Сердце, упавшее вверх - Post a comment

ТЫСЯЧА ДНЕЙ ТРИСТАНА
или рассказы о величайшем капитане всех времен,
записанные со слов Персиваля из Персивалей



Рассказ первый

Все началось, когда на нас налетел шторм.
Или, может быть, раньше – когда Тристан нарушил свой запрет.

Тысяча дней прошло с тех пор, как я покинул его корабль.

Сейчас я диктую эти строки своему пажу. Мальчишка водит золотым пером по белой этрусской бумаге, рисует на полях парусники и пушки, ставит кляксы и не заботится о грамматике. Пусть балуется – ему же самому переписывать все набело. Под надзором моего главного камердинера, у которого всегда наготове розги.

Я – в своем кабинете. Огромное распахнутое окно выходит в дворцовый парк. По бордовым парковым дорожкам ходят садовники, почтительно уступая дорогу моим родичам.

И мой паж - высокий лопоухий подросток-кельт с ярко-синими глазами, - и мои садовники – сероволосые и робкие, как мыши, саксы, - и мой камердинер, и мои родичи - они называют меня просто «Персиваль». Так ко мне обращаются все – от портовой нищенки до короля. Никаких «сэр», «милорд» или «герцог» - есть только один Персиваль из Персивалей, и ему не нужны титулы.

Сейчас я могу называть героя моей юности просто Тристан. Но тысячу дней назад он был для меня капитаном.



ПЕСНЯ КОЛДУНА

Тристан командовал судном «Рианнон» и носил на бедре револьвер по имени Кирин.

Нос «Рианнон» украшала голова лошади. Этот фрегат с женским именем нес на себе три мачты, 49 пушек и команду из 144 человек.

У Кирина было два ствола – один над другим. Восемь внешних отверстий барабана несли пули верхнему стволу, четыре внутренних - нижнему. Каждый второй выстрел был двойным. Рукоятку револьвера вырезали из освященного дуба, в темную гладкую поверхность вставили белые молнии - пластинки из моржовой кости.

«Рианнон» настигала юркие люгеры контрабандистов, пускала на дно черные пиратские бриги, брала на абордаж неповоротливые шхуны работорговцев.

Кирин мог говорить с хозяином и, почуяв опасность, шептал «Беда, беда» - по белым неподвижным молниям начинали скользить синеватые всполохи.

И лошадь, и оружие верно служили капитану.

Летом 1744 Тристан выследил и потопил корабль Брикена, пирата и колдуна. Вся команда Брикена погибла в бою и отправилась на дно. Сам главарь сдался. Тристан заковал его в цепи и повез в Темру, столицу Зеленого королевства, на суд.

Брикен был родом из Северной Галлии. Его мать была крестьянкой. Говорят, схватки застигли ее в лесу. Когда она лежала на земле, исходя криком, из зарослей выползла гадюка и укусила ее. Женщина умерла, а младенец остался жив, вырос и стал мужчиной с жалом вместо языка и ядом вместо крови.

Брикена держали в трюме. За ним присматривал юнга – приносил еду, выносил нечистоты. Когда до столицы оставалась ночь пути, пират сказал юноше:

- Колин, друг мой, я замерз. В горле сухо и пятки дрожат. Принеси мне рому – полкружки, не больше. Добрый ром меня согреет, как сотни раз до этого.

- Не в холоде дело, хитрый пес, а в близкой петле, - отозвался Колин. – Твоя шея чует веревку, и ноги готовы пуститься в последний пляс.

- Ты прав, мой мальчик, не холод это, а страх. Мурашки бегают по хребту и зубы стучат. Дай мне рому – он сделает меня смелее.

- Не станешь ты храбрее, захмелев. Это души твоих жертв тянутся к тебе, это их ледяные руки вгоняют тебя в дрожь. Ром не прогонит твоих призраков, старый убийца.

- Все верно говоришь ты – не знает моя душа покоя. Я кручусь и ворочаюсь, молюсь и плачу, но облегчения нет. Принеси мне рому, Колин – я усну и забуду замогильные взгляды.

Колин ушел и вернулся с кружкой рома. Но отдавать ее не спешил.
- А чем ты заплатишь, хитрый пес, за последнее угощение?

- Я отдам тебе свои сокровища.

- Нет у тебя ничего – лишь кандалы и лохмотья.

- Все мои богатства спрятаны – я расскажу тебе, где искать.

- Ты же соврешь, старый убийца, и не поморщишься.

- Порукой моих слов будет карта, что ведет к этому кладу.

- Нет у тебя никакой карты – все отобрал наш капитан.

- Не мог он взять ее, ведь она не на бумаге, а в моем сердце.

- И как мне увидеть ее, как заглянуть в твое змеиное сердце?

- Я спою волшебную песню, что укажет дорогу, а ты запомнишь.

- Тогда пой, хитрый пес – поскули, пока не издох.

И Брикен запел, а юнга слушал. И разум юнги полетел вслед за песней – на запад, в девятое море, к безымянному острову, к каменным скалам, в темные пещеры, в подземный мрак. И не вернулся, заблудившись в черных туннелях.

Когда пират допел заклятье и увидел, что глаза Колина опустели, он сказал:
- Иди спать. Встань в полночь и принеси мне ключ от цепей. И убивай всякого, кто захочет мне помешать.

Юнга ушел, подчиняясь колдуну.

В полночь Тристан проснулся от удара грома. Он вскочил, но не услышал звуков бури снаружи. Гроза ему приснилась, понял он, но Кирин шептал «Беда, беда», и Тристан вышел на палубу.

Прямо по курсу чернели скалы – еще не близко, но западный ветер надувал паруса, подгоняя «Рианнон». Тоскливо и жалобно скрипели ее мачты, и Тристан взбежал на корму.

За штурвалом стоял Брикен, а Колин вытирал нож об одежду зарезанного рулевого. «Убей его», - шепнул пират, тихий, как призрак.

Юнга бросился на капитана, подскочил вплотную, заслоняя хозяина, занес нож для удара.

Револьвер сам прыгнул Тристану в руку, окутанный искрами, словно грозовое облако. Тристан выстрелил один раз – из обоих стволов.

Пули разбили клинок занесенного ножа, словно он был стеклянным. Срезали прядь волос юнги. Пролетели в дюйме от его шеи, не задев ее.

И размозжили Брикену лоб.

Колдун упал мертвым. Колин тоже свалился и застыл, хотя на его теле не было ни царапины. Тристан заговорил с ним, но не получил ответа.

Позже на палубе нашли еще несколько трупов. Все они погибли от ножа юнги, потерявшего разум.

Когда «Рианнон» пришла в Темру, голову Брикена отделили от тела и выставили на всеобщее обозрение. Юнга ни с кем не говорил, не принимал еды и питья, и скоро умер от истощения.

А Тристан отправился на пир во дворец короля, и, подняв в свой черед круговую чашу, при всем дворе наложил сам на себя гейс: никогда не брать пиратов в плен.

И не нарушал запрета ровно тысячу дней.