал, что она давно уехала с этих мест и проживает где-то на Кавказе. Это и огорчило, и обрадовало моего отца. Он решил непременно её найти. Оказалось, что она проживает в Моздокском районе Осетии. Между бывшей учительницей и её учениками завязалась дружба. Мои родители ездили к ним, они – к нам. Делили горе и радость. Когда их дочери выходили замуж, сын женился, ездили на свадьбы. Умерла баба Фрося (свекровь тети Маши) – ездили провожать её в последний путь. Принимали нас там, как своих родственников. И не только семья учительницы моего отца, но и их соседи радовались нашему приезду. Помню, как отец однажды сказал нашей матери:– «Вот не станет нас с тобой, дети наши перестанут дружить с ними». Эти слова врезались в мою детскую память. Не стало наших родителей, но дружба у нас продолжается. Я в любое время, как к себе домой могу приехать к тете Маше, посоветоваться с ней, поговорить по душам. После встречи с ней на душе бывает легко, как-будто с родителями повстречалась, – заканчивает свое письмо Лиза.

И далее начинается письмо Марии Ильиничны:

- Я родилась в крестьянской семье. Мать была безграмотной женщиной. Отец грамоте научился сам – самоучка (как в те времена говорили). В жизни родителям пришлось перенести тяготы и невзгоды, раскулачивание, ссылку в Сибирь. В Сибири, как и все высланные, начали обживаться. В 1933 году началась вторая волна раскулачивания. Отца оставили в деревне Ивановке и назначили председателем колхоза, так как он умел хорошо работать. Отец был прекрасным руководителем, преданным Советской власти. Всё свое хозяйство перевел в колхоз. В то страшное время наша семья почти вся вымерла. Трое детей из пяти умерли от голода.

Я родилась в 1935 году. Мой отец и брат (1924 г.р.) – участники Великой Отечественной войны. После окончания средней школы поступила в Петропавловский учительский институт Северо-Казахстанской области. Окончила в 1955 году.

С раннего детства нас воспитывали так, чтобы мы любили труд, уважали старших, дружили с детьми разных национальностей. У нас в селе жили немцы, казахи, украинцы, поляки. Моя принципиальная позиция: никогда не делить людей по национальностям – а только на хороших или плохих.

После окончания института, по направлению я попала в Булаевский район, «Чистовский» з/с, отделение №3. Там открыли школу семилетку. Нужен был физик и математик, а я закончила физико-математический факультет. Когда приехала на работу, я узнала, что в поселке проживают люди чеченской и немецкой национальностей. Но никто не говорил, как эти люди попали сюда, так как все было под грифом «секретно». Люди боялись говорить об этом.

На осенних каникулах я поехала домой в Омскую область и все рассказала отцу. Он тогда мне сказал (слова отца передаю без искажения): «Маша, эти люди пострадали, они сами не знают за что. Ну, ладно немцы – война с Германией. А чеченцы, ингуши за что? – он больше ничего не стал говорить, но добавил, – Ты еще молода, тебе только 20 лет. Узнаешь рано или поздно. Будь уважительна к ним».

Видела ужасные очереди у конторы поселка. Спросила, почему чеченцы и немцы собираются там? Стояли мужчины, женщины, девушки, юноши, подростки. Женщина, у которой я была на квартире, мне объяснила, что все они находятся на спецучете, ходят на отметку ежемесячно, а иногда в месяц два раза. Кого в отделении не было в этот день, строго наказывали, вплоть до ареста. Моего будущего мужа – Гернер Леонарда (немца по национальности) в один из таких отмечаемых дней не оказалось дома, так как он, окончив начальную школу, пошел учиться в 5 класс в с. Успенку Булаевского района за 12 км от дома. Его арестовали и посадили в карцер (в конторе)- на три дня. Мать носила ему передачу и упрашивала коменданта, чтобы сына отпустили. Она дала слово, что ее сын больше никогда не пойдет в другое село учиться. Безжалостными были два коменданта – Луконосов и Марук.

В 1955 году были перевыборы комсорга отделения. Мы, молодые специалисты, рекомендовали кандидатуру Эду Тасуханова. Грамотный, авторитетный юноша. Являлся примером для молодежи, замечательный трудяга, но на нашу просьбу пришел отрицательный ответ. Об отклонении кандидатуры пояснений на мой вопрос не последовало…

В сельской школе работали учителя Щербенко Александра Прокофьевна, учитель русского языка и литературы, историк, завуч; Гурьянова Валентина Михайловна, учитель начальных классов и я – Ермолина Мария Ильинична. У нас в школе был замечательный директор школы – Родин Степан Николаевич. Он требовал от нас, чтобы мы добивались посещения школы всеми детьми. Некоторые дети плохо владели русским языком. Среди них были дети чеченской и немецкой национальности. Учителя обучали детей, как могли, мимикой показывали предметы. Записывали слова в словарики. После четвертого класса дети уже владели русским языком. В школе мы старались воспитывать детей на принципах дружбы между детьми разных национальностей, помогать во всем друг другу. Среди чеченских ребят многие были дисциплинированы, учились хорошо, умели петь, рисовать. Такими учениками у нас были дети чеченцев – Омаров Руслан, Гайсаева Тамара, Шаптукаев Султан, Ибалаев Иса, Закалиев Ихван, Бисултанов Султан, Бараханов Зайнула, Исмаилова Малика, Домбаева Малика и другие.

Мы старались воспитывать у детей равноправие, чтобы вместе учиться, работать, жить в единой семье народов. Мы водили детей в лес на экскурсию, знакомили их с растительностью: грибами съедобными и несъедобными, собирали ягоды, играли, читали стихи. Нам очень нравились обычаи чеченского народа. Очень скромно вели себя чеченские девушки и юноши. Свидание они устраивали у колодца. Юноша стоял с одной стороны у колодца, а девушка – с другой. Они объяснялись друг с другом, не глядя в глаза. Мы ходили к колодцу брать воду и видели это. А какие веселые были свадьбы! Зажигательные пляски под музыку и барабан. На гармошке играла женщина – Домбаева Белита.

Религиозные праздники мы отмечали вместе. В день уразы дети на занятия в школу не ходили. Хотя мы и приглашали в этот день обязательно быть на занятиях, но прекрасно понимали их праздничное настроение, радовались за них. Родители учеников угощали нас сладостями.

Жили чеченцы в своих избах. Одевались плохо. На ногах были галоши и шерстяные чулки, а на плечах у женщин большие платки, носили они безрукавки. Зимой морозы были свыше 35 градусов. Мужчины одевались теплее. У них были свитера, которые вязали женщины, полушубки, на ногах валенки и бурки. Избы были выстроены из пластов. Полы в них были земляные, у некоторых – деревянные. Крыши крыли камышом. В землянке у колодца жила семья Исмаиловых. Детей у них было много, а мать больная. Маленькая Малика – ученица 3 класса – была хозяйкой в доме. У нее ножки от мороза были красные, как у гусенка. Пол в избе был земляной. В эту семью я приходила с большой болью в сердце. Я переживала, что такие маленькие дети лишены счастливого детства. Как могли, старались мы в школе делать добро для них.

Однажды, сидя в конторе за работой по комсомольской линии, я услышала скандал в кабинете управляющего Ляпина Николая Афанасьевича. Ругался Шамхан Дабаев. Шамхан схватил со стола чернильный прибор и пустил в управляющего. Управляющий был не прав. Дабаева судили. В отделении был показательный суд. Я была свидетельницей, защищала Шамхана. На суде я говорила, что Шамхан не кидал прибора в управляющего, я этого не видела. Дабаева Шамхана оправдали. Но меня разжаловали из секретарей комсомольской организации, но из комсомола не исключили.

Работали в отделении чеченцы, немцы, русские. Пахали на волах и лощадях. Сеяли, убирали зерно, заготавливали сено на корм скоту. Помню почтальона отделения Ибалаева Алаша. Ежедневно привозил и раздавал адресатам письма, газеты, деньги, посылки. Любую просьбу выполнял очень добросовестно. Мы, сельчане, через газету ему объявляли благодарность. Чеченцы с уважением относились ко всем. Но особенно по-братски обращались с высланными. Мы удивлялись, как чеченцы умели прощать друг – другу обиды, даже убийства, если они были совершены без умысла, по неосторожности.

Память о депортации 1944 года до сих пор кровоточит в сердцах, оставшихся в живых. Многие из переселенцев погибли от холода, голода и болезней в первые годы выселения. Несправедливость для чеченцев длилась 13 лет. У нас в поселке было два кладбища. На одном хоронили христиан – немцев и русских. На втором мусульман – чеченцев и казахов. В первые годы выселения много было могильных холмов чеченцев и немцев.

В старших классах юноши и девушки делились с нами, учителями, своими сокровенными чувствами. Я знала, какая девочка нравилась чеченскому мальчику. Мы передавали ученикам не только знание, но и свою любовь, мудрость, доброту. Эта доброта, через многие годы вернулась нам сторицей. Вот письмо моего бывшего ученика Руслана Омарова. Правда, его нет в живых. Соболезную его семье и близким. Он писал: «Здравствуйте, многоуважаемая Мария Ильинична! С большой радостью я прочитал Ваше письмо и хочу выразить огромную благодарность от лица Ваших учеников за доброту, за то, что Вы пронесли сквозь годы память о нас. Спасибо Вам! Как правило, ученикам присуща черта долго помнить об учителях, оказывается, бывает и наоборот. Мария Ильинична, Вы хотели знать, как видно из письма, обо всех нас, но, к сожалению, я об этом сказать, затрудняюсь. С момента выезда с 3-го отделения я не имел связи со многими, но о некоторых знаю. Тамара Байсаева учебу не продолжила, живет в с. Толстой-Юрт, замужем. Асламбек Байсаев закончил техникум, затем институт, работал на разных должностях. В настоящее время он – заведующий райпланом в Грозненском райсполкоме, место работы его рядом со мной. Дабаев Жалила – киномеханик, Шаптукаев Султан, Закалиев Ихван, Бисултанов Султан, Гехаев Мовлди – водители.

Теперь немного о себе: в 1967 году окончил строительный факультет нефтяного института. Работал в строительных организациях. В настоящее время работаю в Министерстве сельского хозяйства заместителем министра по строительству. В выборе этой специальности «повинны» Вы, Мария Ильинична. Мне запомнились Ваши блестяще выполненные черной тушью институтские чертежи. Вот с тех пор мне полюбился предмет «черчение», и это явилось причиной выбора мной специальности. В 1959 году, когда я заканчивал 10-й класс, умерла моя мама, остались мы с младшей сестрой, старшая была замужем. Мне удалось помочь сестренке окончить медицинский институт. Она живет и работает в Грозном, а сам я учился на вечернем отделении, конечно, было очень трудно, пришлось оставить все молодежные дела, кроме работы и учебы. Женился я 28 лет, жена работает заместителем заваптекой в Грозном. У нас один сын 5 лет, и все равно считаю, что судьбой я не обижен и, в этом мне помогли мои замечательные учителя, в их числе достойное место занимаете Вы. Хотел бы знать, где сейчас Валентина Васильевна, наша классная, но твердо знаю, что она в те годы пользовалась ароматной зубной пастой и прекрасными духами. Мария Ильинична, очень рад, что у Вас сложилась хорошая семья. Пусть будет много счастья у Ваших детей. В Ваш приезд к Ибалаеву Исе мы обязательно встретимся у нас, только дайте мне об этом знать. Оказывается, 10 лет мы жили рядом, и я об этом не знал. Передайте большой привет Оскару и своим близким. До свидания! С уважением Омаров Руслан».

Возвращение чеченского народа началось после 1956 года. Депортированные народы могли свободно выбирать место жительства. 13 декабря 1955 года были сняты ограничения о правовом положении немцев и чеченцев и их семей. Однако это не давало им права возвратиться к прежним местам жительства. Чеченцы семьями стали уезжать на родину в 1957 году. Дети приходили в школу прощаться. Они плакали и мы тоже, глядя на них. Ученики и учителя готовили им маленькие подарки: сладости, носовые платочки, которые старались вышить, а самое главное – поставить свои инициалы. До сих пор храню открытки, подписанные рукой моих любимых учеников.

Родители-чеченцы в тяжелых условиях жизни сумели передать своим детям духовные богатства, которые не купишь за деньги, а очень ценятся в народе. В то суровое время родители сумели своим детям привить любовь к труду, учебе. Трудолюбие не благое желание, а жизненная необходимость. Таков был лозунг в то время.

Любовь к чеченскому народу живет в глубине моей души, в самых затаенных ее уголках. Я+ познала в ссылке чеченцев и изумлялась их обычаям и традициям, песням, рождающимся от любви и тоски по родине. Все это нельзя выразить простыми словами.

Чечня, ты жива и обращаешься к истокам, как к ручью с живительной влагой.

НИЗКИЙ ПОКЛОН ВСЕМУ ЧЕЧЕНСКОМУ НАРОДУ! БЕРЕГИ ВАС АЛЛАХ!

Ермолина Мария Ильинична, бывшая учительница семилетней школы, третьего отделения совхоза «Чистовский» Булаевского района Северо-Казахстанской области.

Вот такие воспоминания о себе сумели оставить в сердце и памяти простой русской учительницы чеченцы, а главное, ученики-чеченцы, за что к ним большое человеческое уважение.

В настоящее время Мария Ильинична проживает в Моздокском районе.

Знала я Руслана Омарова. Это был высоконравственный, интеллигентный человек. О подобных ему людях в чеченском народе говорят: «Оьзда, доьналла долуш стаг вара иза».

Письмо Лизы Ибалаевой к публикации подготовила Малика Абалаева

№135 (2068) 18 июля 2013г.

Все права защищены. При перепечатке ссылка на сайт ИА "Грозный-информ" обязательна.
http://www.grozny-inform.ru/main.mhtml?Part=14&PubID=44015