| Когда мы будем молодыми |
[Feb. 7th, 2005|07:43 pm] |
Среди теток, дам, не дам и прочих женских разновидностей встречаются девчонки. Это не зависит от возраста и комплекции, как вы понимаете. Валентина Логинова - девчонка.
В первую нашу встречу, в августе 1986, мне показалось, что она ведет себя не по годам, молодится. Крупные бусы, яркие губы, бойкая речь. Однако лет через девять я обнаружила, что Валентина поменялась совсем не в ту сторону, в какую положено меняться, что она выглядит юной. Спустя еще десять лет констатирую, что она по-прежнему юна, и никакие морщинки не могут этого скрыть. Тонкая, стремительная, взгляд любопытный, голос звенит радостью.
Между тем, статус у нее такой, что девчачье со статусом не согласуется. Главный редактор «Авторадио-«Регион-Тюмень». Бабушка. И Валентина понимает: все, дальше в юность хода нет, если не хочешь превратиться в дурочку с цветочком. Хорошо бы, как в стихотворении Аны Бландианы, рождаться старыми: «терять свои годы в пути, молодеть… быть детьми при рождении наших детей…и вот наши дети, наши старые дети учат нас лепетать, баюкают в колыбели, а мы таем и таем, мы все меньше и меньше, как виноградина, как горошина, как зерно…».
Если бы жизнь текла, как в этом стихотворении, поведение Валентины никого бы не удивило, не возмутило. Она приезжает на дачу и – ложится на травку загорать, пока все вокруг вкалывают, согнувшись раком. Или: в гости привозят внука, а она, вместо того чтоб сварить ему кашку и прочесть сказку, бегает наперегонки, от стены к стене, пока оба не запыхаются. Будь Валентина толстокожей, она не заметила бы косых взглядов, но она чувствительна. Начинает сомневаться, терзаться. Берет у соседки по даче цветочную рассаду (даром что гладиолусы вырастут «какие-то заморенные», а пион не выбросит ни одного бутона), сажает петрушку, кинзу, лук, морковь, свеклу, засахаривает на зиму клубнику и малину. Предстоит еще освоить консервирование и науку говорить об этом часами. Валентина ощущает близость пограничной линии, за которой должна – именно должна, обязана – превратиться в старуху, примерно такую, как ее бабка Матрена Даниловна, отвечавшая на вопрос о здоровье «слава богу, ноги ходють, глаза видють».
Не имела чести знать Матрену Даниловну, но как-то не представляю Валентину в образе старухи, довольной своими, весьма скромными, физическими возможностями. Рисуется другой образ: хозяйка салона, Нинон де Ланкло, притягательная, несмотря на годы; интеллектуалы бьются за право беседовать с ней тет-а-тет, и невозможно насладиться ее обществом, невозможно наглядеться в ее глаза, наслушаться ее голосом. Она не склонна проповедовать, не склонна к рассуждениям, но она умеет слушать, этому научила профессия, и к тому же она любит слушать, а глазами подбадривает: говори, говори, говори.
В радийной биографии Логиновой легко обнаружить проявленья увлекающейся, всегда готовой увлечься натуры. В молодежной редакции областного радио, куда она пришла более двадцати лет назад, главным божком был, конечно, комсомол, со всей его скучной, предсказуемой, ритуальной жизнью; тем не менее, Валентина трудилась со вкусом. Однажды схлопотала строгий выговор. «Что-то не так сказали в эфире. Не помню что. Меня и Любу Турбину, тогда Коптяеву, вызвал начальник телерадиокомитета Костоусов: девочки, вам выговор. Строгий выговор повесили на доску. Чем это нам грозило? Наверное, премии лишили…. Да не помню я!». (Возможно, память Валентины не приспособлена для хранения горечи, там копится ароматный экстракт, выжимка из прошлого; не важно, что была рутина, а важно, что были командировки, встречи, утолявшие жажду общения). В Городской службе новостей, ГСН, Валентина вместе с коллегами помладше - можно сказать, учениками своими - балагурила в эфире, писала информации шутя, отчего информации походили на актерские байки, позволяла себе коверкать слова, выделяя, правда, искажение интонацией: например, одним из любимых ее словечек было «женшына». (А смогла бы она произнести «женщина» без внутреннего смущения?). Перейдя на «Радио S», Логинова столкнулась с новой реальностью и приняла ее легко, органично, как все прочие реальности, встречавшиеся ранее. Она воздержалась от переквалификации в ди-джея, якобы для этого нужна другая моторика, но ей не чужд мир, творимый новым поколением, потому она управляет редакцией тюменского «Авторадио», не ломая себя.
«Обожаю мужа, коллег, друзей. Все, кто рядом, хорошие люди! Настолько приятно, комфортно на работе… Я счастливый человек». Может показаться, что это заклинание, самогипноз, но это ее основной мотив, пробивающийся сквозь все печали. Глаза грустят, а с губ слетают шутки. Чаще дурашливые, но бывают и язвительные, особенно если слышит интервью, в котором корреспондент озабочен самим собой, спешит вякнуть, сказать заготовленное, глух к собеседнику.
За минуту до признания в счастье она несколько раз повторила «Это такая трагедия», но я догадалась, что ничего трагичного не прозвучит. Действительно, она сказала: «Я думаю, что большинство людей чувствуют себя молодыми». |
|
|