Сердце, упавшее вверх - Заметки

Со стороны мой дом напоминает мачту затонувшего корабля. Огромного корабля.


Или старый древесный ствол, царапающий воздух короткими острыми сучьями.

Но это каменный ствол.

Это гора. Она растет из морской глубины и упирается в небо.

Узкая у подножия, она расширяется к середине и заканчивается трехрогой короной.

Три снежных пика венчают ее. В седловине между ними мой отец когда-то, очень давно, построил наше гнездо.

Иногда соленые ветры дуют со всех сторон, сталкиваются и борются между собой, охватывая гору вихревыми потоками. Тогда я ложусь на ветра и облетаю свой дом вслед за ними.

Я вижу голые, покрытые трещинами утесы. Выступы и наросты, гладкие валуны и хищно заостренные скалы.

Вижу темную хвойную зелень, растущую на покатых склонах.

Серпантины древних дорог. Башни и стены старых замков.

Длинные каменные карнизы и желтые квадраты полей на них.

Вижу свежие луга и пасущийся скот, чистые родники, блестящие ножи.

Пастухов, воинов, землепашцев. Слышу их голоса, смех, предсмертные крики...

Они живут здесь. И снаружи, и внутри — в пещерах, тоннелях, переходах. Строят жилища, выращивают злаки, воспитывают детей.

Они обречены. Мы обречены, все.

Эта гора, издревле носящая имя Сареналь, чудесное произведение неизвестного волшебника-зодчего, стала нашим последним убежищем. Ведь вокруг, сколько не смотри, не углядишь ни островка, ни рифа, ни клочка земли.

Только море. Стальное, сверкающее. Беспощадное — потому что бесконечное.

А ведь когда-то все было по-другому. Когда здесь везде была суша...

Если отлететь подальше и взглянуть повнимательней, можно заметить, что Сареналь раскачивается. Еле заметно. Но с каждым годом... все сильней?

Да, это так. Ведь ее корни точит морской змей Локилин.

Я спускался вниз. Я видел его. Бледно-голубое, гладкое, блестящее тело. Идеальные ромбики чешуек, грива зеленоватых волос, острые плавники, почти человеческое лицо с тремя желтыми глазами.

Он впивается в камень, грызет его. Бьет мощным хвостом. Обвивается вокруг и раскачивает. Время от времени тяжелые глыбы поддаются его напору, откалываются и падают вниз с тяжелым плеском.

Он не угомонится, пока Сареналь не рухнет. Миг его торжества все ближе.

Помню, как сто лет назад мой отец Аран собрал семейный совет.

— Мы погибнем, если останемся здесь, — сказал он.

— Мы — орлы, — отвечал мой старший брат, Аранас, — Когда воды подбираются к нашим домам, мы поднимаемся высоко и находим новые места для гнезд.

Он улетел искать другую землю. Мы ждали много дней. Он не вернулся.

Тогда отец сказал:

— Мы — орлы. Когда змеи подбираются к нашим гнездам, мы спускаемся вниз и убиваем их.

Он полетел к подножию — и не вернулся. Но с тех пор у Локилина на месте третьего глаза зияет глубокая рана.

"Мы — орлы, — подумал тогда я, Аранол, — Когда добыча скрывается в густых зарослях, мы остаемся на высоте и ждем."

Мои ожидания связаны с людьми. Ведь это один из них когда-то воздвиг Сареналь.

Я пытался поговорить с ними — меня встретили стрелами. Но надежда не умерла.

Я приношу птенцам пищу, учу их летать, охотиться, вить гнезда. И жду.

Жду, когда на вершину поднимется человек и спросит: "Что нам делать?"

Мне кажется, я знаю ответ.