Saturday, December 13th, 2008

Time	Event
4:34p	МОЯ ПРОЗА. ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ. «ТЕХАС» Впервые она его увидела зимой во время студенческих каникул. Старшая подруга любила всюду водить ее за собой — вот и привела в свою взрослую компанию, где все уже или работали, или были студентами. Взрослые друзья подруги не вполне понимали присутствие среди них этой малолетки, тощей стриженной под пацана замухрышки, но как-то с этим фактом мирились, а приезжий гость, московский студент, даже пригласил ее на медленный танец. Она лишь потому и пошла танцевать с ним, что совсем уж идиотизмом было бы сидеть одной за столом, хорошо хоть, что верхний свет выключили, и это давало ей некоторую надежду, что студент не рассмотрит ее ветхую старую юбчонку, простые чулки и кофточку с растянутым воротом и манжетами. Кто ж знал, что сюда внезапно завалятся ребята и столичного гостя с собой приведут?! Во время второго танца они со студентом уже вовсю целовались за кадкой с китайской розой, и это было впервые в ее жизни, как и последующее провожание домой через мокрый, продуваемый шальным ветром город. Наутро пришлось что-то врать маме о синяке на губе, а в понедельник в школе она была так рассеянна и так явно витала где-то далеко, что все это заметили и поддразнивали ее, а она только улыбалась снисходительно. Во вторник, сидя в очереди к зубному врачу, она увидела студента: он с улыбкой смотрел на нее и делал губами такие движения, словно целовал. А потом опять было провожание, и город был все такой же мокрый, и все такой же шальной свежий ветер продувал его насквозь и, казалось, продувал ее душу, все ее существо, и она становилась какой-то другой, но какой, она не знала — ведь все происходило впервые, никогда еще с ней не случалось так много разных вещей впервые. И впервые же она получила приглашение на свидание и мыкалась дома, в полной уверенности, что оно не состоится, потому что ведь ни один здравомыслящий человек не выйдет из дома в эту мокреть и этот ветер. У нее даже зуб разболелся на нервной почве, но тут из детского сада явился младший брат, сообщил, что в подъезде стоит какой-то дядька, который спрашивает ее, и зубная боль тут же прошла, не раскочегарившись в полную силу. В кино он держал ее за руку, отчего она слегка оглохла и несколько одеревянела, но фильм, как ни странно, запомнила, и потом всю жизнь у нее слегка ныло сердце, когда его в очередной раз показывали по телевизору. На обратном пути они опять целовались, ветер закручивал вокруг них водяную мельчайшую пыль, которая одновременно и размывала свет фонарей, и делала их иглисто-лучистыми, по какой причине картина ночи была смазана и золотисто светилась. Каникулы закончились, студент уехал, и она стала получать из Москвы письма, которые ее разочаровали своей нескладной обыденностью. Они совершенно ясно давали понять, что писать ему не о чем, но в конце каждого коротенького — страничка-полторы, не больше, - послания обязательно было написано слово «целую», и оно заставляло ее обмирать и перечитывать эти образчики отсутствия эпистолярного дара и культуры опять и опять. Папа и мама ее, видя, что почтовый роман никак не сказывается на учебе, не обращали на него внимания, поэтому зима и весна прошли вполне спокойно, а летом оказалось, что студент взял академический отпуск и вернулся к родителям. Они встречались у него дома. Она переходила широкую улицу, а потом по более узкой и тихой доходила до границы района частных домов. Район этот почему-то получил в народе название «Техас», чем молодые его обитатели страшно гордились и потому держались всегда с необыкновенным апломбом и достоинством. Поперек улицы белой масляной краской было крупно написано: «Техас», - а через минуту-другую она уже шла по асфальтированной дорожке к его дому. Ее любимые желто-красные розы равнодушно точили аромат в неподвижный воздух южного вечера, а свекольно-белые георгины следили за ней своими раскосыми глазами, и их лепестки были указующими стрелками на карте ее любви. Студент встречал ее на пороге своей комнты, имевшей отдельный вход, и вечер пролетал непростительно быстро. Потом студент устроился на работу и студентом быть перестал, но она все еще оставалась школьницей, о чем ей строго и решительно напомнила наступившая осень. Все реже переступала она надпись «Техас», все реже видела студента, а когда в город вернулись свежие мокрые ветры, он и вовсе пропал, и он нем не было ни слуху ни духу до самого того дня, когда подруга рассказала ей об его свадьбе. Ей и жену его показали — крупную некрасивую молодую женщину, нагруженную сумками с покупками, идущую ей навстречу по центральной улице города. Она стояла посреди тротуара совершенно одна. Казалось, ветер выдул всех людей не только с улицы, но и из города, а может быть, со всего мира, тот самый ветер, который всего полгода назад принес ей прямо в руки подарок, а теперь, по какому-то странному капризу, вырвал его у нее, чтобы отдать другой. Прошли еще полгода, заполненные грустью, болезнями, школой, тревогами родителей, и теперь она сама уже была московской студенткой, с переменным успехом вышибала клин клином. Шли годы. Летели ветры. Менялись страны, мелькали города, она побывала во многих местах. Она навещала родителей, чаще всего летом, поэтому больше никогда не встречалась с тем шальным мокрым ветром, что продувал город ее юности. И никогда больше не переходила она шумную улицу с целью пройти по более узкой и тихой до вольготно развалившейся на мостовой надписи «Техас». Ей не было нужды идти туда: эта надпись пересекла ее сознание, как пересекает проезжую часть надпись «Stop». "ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ" ВЕЛОСИПЕД В СУМЕРКАХ. "АКАЦИЯ" (6 Comments | Comment on this)
9:28p	МОЯ ПРОЗА. ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ. ВЕЛОСИПЕД В СУМЕРКАХ. Он был ужасно рыжим и, конечно же, стеснялся этого. Вообще же у рыжих тяжелая жизнь, дразнят их все, слишком они всегда видны, не спрятаться. Она его не дразнила, ей, скорее, даже нравилось, что он такой рыжий, но он и ее стеснялся все равно, такой уж, наверное, был у него характер. Хотя, конечно, он мог ее стесняться еще и потому, что она ему нравилась и знала об этом — вот это могло его связывать по рукам и ногам, но она и виду не подавала, что догадывается об его чувствах. Познакомил их ее сосед, муж старшей сестры рыжего мальчика. Мальчик жил в городе и приезжал навещать свою взрослую сестру, муж которой и показал ему тощую пацанку, носившуюся по городку исключительно на лязгающих старых роликах и безумно этим всему городку надоевшей. После того, как мальчик увидел ее — сначала на роликах, а потом с живым ужом на шее ( она шла на пляж, и компания мальчишек почтительным эскортом окружала ее, впрочем, не вплотную, на расстоянии) — участь его была решена. У сестры он бывал не часто, она не знала, вспоминает ли он о ней в промежутках между приездами, но всегда бывала ему смущенно рада. Муж сестры, познакомивший их, ездил на работу на большом черном велосипеде, и однажды вечером позволил мальчику покатать ее. У нее самой велосипеда никогда не было, ездить она умела, но очень плохо, поэтому за возможность прокатиться ухватилась с радостью, только вот не учла, что, сев на раму перед рулем, окажется, как бы, в объятьях рыжего, что сразу же заморозило их обоих: он, видимо, тоже этого не учел. Муж сестры рыжего страшно веселился, глядя на них, поэтому мальчик поспешил скорее уехать из двора, и вот они почти бесшумно, с легким только шорохом, понеслись по пустой улице в наступающих южных сумерках. Вдали от посторонних глаз стало проще и спокойнее, но все равно она как-то очень остро чувствовала его близость, тем более, что он несколько раз как-то странно ткнулся лицом в ее коротко остриженные волосы. Они молчали, велосипед летел, вокруг было тихо: троллейбус еще по этой улице не ходил, жилых домов на ней было немного, а рабочий день в НИИ уже закончился, и вся улица принадлежала им одним. Это беззвучное движение зачаровало их, и рыжий все накручивал и накручивал круги вокруг квартала, выбирая самые безлюдные места, и постепенно в ее душе тоже началось какое-то кружение, так что она уже больше ничего и не чувствовала, кроме него, кроме этого полета, тишины и отрешенности от всего мира, который был где-то, но где-то далеко. Потом рыжий еще несколько раз катал ее, всегда в сумерках, всегда молча, а однажды после катания достал из кармана ковбойки почтовый конверт и отдал его ей. Это был подарок. Дома она раскрыла конверт и обомлела: он был набит китайскими марками, а ведь у нее ни одной такой пока еще не было. И как это он запомнил, что она марки собирает — это было удивительно. Она, правда, была смущена и пыталась объяснить рыжему, что ему за эти марки может дома влететь, но он и слышать ничего не хотел, и все эти мао-цзэдуны, пагоды, цветущие ветки, ГЭС и люди в национальных костюмах перешли в полное ее распоряжение, став предметом острой зависти всех мальчишек, мнивших себя, как и она, филателистами. Они катались еще раза два или три, а потом сестра рыжего ушла от своего мужа и вернулась к родителям, рыжему больше незачем было приезжать в их двор, а сказать дома, что поедет в другой город на электричке, чтобы увидеться с какой-то девчонкой, он, конечно, не мог. Да и где бы он взял теперь велосипед? Так она его больше и не видела никогда и никто больше ее на велосипеде не катал. Коллекцию марок у нее через год украли в школе, когда она принесла альбом, чтобы меняться: кляссера у нее не было, отложить двойники было некуда, приходилось рисковать, и, конечно же, это должно было когда-нибудь плохо кончиться. Дома ей за марки сильно влетело, в результате чего она остыла и к филателии, и к друзьям-филателистам, а там и другие увлечения пришли к ней в свой черед. А рыжего она больше не видела никогда. Правда, иногда случались такие сумерки, что она невольно ждала: вот-вот вылетит ей навстречу большой черный велосипед, на котором будут сидеть двое детей — рыженький мальчик лет пятнадцати и мальчишеского вида девочка годом младше — и полетят в тишине и молчании, зачарованные этой тишиной и полетом. И девочка будет смотреть в сгущающуюся темноту широко раскрытыми глазами, а мальчик будет тихонько целовать ее коротко остриженные волосы. "ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ" "ТЕХАС" "АКАЦИЯ" (4 Comments | Comment on this)
11:10p	МОЯ ПРОЗА. ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ. АКАЦИЯ. Школьный звонок огласил своим дребезжаньем самый разгар лучезарного майского дня, уроки закончились, можно было идти домой. Весь путь до дома пролегал по двум улицам, засаженным высоченными акациями, которые именно сейчас вовсю цвели и заполняли своим парфюмерно-кондитерским ароматом все окружающее пространство. Летний зной еще не обрушился на город, еще не сжал его в лихорадочных душных объятиях, и потому пройтись под акациями было очень приятно. Легчайший ветер слегка касался ее щек и тонкой шеи, обрамленной кружевом форменного воротничка, чуть ерошил коротко остриженные волосы — она просто плыла в этом блаженном тепле, насвистывая тихонько какой-то мотивчик и помахивая синим портфельчиком в такт этому мотивчику. Впереди нее шли двое пацанов из параллельного класса, живших где-то в тех же краях, что и она. Пару раз они оглянулись на нее, но ее блаженно-отсутствующий вид ясно говорил, что она их не видит, и они оглядываться перестали, сблизили головы на ходу, о чем-то тихонько переговорили между собой, а потом, как по команде, куда-то свернули. Но и этот их маневр остался незамеченным, она продолжала идти, как шла, нога за ногу, не торопясь и ничего не замечая вокруг себя. Ветер, гладивший ее щеки, шевелил и будоражил листья акаций, сбивал уже отцветшие сухие цветочки, которые с легким шорохом все сыпались и сыпались с деревьев, заполняя собой трещины и неровности асфальта. По стенам домов и тротуару плясали тени листвы и солнечные пятна, их мешанина образовывала сияющую теплую сеть, в которую вплетались запах акации и шорох опадающих цветов. Эта мешанина заполняла, пронизывала собой всю улицу, весь город, и она шла через теплое колыхание, чувствуя, что и ее пронизывают эти свет, тепло, запахи, звуки, тени. Мальчишки вдруг вывернулись из-за угла и загородили ей дорогу. Попытка обойти неожиданное препятствие оказалась безуспешной, это вывело ее из транса, и она непонимающе уставилась на них своими темными, в темных ресницах, глазами. Они стояли перед ней угрюмо, каждый держал одну руку за спиной, и, казалось, ничего не собирались препринимать. Но вдруг они одновременно протянули руки вперед, и она увидела перед собой две ветки акации с пышными свежими сладко пахнущими гроздями. Мгновение смотрела она на эти ветки, потом вскинула на мальчишек короткий взгляд, убедилась, что они по-прежнему мрачны и смотрят серьезно, зажала портфель между коленями, обеими руками взяла подарок, окунула лицо в белые цветы и замерла, вдыхая их сладость и свежесть. Пацаны продолжали стоять перед ней все с тем же сумрачным видом, и невозможно было понять, осознали они, что подарок их принят, или нет. Она оторвалась от цветов, опять посмотрела на приятелей, поудобнее перехватила ветки левой рукой, в правую взяла портфель, сказала спокойно и доброжелательно: « Спасибо, мальчики», - без всякого затруднения обогнула их и пошла, как и шла — нога за ногу — домой. Пацаны развернулись и пошли за ней, не отставая, но и не забегая вперед. Улица, город и, видимо, весь мир были заполнены и пронизаны нежнейшей золотой смесью весны, солнца, юга, ожидания лета. Они шли сквозь это золотое свечение, которое — и это было абсолютно ясно — не погаснет никогда. "ЗОЛОТОЕ СВЕЧЕНИЕ" "ТЕХАС" ВЕЛОСИПЕД В СУМЕРКАХ. (18 Comments | Comment on this)

<< Previous Day

2008/12/13 [Calendar]

Next Day >>