[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends]
Below are the 5 most recent journal entries recorded in
lambek's LiveJournal:
| Thursday, May 29th, 2014 | |
| 9:30 am | "Ингушский гамбит" Гоши Пыхалова или "Привет из Хайфы!"  Шалом, Гоша! Чуть не сказал тебе Салам Алейкум... Поц! Тетя Роза только что прочитала твой пост и отказывается пить кефир. Она ничего не поняла, но отказывается… Я сам еще ничего не понял, но ты ведь знаешь за мое чутье на "шухер"… Гоша, ты всегда был беспокойный мальчик и любил беспокоить других «за просто так». Лучше бы ты никогда не заканчивал свои "неотложные" дела и не в состоянии их решить сидел бы дома! Яхонтовый мой, на кой ляд ты поперся в Ингушетию!? Аж на пять дней!? К Евкурову, говоришь, к ветеранам, к историкам? Чтобы пробить за историческую правду!? Дружище, ты еще в самом начале задал себе правильный вопрос – "зачем туда вообще нужно было ездить"? Ты таки поехал! Судя по тем дешевым "мансам", что ты пропел за справедливость и оправданность коллективной ответственности горцев Чечено-Ингушетии за массовое предательство и нелояльность, я таки сделал неутешительный вывод – «Гоша, срочно покупай билет, мы едем к моему старому другу Семе Кацману в Майями, где сплошные психиатры». Помнишь нашего соседа по коммуналке антисемита Оглоблина, который по бухому делу кричал, что Халакост – это жидовская выдумка, а Гитлер – это почти Иосиф Виссарионыч, только неправильно понятый. Бред, говорили все соседи, не обращайте, дескать внимания, пьяный мол, дурак. Днем улыбались, а вечером писали, писали, писали… И вот, мы здесь... не в Биробиджане, слава Богу, а в своей собственной стране, которую любим и, уверен, защитим от таких как ты. Так вот Оглоблина мы вылечили. Бедолагу схватил не какой-нибудь старый добрый "кондрат", а целый "когнитивный диссонанс" Леона Фестингера. Так почему ты не спрашиваешь за Оглоблина и про сейчас? Я всегда говорил, что Кацман волшебник. Не знаю, что за пилюли он ему давал, но через неделю наш сосед иммигрировал в Израиль и даже самые продвинутые по Торе хасиды не могут отогнать его от Стены Плача! (Я уже дико стесняюсь сказать о маленьком пикантном "харакири", который он перед этим над собой совершил, чтобы стать настоящим "унзерикером"). Метаморфоза, Гоша! А-а, вижу… Ты таки имеешь пару слов за ингушей, чеченцев, за депортацию... А за Хайбах? Что? Нет? Да, знаю, такие картонные "сталинисты" как ты предпочтут больше "звонить" за Хатынь, чем за Катынь... Ну, бэсэдэр, давай по порядку. В твоем же оригинальном стиле. Ну, во-первых, крупная "детская неожиданность" нас с тобой терпеливо и вероломно поджидает уже в Русско-турецкой войне 1877-78гг. Если в Чечне и Дагестане, как ты меня тут "лечишь", были предательские восстания, то уж потрудись, "кропотливый" ты мой, назвать их истинный характер, точное место и время событий. Далее, напряги свои титанические мозги и назови имена основных зачинщиков, хотя бы с десяток… За "явки" и "малины" пока помолчу, так как чувствую, что ты поплыл. Греби со всех сил и слушай сюда. В это самое время именно чеченцы - генералы русской армии Эрисхан Алиев и Орцу Чермоев под командованием легендарного полководца Скобелева брали тогда Баязет и Шипку "коллективно" и "оправданно", проливая за Самодержца Российского свою "предательскую" кровь. Во-вторых, касатик, что это ты тут лопочешь за начало 20-х? Забыл за политику "военного коммунизма"? Ты мне еще за Леву Троцкого спой до кучи, за его кровавый "карамболь" с продразверстками на селе, да реквизициями в церкви? Или я не знаю за Леву!? Восстания в Дагестане и Чечне? "Бандитский букет" в Чечне не поддавался учету... Великая Отечественная… Три восстания в ЧИАССР во главе с Исраиловым и Шериповым. Ша, Гоша! Доктор Кацман из Майями здесь бы нахмурился! Эти ребята, которых в те времена может и было десятка полтора в этих несчастных горах (только, чур, не приписывать нули!) в товарища Сталина и его справедливость верили несравнимо больше и искренне, чем ты в самого Господа Бога. А теперь, старина, давай припомним те же лихие 20-е да 40-е с другой стороны "брулянта", как говаривал мой покойный дядюшка Соломон, у которого была собственная ювелирная лавка аж до отмены НЭПа. Насколько я понял по твоей "агитке", во всей России, а за тем и в СССР в эти годы была тишь, полное непротивление большевистско-сталинскому беспределу и абсолютно сытая колхозно-крестьянская идиллия. Миллионы расстрелянных, высланных на вымирание и просто замученных голодом, холодом, пытками в лагерях и в собственных избах. А депортации... Массовая и показательная казнь целых народов, больших и малых... Понятно, Гоша, и то и это - все БРЕХНЯ. Так!!!?? Не-е, "брулянтовый" мой, осади!!! Говорить с тобой за историю – «что перекидываться в покер с Зямой из Ашдода». У него в каждой колоде по девять тузов. Короче, разговор – фуфло. Тем более что тебе уже давно и документально доказали вайнахские ученые, что ты как историк – ноль!!! Ты - шулер, батенька и провокатор!!! Услышал, что ингуши с чеченцами чего-то там не поделили и решил изобразить "Азефа" и оскоромился... Гоша, вот теперь мы пришли к самому главному на нашем "токовище". Знаешь о чем я? Совершенно верно, я как говорил бабелевский Фроим Грач, Что касается Хайбаха, Гоша, то, как для чеченцев, так и для ингушей, которых ты, якобы, посетил это не просто место изуверской казни невинных людей, это – пепелище исторической памяти вайнахского народа. Это ровно то же самое, что для русских и белорусов Хатынь... Так что Гоша, трепка реально назревает, особенно, если ты не спрячешь свой язычок, когда речь идет о вайнашках. Уверяю тебя, родной, за «плоские зихеры с их феминами» ты рискуешь лечь совсем холодный прямо среди тут... Кстати, историю о 46 девушках, что погибли, увлекая в пропасть солдат, ты напрасно называешь «антирусским» мифом. Если ты вдруг, раздухаришься и приедешь в Грозный, тебя примут как гостя и познакомят с многочисленными потомками этих героических женщин. Ни русских отважных солдат, ни удалых горцев, что считались тогда непримиримыми врагами, уж нет. Сейчас другие времена!!! Да и Россия теперь меняется, поворачиваясь к таким как ты своим причинным местом. Ты меня спрашиваешь как? Не знаю, Гоша... Но почему-то во время репетиции большого спектакля о депортации вайнахов все: режиссеры, актеры, ассистенты, гримеры и даже простые уборщицы с поразительным единодушием отказались от сцены сожжения Хайбаха… Я не понял, за что имелось ввиду, но они очень убедительно выразили свое неприятное «фэ» тем недобрым временам и говорят «Ша!» всем войнам на белом свете. Они хотят зарабатывать деньги, а деньги, говорят эти умные, как оказалось, люди любят тишину. От лица уважаемого общества Хайфы, я тоже выражаю тебе свое презрительное «ФЭ»!!! Азохен вей, Гоша! Сдается мне, что ты должен отдохнуть от истории или скорее пусть история отдохнет от тебя… P.S. Шалом, Гоша! Или может уже Салам Алейкум? Хотя вряд ли ты настолько поумнел… Голубчик, спешу сообщить тебе, что ты, увы, зашухерился… До Ингушетии ты не доехал. Твои «неотложные дела» видимо на столько затянулись в Пятигорске, что теперь я сыплю пепел на свою несчастную голову как Понтий Пилат, который ошибся за Христа и очень жалею, что научил тебя кричать «Лехаим!» даже под самогон. Я, старый дурак, должен был догадаться сразу, что после таких «разговоров» о чеченцах, ингуши, несмотря на все кажущиеся нам разногласия, что между ними временно имеют быть, оказали бы тебе «заслуженное гостеприимство» с сопутствующей «деформацией» (или «депортацией»?) морды твоего бесстыжего лица. Ты был, Гоша, мелким фраером и даже после написания 17 книг не стал крупнее!!! Тетя Роза все так же любит тебя, но по-прежнему не хочет кефир – это нервы, Гоша… Джамбулат Умаров http://chechnyatoday.com/content/view/27 |
| Tuesday, May 20th, 2014 | |
| 1:36 pm | ПОЧЕМУ КАРИМОВ СНОВА СКОРБИТ О ПОГИБШИХ В ВОВ?
|
| Thursday, July 11th, 2013 | |
| 3:51 pm | http://www.notum.info/news/soczium/imen Когда началась война, киевлянину Косте Кравчуку было 10 лет. Киев стал одной из первых целей немецких бомбардировщиков 22 июня. В мать городов русских немцы вошли 19 сентября. Именно в этот день судьба пересекла путь Кости Кравчука с группой раненых красноармейцев, которые, не строя иллюзий по поводу своего будущего, передали ему на сохранение два боевых знамени. Хранить тайну — даже от матери — было, наверное, очень непросто. Однако вплоть до освобождения Киева о знамёнах не узнал никто... Киев стал местом и одного из крупнейших поражений РККА 1941 года: Юго-Западный фронт, оборонявший город, был разгромлен. Командующий фронтом генерал-полковник М.П.Кирпонос и начальник штаба фронта генерал-майор В.И.Тупиков погибли в бою 20 сентября вместе со многими другими офицерами управления фронта. Днём позже в бою погиб и начальник Особого отдела фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга А.Н.Михеев. Всего же безвозвратные потери РККА в Киевской оборонительной операции составили 627,8 тыс. человек. Костя поначалу просто прикопал свёрток со знамёнами в саду, но обстановка в захваченном Киеве не была спокойной, да и ожидать скорого возвращения своих оснований не было. Немцы наводили новый порядок жёстко: киевские евреи почти сразу организованно переместились в Бабий Яр, через город тянулись колонны пленных, за которыми оставались трупы безжалостно застреленных конвоирами обессилевших красноармейцев. Костя решил спрятать знамёна понадёжней — и подальше от своего дома: он упаковал знамёна в холщовый мешок, тщательно осмолил его и спрятал в заброшенном колодце. Костя периодически ходил к колодцу и проверял, на месте ли его клад. Однажды, уже в 1943 году, ему не повезло: он попал в облаву и был скоропостижно упакован в поезд, вывозивший украинскую молодёжь в Германию. С поезда ему повезло сбежать, но до родной Оболонской улицы он добрался уже после того, как Киев был освобождён Красной Армией. А потом, после радостной встречи с матерью, отнёс знамёна 968 и 970 стрелковых полков в военную комендатуру. Надо полагать, некоторое время ушло на проверку обстоятельств: не каждый день на стол коменданта ложится свёрток с боевыми реликвиями. Но 23 мая 1944 года на Костю были составлены наградные документы: за спасение Боевого Знамени в Советском Союзе полагалось награждение орденом. 31 мая о Косте Кравчуке доложили Сталину, а уже 1 июня был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Константина Кононовича Кравчука, 1931 года рождения, орденом Красного Знамени. О послевоенной судьбе К.К.Кравчука сведения скупы. Известно лишь, что он продолжил учёбу в Харьковском суворовском военном училище (созданное в 1943, в 1947 году было переведено в Киев), жил и работал в Киеве, на «Арсенале». Работал, очевидно, достойно: писали, что в 1970-х его грудь украсил второй орден Красного Знамени, на сей раз Трудового. Советский школьник, украинец Костя Кравчук, хотя и был к началу оккупации Киева десяти лет от роду, явно понимал ценность вверенных ему знамён гораздо лучше современных (и, полагаю, существенно более взрослых) составителей Википедии, которые в посвящённой ему статье нелепо написали, что он «спас красноармейские знамёна, которые были очень важны», исказив к тому же его отчество. Нет, не просто важны они были. Боевое Знамя части, что хорошо известно каждому отслужившему в армии, «является символом воинской чести, доблести и славы», и необходимость самоотверженно и мужественно защищать и оборонять главную реликвию любой войсковой части — Боевое Знамя, не допустить захвата его противником — прямо записана во всех Уставах, включая и ныне действующий. Утрата БЗЧ, как правило, приводила к расформированию части и разжалованию её командования; сохранение же Знамени, даже если погибал почти весь личный состав, было необходимым условием восстановления части. Судьба даже заслуженных гвардейских частей, утративших знамёна в тяжелейших боях (даже при том, что знамёна не были захвачены врагом; чаще всего они уничтожались или прятались погибавшей знамённой группой), решалась Ставкой ВГК индивидуально. Да, Костя Кравчук не убивал врагов и не доставлял своим особо важные разведданные. Его подвиг был тихим и, как многим кажется, незаметным, негероическим. Но это был самый настоящий подвиг: достойный сын своей Родины уберёг её святыни от поругания врагом. А ведь всего-то и нужно было: не пройти мимо раненого красноармейца. И нестандартная запись в наградном листе в поле «Звание» — яркое отражение этого подвига. Подвига быть гражданином не «этой», не «той»; своей страны, страны наших. Всегда есть что-то святое, до чего не могут, не должны дотрагиваться руки врага. Так было; так есть; так должно быть. |
| Friday, June 28th, 2013 | |
| 10:40 am | Единственный в мире рукопашный бой людей и собак с фашистами Подробно об уникальном подвиге советских пограничников и их служебных собак, навечно оставшихся верными присяге и долгу, вступив в самом начале Великой Отечественной Войны в неравный рукопашный бой с фашистами, в котором собаки дрались наравне с людьми, героически погибая, но не сдаваясь. На Черкащине есть уникальный памятник 150 пограничным собакам, которые «порвали» полк фашистов в рукопашном бою Эта единственная за всю историю мировых войн и конфликтов битва людей и собак произошла в самом центре Украины много лет назад, а дело было так… Шел третий месяц войны, точнее, он только начался, когда в конце июля произошли события, впервые изменившие ход Великой Отечественной, или весь ход «Восточной компании», как называли войну в ставке Гитлера. Немногим известно, что по его же приказу, к 3 августа должен был пасть Киев, а на 8-е число на «парад победы» в столицу Украины собирался приехать сам Гитлер, да не один, а с вождем Италии Муссолини и диктатором Словакии Тиссо. В «лоб» взять Киев не удалось, и поступил приказ, обойти его с юга… Так в людской молве появилось страшное слово «Зеленая Брама», местность, не указанная ни на одних картах великих сражений Великой Войны. Этот лесисто-холмистый массив на правобережье реки Синюха, возле сел Подвысокое в Новоархангельском районе Кировоградщины и Легезино Тальновского района Черкащины лишь сегодня известно, как одно из самых трагических событий первых месяцев Великой Отечественной войны. Да и то, благодаря тому, что участником ожесточенных боев в ходе Уманской оборонительной операции был известный поэт-песенник Евгений Аронович Долматовский. С выходом в 1985-м его книги «Зеленая Брама» (полного формата) тайна «Зеленой Брамы» была раскрыта… В этих местах попали в окружение и были практически полностью уничтожены отходящие от западной границы 6-я и 12-я армии Юго-Западного фронта генералов Музыченко и Понеделина. К началу августа они насчитывали 130 тысяч человек, из Брамы к своим вышло 11 тысячам солдат и офицеров, главным образом из тыловых частей. Остальные — либо попали в плен, либо навсегда остались в урочище Зеленая Брама… В отдельном батальоне пограничного отряда охраны тыла Юго-Западного фронта, который был создан на базе Отдельной Коломийской пограничной комендатуры и одноименного пограничного отряда, с тяжелыми боями отступающего от границы, находились служебные собаки. Они вместе с бойцами пограничного отряда стойко переносили все тяготы сурового времени. Командир батальона, он же замначальника штаба Коломийского погранотряда майор Лопатин (по другим данным, сводным отрядом командовал майор Филиппов), несмотря на крайне плохие условия содержания, отсутствие надлежащего корма и на предложения командования отпустить собак, этого не сделал. У села Легедзино батальон, прикрывая отход штабных частей командования Уманской армейской группировки, 30 июля принял свой последний бой… Силы были слишком не равными: против полтысячи пограничников полк фашистов. И в критический момент, когда немцы пошли в очередную атаку, майор Лопатин дал приказ послать в рукопашный бой с фашистами пограничников и служебных собак. Это был последний резерв. Зрелище было страшное: 150 (данные различные – от 115 до 150 пограничных псов, в т.ч. и из Львовской пограншколы служебного собаководства) обученных, полуголодных овчарок, против поливающих их автоматным огнем фашистов. Овчарки впивались фашистам в глотки даже в предсмертных судорогах. Противник, искусанный в прямом смысле и порубанный штыками, отступил, но на подмогу подошли танки. Искусанные немецкие пехотинцы, с рваными ранами, с воплями ужаса, вспрыгивали на броню танков и расстреливали бедных псов. В этом бою погибли все 500 пограничников, ни один из них не сдался в плен. А уцелевшие собаки, по словам очевидцев – жителей села Легедзино, до конца остались преданными своим проводникам. Каждая из уцелевших в той мясорубке, улеглась возле своего хозяина и никого не подпускала к нему. Немецкие звери, пристреливали каждую овчарку, а те из них, кого не подстрелили немцы, отказывались от пищи и умерли от голода на поле… Даже сельским собакам досталось – немцы расстреливали крупных собак селян, даже тех, кто был на привязи. Лишь одна овчарка смогла доползти до хаты и упала у двери. Преданного четвероногого друга приютили, выходили, а по ошейнику на ней селяне узнали, что это были пограничные псы не только Коломийской погранкомендатуры, но и специальной школы служебного собаководства капитана М.Е. Козлова. После того боя, когда немцы собрали своих погибших, по воспоминаниям жителей села (к сожалению уже мало оставшихся на этом свете) было разрешено похоронить советских пограничников. Всех, кого нашли собрали в центре поля и похоронили, вместе со своими верными четвероногими помощниками, а тайну захоронения спрятали на долгие года… Исследователь того памятного боя Александр Фука говорит, что память о героизме пограничников и их помощников среди жителей села была настолько велика, что, несмотря на присутствие немецкой оккупационной администрации и отряда полицаев, пол села мальчишек с гордостью носили зеленые фуражки погибших. А хоронившие пограничников местные жители, прячась от фашистов, выдирали из красноармейских книжек и офицерских удостоверений фотографии погибших, чтобы потом отправить их для опознания (хранить такие документы было смертельной опасностью, поэтому установить фамилии героев не удалось). А запланированная триумфальная встреча Гитлера и Муссолини состоялась 18 августа, но, конечно же, не в Киеве, а там, у Легедзино, на том шляху, который вел до Тального и который держали, как свою границу советские пограничники. Лишь в 1955-м, жители Легедзино смогли собрать останки почти всех 500 пограничников и перенести их к сельской школе, возле которой и находится братская могила. А на окраине села, там, где и проходил единственный в мире рукопашный бой людей и собак с фашистами, 9 мая 2003-го на добровольные пожертвования ветеранов Великой Отечественной, пограничных войск и кинологов Украины был установлен единственный в мире памятник человеку с ружьем и его верному другу – собаке. Такого памятника больше нигде нет. «Остановись и поклонись. Тут в июле 1941 года поднялись в последнюю атаку на врага бойцы отдельной Коломыйской пограничной комендатуры. 500 пограничников и 150 их служебных собак полегли смертью храбрых в том бою. Они остались навсегда верными присяге, родной земле». Сегодня известны лица лишь двух погибших пограничников. Вечная память и слава Героям! Благодарим портал "Стенограф.РУ" (http://stenograf.ru) за предоставленные материалы! P.S. Именно из таких трагических и героических нитей соткана невидимая, но очень прочная ткань нашей общей истории с Украиной, Белоруссией и другими соседями, разорвать которую не смогут ни политические провокаторы, ни псевдонаучные фальсификаторы, которые по заказу Запада прилагают гигантские усилия для разобщения и порабощения наших народов, Слава Богу, безуспешно! И мы верим, что настанет время и мы воссоединимся в единую сильную и процветающую страну - на смерть врагам, во славу Предков и радость потомкам! Сегодня, кстати, День дружбы и единения славян, всех с праздником! http://rusfront2012.livejournal.com/245 |
| Monday, February 4th, 2013 | |
| 3:19 pm | В прорыв идут штрафные батальоны http://novved.ru/istoriya/22364-v-prory Из воспоминаний ветерана войны майора в отставке Михаила СУКНЕВА: Майор Михаил Сукнев (1919—2004) был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. Но из своих наград больше всего ценил два ордена Александра Невского. Этим орденом награждены более 42 тысяч офицеров Красной Армии, но награжденных дважды — всего несколько десятков. Первый из врученных Сукневу орденов Александра Невского имеет № 12009 — за освобождение Новгорода. Осенью 1943 года узнал, что меня назначают командиром отдельного штрафного батальона. По рекомендации командования дивизии! Тут же мчусь в штаб дивизии, за что такая «милость»? Принял меня подполковник Лось, первый заместитель комдива Ольховского. Именно Лось меня рекомендовал на новое «поприще» с согласия «Смерша» и тут же зачитал выдержки из приказа наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года: «Сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины». Ну и ну! Неожиданный поворот. Штольни для спецконтингента На время формирования и некоторой учебы по тактике и стрельбе батальон должен был занять глиняный карьер, куда можно было ввести в «штольни», вырытые в стенах, до тысячи человек. Мне задача: пока мой батальон на пути к фронту, выбрать лучших командиров рот и взводов, а также сержантский состав из полков дивизии. Командный состав был таков: старший адъютант батальона — старший лейтенант Николай Лобанов; заместитель по части строевой и боевой — капитан Кукин; комиссар, то есть замполит — майор Федор Калачев. Командиры рот: 1-й — капитан Шатурный Николай Николаевич, сибиряк из Томска; 2-й — старший лейтенант Крестьянинов; 3-й — старший лейтенант Петрик Иван Федорович и пулеметной — отважный Александр Жадан. Все командиры взводов, сержанты и старшины рот ждут прибытия контингента! Гадаем, кого пришлют? В конце концов, батальон — разношерстную толпу — под усиленным конвоем привели энкавэдэшники. И сдали мне «под личную ответственность». Знакомимся с делом каждого штрафника. Среди них офицеров от младшего лейтенанта до старшего (капитанов не было) — под полтораста человек, все осуждены за «нарушения воинской дисциплины», за драки, «прелюбодеяния», за то, что утопили танк, направляясь в деревушку к знакомым девчатам, и т.п. И даже из наших войск в Афганистане попали ко мне два лейтенанта, которые подрались на квартире пожилого командира полка из-за его любвеобильной молодой жены. Лейтенантам дали от одного до трех месяцев штрафного. Как этот срок пройдет или штрафник раньше отличится, подписываем документ, и он отправляется в свой полк, надевает погоны, служит дальше. Эта рота элитная, думаю, не подведут лейтенанты! 2-ю роту сформировали из 200 гавриков — одесских и ростовских рецидивистов, которым заменили штрафным батальоном длительные сроки отбывания наказаний в тюрьмах и лагерях. Несколько привезены с приговорами к смертной казни — расстрелу. Это медвежатники, аферисты, громилы по квартирам и налётам, но умнейший народец. Рассудительные, технически образованные, всё же такие механизмы, сейфы в сберкассах вскрывали. Им лет по 28—35, физически крепкие. 3-я рота — басмачи, 200 человек таджиков, туркмен и ещё откуда-то из Средней Азии. Они все, как мы говорили, «бельмей», по-русски якобы не понимали поначалу. Их поручили Николаю Шатурному, сносно говорившему по-таджикски. Каждого из штрафников «пропускал через свои руки», допрашивал вездесущий наш оперуполномоченный «Смерша» Дмитрий Антонович Проскурин, капитан госбезопасности. В большом котловане провели митинг с вновь прибывшими. Слово комбату, то есть мне. Вот где, пожалуй, пригодились мои познания, почерпнутые из приключенческой и криминальной литературы всех времен и народов. Главное — подход к душе, особенно это относится к опасным преступникам, в данном случае — к умнейшим во всех отношениях одесситам и ростовчанам. Так вот, объявляю: с этого часа тот, кто состоит здесь, в батальоне, не преступник, не вор, а воин Советской Родины, её защитник. И чтобы я не слышал слова «штрафник»: мы здесь все равны, и если придется умереть в бою за Родину, то на равных!.. Вы — обыкновенная отборная часть. Теперь давайте отличаться. Какое задание получено — в огонь и в воду. Моё слово — закон, по уставу. Тут они все воспрянули духом. Началась подготовка батальона к выходу в оборону или в наступление, а может быть, к худшему — разведке боем за проклятыми «языками», которые доставались нашим войскам слишком дорого! В последующих боях они старались защитить меня от шальных пуль, подставляя себя, боясь потерять «такого» комбата… Кстати говоря, мою охрану составлял взвод автоматчиков из одесситов. Этот взвод был и резервом в бою. Смотришь фильм 1989 года Одесской киностудии «Гу-Га» о штрафниках, и не хватает зла на сценаристов: сплошная ложь, вымысел! Даже написал на киностудию письмо. Но кто нас, фронтовиков, слушает? Картинка из фильма. Идет строй в ряд по четыре, с примкнутыми штыками на винтовках на ремне. Разве так ходили? Ведь запнулся и переднего убил. Или такой эпизод. Никто не хочет петь строевую. Комбат кладет строй несколько раз на пыльную дорогу: «Встать! Ложись! Встать! Ложись!». Какая же чушь. Ведь в первом же бою такого командира ждет пуля или нож в спину. Охота на «языка» В декабре мы были переданы 59-й армии генерала Коровникова — блестящего военачальника! Но я послал вперед несколько басмачей, которые имитировали атаку через волховский лед и вернулись тотчас. Немцы искрошили лед снарядами, но впустую. Командование дивизии молчит. Полка — тоже. Будто горькую пилюлю проглотили. Конечно, я рисковал головой, но меня поддерживал незаменимый оперуполномоченный Проскурин. А у него, чекиста, авторитет «выше наркома», в нашем, конечно, масштабе! Приближался январь 1944-го, решительного. Разведчики дивизии, корпуса, армии не могли взять «языков», так нужных перед предстоящим наступлением наших войск на Новгород. Тогда кто-то из штабных умников придумал понятие «разведка боем» за «языком». Противник немедленно принял контрмеры. Выдвигает на ночь впереди своих заграждений посты пулемётчиков по-над берегом. И только наша разведка подберется к берегу, еще на льду, как от основной немецкой обороны поднимаются осветительные ракеты — наши видны как на ладони. И их расстреливают в упор! Разведку боем называли разведкой жизнью… Потому что перед настоящей разведкой боем надо как следует обработать передний край противника артиллерией. А у нас додумались — без всякой подготовки. Те подпускают вплотную, обратно никто не возвращается. На глазах у меня убивало по роте… Все лежат белые, как гуси-лебеди, в маскхалатах, никто не шевельнется. Позади — 500 метров льда, где спрячешься? Ровное поле, где-то жёлтенькие пятна от мин. Пуля догонит далеко. А у них на каждые десять метров — пулемёт. Чётко, по науке. Все пристреляно. …Однажды последовал вызов всех комбатов корпуса к комкору Артюшенко: зачем — неизвестно. Собрались в большом строении из отесанных сосен. На стене — большая карта-трёхверстка. Комкор рассказал обстановку. Скоро начнется общее наступление. Нужен «язык» во что бы то ни стало! — Кто из батальонов возьмёт «языка», комбату — орден Красного Знамени. Исполнителям — Красная Звезда! А ну, комбат, иди к карте, — вдруг сказал мне Артюшенко, усмехаясь. — Бери указку. Командуй войсками: как нужно брать Новгород? Я примерно распределил войска по окружению города с глубоким обходом с севера, форсируя Волхов, и с юга — через Ильмень. И в точку! — Ну, комбат, ты пойдёшь далеко! Диспозиция — прибавить мелочь! — сказал мне Артюшенко дословно. …Разошлись. А впереди — 25 декабря (католическое и протестантское Рождество), я этот день знаю, немцы не стреляют, пьют крепко, им разрешено. Наблюдатели тоже не удерживаются. Одесские разбойнички высмотрели один засадный пулемет, что выдвигался немцами в начале ночи. Рассчитали точно: когда появятся пулеметчики, когда будут сменяться. Откуда бросают осветительные ракеты. Систему огня дотов и дзотов. Пришли ко мне на КП, докладывают, да еще как! Не каждый командир так изложит диспозицию по захвату «языка». — Товарищ комбат, засекли мы один их секрет. Но пойдём днём. Ночью подкараулят, ракета — и нам конец. — Что вы, ребята, днём?! — удивляюсь я. — Мы перебежим Волхов перед самым заходом солнца. Что ж, 500 метров — не так далеко для молодых ног. Ребята настаивают: украдем фрица, и все тут! Идти при закатном солнце, когда противник изволит ужинать в Рождество, приняв приличную дозу застольного. На то и расчёт. Но слева высится кирпичная труба электростанции высотой до 50 метров. И там НП противника. Вся оборона сплошь утыкана огневыми, пулеметными точками, глядящими на Волхов из амбразур… Я собрал свой штаб. Одесситы настаивают. Они идут на смерть, чтобы «заслужить доверие народа»! Мы знали, что воры к немцам не убегут. Те им всё равно воровать не дадут… И мы согласились. Шестеро разведчиков в маскхалатах бросками, где по-пластунски, где юзом, где согнувшись, бегом, миновали лед Волхова и успели залечь вокруг окопа — пулеметной засады немцев. Темнота сгустилась. С той стороны — тишина. Немцы повесили по нескольку ракет. И вдруг слышим глуховатый взрыв гранаты Ф-1. Ещё через несколько минут появились разведчики, неся на руках немецкого унтер-офицера, легко раненного в бедро. Как рассказали одесситы, минута в минуту появился немецкий наряд, трое с пулемётом. И тут среди воров один, совсем неопытный, вытащил кольцо из гранаты-эфки. И держит. А рука-то устала. Куда бросать? Бросил в немца, идущего сзади, двоих убил. А старшего, пулемётчика, схватили. Пока волокли, немцы молчали. Уже притащили, и тут как грянет артиллерия. Всю оборону батальона накрыли, через каждые три-четыре метра ложится снаряд или мина. Они обнаружили, что с поста украден унтер-офицер, хотели уничтожить «языка» вместе с нами. У них унтер — это фигура была, не то что у нас старший сержант. Все шестеро воров в землянке легли на немца, лишь бы он живой остался. Ворам свобода нужна… Обошлось. Мы на КП батальона. Вызываю по телефону дежурного по штабу дивизии: — Товарищ ноль-первый, приказ Артюшенко выполнили: взят «язык»! — Какой «язык»? — не понял спросонья полковник. — Взят немец, унтер-офицер, нашими! — Давай, давай его сюда! Бегом! Погрузив «драгоценность» на сани, разведчики прямиком увезли «языка» в штаб дивизии. Комкор всем — по Красной Звезде! Вот так штрафники! Вот так медвежатники! Утерли нос всему Волховскому фронту! Штрафники не кричат «Ура!» 14 января 1944 года войска левого крыла Ленинградского и Волховского фронтов начали общее наступление, Новгородско-Лужскую операцию. После часовой сильнейшей артиллерийской подготовки волховчане северней Новгорода десятью дивизиями, южнее — через озеро Ильмень бросились лавинами на врага! Я, не скрою, был доволен: примерно так же я «играл» по карте-трехверстке перед генералом Артюшенко. Перерезались дороги на юг к Шимску и на север от Новгорода на Лугу. Противник оказывался в полном окружении и рвался в этих направлениях. Наш батальон в 800 штыков при 10 станковых и 40 РПД рассредоточили поперек шоссе, справа и слева по берегу Малого Волховца на случай, если противник начнет прорыв окружения по этому шоссе. Я лично расположил бойцов по траншеям, огневым точкам, скоординировал систему ружейно-пулеметного огня. И мы приготовились. Позднее узнали: когда противнику были отрезаны пути на юг и на север, в Новгороде оказались в окружении до пяти тысяч немецких солдат и офицеров. Это были те, кто еще в 1941-м расчищал себе дорогу огнем и мечом на Ленинград. Отборные части! Мой батальон поставили, чтобы отступающие немцы не могли вырваться из Новгорода. Я был как заградотряд, но не против своих, а против немцев. Академик Арбатов утверждает, что нас караулили сзади заградотряды. Неправда! У нас их не было. У нас достаточно «Смерша» было, который всё видел. Сразу тебе шею свернут… Обычно, если немцы наступали, они окружали нас, где заградотряд поставишь? Наш правый фланг располагался напротив устья протоки Малый Волховец, у местечка Стрелка, за ним видны Кречевицы. Левый фланг пересекал шоссе за Синим мостом возле разрушенной церкви. Роту басмачей я усилил взводом офицеров. Внезапно от Новгорода, еще занятого противником, появился старый знакомый — самолет-разведчик, который нас выслеживал еще под Новгородом на пойменном поле перед земляным валом… Верхнеплан «Физелер Шторьх», утверждали знатоки. Здесь, где мы стояли, напротив Хутынского монастыря, берега реки высокие и одинаковые. Я как раз находился у пэтээровцев, имевших три противотанковых ружья. Самолет прошел на уровне берегов, покачивая крыльями, чтобы лучше осмотреться в поисках слабых мест в нашей обороне. Потом, обойдя Хутынь с запада, снова приближается по этому же пути. Такую глупость допускать можно школяру, но не боевым лётчикам! Успеваю зарядить ружьё, приготовиться к стрельбе, всё рассчитал. И только самолёт поравнялся с нашей позицией, метрах в пятидесяти, я выстрелил. Отбил надолго себе правое плечо с непривычки — отдача сильнейшая! Но самолёт с остановившимся мотором, вихляя с боку на бок, как подбитая птица, резко снижался и уткнулся в противоположный берег Волхова у Стрелки! Двое лётчиков выметнулись на прибрежный лёд, и тут же нашими были взяты в плен. …Полк Лапшина в составе всего лишь одного батальона и нескольких мелких подразделений, форсировав дважды Волхов, минуя Хутынь, проследовал, можно сказать, без боев до пригорода Новгорода — Деревяниц. Здесь Лапшин облюбовал шикарный офицерский бункер с коврами на стенах, не вызвав для проверки саперов с миноискателями. Занимать непроверенные помещения было строго запрещено, ибо гитлеровцы изощренно всё минировали, даже подбрасывали с самолётов детские игрушки, начинённые взрывчаткой. Но Лапшин вызвал в тот бункер всё командование полка: замов, помощников, начальников служб и командиров батальонов. Чтобы быть в курсе происходившего в городе и в полку, с которым надо было координировать действия нашего батальона, я послал туда старшего лейтенанта Лобанова. Тот вернулся довольно скоро и доложил невероятное. Он опоздал на совещание к Лапшину, поэтому пришел тогда, когда от бункера остались одни развалины. Рядом лежали мертвые тела, искалеченные взрывом огромной силы… Выживший помначштаба полка рассказал Лобанову о случившемся. Последним на совещание прибыл какой-то майор и присел у входа. Совещание было в разгаре, а майор, заметив два конца провода, торчащие из стены, механически соединил их. Раздался взрыв фугаса, который всех присутствующих выбросил вверх вместе с накатами! Погибли новый замполит полка, заместитель по строевой, начальник штаба Очкасов. Майора разорвало в клочья, ничего от него не нашли… Остальные были тяжело контужены, как и сам Иван Филиппович Лапшин! Дня через два наш батальон перешёл в распоряжение полка Лапшина, которым уже командовал незнакомый мне майор. Оба, и командир, и его замполит, довольно пожилые, конечно, с нашей молодой колокольни. Было мне тогда всего-то 24 года… Взятие Георгия Наш батальон остановился в центре разрушенного Новгорода. Получив приказ из штаба дивизии развивать наступление к нескольким селам, расположенным близ озера Ильмень, мы оставили город. Перед нами сразу открылось огромное поле. Все это пространство было утыкано могильными католическими крестами топорной работы. Фашисты несли огромные потери. Батальон почти без боев прошёл четыре селения, после чего нас завернули резко к западу к реке-заливу Веряжа, где мы заняли также без боя село Моисеевичи. Вечером сюда подошёл 1349-й полк, почти обескровленный… Где-то слева действовал единственный оставшийся в полку 3-й батальон, которым я когда-то командовал. Переходя шоссе Новгород — Шимск, под прозрачным льдом мы видели размазанные колёсами танков и автомобилей останки немцев — сплошняком! Это поработала штурмовая авиация, расстреливая бегущих колоннами фрицев. Следом катили наши танковые бригады. Мы заняли позицию напротив выселка с церквушкой. Название выселка — Георгиевский. Мы его называли Георгием. Справа широким заливом от Ильмень-озера тянулась Веряжа, в ширину не менее 500 метров. По приказу начальника штаба дивизии мы должны были выбить противника из Георгиевского, но артиллерийской поддержки нам не обещали!.. Надо преодолеть 500 метров ровного снежного поля! Вечером я отправил две сильные разведгруппы с заданием подобраться как можно ближе и ворваться в поселок. Вперед по-пластунски начали движение одесситы-разбойнички. Правей, по берегу Веряжи, — офицеры-штрафники, солдаты временные. И надо же было такому случиться: только наши подобрались на бросок, как за Веряжей, в береговом селе Храмцове, занятом противником, вспыхнуло несколько пожаров. Оттуда фрицы готовились уходить. Но здесь в свете зарева от пожаров немцы, обнаружив наших, начали бросать вверх осветительные ракеты и открыли пулемётно-миномётную стрельбу. Без потерь, но разведки вернулись. Утром из дивизии вновь приказ, и опять от начштаба, будто командир исчез: «Взять Георгия, и точка!». Я по телефону требую поддержки артиллерией или минометами. Оттуда свое: взять и доложить! Это являлось грубейшим нарушением боевого устава: не подавив пулеметные точки, наступать на открытой местности нельзя. По-моему, такой волчий по жестокости приказ отдавал Орлов. На встрече ветеранов 225-й дивизии в сентябре 1984 года в Новгороде я виделся с полковником Орловым, начальником штаба дивизии, уже восьмидесятилетним. На мои расспросы, кто был тогда начштаба дивизии, он невнятно что-то мямлил… С трудом вызвал по телефону командира минометной батареи, своего друга еще по Свердловскому училищу Николая Ананьева, кричу ему: «Поддержи огнем по Георгию! Я двину батальон!». Ананьев что-то буркнул в трубку, и я не понял, есть ли у него мины или «в обрез», как всегда. Десятки мин взорвались по выселку, но не задев колокольни и деревянной церквушки, что явилось просчетом. Под прикрытием пулеметов «максим», открывших сильный огонь, батальон по красной ракете бросился вперед, в атаку! Но взрывы наших мин вдруг прекратились, и мы остались в поле «голенькими»! Ранены командиры рот Крестьянинов и Николай Шатурный! Посылаю туда Николая Лобанова, заменить Крестьянинова. Через считаные минуты мне сообщили: Лобанов убит! Справа, в роте одесситов, — 20 убитых и столько же раненых! Есть потери у 1-й роты, офицерской! Даю зелёную ракету — отбой. Перед этим я, заменив у «максима» пулемётчика, вёл стрельбу по колокольне, и оттуда немецкий пулемет прекратил стрельбу. К выселку слева по траншее бежал фриц, я короткой очередью уложил его. Единственная вражеская мина, прилетев от выселка, разорвалась передо мной. Результат — я оглушён, ранен в нос и в лоб осколками. Лицо залило кровью… Всего за войну был я несколько раз ранен и контужен. Контузии вообще считать трудно — рядом рвётся мина, ты живой, но оглушенный, как рыба, отлежишься и идёшь. Наложив бинты, санинструктор Александра Лопаткина, черноглазая и не по-женски отважная, подозвала моего заместителя по строевой части капитана Кукина, похожего на меня и по характеру, и по облику. — Прими батальон! Я ничего не вижу, всё идёт кругами! — выдохнул я ему. Тотчас меня Александра увела в медпункт, откуда я попал в медсанбат, расположенный у штаба нашего 14-го корпуса. Поначалу замену комбата в батальоне никто не заметил — дым и взрывы. В ту же ночь на броневичке Кукин с группой солдат смело и прямехонько примчались в тот поселок, и фрицы, было их 15, дружно подняли руки. Они выполнили приказ своего командования: сдержать нас до этого часа. Разъяренные штрафники никого в плен не взяли, прикололи всех штыками. Уходя в медпункт, я зашел на секунды в дом, занятый под штаб полка. Здесь были новые командир полка и замполит. Я бросил им с гневом слова: — Вы наблюдатели, а не командование! Почему не поддержали нас артиллерией?! Но они только пожали плечами. Что понимали они, ещё не нюхавшие пороху!.. Штрафбат (отрывок из поэмы) Виталий ИВАНОВ Дружно грянуло над полем Непонятное «Гу-га!», И на всё — Господня воля — В рукопашный! Бей врага! Только радоваться рано: Через час придут в себя, Продержаться-то нам надо Ровно сутки, до утра. После боя — посчитали: Есть потери, как без них… Раненых перевязали И за дело принялись. Разобрали все трофеи Те, что бросили враги, Автоматы заимели — Всё сгодится для войны. По местам распределились, Покурили — в кулачок И, конечно, подкрепились: На двоих — один паёк. «Переходим к обороне» — Передал комбат приказ. Всё вокруг, как на ладони, Мы их видим, они — нас. Артобстрел ждать не заставил, Били плотно, целый час, Словно был товарищ Сталин В этом месте, среди нас. Эй, Сашок! Давай — к комроты! Вызывает, поспеши! Ты же, парень, из пехоты? Будешь вместо старшины… Эх, война, война, война — Ей конца не знали. Смерть вершит свои дела На переднем крае. |
