Я никогда не пробовал применить аналитическую этику к демографическому вопросу, а если и пробовал, то не в качестве основной темы сообщения, а если и пробовал в качестве основной темы сообщения, то не помню, когда. Так что. Тем более, что в России никогда не хватало людей.

Вдохновению поспособствовали следующие заметки на РБК. Без уважения к хронологии просто сошлюсь на них:

• «Власти, бизнес и общественники обсудили новые меры поддержки рождаемости»;


• «Путин заявил о сложной ситуации с демографией и падении рождаемости»;


• «В Минтруде предупредили о рисках снижения рождаемости в ближайшие годы. Причины – сокращение числа молодых женщин и неопределенность на рынке труда»;


• «Демографический вызов России. В Соцфонде ожидают падения рождаемости в ближайшие годы».

Конечно же, проблема, поднятая на ссылках, известна так давно и настолько подробно, что у каждого найдётся своё объяснение того, как она возникла, своё предсказание, чем всё закончится, и свой набор мер для того, чтобы это предсказание не сбылось. Изложу свои. Предсказания нет, ибо текст и так очень длинный (я предупредил), но оно, предсказание, подразумевается, даже два.

Продолжительный, а то и обстоятельный анализ «проблемы демографии» средствами аналитической этики я начну с использования» понятия ценности, данного в работе «Поведение».

Ценность понята в «Поведении» как нечто, чему не может противоречить ни одна из норм поведения в какой-то сфере человеческой деятельности. Напомню, что «Поведение» формулирует понятие сферы общественной деятельности (сферы деятельности, сферы отношений), говоря о разных общественных отношениях, соответствующих комбинациям типов действий по правилам формальной логики.

Так ценность можно считать множеством взаимосвязанных ограничений на поступки в некоторой сфере деятельности.

Одной из ценностей Константин А. Крылов называет жизнь. Процитирую главку «Пятая ценность: жизнь» целиком:

«Общественные отношения возможны только в том случае, если существуют люди, вступающие в них. Поэтому само существование участников общественных отношений тоже можно определить как особую ценность.
Следует заметить, что жизнь является такой же общественной ценностью, как и все остальные, точнее говоря – их условием. Жизнь как ценность не следует смешивать с «инстинктом самосохранения», и тем более сводить первое к последнему. Не является она и предельной ценностью, «по определению» более ценной, чем все остальные. Люди могут жертвовать своей (и тем более чужой) жизнью ради реализации какой-то другой ценности».

Если остальные ценности были описаны в «Поведении» через логические уравнения, то жизни здесь соответствует бумага, на которой уравнения написаны. Рассуждение Константина А. Крылова можно дополнить следующей метафорой: на плохой бумаге сложнее написать уравнения, и с плохой бумаги труднее прочитать их, труднее понять их правильно.

Константин А. Крылов, говоря о присутствии ценностей в человеческом обществе, выдвигает идею их иерархии, предполагая де-факто существующее деление человеческого общества соответствием тех или иных его представителей ценностям, высшим в той или иной иерархии. Он указывает:

«В самом примитивном случае (когда доминирующей ценностью признаётся жизнь) общество делится просто на сильных («здоровых») и слабых».

Видно, что здесь здоровье сопоставлено ценности жизни так же, как власть сопоставлена ценности превосходства, а собственность ценности пользы. В смысле жизни здоровый человек лучше больного так же, как в смысле пользы богатый человек лучше бедного. Отсюда можно утверждать, что идея здоровья обеспечивает свою, отдельно взятую сферу общественной деятельности.

Всё в том же замечании об иерархии ценностей, Константин А. Крылов говорит, что

«…существенно расстояние между признаваемыми ценностями. Оно не является постоянным: по мере усиления или ослабления значимости разных сфер поведения оно меняется, как расстояние между лошадьми на ипподроме. Бывает, что два «общественных идеала» идут, так сказать, корпус к корпусу, а иногда один так сильно обгоняет все остальные, что на фоне его успеха различия между ними кажутся малозначительными».

В предположении того, что разница между ценностями имеет свою меру, верен и обратный случай. Какая-то ценность может так растерять свою важность, что её просто не берут во внимание сравнительно со всеми остальными.

И тогда «демографическую проблему» с точки зрения аналитической этики надо понимать, как проблему критического отставания ценности жизни в деятельности современных обществ, недоразвитости здоровья как сферы общественной деятельности.

Отсюда решение «демографической проблемы» состоит, во-первых, в абсолютном увеличении возможностей члена общества в этой сфере, в улучшении доступа к ней, и, во-вторых, в сокращении отставания ценности жизни от остальных четырёх ценностей общества; в данном случае российского. О возвышении жизни над всеми другими ценностями речи не идёт: не стоит забывать ранее данную Константином А. Крыловым оценку общества, где ценность жизни доминирует, как примитивного.

Здесь надо сформулировать не самый предсказуемый тезис.

В «Поведении» член общества отождествляется с человеком, но определяется, как субъект, способный управлять своим поведением по отношению к другим членам общества.

«Участниками общественных отношений являются люди. При этом предполагается, что они способны управлять своим поведением, в частности - устанавливать и прекращать отношения между собой по своей собственной воле, то есть могут принимать решения о том, «с кем иметь дело»».

Однако такое определение соответствует не только человеку. Например, Александр А. Зиновьев оперирует понятием «социального индивида», где «сложный социальный индивид» может состоять из «элементарных социальных индивидов». Совместимость этих идей у разных авторов составляет отдельную тему для обсуждения, но во всяком случае видно, что в любом обществе присутствуют ситуации, когда некая группа людей поступает в режиме «все как один», при этом не подражая ближнему своему, а действуя по-разному, но очень слаженно.

Если же подойти к понятию «индивида» с позиции отрицания, то, отталкиваясь от самого смысла этого понятия, «индивидом» будет сущность, которая, подвергшись разделению, перестанет существовать или сильно изменится (мера изменения – «второй сложный вопрос»). В пример можно привести даже отдельного человека; скажем, лётчика военных времён, потерявшего ноги. И то же понимание не просто можно, а нужно применить к семье, причём именно современной, «нуклеарной», которая, подвергаясь разделению, исчезает, если её покидает кто-то из супругов, и может до неузнаваемости измениться, потеряв даже одного ребёнка: сравните с устойчивостью деревенских семейств прошлых веков. Людям религиозным здесь можно напомнить «и будета оба в плоть едину, якоже ктому неста два, но плоть едина: еже бо Бог сочета, человек да не разлучает»; церкви, они существуют столь долго отнюдь не потому, что прут против очевидного и воспроизводимого.

Итого, я полагаю, что существующая (и проявляющая себя) в обществе парадигма охраны здоровья может и должна быть применена не только к отдельно взятому человеку, но и к семье, как к «индивиду». В порядке усиления ценности жизни в обществе понятие «здоровая семья» должно перестать быть иносказанием.

Думаю, читатель согласится с тем, что современные средства поддержания и укрепления здоровья отдельно взятого человека заметно превосходят такие средства прошлых веков. Чтобы прийти к такому выводу, достаточно взглянуть как на эволюцию средней продолжительности человеческой жизни, так и на рост численности человечества. Немалая доля успеха здесь обязана собой не знаниям или навыкам во врачебном деле, а созданию инфраструктуры по работе со здоровьем населения целых стран и приучению этого населения к пользованию этой инфраструктурой. Без такой инфраструктуры врачебные знания и навыки проявляли бы себя всего лишь как изощрённое знахарство, совершенно недостаточное для масштабного и уверенного противостояния болезням, увечьям и, хуже всего, самолечению таковых.

Здоровье семьи подвержено сейчас именно такому знахарству, пускай уже обеспеченному знаниями и, вероятно, навыками, но при отсутствующих инфраструктуре, методологии и, как следствие, практики в масштабах общества.

Напрашивающееся возражение читателя: такое решение по научно обоснованному, теоретически систематизированному и практически упорядоченному поддержанию и укреплению здоровья семьи, во-первых, не нужно, потому что и без него хорошо, а во-вторых, грубо вторгается в частную жизнь человека и гражданина. Здесь ещё можно смеха ради описать гротескное положение дел, полученное прямой трансляцией какой-то сугубо медицинской практики, которой подвергается отдельно взятый человек в настоящее время, на семью в будущем, с приданием этой практике насильственного статуса.

Даже без указания на то, что в связности семьи, особенно долговременной, физический аспект играет пусть и важную, но подчинённую роль (нет, я не про «это», я про здоровье супругов и детей), тут можно выдвинуть следующий контраргумент.

У людей, как показывают застольные разговоры, полно пращуров, которые гнули руками подковы, в одиночку носили аршинной толщины брёвна, вытаскивали зубами клинья из тех брёвен, ходили босыми в холщовых штанах в пятидесятиградусный мороз и прожили в среднем по полторы сотни лет. А что бы сказал тот пращур (не дотянул до пятидесяти, изнурённый дюжиной болезней, ныне известных в основном по справочникам) про Ваши нынешние отношения с людьми в белых халатах? Про запись на приём, про медкарты, диспансеризацию, анализы, процедуры, направления, про прививки, про Ваши требования к этим людям, про их требования к Вам… я думаю, так прямо и назвал бы всё это бессмысленным и позорным баловством, потому что слова «гротеск» он не знал. А за прививки мог и убить, «дохтура оспу развозят».

Вряд ли я сумею сходу и самостоятельно предложить сколько-нибудь удачные решения в этой области, но, думаю, что множество специальностей в самых разных областях общественного производства уже несут в себе большую часть нужных знаний и умений; вряд ли в качестве основных, конечно.

Надо, однако, проговорить, что распространение здоровья как сферы общественной деятельности на семью не имеет единственной или хотя бы обязательной целью пресловутое «увеличение рождаемости». Цель здесь в создании условий для воспроизводства качественного человеческого материала, а как этими условиями воспользуются, уже другой разговор.

Развитие медицинской инфраструктуры, говоря начистоту, с некоторых пор тоже поощрялось в видах увеличения рабочей силы; однако врачей при этом не нагружали обязанностями пропагандировать созидательный труд перед пациентами. Точно так же и здесь неразумно отождествлять «здоровую семью» и «повышение рождаемости». Само сложится. Возможно.

Чтобы ещё немного ограничить расплывчатость изложенных выше идей, я укажу на два момента, которые неизбежно придётся учитывать в преодолении отставания ценности жизни от остальных ценностей современного общества в нашей стране (другие мне безразличны). На два препятствия, если читатель помнит рассуждение Константина А. Крылова о ненависти как желании устранить препятствие на пути к своему, и об этой ненависти как мотивации для «четвёртой этической системы».

Во-первых, препятствием тут выступает настолько застарелое, что кажущееся уже естественным отравление общества идеей вечной жизни, то бишь продолжения существования конкретной человеческой личности после прекращения жизнедеятельности физического тела этого человека.

Читатель знаком с моим непочтительным отношением что к религии, что к церкви, однако я должен отметить, что «традиционные» в здешних краях религиозные предприятия, наживаясь на страхе смерти, по крайней мере, старались ослабить действие этого яда. В соответствующих доктринах присутствовал «ад», то есть такие условия посмертного существования, что лучше его, существования, не было бы вовсе.

В новейшей истории нашей страны эта идея вытеснена на задворки общественного сознания, а её сколько-нибудь серьёзное публичное осмысление вызовет у окружающих сомнения в психическом здоровье оратора. Сейчас «бог должен быть в сердце, и всё будет хорошо» так, что даже достаточно мягкое предположение мгновенных, радикальных, непредставимых – чего уж там, сингулярных – изменений в покинувшей труп нематериальной сущности выглядит чем-то экзотическим.

По сути своей это чудовищный, астрономических размеров демпинг ценности жизни. Это главное, фундаментальное препятствие для любого решения «демографической проблемы», которое основано на расширенном воспроизводстве местного человеческого материала, а не его импорте. Остальные барьеры суть всего лишь производные от него.

Идея «даровой, свободной и лёгкой вечной жизни» должна быть ослаблена в обществе настолько, насколько это возможно. Спонсирование публичного и жёстко поданного отрицания этой идеи должно быть обязательной составляющей мер по воспроизводству населения страны. Напомню, что это отрицание присутствует во многих, в том числе прямо противоположных доктринах, из которых вовсе не обязательно (даже нежелательно) выбирать одну-единственную.

Во-вторых, предложение из пункта «во-первых» будет неприятно обывателю. Обывателя заставят напрягаться и перепривыкать. Привыкнет-то он именно через инвестиции в семью, ради чего и затеяно. Верующий без кавычек мирянин, как правило, хороший родитель в силу накопившихся за тысячелетия гайдов, а самому отвязанному материалисту не запретишь видеть в своих детях продолжение себя.

К сожалению, эта неприятность в принципе неизбежна. Да, для преодоления отставания ценности жизни от остальных ценностей её надо усиливать через распространение здоровья как сферы общественной деятельности на семью. Да, надо повышать «абсолютную важность» ценности жизни. Однако это невозможно без соревнования ценности жизни с остальными ценностями, без повышения её «относительной важности».

Повторю, речь не идёт о том, чтобы ценность жизни стала важнее остальных, чтобы она стала первой или даже четвёртой в иерархии ценностей в обществе. Речь идёт о том, что любые, самые слабые меры по повышению её важности обязательно будут сопряжены с нарушением других ценностей ради этой, с каким-то их отступлением перед ней. В этом деле другие ценности, кроме ценности жизни, станут препятствиями, которые надо убирать.

Назову вещи своими именами.

Меры, утверждающие преимущество ценности жизни над ценностью превосходства, будут унизительными. Позорными, сказал бы пращур. Меры, утверждающие преимущество ценности жизни над ценностью пользы, будут убыточными. Уступки со стороны ценности справедливости могут быть обеспечены только мерами предвзятыми. И, наконец, меры ограничительные нужны для подтягивания важности ценности жизни к важности ценности свободы.

Понятно, что неприятность этих мер будет следствием их правильного подбора, а не критерием такого подбора, иначе это просто истязание.

Это делает решение «демографического вопроса» предприятием не только трудным, но и сложным.

«Трудно» – это пункт «во-первых»: так громко и доходчиво накричать на размякшего обывателя, чтобы тот осознал, что такое его же собственная воля к жизни. А вот «сложно» – это задача по столь избирательному и выверенному применению неприятных мер различного вида и степени, чтобы неизбежное напряжение в обществе не поставило бы вопрос самого его существования.

Ну, и напоследок можно сказать, что эти меры должны быть рассчитаны на очень долгое время, на поколения. Их сиюминутный эффект будет малозаметен. Яркие решения вроде скупки детей государством («материнский капитал») или остракизма («традиционные ценности») могут быть действенными («материнский капитал» проявил себя сравнительно разумным и удачным решением), но не могут действенными оставаться. Предел сиюминутного решения – это импорт низкокачественного человеческого материала в том количестве, которое кажется достаточным здесь и сейчас. Куда уж ярче.

Решения же, следующие из изложенного выше, в большинстве своём не только не принесут быстрого и явного эффекта, но могут быть даже не поняты, как действия по решению «демографического вопроса», и потому должны быть поданы под другим соусом.

Ради примера сущая мелочь, одна из. Пусть у нас есть производственное предприятие, включённое в производственную цепочку так, что работники на нём очень плохо представляют, «откуда что берётся» и «куда что идёт»: иными словами, их ежедневные действия для них же самих выглядят бессмысленными. Теперь, пусть каждого из них на (условно) три дня в год в обязательном порядке командируют на предприятие-поставщика, и ещё на три дня – на предприятие-получателя. На экскурсию, обязательную к проведению в установленном порядке, с аудиторной презентацией, местным гидом и так далее. На следующий год можно будет прогуляться на шаг дальше, или снова к прямым соседям в производственной цепочке, если у тех произошли изменения в техническом или организационном обеспечении. «Как тут дела делаются».

Прямым эффектом станет «натурализация» народного хозяйства в сознании отдельно взятого работника, понимание этого хозяйства как целостной сущности, осознание того, что все мы тут сервы вокруг одного замка, в одной и той же общине.

Что это было? Это была, во-первых, одна из убыточных мер, утверждение ценности жизни перед ценностью пользы, а, во-вторых, одна из мер унизительных, когда взрослого человека погнали в какие-то края ради того, чтобы посмотреть, как там такие же люди работают: ведь низачем же, верно? Сволочь это начальство, право. Про единство народного хозяйства он и так (якобы) знал.

Тем, до кого начало доходить, почему на самом деле (по крайне мере, изначально) в советские времена городских гоняли «на картошку», мой благосклонный кивок. То, что решение в своей грубости и эффективности – на уровне палеолита, не означает того, что проблемы, которую пытаются так решить, не существует. От противного можно вспомнить, что в конце восьмидесятых для большинства населения, большинства тех самых трудящихся проблемы распада народного хозяйства просто не существовало: они не осознавали существующего единства. Причём здесь демография? При том, что после восьмидесятых наступили девяностые. Или при том, что в нарицательной общине большую часть человеческой истории рожали много, и какая-то часть этих рождений (далеко не все) была обусловлена именно пониманием своего единства перед внешними обстоятельствами.

Это был пример, всего лишь одно из отдельно взятых предложений в отдельно взятом направлении. И вот так, шаг за шагом, доля процентика за долей, год за годом… в самых разных областях общественной жизни, самыми разными методами и самыми разными способами, по самым разным поводам, но по одной и той же причине.

Глядишь, через полвека что и получится, и, главное, останется получившимся, то есть пребудет. Станет окончательным.

В заключение же приведу одну из моих любимых цитат, которую я вспоминаю по разным поводам, а то и без оных. Здесь, похоже, повод есть.

«You see, the war, the true war, has never been one waged by droids, warships, or soldiers. They are but crude matter, obstacles against which we test ourselves. The true war is waged in the hearts of all living things, against our own natures, light or dark. That is what shapes and binds this galaxy, not these creations of man. You are the battleground. And if you fall, the death of the Republic will be such a quiet thing, a whisper, that shall herald the darkness to come».

Спасибо за внимание.

Написано по поводу Пленарного заседания Форума объединённых культур, однако остатки честности требуют, чтобы в начале я хотя бы определил понятия, которые намерен использовать в своих рассуждениях по этому поводу. Я ж не эксперт какой-нибудь, я ваши мозги задаром морочу, и ко мне требования выше.


Это, уважаемый читатель, картинка из отнюдь не самой плохой игры «Torment: Tides of Numenera», да и не просто картинка, а на обои, за отдельную цену, если со взносом на разработку не успел. В той части сюжета, про которую картинка, какие-то сверхразумные кристаллы заколдобились с сингулярностью, а героя (не вообще по сюжету, а так, побоку) обязали помочь. Сделайте одолжение, посмотрите поподробнее, с увеличением. Ничего знакомого не находите?

Сначала об искусстве. Искусство – это производство, то есть намеренное создание воспроизводимых впечатлений и переживаний. Во всех сферах общественной жизни эта практика (разумеется, дочеловеческого происхождения) востребована постоянно; она экономит силы, которые человек тратит на свою общественную жизнь.

Частным случаем искусства будет усиление впечатлений и переживаний: из того, что я изображаю горе или угрозу, не следует, что я не испытываю горя или не угрожаю. Искусство всего лишь помогает мне сделать это убедительнее.

Как и всякая постоянная практика в человеческом обществе, в случае его развития искусство усложняется, претерпевая разделение труда. Появляются особые люди, занимающиеся искусством, возникают виды и жанры искусства. Техническим решением по лёгкому воспроизводству впечатлений становятся артефакты, то есть «произведения искусства»: как через прямую демонстрацию, так и через ссылку на них, которая и сама может быть артефактом.

Производство «произведений искусства» входит в общественное производство, представляя собой одну из его отраслей, иначе сколько-нибудь сложное искусство поддержать невозможно. Отказ же от особого производства впечатлений, то есть возвращение людей к необходимости убедительно (и для себя, и для других) переживать сделает человеческие отношения настолько затратными, что они не смогут быть достаточно разнообразными уже для сложного материального производства.

Теперь о культуре. Культура – это практика ненасильственного сдерживания человеческих действий, в том числе своих собственных. Всякое некультурное поведение есть поведение в первую очередь несдержанное, не в меру естественное. Культура, как и искусство, выступает средством усложнения человеческих отношений, поддержания разделения труда и т. д., но, в отличие от искусства, она отвечает не за разнообразие этих отношений, а за их дешевизну, из которой следуют множественность отношений (хотя бы и одинаковых отношений с разными людьми) и избирательность (тонкость) этих отношений, то есть точность действий по их завязыванию, поддержанию и разрыву. Культура занимается ограничением, оформлением, формализацией.

Существуют естественные действия, избежать которых нельзя – или можно, но с несоразмерным, по мнению самого субъекта или его окружающих, ущербом. Здесь культура и искусство работают рука об руку. Искусство помогает замещать естественные впечатления искусственными, а культура глушит желание указать на эту разницу, которая может быть очень большой. Думаю, что идея «приличия» указывает именно на такие случаи. Если дама на балу пукнула.

А сейчас о государстве. Государство производит порядок, то есть управляет поведением человека с целью повышения предсказуемости этого поведения для других людей. С усложнением человеческого общества влияние государства востребовано во всё более широком спектре ситуаций, содержание государства становится всё более затратным. Государство, если оно в лице своих выгодополучателей хочет выжить, обязательно будет искать способ снизить эти затраты.

Так что государство безоговорочно заинтересовано в развитии культуры. Государство заинтересовано в развитии искусства с той оговоркой, что подмена человеческих впечатлений должна происходить с более разрушительных для производимого порядка на менее разрушительные. Государство ограничено в этих делах доступными ему ресурсами. Проще говоря, развитие и поддержание культуры и искусства не могут требовать больше усилий по наведению порядка, чем искусство и культура экономят. Система охлаждения не может производить в охлаждаемом объёме больше тепла, чем она оттуда удаляет, иначе это не система охлаждения.

Здесь возникает и другое противоречие. Предположим, что сугубо материальная, лишь опосредованно связанная с порядком выгода от искусства и от культуры, от обеспеченного ими усложнения человеческого общества настолько велика, что приходится согласиться с режимом нагрева, а не охлаждения. И экономическое положение, и технический прогресс могут оказаться критически важными для выживания на кратком историческом отрезке, а «перегрев по культуре» когда ещё подкрадётся.

Тогда окажется востребован механизм «теплоотвода», то есть вывода хаоса наружу средствами искусства и культуры. Более того, раз заработав, он покажется решением вечным, как и всякое решение по эксплуатации ресурса, который трудно истратить одним махом (говорят, китовым жиром в своё время уличные фонари заправляли).

Отдельно замечу, что далее речь не пойдёт далеко только об отношении государства к культуре. Задача «теплоотвода» может состояться в самых разных масштабах, на самых разных уровнях и в сообществах самой разной численности. В расстроенных чувствах хлопнуть дверью, чтобы близкий человек вздрогнул, и пойти прогуляться – тоже оно, задолго до всякого государства и без него. А по пути ещё и морду кому-нибудь набить, чтоб охолонуть.

Условная «восточная» культура решает задачу «теплоотвода» через… интересной аналогией тут будут поглотители тепла, вид кондуктивных решений. Поощрение сдержанности и церемонности на уровне отдельно взятых членов общества или их очень близких сообществ (семьи, братства и проч.). Беспорядка на улице не происходит потому, что формальна и домашняя жизнь. Понятно, что это требует высокой, тонкой и изощрённой культуры, которой и отличаются развитые «восточные» общества или по крайней мере те их части, от которых в решающей степени и зависит общественный порядок. «Культурный перегрев» тут ведёт к такому отрыву отдельно взятых людей и их объединений от реальности, когда сложные управленческие задачи уже не могут быть решены удовлетворительно. Поглотители выходят из строя.

Условная «западная» культура отводит тепло наружу. На «западной» улице меньше беспорядка становится потому, что беспорядка становится больше на соседней улице. Здесь культурное, сдержанное поведение человека среди своих возможно потому, что он осознаёт себя выше дерущихся поодаль дикарей: даже если сам стравил их сугубо средствами искусства и культуры (дипломатия, очевидно, одно из таких). «Западный» формализм своей сутью обязан снисхождению, ведь он востребован для удержания в рамках чувства пренебрежения. Такое «превосходство по умолчанию» вполне может очаровать, кто бы спорил. «Он вырос среди ста сортов колбасы на витрине, он имеет право говорить нам «пфуй»».

Полагаю, что такое обеспечивает немалую долю самого стремления к научно-техническому прогрессу. Превосходство всё-таки надо доказывать. «Whatever happens, we have got the Maxim gun, and they have not».

Продолжая ту же конструкторскую… или конструктивистскую, если хотите… аналогию, можно сказать, что «западная» модель «теплоотвода» эволюционировала от использования механизма конвекции к механизму излучения. Раньше «западную культуру» со всеми её закладками в чужие страны несли «западные» люди – или культурные артефакты настолько привлекательные и вместе с тем настолько сложные для воспроизводства, что для работы с ними требовались «западные» люди или хотя бы удачные подделки под них. Тут возникал своего рода самоподдерживающийся процесс: «западные» произведения искусства и культурные веяния производили почти «западных» людей, которые с ещё большей охотой накидывались на импорт.

Именно это изменение качества самих носителей – что настоящих «западных», что местного суррогата – и покончило с выгодой от такого конвективного решения. Те, кто долго подвергались «западному» «теплоотводу по культуре», либо сами стали «западными» обществами, либо научились создавать достаточно сложные культурные артефакты сами и для себя. Да, эти культурные артефакты могут быть плохой калькой с «западных», но они работают, и это главное.

Если «восточное» решение с ограничением частного поведения невозможно, – а оно невозможно, оно технически несовместимо со сложившимися «западными» практиками – то оказывается востребованным экспорт хаоса через самую быструю передачу вещей самых простых и вульгарных в самом наивозможном количестве. Условно говоря, не какие-то там сложные химические молекулы с нужными, а то и управляемыми свойствами в конвективном решении, а фотоны с минимумом параметров в решении излучательном.

В технике механизм теплоотвода излучением, говоря в общем, это единственное продолжительное решение для вакуума и очень неэффективное решение по сравнению с кондукцией и конвекцией для всякого другого окружения. Думаю, хотя и не могу подтвердить в подробностях, что схожие соображения действительны и здесь.

Если просто, то с опорой на сказанное я считаю, что шиза с пресловутыми «меньшинствами» (по самым разным признакам) в «развитых странах», о которой нас тут не устают просвещать, обязана собой «перегреву по культуре». «Перегрев» возник потому, что вывод хаоса за пределы «западных» обществ средствами масс-медиа («излучение») исчерпал себя, как до того исчерпало себя культурное лидерство («конвекция»). Интернет предоставил передышку, но та быстро закончилась, тепловое равновесие норовит восстановиться, а оно для обществ высокого уровня развития губительно.

Единственным выходом тут будет либо обрушение общества по сложности, либо решение проблемы силами государства через ограничение «творческой деятельности». И для отдельного человека, и для «творческих сообществ» разного уровня. Сейчас эту задачу понимают как задачу «ограничения Интернета», но это начальное, примитивное восприятие, бессмысленная борьба против инструментов.

А как такое решать на самом деле? Спросите Софью Власьевну, та знала, да и умела.

Наконец добавлю про наше местное своеобразие. У нас достаточно долго работало кондуктивное решение, и работало оно даже бессознательно. Когда требовались усилия по развитию, людей просто набирали из низших масс. Сирота? Община выкормила? Барин в рекруты отдал? Ну вот тебе ружьё, иди учись ходить строем. Если переживёшь четверть века в солдатах, то в деревне тебе уже не приспособиться, поэтому давай, развивай своим присутствием города, Цыфиркин. Если повезёт. А если нет, будешь старух дурить кашей из топора.

Во времена посерьёзнее – и это главное отличие от «запада» – у нас доминирующим в экспорте хаоса средствами культуры был малоэффективный механизм излучения, то есть наши культурные артефакты, даже высокие и сложные, воспринимались «у них там» отдельно, без внимания ни к тем, кто их создал, ни к тем, кто сделал возможным это создание. Вершиной такого отношения стал мерзотный аргумент «создан вопреки». Да, и наши местные что после революции, что после перестройки его использовали от души.

Поэтому симфония Чайковского отдельно, и она великолепна, а сам Чайковский… ну был такой какой-то, его царские сатрапы по голове били. Наверное. Это нашего Вагнера можно по дням и неделям изучать, а там… там вопреки.

Для того, чтобы «излучение» работало хоть как-то, носителей должно быть много. И такого у нас что в имперском, что в советском варианте просто не было. Культура достаточно высокая, и произведения искусства сложные, мирового уровня? Да, конечно, найдутся. А вот масс-культура, да ещё экспортно-ориентированная – извините.

Полагаю, что на эффекты «культурного перегрева» в поздних РИ и СССР указывать не надо, равно как не надо проговаривать и то, что свою роль в делах исторических, связанных с обвалом производства порядка, они сыграли.

И отсюда можно сделать вывод, что в ближайшем историческом будущем единственной сколько-нибудь разумной стратегией для РФ в тех делах искусства и культуры, которые связаны с внешним миром, будет стратегия, ориентированная на усложнение носителей культуры. Усложнение культурных артефактов, усложнение их создателей (индивидуальное авторство вообще должно умереть), усложнение их представления вовне (как минимум «благодаря чему», а не «вопреки»).

Не потому, что такая стратегия правильна в каждом случае или правильна навечно, а потому, что Россия ещё не исчерпала её потенциал. В отличие от. И благодаря тем, от кого отличие.

Наши сложные вещи какое-то время будут интересны именно благодаря тому, что они сложные, и что они наши.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Ах да. Не вините меня за поэтический образ «экспорт хаоса». Никаких апокалипсисов, обычная конкуренция, подвид борьбы за рынки сбыта. Я всё же материалист.

Советник руководителя Федерального агентства по делам молодёжи Егор Литвиненко:

«Нам интересно направление фиджитал-спорта, где физическая активность соприкасается с новыми технологиями, поскольку это позволяет вовлечь молодёжь, увлекающуюся киберспортом, в занятия физической активностью. Считаю, что международный турнир «Игры будущего» – новое слово в вовлечении молодёжи в здоровый образ жизни.»

Председатель думского комитета по защите семьи, вопросам отцовства, материнства и детства Нина Останина:

«Уверены, что со следующего года мы убедим Министерство просвещения в качестве самостоятельного предмета сделать семьеведение.»

Я к чему. Симуляторы, они разные бывают: не только быстрые. И новое слово можно о многом сказать.

Воистину, те две ссылки, которые я поставил вчера, заставили найти в черновиках давешнее рассуждение о том, что такое чувство юмора, слегка дополнить сохранённое и выложить здесь. Ну да, я считаю, что эта тема имеет прямое отношение к нейросетям, прямее некуда.Начну с дел рабочих. Кстати, и закончу ими.

Если студент слушает меня внимательно, то он поймёт предмет моего повествования. В чём это понимание выразится? В том, что он сможет рассказать о предмете со своей точки зрения: на другом уровне абстрагирования, через другой аспект. Зачастую это выглядит, как способность предсказывать состояние предмета. Я пишу на доске уравнение, и по виду левой части понятливый студент предскажет, что будет в правой. Окажутся ли правильными эти описания и предсказания, это уже другой вопрос. На экзамене выясним. Пока студент уверен в их правильности; он уверен, что он понимает предмет.

Отсюда внимание будет отношением понимания к уму, затраченному на это понимание.

Если по-детски, то понимание есть произведение внимания на ум. Если по-взрослому, с учётом меры, то внимание есть производная понимания по уму, а понимание, соответственно, интеграл от внимания по уму.

Когда некий предмет получает от человека всё большую долю ума, это называется «сосредоточение» на нём. Абсолютные величины тут будут разными как для разных людей, старающихся понять один и тот же предмет, так и для разных предметов в понимании одного и того же человека.

Однако эти величины, – ум, внимание, понимание – для всякого человека, очевидно, конечны и ограничены. По крайней мере это очевидно для меня, вульгарного и разнузданного материалиста. Рафинированным и взнузданным носителям бога в сердце я не указ.

Из приведённой модели следует, что все окружающие меня предметы можно разделить по тому количеству внимания, которое я им уделяю.

Наименьшее количество внимания от меня получат, во-первых, предметы мне полностью привычные, полностью мною понятые (правильно или неправильно), в пределе «естественные»; а во-вторых, предметы мне совершенно непонятные: «совершенно» здесь подразумевает в том числе и отсутствие угрозы от этих предметов.

Всё, что окажется между ними, будет «вроде понятно, но не совсем» и востребует больше внимания, чем эти крайности.

Сосредотачиваться, тратить ум человеку в основном приходится именно в этом интервале, причём траты зависят в том числе и от времени. Нельзя думать обо всём сразу. Это означает, что количество внимания, уделённого некоторому предмету, со временем может увеличиваться и уменьшаться. Или, отдавая дань выбранному изложению, у внимания (значит, и у сосредоточения) есть производная по времени.

Из того, что умственные способности человека конечны и ограничены, следует, что возможны ситуации, когда внимания в некоторый момент времени требуется слишком много, то есть зависимость понимания от ума в этот момент времени должна идти вверх очень круто. И это уже влечёт физические последствия, причём не обязательно контролируемые человеком.

Аналогия: мне зачем-то нужно пробежать стометровку за десять секунд – не просто бежать как можно быстрее, спасаясь от чего-то, а намеренно и на время. У меня тупо не хватит сил. Я либо опоздаю, либо задохнусь и остановлюсь: телу всё равно, что там тикает на секундомере, и что я думаю по этому поводу. Торможение, и всё.

И вот «смешное» – это переживание человеком торможения в понимании какого-то предмета; замедление или прерывание сосредоточения на этом предмете; переживание неустранимого недостатка собственного внимания к предмету в данный момент.

Так можно рассмотреть любую шутку, любую смешную ситуацию. Легче всего вышутить, кстати, либо привычные предметы, указав на их непривычную сложность, либо плохо понятные предметы, объяснив их «простыми словами».

Проговорю несколько вещей.

1. Универсальных шуток не бывает. «Смешное» не существует в отрыве от языка как средства привлечения (перераспределения) внимания самыми разными способами (звуки, мимика, жесты, поступки). Соответственно, «смешные» вещи могут быть сложными постольку, поскольку сложен язык, используемый для их изложения. Само «смешное» может быть (преимущественно) заключено и воспроизводимо в любом из аспектов и уровней изложения. Разные стили разных юмористов и т. п.

2. Чем лучше знаешь человека, тем легче его рассмешить. «Чувство юмора» и в смысле генерации «смешного», и в смысле его распознания всецело зависит от того внимания, которое человек уделяет окружающим. Как-то оценить «чувство юмора» у отдельно взятого человека можно, во-первых, по тому, в какой срок, насколько сложную и при этом смешную шутку он способен выдать в новой для него компании, и, во-вторых, насколько искренне он смеётся тамошним шуткам. Тут, правда, без биометрии не обойтись. А то вдруг притворяшки.

3. «Смешное» объективно никак не относится к «хорошему» или «плохому», «доброму» или «злому», «весёлому» или «невесёлому», «радостному» или «горестному»: «чёрный юмор» здесь наиболее известный пример. Это мнение субъекта (самого шутника или адресата шутки) о предмете шутки, а не о том, насколько смешна она сама.

4. «Смешное», однако, можно считать «приятным» постольку, поскольку «приятной» можно считать всякую экономию усилий, в данном случае отказ от понимания, прекращение сосредоточения. Опять же, для разных людей, в разных ситуациях разной степени сложности, описываемых на разных языках это «постольку-поскольку» будет тоже очень разным.

И вот теперь я вернусь к нейросетям. Человек, задавая вопрос такому устройству, уже предсказывает примерный ответ на этот вопрос, а иногда и точно знает его. Соответственно, всякая неправильность в ответе нейросети на заданный ей вопрос, случайная или спровоцированная, смешна по определению, рассмотренному выше. Она вызывает у человека дополнительный расход внимания, подлежащий купированию через переживание «смешного». Примерно то же, что чувствует читатель Льюиса Кэрролла, но не столь упорядоченно.

Если для нас, двуногих без перьев, работа со «смешным» есть всего лишь один из приёмов обращения друг с другом, то для нейросетей это пока единственный режим общения с пользователями. Думаю, то же верно и для общения разных нейросетей друг с другом; будет время, проверю.

Читатель волен поразмыслить над пунктами 1-4 применительно к только что сказанному. Только не пугайтесь. Ведь, конечно же, никакая антиутопия не может быть основана на использовании смешного? Смешно, право. Кто ж тех людей-юмористов в крайние три с половиной десятка лет слушал, а тем более голосовал за них. Никто.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Если не замотаюсь, забыв всё и вся, то в сессию студентов, задолжавших мне рефераты, ждёт большой сюрприз: не смешной, но с нейросетью. А вот нефиг было ставить в учебные программы по сугубо технарскому предмету реферат как задание. Я не гуманитарий какой-нибудь, у меня за зачёт поработать придётся. Подопытными.

ПостСубСкриптум. Я знаю, что за отсутствием какой-либо компетентности в психологии я ломлюсь в открытую дверь. Однако во времена Павлова и Сеченова нейросетей не было. И с грамотностью похуже. И тогдашние грефы с мироновыми поавантажнее.

Запишу, чтобы потом не рыться в черновиках.

Спрос возникает из потребности. Для человека потребность есть его отношение к предмету по поводу других людей так же, как собственность есть отношение человека к другим людям по поводу предмета. Как и многое другое, унаследовано человеком от дел животных вообще и дел стайных в частности; оформлено в общественные отношения без заботы о смене названия.

Собственность на разные предметы стремится к разным формам потому, что права собственности на разные типы предметов отправлять легче и проще разными способами. Ради той же экономии энергии человеческую потребность в том или ином предмете определяют общественные ценности: как получить предмет, не получив неприятных чувств из-за несоблюдения этих самых ценностей.

«Поведение» называет пять основных ценностей, утверждая, что остальные суть их комбинации. Движущей силой всякой потребности будет ценность жизни, выраженная через желание жить, которое люди обычно выражают как «желание жить хорошо», а животные никак не выражают. Остальные четыре оформляют у людей это желание: они отвечают не на вопрос «из-за чего», а «для чего». Так потребности можно классифицировать.

Первый вид потребности, ценность превосходства: «эта вещь мне нужна, чтобы стать лучше других» (престиж). Второй вид потребности, ценность свободы: «эта вещь мне нужна, чтобы больше ни у кого её не было». Третий вид потребности, ценность справедливости: «эта вещь мне нужна, чтобы стать таким же, как другие» (символ). Наконец, четвёртый, ценность пользы: «эта вещь мне нужна, потому что с ней я буду жить дольше других» (комфорт).

Понятно, что сами по себе эти объяснения бессодержательны, но применительно к любому частному случаю видно различие между ними. Часто путают превосходство (потребность в двуручном мече +1) и свободу (потребность в Кольце всевластия). Ещё чаще любую потребность, особенно комбинированную или даже противоречивую, пытаются обосновать только пользой.

Ну, и спрос – это уже такое переживание потребности, которое выражено на языке рынка, то есть записано с употреблением действующих в обществе протоколов купли-продажи.

Отношение спроса к предложению заключено в одном-единственном слове. Если спрос предшествует предложению, то в изложенных формулировках потребности пишется «эта вещь». А если наоборот, то «такая вещь».

Вот как-то так. Спасибо за внимание.

Неделю тому назад я обещал записать кое-что про реалии «северного общества». В зависимости от того, сколько «что» образуют одно «кое», моё обещание может или не может считаться выполненным. Изволите видеть, мой профессиональный перекос запрещает мне поддаваться вдохновению и повелевает объяснять, почему я выдаю те или иные описания, до того, как я их выдам. И вот, девять десятых предлагаемого текста суть такое объяснение, и только в самом конце, на самом интересном месте приведено то основание, на котором я стану прикидывать рай на земле. А я стану. Только не сегодня.


1. Сначала я напомню некоторые моменты из своего «Взгляда на рынок».

Сделка – это экземпляр обмена, разрешённый рынком. Из разрешения обмена как его обустройства следует рассинхронизация обмена, то есть сделка получает протяжённость во времени. Отсюда следует, что у неё есть тот, кто её предлагает, и есть тот, кто её принимает: оферент и акцептант, продавец и покупатель. Я отмечаю, что «оферент, предлагающий деньги (или сравнительно более ходовой товар) всё равно остаётся продавцом».

А теперь на пальцах. Произошёл обмен: из рук в руки перешли монета и кусок хлеба. На монету можно купить другую вещь из некоторого списка, а хлеб можно только съесть. Можно сказать, что тот, кто приобрёл хлеб, сократил множество доступных ему возможностей, а тот, кто приобрёл монету, увеличил это множество для себя.

Далее для общего обозначения этих процессов я употребляю выражения «опредмечивание» и «распредмечивание»: они достаточно близки соответствующим марксистским категориям, хотя и не совпадают с ними. Я понимаю «опредмечивание» как выбор человеком действительности из множества виртуальных реальностей, выбор одной возможности из множества – выбор строчки в каталоге товаров, если хотите. Я понимаю «распредмечивание» обратно, как отказ от действительности в пользу множества возможностей. Оба действия человек может совершать и по отношению к самому себе, и по отношению к другим. Это поступки, это элементы поведения: сами по себе они не хороши и не плохи, не правдивы и не ложны, не правильны и не извращены.

Думаю, понятно, что в рассматриваемом примере «опредмечивается» тот, кто приобретает хлеб, а «распредмечивается» тот, у кого завелась монета, «сравнительно более ходовой товар». Или, что то же самое с точки зрения описания сделки, «опредмечивает другого» тот, кто получает монету, а «распредмечивает другого» тот, кто получает хлеб.

Возвращаюсь к сказанному ещё выше. В сделке есть продавец и есть покупатель, они же оферент и акцептант, они же инициатор и терминатор, и так далее.

2. Как здесь присутствует аналитическая этика, основанная на труде Константина А. Крылова «Поведение»?

Сразу надо сказать, что этическая оценка сделки может быть сделана только по событиям её предложения или её завершения. Во время сделки тоже могут состояться этически значимые события, касающиеся участников сделки, но этическая оценка этих событий не будет оценкой сделки.

Для «южного» и «восточного» этических императивов, когда правильным поведением считается поведение реактивное, оценка сделки есть оценка своего поведения покупателем относительно поведения продавца. Для «западного» и «северного» этических императивов, поощряющих активное поведение, оценка правильности сделки востребована продавцом, а материал для неё даёт поведение покупателя.

Надо понимать, что соответствующие императивы не помогают описать цель той или иной сделки. С целью просто: вне зависимости от общества или обществ, к которым принадлежат участники сделки – это получение выгоды, обмен менее полезного на более полезное.

Этичное поведение имеет своим эффектом ограничение выгоды, учёт границ между ценностью пользы и иными ценностями. Эти границы расплывчаты, ценность пользы в сделке убывает постепенно (в пределе сделка перестаёт быть сделкой, превращаясь в отъём или в подарок), и вот уже особенности этого убывания создают различие сделок в обществах, придерживающихся различных этических императивов.

3. Рассмотрю такие особенности для разных этических систем.

3.1. Для «южной» этической системы с её «я должен поступать с другим так, как он поступает со мной» границы множества «правильных» сделок заданы выражением «я должен купить то, что мне предложили». Это не отменяет возможности отказаться от сделки, но согласие на неё для «южного» человека – это не нейтральный, а хороший поступок.

Понятно, что такое очень сильно сказывается на свободе покупателя. Можно сказать, что торговля тут и заканчивается, если всякий хороший человек обязан согласиться на предложенную ему сделку. Но. «Южный» этический императив, да и любой другой, не посягает на количественные параметры сделки. Мол, купить-то я куплю, потому что я хороший человек, а вот о цене давайте поговорим. Даже побазарим.

«Южные» люди не то, что умеют торговаться; они не то даже, что должны уметь торговаться. Они «сам процесс» и создали. Пускай «южные» общества не способны поддерживать сложный, протяжённый в пространстве и времени рынок, но на любом рынке, созданном кем угодно, когда угодно и в какой угодно галактике, «южный» человек лучший. Для простоты можно показывать пальцем на базарных торговцев, а для сложности можно подумать о модусах вивенди и операнди еврейских (и не только) сообществ в европейском прошлом.

Однако у такого превосходства есть и своя, очень высокая цена. Если я, «южный» покупатель, пытаюсь априори принятую сделку выторговать к своей вящей выгоде, то в процессе торговли я буду стараться изменить чужое предложение в сторону «сравнительно более ходового товара». Проще говоря, если мне навязывают в общем-то бесполезную лично для меня вещь, то я изо всех сил постараюсь получить её в таком виде, который позволит мне её перепродать или подарить. Продавец это знает, и он использует это знание против меня, раздувая именно такую, «ходовую» пользу вещи в моих глазах.

Иными словами, в «южной» сделке «покупателя распредмечивают». И в пределе это ведёт к тому, что «южный» человек без рассуждений купит то, что он считает очень ходовым товаром. Вещь, которую, уверен он стараниями продавца, у него другие сейчас же с руками оторвут.

Ну да, стеклянные бусы за золото. Такая сделка, с точки зрения «южного» покупателя, пока тот не понимает, что бус много, предельно выгодна. За эти бусы он среди своих сможет взять всё, что захочет. В пределе даже не за сами бусы, а за возможность посмотреть на них, за престиж. Он не дурак, он даже не дикарь, он столь же разумен и рационален, сколь и всякий белый дьявол. Он страдает не в силу своей неполноценности, которой нет, а в силу недостатка информации.

3.2. «Восточная» этическая система ограничивает сделку решением «я не должен покупать того, чего мне не предлагали». Проще говоря, «я не должен просить у человека то, что он делал не на обмен». А совсем уж просто, «я должен оставаться покупателем, а не лезть в продавцы, не начинать первым». Опять-таки, это всё нужно для того, чтобы «восточный» участник сделки считал себя хорошим человеком.

Если нужно, продавать-то он будет: однако в «восточных» обществах на профессиональных торговцев смотрят, в общем, косо, у них отрицательный гандикап, который в том числе вынуждает их объединяться в сообщества. Схожие соображения применимы к рыночным событиям в «восточных» странах: та же ярмарка рассматривается как нечто не слишком-то хорошее, причём не хорошее потому, что оно умопомрачительное в буквальном смысле.

Идеальным режимом организации экономики здесь выступает натуральное хозяйство с его замкнутостью, претензиями на универсальность и отработками как способом распределения конечного продукта. Надо заметить, впрочем, что такое решение может быть многоуровневым, когда замкнутость на уровне отдельного феода или общины потеснена той же замкнутостью на уровне государства: так становится возможным сосредоточение ресурсов на крупные мероприятия, вроде создания систем орошения, ведения войны и т. п.

Не желая становиться продавцом, «восточный» человек не перестаёт быть покупателем, и он, конечно, купит нужную ему, то есть не «ходовую» вещь. Отсюда продавец в «восточной» сделке обязан стараться, чтобы объяснить эту нужность, а то и создать её, в том числе через умопомрачение.

Понятно, что такое соответствует описанию «покупателя опредмечивают». Уязвимость этого подхода исследована здесь. С картинками.

3.3. «Западная» этическая система оперирует положением «ты должен купить то, что я тебе предложил». Я бы даже предположил, что «западное» общество как таковое состоялось потому, что именно в экономической сфере оно идеально заточено под использование «восточного», и выгода от поведения, ведущего к смене этической парадигмы, тут запредельная. Однако это уже уход от темы.

«Западная» экономика и тот «рынок», который нынче принято считать единственно возможным и предельно совершенным, основаны на положении «продавец опредмечивает», то есть хлеб (сто сортов хлеба) предлагают за монету. То, что реализует выбор субъекта, предлагают в обмен на то, что виртуализирует этот выбор. На «западе» зарабатывают деньги, чтобы купить на них вещь, а дела кредитные – то же самое в квадрате.

Каких-то изощрённых доказательств здесь не требуется. Достаточно показать на товарное производство (производство вещей на продажу), как на доминирующее производство в современном мире, и напомнить про господство рекламы в массовой коммуникации: я не только про рекламные ролики конкретных продуктов, я про саму форму представления любых событий в медиа: политических, культурных, бытовых.

Про уязвимость такого отношения к действительности почитайте любого критика нынешних дел в «развитых государствах», не повёрнутого на благостном прошлом.

3.4. А вот теперь обещанное интересное место, на котором я прекращаю своё рассуждение.

В «северном» обществе с его «другой не должен делать мне того, чего я не делаю ему», этически наименее затратной станет сделка, ограниченная через «ты не должен покупать у меня того, чего я тебе не предлагал». «Север» исходит из положения «продавец распредмечивает», то есть здесь пекут хлеб потому, что за него предложены деньги.

Это, кстати, вполне рыночный подход, потому что субъектом здесь, как и на «западе», выступает продавец. Вот только те реалии, в которые этот подход выльется, – опять же, не только в экономике – будут заметно отличаться от того рынка, который нынче считается решением всеобъемлющим и безальтернативным.

Впрочем, честности ради надо заметить, что, во-первых, каких-то новых, неизведанных решений тут быть не может: те же «западные» общества с их претензией на универсальность перепробовали почти всё, успев первыми. Новизна проявляет себя тут в мере присутствия этих известных решений, в их сочетании и в связях между ними. А во-вторых, даже «почти» тут обусловлено не тем, что на «западе» какие-то решения проморгали и забыли, а тем, что эти решения стали возможными исторически недавно, в силу накопленного исторического опыта и состоявшегося технического развития.

Ладно, это уже потом. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Если что, тема достатка меня сейчас колдобит. Очевидность – она штука такая, обманчивая. Нынешнее рассуждение, помимо прочего, это ещё и обходной маневр по указанной теме. Ладно, там погляжу: может, что отсюда и попадёт в чаемый .pdf-файл.

Здравствуйте, уважаемые читатели. Я пишу вам из горящего танка, а точнее, со свежекупленной машины (нет, не автомобиля, а компьютера) и недавно установленной системы.

Сами знаете, нет ничего более постоянного, чем временное, и потому надо было попробовать установить и отконфигурировать всё! – чтобы потом «мне всё равно, страдать иль наслаждаться». В именинниках у меня сейчас ходит работа с .rdp («этот сценарий должен работать откуда угодно… у вас не работает?.. знаете, человек, который это сделал, сейчас не у нас, вы нам скриншоты пришлите» (!!!)), что не составляет ни моих рабочих обязанностей, ни моих досужих прав. Но уж лучше сам, выучившись с нуля, потому что винить других потом бесполезно: им наплевать.

А Baldur’s Gate III тут совершенно ни при чём. Абсолютно. Обратное даже представить себе невозможно.

Я благодарю за состоявшиеся поздравления с днём рождения. О таких вещах и в самом деле надо напоминать, причём неоднократно. Кроме того, это приятно.

«Soldiers live. And wonder why».

Кстати, насчёт букридеров. Ту присланную мне с другого конца света книгу, с железным корпусом и пластмассовым указателем, я уже сильно потом подарил своему наставнику… я не знаю, как ещё назвать человека на полтора поколения старше, который был у меня преподавателем, руководителем дипломной работы, заведующим моей лабораторией, де-факто руководителем моей кандидатской. Такую книгу как решение по чтению он впервые увидел. Когда я его встретил сильно после того подарка, – жизнь, она такая, и да станет ему много больше ста – то я книгу помянул всуе в разрезе «ничто не вечно». В ответ получил удивлённый взгляд и пояснение «читаю, всё работает». Так что книги тоже живут и гадают, почему.

Ладно, в той стратегии тысячи шлепков, которую применяет ко мне жизнь в эту осень, я всё же пытаюсь найти минуты (без шуток, минуты), чтобы продолжать работу над обзором понятия «достаток» применительно к организации экономической жизни в масштабах общества. Минут не хватает. Разминки ради я попробовал подойти к снаряду, прикинув, как могло бы выглядеть идеальное, в линейном приближении «северное» общество, но из двух абзацев во вступлении разросся текст, который я предлагаю аудитории нынче. Не выбрасывать же.

Итак.

Будет людям счастье,
Счастье на века;
У Советской Власти
Сила велика!

Вряд ли я порадую аудиторию, если скажу, что, по моему мнению, от реваншизма как обоснования местного неприятия пресловутых «западных стран», надо отказываться. После пережитого моей страной со второй половины тысяча девятьсот восьмидесятых реваншизм естественен. Страна была унижена настолько, насколько вообще может быть унижена страна без потери статуса субъекта международного права – да и то, на «без потери» многие могут возразить. Это их право, причём объяснимое: страдания задним числом отличаются от страданий нынешних тем, что они тем приятнее, чем сильнее.

По моему мнению, от реваншизма в отношении «стран запада» надо отказываться. Он естественен, и поэтому очень хорошо продаётся, как туалетная бумага. Он универсален, и под него легко подогнать всякое известие о заграничной жизни. Он, самое плохое, предлагает чёткое и при этом необоснованное видение будущего: «они будут страдать таким же образом, как страдали мы, только хуже» – такое представление наименее затратно. Итого, реваншизм мешает готовиться к иным вариантам развития событий, а равно и использовать их на благо себе.

Украинцы, когда они ещё не были «богами, спустившимися на землю», вызверились на Россию вообще и на русских в частности именно таким образом. И за это они, во-первых, остались низки, смешны и недостойны разговора на равных, а во-вторых, добились нынешнего процветания. Надо ли вести себя так же, как они? Запад должен быть… обезврежен… не в отместку за прошлые преступления, состоявшиеся и выдуманные, а из-за своего поведения в настоящем и, чтобы два раза не вставать, в будущем.

Это понимание труднее и сложнее реваншистских пророчеств и толкований, когда «западным странам» обещают неприятности по образцу советских неприятностей. Опасность таких обещаний состоит в том, что, натыкаясь на несоответствие действительности («страны запада» сильно отличаются от СССР в любой из моментов его истории), такие обещания нуждаются в объяснениях огульных и идиотских, вроде унылого михалковского гундёжа с телеэкрана «они бога забыли, а мы вспомнили; если бога забыть, то будет плохо, а если бога вспомнить, то будет хорошо». Ещё одним плацебо работает «элита», такая же расплывчатая сущность, занятая исключительно подгонкой процессов в окружающем мире под их нынешнее понимание оратором.

И ладно бы, вот только такой намеренный и последовательный идиотизм нельзя удержать в рамках размышлений лишь об одном из вопросов «нашей с вами современности». Не встречая сопротивления со стороны тех же «западных стран» (там на наши стереотипы наплевать, у них своих полно), он растекается и на другие вопросы, в том числе жизненно важные для нас самих. А это вредно.

В качестве полумеры я предложу читателю глупости, однако свои собственные, то есть ненамеренные, непоследовательные и с претензией на оригинальность.

Ранее я попытался анализировать марксово понимание «коммунизма» (ссылка на украинский сайт, если что, яндекс его выкинул первым из приемлемых). Понятно, что основоположник всякое выдумывал по заказу западных элит с тем, чтобы в России забыли бога, но всё-таки. Если очень коротко, то:


Применив к изложенному описанию положения аналитической этики Константина А. Крылова, я сделал вывод, что «вульгарный коммунизм» по Марксу есть нулевой случай, самый дешёвый вариант «западного» общества в том виде, в котором оно обрисовано в работе «Поведение». «Вульгарный коммунизм» в виде, представленном Марксом, основанный на зависти, с увеличением доступного такому обществу богатства, не может развиться ни во что иное, кроме как в либеральное общество в его нынешнем понимании, когда нежелание завидовать может быть удовлетворено не через нивелирование, но через разнообразие, через такие качественные различия в потреблении, на которые хватает осваиваемых ресурсов.

К сожалению, очевидное, тривиальное следствие уже из этого вывода довольно долго бежало моего понимания. Погода, природа, что поделать. Однако, сколь верёвочке ни виться… Теперь я продолжу.

В «Поведении» общества, следующие «западному» этическому императиву («другие должны делать мне то, что я делаю им», категорический императив Канта), названы исторически молодыми и ещё не растратившими свой потенциал, который, по мнению Крылова, может быть реализован в виде «нового мирового порядка» той или иной степени завершённости.

Тут нужно почти полностью цитировать главку «Политическое развитие Запада: перспективы», однако я верю, что читатель и сам способен прочесть её внимательно, не пренебрегая оговорками автора, которого трудно упрекнуть в отсутствии культуры изложения. Кроме того, надо помнить, что автор говорит о процессе, растянутом на поколения, а не про вчерашние сообщения о завтрашних победах.

«Западные страны», по Крылову (и я с ним всецело соглашусь) – это отнюдь не исчерпавшая себя, а могучая, активная и предельно опасная сущность, которая небезосновательно надеется простудиться на похоронах остального мира.

Тем не менее, «западные» общества, по Крылову, суть общества исторические в отличие от безвременных «южных» обществ. Это означает, что они могут не реактивно, но целенаправленно меняться, приспосабливаясь к непреодолимым внешним и внутренним изменениям. «Внутренние изменения» – не тавтология: болезни внутренних органов способны кардинально изменить поведение человека.

Крылов говорит о том, что «западная цивилизация» есть цивилизация экспансивная, расширяющаяся, и тут с ним невозможно спорить. Однако он не отвечает на естественный вопрос: а чем «западные общества» закончатся, если – точнее, когда – соответствующие страны упрутся в ограничения силовые, культурные, социальные, экономические?

И я предполагаю, что на этот вопрос уже ответил Маркс, с его утверждением, что «вульгарный коммунизм» ещё будет, причём неизбежно. Да, это оно.

«Западные общества», оказавшись не в состоянии расширяться, примут этот нулевой случай. Это неизбежно. Вопрос только в том, почему такое наступит: либо остальной мир успешно выгородит эти страны в отдельное пространство, либо Запад, победив и растворив в себе своих нынешних противников, столкнётся уже с природными ограничениями. Про сферу Дайсона я, с Вашего позволения, не буду.

Можно заглянуть ещё дальше и понять, что «вульгарный коммунизм» по Марксу окажется всего лишь средством наработать излишки ресурсов, которые растратит уже следующая итерация хрестоматийного «либерального общества», потому что «западное» решение «вульгарного коммунизма» может развиваться только в этом направлении. И так далее.

Можно даже отметить, что нынешнее «либеральное общество» получилось вовсе не из «вульгарного коммунизма», то есть несёт в себе всякие рудименты. Следующие итерации будут… лаконичнее и, соответственно, экономнее.

Разумеется, если я отвергаю богов и элиты и не верю в то, что «они ка-ак прыгнут!», то с меня можно спросить: какие признаки того, что обещанное может произойти «своим ходом», я сейчас вижу? Отвечать буду долго и отвечу так.

Во-первых, это эволюция так называемых «меньшинств». Напомню, что они начинались как сравнительно изолированные группы, принадлежность к которым служила одним из источников самоидентификации. Сейчас в «западных обществах» прилагают грандиозные усилия по отмене такого положения дел. Со стороны это видится как противостояние групп населения, по-разному идентифицирующих себя, вплоть до опоры на признаки смешные или отвратительные. Однако это не игра с нулевой суммой. В чью пользу она бы ни разрешилась, границы между «меньшинствами» исчезнут всё равно.

Кстати, я считаю, что понимание этого факта служит основанием для всё более радикальных выкрутас тех или иных «меньшинств»; люди, живущие с них, стараются надстроить разваливающиеся границы между этими «меньшинствами» и остальным обществом. Другим обстоятельством, свидетельствующим в пользу этого объяснения, оказывается именно разрастание «меньшинств», всевозможные комбинированные самоидентификации, когда один человек норовит записаться в сотню разных «меньшинств». И именно он – будущее «западных» обществ.

Если называть вещи своими именами, то «западное общество» возвращает себе единство. Или усиливает его, смотря как считать. «Плавильный котёл» работает, и он работает хорошо. Неважно, каким именно гомункулом в итоге окажутся граждане «западной страны» постольку, поскольку различия между ними потеряют для них своё значение. Филателисты и фалеристы могут спорить о том, которое хобби лучше, но на фронте (или в трудовом лагере) это значения не имеет.

Этот процесс неизбежно решит проблему всех и всяческих пришельцев в «западные страны». Не надо путать его с ассимиляцией как отказом одной группы от своих признаков в пользу признаков другой группы. Это не ассимиляция, это всего лишь выработка равнодействующей, когда «все станут приятно смуглявые». Да, мигранты, существуя в диаспорах, могут какое-то время набивать себе цену, повышать стоимость отказа от границы между ними и остальным обществом, увеличивать количество своих завихов, которое общество в итоге примет. Однако это невозможно делать бесконечно, как считают те, кто объявляют проблему миграции фатальным вызовом для «развитых стран». Более того, решения по уничтожению таких границ становятся всё более изящными и нечувствительными. Опыт очень велик, и он продолжает накапливаться.

Во-вторых, эту «работу с меньшинствами» технически, методически и организационно становится всё проще направлять вовне, чтобы «меньшинства» в чужой стране сливались с «меньшинствами» в своей и таким образом, см. «во-первых», начинали ощущать себя членами другого общества, предавая своё. Полагаю, что читатель может здесь заметить известное сходство с подрывными практиками «интернационалов»: они даже оправданы могут быть в одних и тех же выражениях. Вот только возросли избирательность, возможный ущерб и стоимость его предотвращения. Ленину рассказать, что можно, не вставая со стула, за три секунды попросить немецкого подростка трансформатор поджечь... не оценил бы Ильич, счёл бы выдумкой. Если читатель этого не заметил, что ж... пример с немалым количеством более или менее преуспевающих персон, с какой-то стати, ага, отождествивших себя с «белыми людьми» до степени эмиграции, полагаю, более доходчив.

В-третьих, в «западных странах» научились делить, и делают это всё лучше и лучше. Эти страны сами в своём роде «живут на пособие», и неудивительно, что такая практика распространена внутри «западных» обществ. Иногда она используется для неявного поддержания идентификации внутри группы, а иногда в качестве способа ослабить её извне.

Принципиальных ограничений по вовлечённости населения у этой практики нет, в пределе ей могут следовать все поголовно, и она не зависит от количества ресурсов, которые распределяют. Сделать «пособие» - точнее, практику уравниловки - чем-то обыденным (не обязательно достаточным) для решающего большинства населения есть вопрос скорее наличия убедительных обоснований, чем технический, идеологический или моральный.

С уменьшением количества доступных к потреблению ресурсов эти обоснования станут не просто убедительными, но сами собой разумеющимися.

В-четвёртых, то же самое решение, но уже не «снизу», а «сверху», напрашивается само собой: в России оно известно, как «ваучеры». Речь идёт о таких манипуляциях с «ценными бумагами», чтобы отдельно взятый гражданин переживал иллюзию владения какой-то частью общественного богатства.

С уменьшением количества доступных для потребления ресурсов эта иллюзия будет становиться реальностью. Верующие в «элиту» вряд ли с таким согласятся. Их вера обязывает предполагать, что «элита» будет держаться за свои побрякушки когтями и зубами. Неверующие, вроде меня, видят здесь в основном детерминированный и бюрократизированный процесс, которому будет аплодировать любой, кого он не касается: «банкротства», «национализация», вот это вот всё. Сопротивление публичных лиц здесь станется эфемерным. Не удивлюсь, если это сопротивление будут оказывать на платной основе: «ты на мобилы перед толпой покричи, что с закрытием твоей компании по политическим мотивам святость частной собственности осквернят, мы тебе ещё картофелину в паёк добавим» или как-то так.

В-пятых, в рамках реваншистского подхода тут, наверное, должна прийти радость: мол, скоро поганцы обнищают и помучаются. Вне поля зрения проходит другое обстоятельство: это вызов, причём очень простой и понятный.

Если носителю двузначного КИ, полностью живущему на социалку или сильно от неё зависящему, сказать дюжину раз, что снижение пособия, а лучше рост цен обязаны тому, что русские хотят прогнать штатовцев от сирийских нефтяных месторождений – такое, кстати, может оказаться чистой правдой… все эти олбрайты, трассы и ляйнены покажутся милыми невинными детьми по сравнению с этим носителем. Здесь уже будут не политики, не функционеры, не карьеристы, не члены аглицких клобов, а простые, открытые люди, готовые убивать тех, кого скажут, за миску даровой каши. И это касается отнюдь не только тех, кто люмпеном был, остаётся и другой жизни не видел. Это в разной степени, но касается всех, кто в делёж вовлечён.

Технические, методические и организационные возможности по внедрению и распространению таких мнений за последние сто лет выросли радикально. Идеологические основы таких точек зрения по отношению к самым разным народам вне «западных стран» существуют веками.

Кроме того, надо отметить, что СССР после Гражданской ушёл от схожего состояния через форсированное повышение образовательного и культурного уровня населения. Однако это стало возможным потому, что стартовая точка была низкой, и выбора образовательных и культурных материалов государство не предоставляло. Сейчас этот выбор бесконечен, не требует культурных и технических навыков, и этот выбор может оправдать всё, что угодно, в равной степени.

В-шестых, сама способность организовывать массы в ровно марширующие каре, от которой западные общества отлягиваются по мере возможности, утверждая, что Гитлер – ошибка эксперимента. Ну, ладно. Рузвельт безо всякой иронии молодец с его решениями по организации рабочей силы, сводящимися именно к такой организации ровного шага. Да и вообще, когда западные государства припирало, маршировали людишек за милую душу во имя чего угодно.

В-седьмых, остаётся фундаментальный вопрос о правящей силе «западного» общества «вульгарного коммунизма», которая сможет обеспечивать делёж внутри и вовне, сопровождать клиентов в «меньшинствах» у себя и за границей, формировать экспедиционные корпуса, рисовать берущие за душу картины чудовищных зверств, с которыми свободному человеку нельзя смириться, и проч..

Рассматривая вопрос в его организационном аспекте, я не вижу причин не соглашаться с Константином А. Крыловым всё в той главке «Политическое развитие Запада: перспективы». Однако крыловское описание подходит не только к планетарным масштабам, но и (всего лишь) к объединению «западных стран»; не «государств» даже, а стран.

Там, правда, описан случай, когда ресурсная проблема более или менее решена, то есть это не нулевой случай, не «вульгарный коммунизм». Однако при стремлении доступных ресурсов к нулю получится именно он, со сведением всех «рыночных субъектов» в один и т.д. Со «всеобщей проституцией» тоже проблем не будет. Она, кстати, неизбежна как один из эффектов «плавильного котла», работающего достаточно долго.

Дело, впрочем, не сводится только к организационному аспекту. Марксов «коммунизм» как способ существования общества, нуждается в учении. У Маркса, кстати, очень хорошее указание на идеологию, как на совмещение философии с естественными науками, надо запомнить. Александр А. Зиновьев повторяет это, говоря, ЕМНИП, что идеология – это философия, использующая методы изложения естественных наук.

Полагаю, навскидку, что у «западного» «вульгарного коммунизма» это будет «гуманизм», адаптированный к современным техническим достижениям. Основная идея останется той же, когда позаимствованное у религии понятие о том, что в мире существует предельно могущественная разумная сила, применяется не к вымышленному персонажу чьих-то народных сказок, а к такому же вымышленному человеку, обобщённому и нарицательному. На свой лад это так же паскудно, как и религиозная пропаганда, а выигрывает «гуманизм» потому, что всемогущим богом себя может вообразить не каждый (часто это прямо запрещено), а вот всемогущим человеком – всегда пожалуйста.

На вопрос о Партии я отвечать не готов. Думаю, что её не будет, при том, что какую-то часть её функций возьмут на себя сложные компьютерные системы, которые сейчас норовят называть «искусственным интеллектом». Впрочем, это опять-таки дела художественные, на которые у меня нет времени.

«Вот, собственно, и всё».

Резюме. Думаю, что Запад с большой буквы, «западные страны» в кавычках и «западные общества» в кавычках же, следующие «западному» всё в тех же кавычках этическому императиву, наткнувшись на ограничение по ресурсам, в том числе обусловленное событиями, которые сейчас модно называть «стратегическими поражениями», будут (и далее) эволюционировать к тому состоянию, которое Карл Маркс назвал «вульгарным коммунизмом» и которое я тут попробовал изобразить самыми грубыми мазками.

Я постараюсь, невзирая на стачку работы с погодой, всё же записать и поставить сюда слово о рае на земле, то есть о некоторых реалиях «северного» общества в первом приближении. Потом.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Да, по BGIII. Воло, сука, Меркадер.

«Почта России», акционерное общество, учредитель и единственный акционер – Российская Федерация, полномочный представитель учредителя в акционерном обществе – Росимущество.

«Почте России» нужны деньги, и недавно на главу Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации М.И.Шадаева снизошла идея инфраструктурного платежа с интернет-площадок, чтобы закрыть долю убытка в бюджете «Почты». Идея, с одной стороны, умиляет своей непосредственностью, «у одного штанов сорок пар и живёт в семи комнатах», однако с другой стороны всё же хотелось бы понять, а зачем.

Сам Шадаев отстаивает идею в выражениях жалких и, чего уж там, неубедительных. Такое ощущение, что он сам не знает, а зачем вообще почта в настоящем и будущем. Ну, есть какое-то акционерное общество, надо его оздоровить, а то и оптимизировать, а там как получится. Не получится, снова будем оздоровлять и оптимизировать, идей много.

У меня тоже. Дальше я напишу, что и почему с «Почтой России» сделал бы я. Если хотите, то зовите санитаров, только они не приедут.


У нас в посёлке, вполне себе рядом с Москвой, почтовое отделение такое, что понимаешь шадаевские стенания насчёт почтовых отделений в населённых пунктах с численностью жителей менее, чем 5 тысяч человек.

Кстати, в «Интерфаксе» написано «в поселениях численностью менее 5 тыс. человек». Чтобы журналисту, да ещё писать грамотно – это ж талитаризьм какой-то получается. Не допустим.

Да, ну так вот: почтовое отделение, которое я помню ещё со времён переговорных кабинок, выглядит удручающе. Бакалея, газировка, гигиена, косметика, куча разновсяких бумаг самого реликтового вида. Реликтового, не антикварного, увы.

Про размеры и (многажды пере)планировку лучше не говорить. Полы под ногами скрипят не по-домашнему, а с угрозой.

И я догадываюсь, что в провинции у моря дела могут быть сильно похуже.

Очевидное возражение против существования почты в её современном (или несовременном) виде состоит в том, что она потеряла своё «место силы». Не просто «Почта России» как предприятие потеряла монополию и получила конкурентную борьбу, а почта как решение по обеспечению связности общества в административном (приказы), коммунальном (письма), экономическом (газеты) и культурном (журналы) аспектах потеряла уникальность своих функций.

В настоящем. Однако у почты есть прошлое, и у почты может оказаться будущее. Это, кстати, должно быть обыденным аргументом в разговоре с фанатиками рыночных решений на их любимые темы. «Наплевать, как плохо было и как весело стало. Что будет-то?»

Почта как предприятие – причём именно как предприятие государственных масштабов – обязательно окажется востребованной в случае… катастрофы связности?.. ну да, я не журналист, но я стараюсь. Не могу найти лучшего термина.

Речь идёт не о ситуации, когда связность общества надо обеспечивать, а когда эту связность надо восстанавливать. Речь идёт не только об использовании остатков инфраструктуры, загоняя её в ноль (катастрофа связности может быть катастрофой не только связности), а о воссоздании этой инфраструктуры с нуля, если потребуется. Тогда, будьте уверены, конкурентов не окажется. Окажется, что они разбежались с честно нажитым.

Трудность в разработке этого решения вновь наложена рыночным восприятием. И «оптимизация», и «креативность», и «инновации», и «оздоровление» здесь не более чем фальшивое золото над приевшимся уже императивом «продать дерьмо подороже». К новизне чего-либо, кроме обёрток, этот словесный ряд редко имеет более чем косвенное отношение. Решение же под обёрткой сводится к угрозам голодной смерти, мелким подачкам и зачастую безумной перетасовке произвольно выбранных фрагментов организационной структуры предприятия. Ничего нового сравнительно со старым добрым казённым администрированием: у того, правда, интенсивность вреда поменьше в силу масштабов и инерционности – масштабный идиотизм там, как правило, успевают вовремя заметить. Подозреваю, что число плохо кончивших государств во всей мировой истории несколько меньше, чем число разорившихся бизнесов в этом десятилетии.

Кроме того, у суверенного государства есть козырный туз: оно может заказывать и задавать стандарты. Плюс в наше время проектирование как процесс обходится намного дешевле и предоставляет лучшие результаты, чем сто лет тому назад и тем более сравнительно со временами, когда почта, во многом стихийно, вступала в права существования.

Сейчас можно задать стандарты для почты, опираясь на которые получится сформулировать ТЗ на неё – как в целом, так и на элементы разных уровней абстрагирования – и спроектировать её. На всякий случай замечу, что экономический аспект проектирования никуда не денется.

И вот тут внезапно забрезжат Новые Васюки: хотя и за правдивое описание нынешней среды обитания году так в 1998 набили бы морду.

Так что да, бункеры фалаутовского Братства с паладином Печкиным в каждом посёлке. Причём не наскоро и напоказ набранные из вещей, которые существуют сейчас. Всё, всё проектировать с нуля или заимствовать с жёсткой подгонкой под государственные стандарты, с учётом возможности глубокой и дешёвой консервации, и, особо важно, с возможностью предложить сами предметы или их «штатские» модификации обывателю как предметы потребления. Скучного, повседневного, качественного, экономного… ой, а красивые обёртки? А и хрен с ними.

Лет несколько тому назад был довольно смешной опыт по доставке почты беспилотником? Там ещё в окно промахнулись влететь? С каждым днём смешнее, право.

Напомню, что почтовых отделений в стране много. Есть где развернуться так, что разворачиваться можно будет и дальше.

Мне могут сказать, что предлагаемое мною «место силы» уже занято самыми разными государственными учреждениями, которые не могут делегировать другим обеспечение собственной связности в случае какой-либо катастрофы. Согласен. Вот только для всех этих заведений это вопрос «один из», причём решаемый не обязательно сразу, какое-то время работают «вскрыть в случае». А вот почта должна заниматься именно этим, для всех и возможно быстрее.

Повторю и подчеркну, я говорю не про дублирование функций МЧС. Те спасают. А почта связывает спасённых между собой.

Тупые, медленные и неуязвимые терминалы. Принтеры-роботы с печатью на уровне пресловутого «ундервуда» и максимально дешёвыми и долговечными расходниками. Микроиздательства для «мирного времени». Оборудование для разворачивания простой и медленной локальной сети, в том числе проводной. Про беспилотники я уже сказал. И так далее.

Да, персонал будет обходиться дороже, хотя и тут, если без стереотипов, видны интересные решения, вся слабость которых в том, что они окупятся не в следующем году. Продолжая говорить о перспективе, можно вспомнить: вроде у нас президент недавно отметил, что нам ещё территории осваивать и осваивать? Если есть лучший способ набрать данные для создания опорных пунктов начальной стадии такого освоения диких или свежецивилизованных земель (сразу после съёмок, экспедиций, и уже во время разминирования), то скажите, я не знаю.

А тех, кто ещё не убедился в моём сумасшествии, я напоследок оглоушу вот как.

Был ли русский крестьянин потребителем? Очевидно, да. Часто ли он принимал решения об обмене? Смотря как понимать слово «часто», верно. Логично предположить, что он принимал такое решение всякий раз, когда получал предложение обмена. В основном, когда ездил на рынок несколько раз в год.

Читатель уже, наверное, догадался, что он – крестьянин ли, русский ли – получает такое предложение с каждым рекламным плакатом и рекламным роликом, с каждым взглядом на витрину. Десятки и десятки раз в день. Я надеюсь, что читатель понимает то, что слово «потребление» обозначает уже не использование приобретённого, а тупую, нудную, утомительную и неоплачиваемую работу по обслуживанию рынка так называемым «потребителем». Общество сейчас существует в условиях утечки рынка, которая общество не просто меняет, но и уничтожает, то есть делает менее значимым для отдельного человека.

Одним из механизмов этого уничтожения является уничтожение связности через переразвитие, то есть через раковую опухоль, одного из её аспектов – экономического. И именно почта как государственное предприятие могла бы послужить средством возвращения баланса в норму через возвращение потребления в традиционные (не люблю это слово, ну ладно) рамки.

Предположим, что я знаю, чего я хочу. Странно, да. Предположим, что я знаю, чего я буду хотеть достаточно долгое время, а не до ближайшего рекламного ролика. Например, я расписал половину своего рациона примерно на месяц вперёд, и всё, что я хочу, это забирать нужные продукты каждые три дня по дороге домой с работы – или чтобы беспилотник оставлял их мне у двери, дело вкуса и дополнительной оплаты.

Предположим опять-таки, что государство, отвлекшись от составления стандартов на фалаутовские бункера, заказало докторам стандарты здорового питания. Послало польских наёмников для опытов, все дела… Я ведь не открою постыдной тайны, если скажу, что «здоровую пищу» обыватель посылает куда подальше именно потому, что её надо готовить столько же, сколько и нездоровую? – и зачем мучиться дважды? То же самое касается случая, когда «здоровую пищу» или её компоненты покупаешь каждый раз на виду у людей, которые и без неё веселы – не говоря уже о том, что «потребление» вмешалось и здесь, так что «здоровой пищей» окажутся продукты не полезные, а рекламируемые.

Да-да, читатель у меня догадливый. «Подписка на основной рацион стандарта «Здоровье 30-40.12-2029» уровня 60% от потребления первой категории» (тут какое-нибудь долгое число, где присутствует код региона и рабочее расписание) «сроком на полгода, забирать на третьем подземном этаже почтового бункера, комната 302». Насчёт подземного этажа – это, на всякий случай, гротеск. С кодами – нет. Оставшиеся 40% – это на покупки по вкусу, со старых добрых витрин.

А теперь прикиньте такое со стоимостью доставки миллионов на десять адресов. Рынок, да. Экономика, да. Прибыль, да.

Штучные дорогостоящие приобретения? Представьте себе фразу: «покупку, сделанную на любой интернет-площадке под юрисдикцией РФ, стоимостью более 100000 рублей, «Почта России» доставит не ранее, чем через две недели. Согласно действующему договору «Почты России» с интернет-площадками под юрисдикцией РФ покупатель имеет право отменить сделку на протяжении 7 дней после принятия «Почтой России» посылки для доставки».

Посмотрите на эту фразу не с точки зрения рекламного персонажа: «ой, я увидел блестящую няняку, я обосрусь и не буду танцевать, если не получу её тут же, с доставкой в одни сутки». Представьте себе осмотрительного мужика, который, однако, настолько умён, что не считает себя непоколебимым. О, я не настаиваю на том, чтобы «Почта России» была единственным способом доставки – такая монополия делает бессмысленными все предыдущие предложения. Однако время покупателю «на подумать» после сделки, а не в виде «бронирования» – это очень большой удар по «потреблению» в его нынешней злокачественной ипостаси.

Не нравится? Доставить возможно быстрее в любом случае? Идёте и перечитываете «Дивный новый мир», где получить чаемое не сразу – это богохульство. Пробуете думать. Если можете.

И это я ещё говорю о вещном потреблении. Давайте о духовном. Тут реклама в силу специфики, извините, кричит.

Представьте себе, что «Почта России» заключила договор с некоторым числом критиков – людей, которые пытаются жить с того, что хвалят или ругают то, что другие люди сочинили для третьих людей. Представьте себе, что какие-то стандарты есть и здесь. «Несчастная любовь 3 балла, мудрый президент 4 балла, грамотность в чём-то лучше интерфаксовой». И так по видам искусства, по жанрам, по авторам. Чтобы обыватель мог заказывать подписку на месячные топы, нагружая микроиздательства мирного времени в почтовых бункерах. У авторов, рассчитывающих на славу как долговременное признание, тут вообще численный критерий появляется задолго до упоминания в школьных учебниках. А уж когда видно, какой критик на что указал… будет «культурная жизнь» на виду у общества, а не друг-другом-восхищаться в узком кругу творцов, парящих над быдлом. «Мы доставим сведённые в журнал стихи о любви, признанные лучшими в последние полгода. Издание местное, на 3% дешевле, чем стоимость доставки из этой, как её, Москвы».

Про коммунальный аспект... извините. Кое-что у сэра Терри есть, хотя и мимоходом, и в знак уважения к нему Вы видите определение моего самочувствия здесь. Однако если я начну про нейросетевые трансляторы локальных коммуникаций («на самом деле Ваш абонент хотел сказать вот что»), то за мной будут гоняться с палками… нет, не счастливые влюблённые, а верные супруги. Уж лучше санитары.

Ладно, хватит на сегодня. Футуризм утомителен и ещё более уязвим, нежели язвителен.

Кроме того, читатель наверняка уже понял, что я рассматриваю древнее, централизованное, предельно надежное на больших отрезках времени и, следовательно, очень скучное учреждение почты как базу для интеграции в будущее общество советского режима потребления как одного из вариантов.

А значит, читатель и сам сможет додумывать далее.

Спасибо за внимание.

Постскриптум. Да, пока футуризм меня не оставил. Если когда-нибудь занесёт в Госдуму, то я намерен предложить следующий законопроект: в рекламных видеороликах, ориентированных на мужчин, после собственно предложения товара в момент ожидаемой реакции аудитории, мужской хор за экраном должен на басах трижды провозглашать «ох…нно!» Для женщин – женский хор на контральто: «оп…но!»

Или наоборот. Извините, наследие перестройки: надо говорить правду.

Размышления на исторические темы начинаются не с воспоминания о Новом Арбате 4 октября 1993...

...ничего особенно драматичного, много зевак на тротуарах (со мной ещё больше), сильно поменьше на проезжей части, редкие выкрики «ура» и «позор» в адрес уходящей от «белого дома» колонны то ли БМП, то ли БМД, не помню уже, одиночные выстрелы «где-то там», старухе какой-то перебинтовывали голову, ей вроде осколки кирпичей от пули посекли, снайперская та пуля сталась или ещё какая...

...они начинаются с понимания того, что тогда не было смартфонов.

---

---

«Розумне обличчя – це ще не ознака розуму, панове. Всі дурниці на Землі робляться саме з цим виразом обличчя. Ви посміхайтеся, панове. Посміхайтеся!» С преступлениями немножко по-другому, но всё равно посмеяться есть над чем.

1. Недавно канадцы Вас разыграли, обвенчав на сходняке артиста комического жанра с какой-то реликтовой тварью. Что значит «не разыгрывали»? Не судите всех по себе. Это у нас тут вечная память, а у них… не, ну было плюс-минус что-то сто лет тому как, чё теперь-то бузить?.. встала, перед евреями извинилась, русским чирья на своей голой жопе показала, юбку одёрнула и дальше пошла, через минуту всё позабыв. «Достоинство»? Какое ещё «достоинство»? Это «революция достоинства» бывает, а по отдельности оно атавизм и русская дезинформация.

Я вообще думаю, что их предсовета уже собирался в отставку по непубличным причинам: занесли не оттуда или малолетку не додушил. Кто сейчас те причины будет вынюхивать, когда «и так всё понятно»?

А Вы тут доказываете, будто собравшиеся на самом деле знали, кого приглашают к себе в говорилку. Ну да, небо голубое. Громче доказывайте, господа. Упивайтесь своей проницательностью. Работайте на врага.

Почему на врага? Если принять, что не было никаких ошибок, то белые люди реликтовую тварь могли пригласить только за одним: на весь мир показать – она, кровью заляпанная, три четверти века у них жила да радовалась.

Это сообщение не для депутатов канадского парламента (и так знают) и не для российского обывателя (много чести). Это сообщение для той сволочи, которая сейчас на Украине приказы отдаёт, передаёт и ятольковыполняет: посмотри, сволочь, тебе ведь есть куда бежать. Тебе русские сейчас громко, понятно, рассерженно и за свой счёт станут рекламировать наши доброту и благость, они будут разъяснять, что мы тут не по незнанию эту тварь пригрели и подкармливали, что мы десятилетия ждали, когда можно будет её стоя встречать.

Поэтому не бойся, свидомый ты каннибальчик в достаточных чинах. Мы тебя не сдадим, ты успеешь убежать, мы тебя примем, и будет тебе эра милосердия. Русские – вон, подтверждают. Согласитесь, артисту комического жанра было, чему аплодировать от имени толпы ему подобных.

А так чего бы нам тут не вскипеть. Всё очевидно, все согласны, праведность бурлит. Эфирное время, лайки, реклама ипотеки, общие ценности. Это ж кому-то вроде меня было бы достаточно официального заявления МИДа (адресаты сделают вид, что не услышали), запроса от прокуратуры на экстрадицию твари (не выдадут) и внесения всей клаки в санкционный список (первое время будут смеяться и пыжиться, а там посмотрим). Да, и со старшим поколением на Украине поговорить вполголоса через ровесников: «совок» – слово страшнее, чем Вы думаете.

Однако возделывать свой сад – недохайпственно, бездвижно и совсем уж некринжово. Воистину, разве польза врагу – это повод отказывать себе в удовольствии?

2. Или вот ещё одна шутка. Сидел, читал про дела дореволюционные, касающиеся Первой мировой. Там числа. Сколько военные просили снарядов, шрапнели вот этой всяческой кассетной. Разрядность десятичных чисел внушала мне искреннее уважение. Дальше автор возмущался тем, какое бабло частники подняли, зачастую не утруждая себя выполнением заказа. «Капьитальизм». Однако меня заинтересовали не рубли и не штуки в смысле тысяч рублей, а просто штуки.

Военные же их не из носа выковыряли с похмелья. Военные эту цифирь вывели, они её защищали: именно так, как учёный люд защищает свои тезисы перед себе подобными. Они работали с математической моделью, преобразовывали исходные данные. А откуда они взяли те исходные данные? Да, конечно, из логов. Из журналов боевых действий или как тогда эти бумаги назывались.

Осипов, Ланчестер, Чейз, Остроградский. Им ведь не яблоки на голову падали. Люди работали и записывали вкратце то, что уже работало до них. Середина девятнадцатого века, начало двадцатого. На полях замечу, что лично мне нравятся расклады Таллока насчёт ренты, но те молоды, им немногим больше полувека.

И вот в чём дело. Во-первых, чтобы модель работала, её надо кормить статистикой, на то и логи нужны. Во-вторых, модель работает тем лучше, чем больше народу с обеих сторон, там всякие случайности усредняются. А если народу в стычке мало, то генератор случайных чисел вроде бы должен рулить. Сто тысяч против восьмидесяти тысяч более предсказуемы, чем пятеро против четверых. Много шума возле нуля.

Однако есть и «в-третьих». Хоть как-то обуздать любой неидеальный ГСЧ можно, набирая статистику по его работе, то есть по тем же мелким стычкам. С достаточным числом опытов «однако тенденции» станут заметны.

Чувствуете юмор, уважаемый читатель? Мне стало понятно и (сперва) очень неприятно тогда, когда меня просветили: видеоконтроль поля боя – беспилотниками и наземными камерами – давно перестал быть фрагментарным. Видно если и не всё («maskirovka»), то почти везде и почти всё время. Можно не возиться с пером и чернильницей, а распознавать видео, хотя бы и не на скорость.

Здоровый смех здесь вызывает то, что такой процесс с нашей стороны есть неизбежное следствие боевых действий, а вот со стороны киевского режима он может быть одной из главных причин таковых.

Большая часть разведданных иностранного происхождения? Отлично.

Присутствие иностранных консультантов? – всё же, наверное, пока не советников (я не в теме), но присутствие. Потрясающе.

Поставка иностранного вооружения не лучшего, но и не худшего качества (задача входных параметров моделей в известном интервале)? «Это просто праздник какой-то».

Персонал различного происхождения и подготовки, различные решения по его компоновке для выполнения боевых задач? Восхитительно.

Гомерическое в своей длительности и безуспешности «контрнаступление», выродившееся – да! – в многочисленные столкновения малочисленных групп под подробную запись? Да, оно, к тому и шли. «Помедленнее, пожалуйста, I’m recording!»

Искренние или саркастические рассуждения про защиту европейской цивилизации, про натовскую благодать, про реал-политик в мировом масштабе, про гдетошние и когдатошние выборы с архиинтересными (для кого?) раскладами, а на копрофажеский десерт про украинскую государственность – всё это дырявой полушки не стоит. Астрономически дороже то, что условный Скайнет набирает огромный материал по лучшей армии планеты (нет, не украинской) на низком уровне, «в поле», да ещё с возможностью задавать условия очередного опыта.

Думаю, эту возможность упражняют и в принятии решений на более высоком уровне абстрагирования. Эксперимент так уж эксперимент, а сколько-нибудь действительные тактические и оперативные решения с украинской стороны могут и подождать. Зря, что ли, белые люди содержат эту свободолюбивую древнюю нацию.

Через месяц того же голову канадської ради по имени никто не вспомнит (я уже забыл), но вот эти числа сохранят актуальность на десятки лет, а историческую ценность на века.

Личный состав ВСУ и пособников ещё называют «мясом», хе-хе. Не про них честь. Они даже не электрические генераторы для Матрицы. Они отдельно взятые биты, причём не лаптёжные и не бейсбольные. Были единичками, стали ноликами. Биты и убиты, подсказывает внутренний поэт.

Понятно, что у каждого человека есть глубокий внутренний мир, счастливое детство, певучая мова, планы на жизнь и так далее, где под «далее» подразумеваются двуцветная тряпка над могилой, плачущие родственники (имущественные вопросы затрагивать не стану) и ма-аленький электрический заряд на ма-аленькой неоднородности кремниевого кристалла. А начальство добежало до канадской границы и в отпущенный ради маскировки ус не дует.

Всякий юмор основан на несоответствии описаний.

3. И напоследок, если уж всуе помянута историческая ценность.

Полагаю, что читатель, не слишком коррумпированный киношным подходом к жизни, согласится с тем, что большие дела готовятся долго. Соответственно, упреждённое СВО «окончательное решение донбасского вопроса» тоже готовилось долго (не готовилось, выполняли бы Минские). Да и сама СВО, конечно, отнюдь не экспромт, в отличие от «северного ветра».

Для обоих мероприятий речь идёт о годах и годах. О 2019 годе уж точно.

А тогда, в 2019, на Украине бушевала президентская кампания; боролись, так сказать, между собой идеалы. «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень», Порошенко и Зеленский… стоп, это уже слишком, Пушкина эта мразь не стоит. Прошу прощения.

Во всяком случае, карательный поход на Донбасс готовился уже тогда. Не в смысле отмашки на вторжение, а в смысле его обеспечения: в государствах, даже марионеточных, административную работу и следующие из неё физические усилия часто предпринимают, то бишь проводят «на всякий случай». Опять же, можно навариться.

Порошенко ушёл до того, как решение о вторжении было принято. Он за это решение не отвечает, он соответствующий набор документов не подписывал. Решение принимали уже Зеленским. Сам артист комического жанра, понятно, до своего триумфа на выборах не мог достоверно знать о подготовке к зачистке народных республик. Комика поставили перед фактом, факт его одолел, и Вы сами видите, во что комик со временем превратился. Случись такое век назад, Горлума бы звали по-другому.

Короче, Порошенко знал и собирался уйти, Зеленский не знал, отважно бился и был преисполнен оптимизма.

И вот теперь напомню эпизод с коленопреклонением. Имейте в виду, Порошенко знал.


Это ведь что-то эпическое, согласны? Привидься такое Франсуа Рабле, тот бы плюнул и запил, а потом вернулся в монастырь и принял бы обет молчания. Узнай Платон, он Сократа не стал бы пересказывать. Одна эта шутка, рискну утверждать, завоевала Порошенко титул величайшего комика… ну, с начала тысячелетия точно. А Вы считаете олигархов тупым ворьём. Стыдно.

Ну и хватит, пожалуй, а то читатель уже катается по полу, держась обеими руками за живот. Я лучше вернусь к своим скушностям о том, что такое хорошо и что такое очень хорошо.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Стоп. Совсем забыл разоблачиться перед аудиторией. Значит, так. Верю официальным сообщениям о делах в СВО, прикрытым весьма редкими экспертными простынями, которые покупаю. Деньги в СВО пересылаю нерегулярно и немного (что-то вроде 3% от зарплаты). Военного образования у меня нет. Угрозы авторам с числом просмотров более одной тысячи не представляю, и это число может быть уменьшено прямо пропорционально пылу автора. «Ты догматик. Талмудист и начётчик!» – да, аз есмь, согласен по всем трём пунктам: не ругаться же «отгребись ты, членами с тобой мериться».

Взято из черновиков начала лета, слегка причёсано и выложено сюда, чтобы не забыть вновь.



0. Напомню городу и миру, что я считаю вредоносной саму идею «элиты» как подгруппы, выделенной по её признанному превосходству над окружающими. Смысл идеи прост, это всё то же стремление к экономии усилий в сложной и разнообразной деятельности через отказ от вложений в «не-элиту», которые якобы не окупаются. Мол, не надо учить кухарок, они всё равно не будут управлять государством: и не спрашивайте нас, «элиту», куда ушли сэкономленные на кухарках деньги. Мы настолько выше вас, что не считаем нужным вам отвечать.

Это моё мнение, однако, не отрицает ни существования превосходства как ценности, в той или иной мере присутствующей в общественных отношениях в любом обществе, ни того, что власть как явление обязана собой этой ценности. Я полагаю, что и какие-то решения по организации власти (читай: государственному строительству) тоже будут заданы понятием о превосходстве, существующем в каком-то обществе.

Далее я проанализирую это понятие согласно классификации обществ – точнее, цивилизаций – из работы «Поведение». Про решения тут нет.

1. Мой анализ основан на том положении, что превосходство в общественных отношениях проявляет себя как право усиливать и ускорять применение действующего в обществе этического принципа. Для этого и нужен авторитет как нечто, что может быть приписано одному человеку.

Авторитетный человек сделает то же, что сделали бы «все вместе», но он сделает это быстрее и точнее, так что обществу это обойдётся дешевле. Да, опять экономия энергии: это фундаментальный принцип в нашей – в моей, во всяком случае – Вселенной.

2. В «южном» обществе действует правило «я должен делать другому то, что он делает мне». Множество «хороших», разрешённых действий в таком обществе меняется в соответствии с изменением условий существования («природа сделала мне»). Такое изменение, очевидно, запаздывает просто потому, что до людей доходит не сразу.

Превосходство тут получит как раз тот, кто с изменением внешних условий сможет быстро и доходчиво предложить окружающим такой пример для подражания, который выльется в успешную адаптацию к изменившимся внешним условиям. Думаю, это «герой»? На заднем плане тут снуёт «искуситель», который столь же харизматичен, сколь и «герой», вот только подражание ему ведёт к катастрофе. Ну и пусть снуёт, не стану верующих обижать.

3. В «восточном» обществе, с его «я не должен делать другому того, чего он не делает мне», множество разрешённых действий со временем сокращается. Действие может утратить статус разрешённого, если к нему не прибегать достаточно долгое время. Тогда возвращение к нему наткнётся на нежелание хорошего «восточного» человека начинать первым.

Соответственно, превосходство в «восточном» обществе будет основано на праве вето, то есть на способности запрещать, убирать какие-то действия из разрешённых сразу, без отсрочки. Носители этого превосходства в глазах окружающих окажутся «защитниками» и/или «угнетателями».

4. В «западном» обществе работает принцип «другой должен делать мне то, что я делаю ему». Здесь множество разрешённых действий со временем растёт, ибо всякий новый завих не запрещено предлагать окружающим, а право мешать этому завиху возникает лишь тогда, когда он доставляет неприятности, и лишь у тех, кому он доставляет неприятности. Это означает, что завих, каким-то макаром охвативший решающую часть «западного» общества, останется в нём навсегда.

Отсюда «западное» превосходство создано правом разрешать сразу, без «этих утомительных телодвижений». Это «освобождение» или «разложение», которые можно называть «либерализацией» и «коррупцией» соответственно.

5. «Северное» общество основано на идее «другой не должен делать мне того, чего я ему не делаю». Это «не должен» можно истолковать и как «физически/технически/морально неспособен» и «получит по морде, если попробует, и он это знает». Первое, кстати, следует из второго. «Северный» этический императив прямо противоположен «южному», здесь правильным считается не чёткая и быстрая адаптация к изменившимся условиям, а рассудочный отказ адаптироваться и целенаправленная – возможно, долгая и неприятная – работа на восстановление условий, бывших ранее.

Превосходство в «северном» обществе, таким образом, обязано собой праву успокаивать окружающих, прекращать у них истерики, вызванные изменениями во внешнем мире. Не надо путать это с «восточным» правом запрещать, которое относится к самим поступкам, а не к их движущей силе.

6. Теперь самое интересное. Как это осознаётся самими членами общества? – и теми, кто, и теми, кого. Какие сущности отвечают за превосходство в разных обществах? Что именно надо прокачивать, чтобы твоё превосходство считали чем-то правильным? На чём основан авторитет?

В «южных» обществах это чутьё – речь идёт не о параметрах органов чувств, а о непосредственной и зачастую неосознаваемой связи эволюции собственных поступков с изменениями в своём окружении. В «восточных» обществах работает опыт: если человек дожил до почтенного возраста и не нарвался, то имеет смысл его слушать и не делать того, чего и он избегал. В «западных» обществах это, очевидно, деньги как мера успеха.

Отмечу, что эти сущности не созданы необходимостью понять превосходство в конкретном обществе. Они всего лишь ею востребованы, а сами по себе они нужны для других целей и присутствуют, полагаю, везде. Опыт может быть набран в делах денежных, успех может быть обязан чутью и т. п. Я всего лишь говорю о том, что оценивают люди в разных обществах.

7. Насколько я могу судить, «северный» авторитет основан на самообладании, которое в общественных отношениях противоположно чутью. Интерес к окружению может быть тем же, что и на «юге», но правильным считается предвидеть происходящие изменения, понять их до того, как реагировать, выделить в них изменения неправильные и спланировать работу по обезвреживанию этих неправильных изменений или по их отмене. Чутьё же требует этим изменениям следовать.

Самообладание человека проявляет себя в делах общественных как его компетентность. Он знает, что происходит, он способен это объяснить, он может предсказать развитие событий, он знает, как противостоять неприятностям. При этом речь не идёт о «знает и мог бы объяснить, если бы не орал от ужаса»: такое с компетентностью несовместимо. Именно что «способен объяснить» здесь и сейчас, со спокойным лицом.

Напрашивается понятие «эксперт», но оно крайне измордовано, оскоплено и опошлено нынешними медийными практиками.

Впрочем, читатель может рассмотреть и оценить образ В.В.Путина в медиа, лояльных государству РФ, чтобы понять, что именно я имею в виду. То же касается и подачи деятельности официальных органов РФ: торжествуют указания на их информированность, спокойствие, наличие согласованных, упорядоченных и объяснимых планов действий.

Для завершения оценки можно сравнить эту подачу с тем, как российские медиа, правдиво или нет, повествуют о политической и административной деятельности «у них там»: основным доказательством её неполноценности служит не безуспешность самих неприятельских усилий, не запоздание и неадекватность таковых, не отсутствие способности остановить (воспретить) какую-то угрозу: нет – именно перманентная истерия плюс дилетантство, выливающиеся в верхоглядство и в неспособность к упреждающему расчёту.

Именно это отвратительно «северному» обществу, именно это нам предъявляют как решающий аргумент против признания превосходства наших противников.

Я мог бы заглянуть в прошлое и спросить, чем нам тут запомнилось воплощение абсолютного зла по имени Адольф, но это стало бы совсем лобовым примером.

Спасибо за внимание.

Я хотел было вернуться к составлению своего взгляда на достаток, однако марксовы выкладки по коммунизму, если придерживаться метафоры взгляда, упорно попадаются мне на глаза: с темой они связаны, хотя бы и косвенно. Ладно, на прощание составлю длинный текст.

Раз.

Маркс, с его уверенностью в совершенной неизбежности наступления коммунизма, с той же уверенностью считает неизбежным первоначальное наступление коммунизма вульгарного, грубого, первобытного. «Первобытный» тут в смысле «неотёсанный», а не «то, как жили наши древние предки». Маркс отдельно проговаривает, что идея о неизбежности наступления коммунизма означает, что раньше его не было. Если бы он раньше был, и история успешно с ним расправилась, то какая же тут неизбежность? Задавят и сейчас. Нет уж, дебют.

Что такое, по Марксу, этот вульгарный коммунизм как решение по общественному устройству? Маркс называет его «всеобщей частной собственностью», обобщением и завершением отношения частной собственности.

«Это всё, конечно, очень бла-ародно, только как там насчёт баб?» Именно насчёт баб Маркс приводит предельно доходчивый пример. Брак можно рассматривать вид частной собственности, а в случае «общности жён», которую Маркс зачисляет в реалии «вульгарного коммунизма», женщина становится общественной и всеобщей собственностью. Маркс употребляет выражение «всеобщая проституция».

…да-да, мы тут в XXI веке, так что про мужиков так тоже можно…

Иными словами, «вульгарный коммунизм» основан на том, что каждый работает на всех. А коллективный капиталист, частью которого этот каждый и является, способен мурыжить рабочего не хуже старого доброго фабриканта. Разница между «самоотчуждённым трудом» и «самоотверженным трудом», товарищи, такая же, как между «шпионом»» и «разведчиком».

Маркс замечает, что

«…господство вещественной собственности над ним [коммунизмом – 17ur] так велико, что он стремится уничтожить всё то, чем, на началах частной собственности, не могут обладать все; он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей…»

Такое тонко, но отнюдь не странно. «Кого ты должен забыть? – Безумного Герострата». Вульгарный коммунизм, по Марксу, настолько одержим идеей уничтожения частной собственности, что всякое своё движение измеряет в ней и относительно неё. Согласитесь, что это увесистый прилёт от основоположника «материальному изобилию», «коммунизму к 1980 году» и прочему подобному. Вульгарно, товарищи. Довлеет над вами цель непосредственного физического обладания. Маркс ещё и добавляет, что

«Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд – как предназначение каждого, а капитал – как признанная всеобщность и сила всего общества».

Это уже для «левых» апологетов «мощи советского государства» и прочих «мировых достижений». Тот же капитал, только в профиль. Основоположник приговаривает «оно ещё сильно не то».

Однако в марксовом описании присутствует очень… скажем так, знакомая странность.

Грубый коммунизм якобы «хочет насильственно абстрагироваться от таланта», то бишь в своём стремлении к уравнению он вынуждает людей отказываться от незаурядности, каких-то особенных способностей. Визу на такое представление о буднях первобытного коммунизма, как видите, дал сам Маркс, да ещё в сочетании с утверждением о неизбежности этих будней.

И здесь, рискну утверждать, основоположник ошибся. Вряд ли намеренно, кстати, скорее уж по недостатку информации.

Смотрите. Вот Маркс выдаёт всё в том же рассуждении, уже после абстрагирования от таланта, но ещё до баб, в смысле общих женщин. Цитата длинная.

«Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него – определённая ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением её, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос ещё до неё».

И я опять вспомнил, где я читал о том же самом совсем с другой точки зрения.

«Для Третьей этической системы базовой эмоцией, связанной с ней, является зависть (понимаемая широко, – как «желание получить»), а мотивационным импульсом – нежелание переживать эту эмоцию. Для этого общество должно способствовать тому, чтобы каждый человек имел возможность что-нибудь получить, а для этого – хотя бы не мешать его деятельности в этом направлении. Третья этическая система учит людей не мешать друг другу добиваться своего. Её можно переформулировать так: «не мешай другим делать то, что ты хочешь делать сам».

Третья этическая система – это «этика достижения». Позитивным эмоциональным результатом следования ей является успех. В этом случае в обязанности «достойного человека» обычно входит демонстрация своей высокой самооценки, уверенности в себе и т.п.».

Понятно, что «стяжательство» и «желание получить» в цитированных высказываниях тождественны. Вульгарный коммунизм, по Марксу, работает именно что на удовлетворение и предотвращение зависти, так что по сути является предельным, «наибеднейшим» и, по самому же автору, неестественным случаем, стартовой позицией либерального общества, описанного у Крылова в части «Цивилизационные блоки» в главке «Поведение в рамках Третьей этической системы».

Грубый коммунизм, описанный Марксом, может развиться только и именно в либеральное общество, когда «чтобы каждый человек имел возможность что-нибудь получить» остаётся (сначала это «что-нибудь» идентично у всех), а вот способность окружающих «мешать его деятельности в этом направлении» сходит на нет. Тогда «успех» будет у всех. Это и есть среда обитания розового и голубого западного «левого» дискурса. Точнее, «западного» «левого дискурса», который может существовать только в рамках «западной» этики и отвечает только Третьей этической системе. Накормите меня, и я, накормленный, научу вас про гендеры (это, если что, не «мешать» окружающим, а «помогать» им).

А у нас был «северный» первобытный коммунизм. Он работает на другом топливе, то есть на ненависти, и заведён на устранение именно этой эмоции.

То отношение частной собственности, упразднение которой, по Марксу, и составляет коммунистическое движение, равно неприятно в любом обществе. Только переживают эту неприязнь люди по-разному.

Маркс пишет (см. выше), что

«всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции».

А с какой, извините, стати? Да, «что вижу, о том пою», а в Западной Европе образца первой половины XIX века с повёрнутостью на собственном превосходстве именно её завихи казались обязательными для всего мира. Значит, «всякая частная собственность как таковая», без вариантов. Что в Британии, то и у всего человечества.

Однако вот ненависть, по Крылову, это

«Желание вернуть своё», которое «принципиально отличается от желания присвоить чужое. Оно возникает в ситуации, когда своё продолжает признаваться субъектом именно своим, а тот факт, что им обладает кто-то другой, воспринимается как помеха. С этой точки зрения объект ненависти не обладает тем, что субъект считает своим, а просто мешает субъекту обладать тем, что ему принадлежит. Поэтому единственным способом вернуть себе возможность обладания своим является не «обратное присвоение» (своё не признается чужим), а уничтожение помехи, препятствующей должному отношению к своему (например, ненавидимого человека). Ненависть предполагает, что «правильное положение вещей» восстановится само, как только будет убрана помеха».

В условиях дефицита жизненных ресурсов зависть и ненависть могут обосновывать одни и те же действия на совершенно разных основаниях. Убрать конкурента (зависть) и убрать паразита (ненависть) предполагают схожие по планированию и исполнению неприятности для того, кого убирают.

А вот там, где можно развернуться, зависть всё равно останется («он делает дело лучше меня» есть относительная, а не абсолютная оценка), и с ней «западный» вульгарный коммунизм будет разбираться так же, как и при недостатке ресурсов. «Северный» же вульгарный коммунизм здесь лишится почвы для вынужденной ненависти. Да, принципиальные паразиты так и останутся целью, но исчезнут претензии к ближнему твоему, который ест твой хлеб просто потому, что хлеба вообще мало.

Отсюда и то самое взрывное освоение доступных возможностей, с которым принято ассоциировать героический период советского коммунизма. Это такое же избавление от ненависти, как тотальная уравниловка – избавление от зависти через отрицание стяжательства. Отсюда же очень жёсткая борьба в ситуациях, когда ресурсы в принципе ограничены (административные иерархии, узкопрофессиональные сообщества), и невозможно избавиться от представления о том, что сосед присвоил твоё.

Зависть в грубом «северном» коммунизме, как показывает история, всемерно поощрялась. «Догнать и перегнать» (если это не предельное выражение зависти, то что?), «социалистическое соревнование» как культивируемая конкуренция (сущность которой и составляет зависть, по тому же Марксу) и прочее такое же. «Массовый героизм» в грубом «западном» коммунизме есть нонсенс, а в грубом «северном» он естественен именно потому, что герою можно завидовать, славу можно стяжать (речь идёт о разрешённом способе добиться цели, а не о славе как цели).

Напомню, это верно только для избытка возможностей. Их недостаток для вульгарного «северного» коммунизма намного опаснее, чем для его «западного» собрата. С этой точки зрения «северный» вариант примитивного коммунизма куда более хрупок, однако это уже совсем другая история.

Напомню и другое. Указанное различие не делает «северный» вульгарный коммунизм более продвинутым и совершенным, то есть менее первобытным, нежели «западный». Никуда не девались ни такое отрицание частной собственности, при котором она одновременно служит мерой всех вещей, ни отождествление всякого человека с рабочим у станка.

В заключение замечу, что не готов оценить перспективы развития «северного» вульгарного коммунизма. Не с чем сравнивать. Тут придумывать надо в писательском режиме.

Два.

Из того самого «господства вещественной собственности» – и того, что существует в действительности, и того, которое формирует наши предсказания дел коммунистических – следует затмевающий остальное интерес к обещанию «каждому по потребности». Здравомыслящий человек сперва поинтересовался бы, как с него спросят «по способности», но мы-то все знаем, что ничего нового тут не будет, мы же и без того всецело отдаёмся, да-да.

Что же до потребности, то Маркс анализирует само понятие о ней следующим образом. По крайней мере, так я понял его анализ.

До коммунистического переустройства своих потребностей у человека (того самого «индивида, обладающего некоторыми свойствами вида») попросту нет. Есть биологические позывы, которые могут не быть ограничены по силе, но всегда ограничены по области применения, то есть по воспроизводству той популяции, к которой индивид принадлежит. «Воспроизводство» – это для первой половины XIX века, напомню: слов об одном ребёнке в семье как о нормальном положении дел тогда бы просто не поняли.

Такие позывы не требуют от индивида управления собственным поведением. Напротив: они порабощают индивида. Кроме того, они неразборчивы: голодному человеку нужна еда, а не блюда. Сами потребности начинаются с какого-то уровня потребления.

Всякий предмет, служащий целью уже не позыва, а потребности, в докоммунистическом обществе человек создаёт для кого-то другого и одновременно против кого-то другого, то есть с целью ухудшения чужого благосостояния. Это ухудшение с развитием и усложнением производства сводится к (навязанной через манипуляцию и прямые угрозы) отдаче денег/капитала как идеального товара за ненужные человеку вещи как товары неидеальные.

В докоммунистическом идеале человек копит, чтобы иметь возможность удовлетворить любую свою потребность, то есть купить что угодно, в том числе любое представление окружающих о себе. Само наличие такой возможности тождественно наличию такого представления и обусловленному им поведению окружающих. «Демонстрация своей высокой самооценки, уверенности в себе и т.п.»: тот, кто может купить себе звание профессора, и есть профессор, его надо слушать.

Это, напомню, говорит Маркс, то есть это «западная» точка зрения на явление. В «северной» речь пошла бы о накоплении в смысле создания способности устранить любое препятствие между человеком и тем, что человек и так считает своим. Сходство присутствует, но присутствуют и различия.

Маркс считает, что там, где исчезает соперничество между людьми и прекращается их состояние самоотчуждения (наступает коммунизм), исчезает и необходимость выдумывать потребности другого человека. Человек формулирует их для себя, в порядке управления собственным поведением.

Суммируя уже моё понимание вопроса и одобрение ответа, потребитель превращается в ценителя, и потребности такого ценителя суть именно те, которые при коммунизме обещаны «каждому по». Сорок пар штанов и семь комнат уходят в историю так же уверенно, как и по три раба каждому землепашцу.

Поясню. Представьте себе, – а представить такое нетрудно – что все покупки делаются Вами на заказ, да ещё и с задержкой на пару дней (подписка возможна). Желательно всё с доставкой, чтобы даже не появляться в магазине, где Вам по определению хотят спроворить необдуманную Вами заранее сделку. А реклама как таковая вообще отсутствует, так что всякую сделку предлагает тот, кто платит деньги (Вы), а не тот, кто выставляет товар.

Подозреваю, что тогда и Ваши потребности, и Ваше потребление сильно отличались бы от нынешних, причём отличались в режиме «а что, разве можно по-другому?» Да-да, Вы и нынче не поддаётесь ни на что, и у Вас есть только то, что Вам действительно нужно. Верю. Это я один такой, дрожащий на ветру, среди неколебимых истуканов с острова Пасхи.

Три.

Очевидная претензия к предыдущим рассуждениям. Хорошо, пусть люди формулируют собственные потребности, и всё вокруг них обустроено так, что эти потребности можно удовлетворить. Почему такое обустройство не разлетится к чертям при первом же удобном случае? Почему человеческие потребности не станут противоречить друг дружке так, что их удовлетворение окажется невозможным при любом развитии науки и техники?

Что прямое, что ироническое объяснения известны давно, они состоят из одного и того же слова «сознательность», различаясь интонацией и мимикой. Сперва, понятно, было прямое разъяснение, а в расплывчатую и беззащитную «сознательность» оно мутировало потому, что неофитам казалось непривычным и малоприятным. Смотрите.

Я атеист и материалист. Главная черта такого мировоззрения: я знаю, что у меня нет души. Да, я управляю своим поведением, я являюсь частью самого себя, но у меня нет «я», отдельного от меня. Моя несознательная умственная деятельность, пресловутое «подсознание» – это тоже я.

Прямым и неизбежным следствием такого понимания будет понимание того, что все мои мысли суть производные от событий в материальном мире. На самых разных уровнях и в самых разных аспектах. Никто не сказал, что производные эти должны быть однозначны, или что их всегда берут безошибочно: и со свободой, и с воображением у меня всё в порядке.

Всякое другое, нематериалистическое представление о себе и мире обязательным условием имеет тезис о связи человека с чем-то нематериальным, не подчинённым законам этого мира, и, значит, об ограниченной ценности этих законов сравнительно с собственными завихами представляющего.

И вот эта публика действительно не способна составить общество, где «каждому по потребностям», потому что она не будет видеть ни в себе, ни в соседе часть материальной и только материальной природы. У неё всегда будут «высшие ценности», которые сводятся к оправданию насилия и обмана. Как по отношению к другому, так и по отношению к себе.

Концепция «сознательности» представляет собой утверждение отсутствия тех самых «высших ценностей», то есть разъяснение того, что не существует нематериальных, внешних по отношению к материальной Вселенной, причин для любых поступков человека, то есть поступков «хороших» или «плохих». Любой же, утверждающий обратное, есть дурак, шарлатан и, в пределе, безумец.

А вот теперь попробуйте объяснить такое неофиту или, как там его, «сочувствующему». Он же сочувствовать перестанет. Он ведь думает, что человек может быть либо паствой, либо скотиной и даже не понимает, что это, во-первых, одно и то же (скотина – это паства без тормозов), а во-вторых, ни обязательно, ни неизбежно.

Тем более, что отсюда следует ещё один очевидный, мерзко материалистический вывод: ему этого коммунизма не видать хотя бы потому, что с ним и для него такой коммунизм по определению не построить. Очень завлекательно, да.

Посему да пребудут «сознательность» и «материальное изобилие» или, как утверждает паства, «бог должен быть в сердце» и «всем воздастся».

Итого.

Неизбежными и определяющими чертами вульгарного коммунизма как общественного решения будут работа каждого на всех – на условиях, достигнутых ранее, в «рыночном» обществе – и понимание благополучия как сугубо материального обладания. Обеспечить такое можно только через коллективно одобренное распоряжение распределением.

Черты вульгарного коммунизма низшего уровня абстрагирования, однако, могут очень отличаться в разных обществах, так как «отрицание частной собственности» есть вопрос не только технический, но и моральный, то есть его решение зависит от того, какие переживания член общества считает допустимыми в обыденной жизни у себя и других. Где-то нужно отрицать зависть, а где-то нужно отрицать ненависть.

Обязательным условием развития вульгарного коммунизма, ухода от него в любой его версии будет приобретение человеком права самостоятельно определять (формулировать) свои потребности и удовлетворять их.

А уже это невозможно без последовательного отказа от идеализма, лишения его статуса доктрины и сведения его к операции «идеализации» как округления человеком своих впечатлений из-за недостаточной разрешающей способности человеческого восприятия.

Как видите, это целый набор игольных ушек, в которые, к тому же, повинен пролезать не какой-то там верблюд, а огромное множество людей, вовлечённых в сложную взаимосвязанную деятельность.

Так что вульгарный коммунизм, обрисованный Марксом, имхо, возможен лишь как следствие крушения высокоразвитого «рыночного» общества, если это крушение было бы осмыслено до или после того, как оно произошло.

Такое развитие событий, утверждаемое «пятичленкой», не выглядит для меня аксиомой.

Собственно, всё. Я сохраню свои заметки

а) о «торговле на заказ» как обязательном (и очень дорого обходящемся) стандарте,
б) о возможности и способности выбирать, как ограничивающих «снизу» условиях состояния материального достатка,
в) о цели накопления в «северном» обществе, и
г) о сущности той опасности, которую для развития общества представляют собой верующие самого разного покроя и пошиба.

Они, заметки, мне ещё пригодятся. В конце концов, я рассуждаю, а не проповедую. И, аппелируя к моему настроению, «INSUFFICIENT DATA FOR MEANINGFUL ANSWER».

Спасибо за внимание.

А у меня тут осенний семестр с шестидневкой плюс переезд с компьютера на компьютер, равный половине формата цэ. Я уже старенький, собирать машину не хочу, потому сразу заказал готовый и чистый: игровой, конечно. Сейчас обминаю W11 на чистой машине (лицензионная: српски пријатељи, хвала вам) и тихо охреневаю от перспективы сортировки того, что копилось у меня, кочуя с винта на винт, в течение 13 лет (вообще-то дольше, это только в «установке и удалении» первая дата 2010). Не потому, что такое сложно, а потому, что вспоминать себя самого за всё это время – пытка.

I will survive. За хорошую память надо платить.

Кстати, если кто покажет пальцем на редакторы и конвертеры возможно большего количества форматов видео и аудио, каковые редакторы и конвертеры можно честно купить у своих, то заранее благодарю. Мои либо древние, либо чужие, которые нынче пейпала желают. И ещё, форматы... те же аудио, так они, например, и MIDI (и просто так, и для AWE), и XM.

Про шестидневку я как-нибудь потом, чтобы без богохульств. Хотя… скорее интересный вызов по отладке быта, по балансированию труда и отдыха уже на уровне move cooldown меньше получаса. Только сначала кажется страшным, потом, напротив, освобождает.

А покамест я отдыхаю, штудируя Карла Маркса. Сами понимаете, иначе никак.

Читаю «Экономическо-философские рукописи», потому что для самого «Дас Капитала» я ещё недостаточно утомился и вряд ли утомлюсь, невзирая на всевозможные оптимизации. Да и вообще, когда в электричке с соседнего сиденья люди косятся на мою книжку и видят

«Итак, уже совершенно независимо от конкуренции, накопление крупного капитала происходит гораздо быстрее, чем накопление мелкого. Но проследим ход вещей дальше.
С ростом капиталов уменьшаются в силу конкуренции прибыли на капитал. Следовательно, в первую очередь страдает мелкий капиталист.
Рост капиталов и наличие большого количества капиталов имеют своей предпосылкой прогрессирующее богатство страны»,

то понятно, что отдыхаешь не зря.

Да и вообще ещё раз. Как это там?

«Тем, кому сейчас 50, мы не нужны. Ни мы, ни наши идеи.
Они нам не простят талонов и очередей.
А те, которые сейчас ничего не смыслят, будут говорить о нас, как о легенде.
А легенду надо подкармливать.
Надо создавать тех сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, которым будет жить человечество через 20 лет.
Как только где-нибудь вместо «ручки целую барину, боже его благослови» выкрикнут «а паразиты никогда» в чей-то персональный адрес, знайте, там нас ждут, оттуда мы начнем своё великое возрождение».

Ну, или что-то вроде. Ладно, я о Марксе. Побуду Олле-Лукой л е.



Маркс в своём анализе понятий, которыми, по его мнению, безосновательно (то есть на основании неких исторических и мировоззренческих констант, которые надо принять на веру) оперируют «политико-экономы», отправной точкой берёт наблюдаемый им здесь и сейчас факт, что с увеличением богатства страны рабочий прямо или опосредованно беднеет, а с увеличением возможностей по освоению окружающей среды сам рабочий этих возможностей лишается.

Что в таком подходе хорошего? Наглядность и следующая из неё претензия на универсальность. Что в нём плохого? То же самое. Если положение английского рабочего первой половины XIX века перенести за горизонт, на безответных негров, и если германскому земледельцу пообещать не меньше трёх славянских рабов, то рассуждения Маркса очень легко игнорировать. «Были демоны, но они самоликвидировались».

Константин А. Крылов в своих рассуждениях о поведении человека в обществе обходит эту ловушку.

Он, во-первых, привычно опирается на дела доисторические и даже дочеловеческие, но, во-вторых, воспроизводимые и потому заметные нынче.

«Все четыре основные ценности имеют дочеловеческое происхождение. Они порождены обществом, а не людьми – а подобие общества существует уже у стайных животных». Раскормленным местным о неграх достаточно долго можно не рассказывать, а потом рассказывать, будто то, что с ними творит высшая раса, им нравится. Вот скрыть животных не получится: они всё время под боком.

Очень интересным выглядит практически полное совпадение суждений Маркса и Крылова по некоему предмету: причём суждение Маркса изложено очень громоздко (не знаю, благодарить ли переводчика), а у Крылова, напротив, суть явления раскрыта в нескольких словах.

Маркс говорит:

«Человек есть существо родовое, не только в том смысле, что и практически и теоретически он делает своим предметом род – как свой собственный, так и прочих вещей, но и в том смысле – и это есть лишь другое выражение того же самого, – что он относится к самому себе как к наличному живому роду, относится к самому себе как к существу универсальному и потому свободному».

Вы думали, что это я пишу путано.

А вот у Крылова:

«Животные не обладают такой способностью [относиться к себе самим – 17ur], поскольку лишены «самообладания». Они не управляют своим поведением. Это не значит, что они управляются кем-то или чем-то извне. Они управляемы собственными инстинктами, которые не являются частью их самих. Это, скорее, видовые признаки. Если «управлять» – значит «определять поведение», то можно сказать, что животными «управляют» их виды. Но отдельные люди, в отличие от отдельных коров и лошадей, способны управлять собой сами. Отдельный человек с точки зрения природы – это индивид, имеющий некоторые свойства вида».

И, далее,

«Видовую компоненту индивида сейчас принято (опять-таки неправильно) называть «индивидуальностью», понимая её как уникальность и неповторимость отдельного человека. За этим термином стоит представление о человечестве как о виде живых существ, чьи особи очень сильно различаются между собой – в отличие от почти неотличимых друг от друга львов, тигров и дождевых червей. На самом деле в человеке сравнительно сильна не индивидуальная, а именно видовая характеристика. Отдельный человек является «своим собственным обществом» и, в какой-то мере, своим собственным видом».

Далее вновь Маркс:

«Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность. Человек же делает самоё свою жизнедеятельность предметом своей воли и своего сознания. Его жизнедеятельность — сознательная. Это не есть такая определённость, с которой он непосредственно сливается воедино. Сознательная жизнедеятельность непосредственно отличает человека от животной жизнедеятельности. Именно лишь в силу этого он есть родовое существо».

Согласитесь, здесь речь у столь различных между собой мыслителей идёт об одном и том же. Не могу судить о наличии намеренного или ненамеренного заимствования, но совпадение поражает.

Конечно, «род» у Маркса явно не только «семья», а у Крылова «вид» – вовсе не упражнение в таксономии: однако у обоих это одна и та же сущность, способность к созданию которой и к обращению с которой отличает хомо сапиенс от остальных животных.

Далее авторы на изложенном основании рассматривают совершенно разные вопросы. Всё равно, это совпадение даёт возможность анализа представлений одного автора через представления другого. Я буду анализировать Маркса по двум причинам: во-первых, он более известен, а во-вторых, не столь понятно пишет.

У обоих авторов речь идёт о «определении» поведения, ограничении его. Зачем востребовано такое ограничение? Чтобы человек не делал «нехорошие», «неправильные», «ненужные» вещи, а точнее, чтобы человек не делал всё сразу, а потому сделал хоть что-то, пытаясь сделать задуманное (то есть вести себя сознательно).

Чтобы во Вселенной из точки А, где человек вот-вот совершит поступок, в точку Б, где человек только что этот поступок совершил, был только один путь. Чтобы состоялось единственное реальное решение из моря виртуальных, а это море схлопнулось бы в него.

Может ли быть по-другому? Легко. Человек, «существо универсальное и потому свободное» – или, точнее, видящее все эти возможности и способное рассказать себе о них (вторая сигнальная, да) – может просто утонуть в этом море, оставаясь буридановым ослом и вообще не совершая поступка, плывя по течению.

И вот именно усилия человека, физические и умственные, по превращению доступных ему возможностей в состоявшееся действие, Маркс называет трудом, а сам результат приложения усилий к природе с целью выделения в ней ранее неразличимого предмета – «опредмечиванием». Цель этих усилий, цель процесса труда и акта «опредмечивания», то есть то самое схлопывание возможностей в действительность, Маркс описывает, как «освоение внешнего мира, чувственной природы». Здесь результатом труда будет выделение созданного предмета из всех предметов, которые можно было бы создать в то же время и в тех же условиях.

Это для Маркса верно в общем, то есть для любого труда: что при «плохом капитализме», что при «хорошем коммунизме». В именинниках у Маркса ходит, конечно, современный ему «отчуждённый» труд. Его рассуждение опирается на наблюдаемые им капиталистические реалии, но часто этой оговорки у Маркса в изложении просто нет; приходится догадываться, что автор уже перешёл от общего к частному. А то, напротив, вновь обобщает.

«Отчуждение труда» Маркс сводит именно и только к тому, что из труда исчезает его «родовая» (или «видовая» по Крылову) составляющая, оставляя человека животным, лишая его возможности прикладывать свою волю и сознание к труду. Или, по вышеизложенному, «отчуждение» труда есть лишение человека возможности и затем самой способности самостоятельно «опредмечивать» свой труд, самому схлопывать доступные ему возможности в единственную действительность. Это изъятие поступков из труда, и оно влечёт за собой абстрагирование рабочего до безличной, ликидной и ликвидной «рабочей силы».

По Марксу, «труд» (усилия по схлопыванию возможностей в действительность) образует «производственную жизнь», то есть ту, которая только и может служить основанием для «родовой жизни» или, то же самое, для существования человека как «индивида с некоторыми свойствами вида» (всё же тут правильнее говорить не «индивид», а «единичный экземпляр»).

Отношение «труда» и «производственной жизни» здесь легко уподобить интегрированию.

Соответственно, требуемая Марксом «родовая жизнь» как «свободная сознательная деятельность» для отдельного человека может быть представлена совокупностью (цепочкой) осознанных человеком выборов и удачных или неудачных, но намеренных усилий (то есть труда) по претворению своих выборов в жизнь. Цепочкой поступков.

«Плохой капитализм», во-первых, лишает рабочего выбора, задавая ему работу, то есть делая так, что человек не может выбирать себе точку А и точку Б в этой Вселенной. В идеале рабочему даже не нужно знать, что и из чего он производит, потому что и то, и другое ему не принадлежит, то есть для него точки А и точки Б вообще не существует. У человека нет доступных возможностей, его вынуждают принять уже состоявшуюся без его участия, а значит, чужую и вовсе не обязательно понятную ему действительность.

Во-вторых, по мнению Маркса, «плохой капитализм» на этом не останавливается, он лишает рабочего и выбора пути между точками А и Б (нанимателю они, по крайней мере, известны). Рабочий зачастую не знает, почему он производит именно так, а в пределе может не знать, как именно он производит, и произвёл ли он вообще что-либо. Человек, обобщу далее, не знает, стали ли его действия поступком, и так он теряет саму способность к выстраиванию своей «родовой жизни», к человеческому поведению.

Получается вполне узнаваемый завод из лемовского «Эдема», случись он не автоматическим. Да и нынешние производственные реалии дают повод поразмыслить.

Далее Маркс весьма изящно указывает, что, если рабочая жизнь делает из человека скотину, то оставаться человеком он может только в нерабочее время, а значит, его «родовая жизнь» будет проходить именно тогда. Но. Если капиталист платит ему минимально приемлемую для воспроизводства сумму, то всю свою человечность, все усилия в рамках «родовой жизни» рабочий употребит на то, чтобы на эту сумму выжить и воспроизвестись (были ж времена, про депопуляцию и подумать не могли). Так «родовая жизнь» становится средством физического выживания, что, по Марксу, неприемлемо.

«Хороший коммунизм» якобы всё это лечит и делает наоборот. Надо сказать, что апология такого общественного решения хотя бы перестаёт быть набором лозунгов и цитат, если к ней присматриваться с только что объявленной точки зрения. По крайней мере, уже ясно, что такое, согласно основоположнику, «сознательность», где её взять и на что её надо употреблять. Удобно составлять описания окружающей действительности и формулировать свои претензии к ней (или к ним). Описания советских реалий… скажем так, некоторые вещи лично мне стали понятнее.

Ладно. Если я всё же войду в стационарный режим по работе, то попробую проштудировать…

…чтобы было понятно. «…рукописи» я прочёл дважды. Главку про отчуждённый труд я перечитывал дюжину раз – и это как целое. Если же считать отлистывания или двухминутные пустоглазия над страницей, то число обязательно будет трёхзначным. Ну, не гасконец я, не гасконец. И вообще я отдыхаю, как было сказано вначале.

…да, так вот: попробую проштудировать на тех же условиях и с тем же ходом мысли марксово понимание коммунизма из тех же рукописей. Тема станется поинтереснее нынешней. А то писатели-фантасты всё же и писатели, и фантасты. Основоположник, он поавантажнее будет.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Основная задача в понимании марксова коммунизма для меня заключается в том, как основоположник видит разбирательство с постоянным возрождением частной собственности (в его же, основоположника, понимании) как следствия всякого усложнения общественной деятельности. Или, то же самое, как марксов коммунизм совместим с развитием.

Вспоминая классиков марксизма-ленинизма на одинокой платформе в долгом перерыве между электричками.

Расскажу то, о чём я думал, гуляючи а) по не виданной мною ранее б) платформе однопутной линии в) под утренним солнцем г) после десятикилометровой прогулки по местам, не виданным ранее. Завидуйте, курортники.

Значит, так. В настоящее время у нас тут на планете Земля идёт очередной раунд борьбы за передел мира. Движителем её выступает вывоз капитала, а противоборствующие стороны примерно соответствуют формам этого вывоза: ссудный капитал и производительный капитал. Угадайте, на какой стороне РФ с её сырьевым экспортом и публично подчёркнутым стремлением соблюдать и наводить порядок согласно писаным протоколам, а не «по понятиям» «основанный на правилах». Подсказка: порядок в любом обществе производят.

Устройство сторон примерно одинаково и называется «государственно-монополистический капитализм» с опознавательным признаком слияния промышленного и банковского капиталов в финансовый, а само господство этого устройства в мире называется «империализм». Знакомые слова, да.

Я Вам напомню Ленина про империализм:

«1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни;
2) слияние банкового капитала с промышленным и создание, на базе этого «финансового капитала», финансовой олигархии;
3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение;
4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир, и
5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами».

Чего Ленин не предполагал? Того, что оружие поля боя (низкий уровень абстрагирования) может исторически мгновенно стать настолько мощным и сложным, что оно выступит ограничивающим фактором того процесса, в стадию которого радикальные социалисты записывали империализм (пункты 4 и 5, а так же 1 с оговорками ниже – высокий уровень абстрагирования по-любому). Можно поставить в строй бездомного с винтовкой, и парень будет рад казарменному довольствию, но миллион этих бездомных ничем не помогут в производстве и содержании ядерного оружия и электронных систем навигации и наведения. Кормить надо всех, вымаривать не получится.

Я Вам и Сталина напомню про основной экономический закон монополистического капитализма:

«обеспечение максимальной капиталистической прибыли путём эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путём закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путём войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей».

Кое-что узнаваемо, однако с «эксплуатацией, разорением и обнищанием большинства населения» уже не получается, а значит, и с «максимальной прибылью» (что ограничивает ленинский п. 1).

Нельзя вынуждать работать на сложном оборудовании, угрожая голодом самому рабочему, его семье и даже его соседу. Это, кстати, дополнительный стимул для вывоза капитала. И ещё раз кстати, с изобретением этих ваших энторнетов семья с соседом снова оказались в угрожаемой зоне, потому что сложному рабочему при многих компетенциях стало на [возможную] семью и соседа плевать, сложный рабочий в твиттер залип.

Всё равно: покуда есть «красная кнопка», в процессе передела мира аспект территориального раздела земли через конвенционные боевые действия будет незначительной составляющей. Стараются и далее хотят стараться по-другому, без маршевых атак на дзоты.

И все эти другие старания… да, они и суть «гибридные войны» в исполнении современных медиа-скальдов. Скальды ими пугают и вдохновляют. Это их бизнес, они с поля боя доход имеют. Им в радость, если «эта музыка будет вечной». Оруэлла я Вам напоминать не стану.

Мне вот что любопытно. Зачем вообще вести «гибридную войну», «ментальную войну» и прочую «борьбу за когнитивное доминирование»? Зачем эта война без поля боя, где людей убивают навсегда? Почему не подумать над «красной кнопкой» для этих аспектов, чтобы притихли и они? А скальды как-нибудь перебьются. Займутся общественно полезным трудом.

Да, сложно, и вряд ли взыщет меньшие усилия, чем создание и содержание Стратегических ядерных сил (вопросы доставки, знаете ли). С концептуальной точки зрения тоже… трансляция аналогий даже на первый взгляд непростая. Гибель солдата на поле боя – вовсе не аналог утраты лояльности гражданином, да и утрата эта – отнюдь не цель «ментальной войны», как бы легче и соблазнительнее ни звучало обратное.

Попутно, конечно, может отбиться, как ядерное оружие отбилось радикально новым источником вполне цивильной энергии. Опять же, с аналогиями тут швах.

Однако первое, что пришло в голову за упомянутый вначале интервал времени до прибытия транспортного средства, это одолжиться у тех же радикалов под красным знаменем с их идеей совершенного переустройства обществ с лишением их возможности к империалистическому противостоянию. Вот только поди вычлени здесь техники, которые ответственны именно за «ментальную войну».

Второе было ещё хуже. Оно состояло в озарении, что именно сейчас война в этом аспекте уже ведётся предельно возможными средствами. Просто они медленные, в отличие от ядерной вспышки над вражеской столицей. И этот ход мысли стался много более убедительным.

Он, правда, натолкнулся на вопрос «а как в этом аспекте будут выглядеть заранее приготовленные бункеры», – вещь необходимая для – и я был вынужден признать вопрос интересным. Ответа не сталось, подошла электричка.

Дарю на размышление. Спасибо за внимание.

Я потратил не так уж мало времени. Да, отпуск, да, в основном отдых, но даже остаточный принцип тут взялся стать более принципом, нежели остаточным. Надо было перечитать, отфильтровать и переработать те размышления, которые я недавно вёл здесь на экономические темы, нумеруя тезисы. Надо было переписать какую-то часть из них заново.

«Переписать» в смысле «если вы думали, что это в блоге у меня слог скучный и запутанный, то вы думали неправильно». А «какую-то часть» в смысле «выделить для публичного изложения одну из тем», а не «оставить остальные части в неприкосновенности и тоже их выложить».

На ссылке читатель, которого никто не заставляет по этой ссылке переходить, отыщет .pdf длиною в десять страниц, со шрифтом в 12 Century, не считая цитат. Заглавие «Взгляд на рынок» может выглядеть претенциозно, но в наше время любое заглавие рассуждения на такие темы должно либо выглядеть претенциозно, либо оказаться длиною в несколько сотен символов. Я выбрал первое.

Я не выделял слова в основном тексте не только для того, чтобы затруднить чтение, но и затем, чтобы иметь хотя бы призрачный повод ещё вернуться именно к этим рассуждениям.

Это не чистовик, но это претензия на него. И сделана она не для того, чтобы показаться хоть сколько-нибудь умным (с началом семестра возможности для этого у меня будет много больше, чем хотелось бы), а для того, чтобы показаться хоть сколько-нибудь честным, не оставив свои ЖЖшные выкладки сиротами. Ну, и на всякий случай тоже.

Другие темы этих выкладок я планирую увековечить в том же формате, что и нынешнюю, хотя времени, увы или к счастью, на это уйдёт много больше. Начиная с осени, оно норовит стать рабочим. И всё равно, чтобы заручиться, я впервые использую здесь тэг «выкладка».

Комментарии я отключаю в силу природной трусости и нежелания колоть глаза правдой.

Спасибо за внимание.

Сошью три старых черновика и запишу рассуждение о том, что такое «ценности», что такое «традиционные ценности», и что такое «нетрадиционные ценности».

Сначала о традиции. Издалека.

Почему вообще возникло общество или, беря глубже, появилась стая как долговременное и устойчивое эволюционное решение? Как и всякое такое решение, из-за энергетической выгоды.

Стайность (или стадность, это одно и то же) сводится к возможности действовать, отталкиваясь от действий соседа. Такое дешевле, нежели полагаться только на собственные органы чувств. Дрожь соседа ближе и понятнее, чем шуршание в отдалённых кустах. Этот подход увеличивает вероятность гибели отдельной особи (ошибки в трансляции), но он может отбиваться на уровне группы, в которой существует стая.

Человеческое общество, как возможность совместных действий в какой-то группе, существует постольку, поскольку соблюдается то же условие энергетической выгоды.

Человек использует общество, членом которого он является. Он конвертирует усилия по выживанию, сэкономленные из-за отношений с окружающими, в удовлетворение собственных потребностей. А в силу наличия второй сигнальной человек делает это сознательно, то есть прикидывая ««что будет, если».

Собственно, вся человеческая цивилизация как способность популяции хомо сапиенс к осуществлению сложных и целенаправленных действий стоит на этом использовании общества. Без такого использования невозможно разделение труда.

Как можно использовать общество? Двумя путями. Первый – это сделать к собственной выгоде что-то, чего от тебя не ожидают (можно что-то новое, но не обязательно). Второй – не делать того, чего от тебя ждут, то есть экономя усилия в большей степени, чем сосед. И в том, и в другом случае общество в группе оказывается расходуемым, изнашиваемым предметом, как и всякий используемый предмет.

Обычай, существующий в группе, где есть общество – это список ожиданий от членов группы в некотором классе совместных действий. Любой обычай выглядит как набор поступков, в наименьшей степени расходующих общество при исполнении этих действий.

Традиция – это сравнительно сложный обычай, применимый для (классов) действий составных и/или многообразных.

Приписывание обычаю и, далее, традиции способности к укреплению общества, к его генерации – это ошибка, зачастую ненамеренная. На самом деле традиция есть способ экономии общества, а не его создания или воссоздания. Разница здесь принципиальная.

Теперь о ценностях.

Ценность предмета как величина – это количество усилий, которое человек согласен потратить на изменение своих отношений с другими людьми по поводу действий с этим предметом. Например, действия по унижению того, кто унижает Вас или симпатичного вам человека, могут сильно отличаться по затратам энергии, физической и умственной.

На всякий случай открытым текстом: «предмет» здесь вовсе не обязательно материальный объект.

Ценность как величина у любого предмета для любого человека может быть измерена. Это измерение в общественной жизни происходит постоянно, иначе общественные отношения были бы невозможными.

О ценности традиции.

Традиция ценна для человека настолько, насколько важно для него наличие согласованного списка ожиданий в исполнении какого-то дела.

Ценность традиции минимальна, когда это дело задано приказом или инструкцией («единственно верным учением» как средством их генерации). Тогда ожидания игнорируются в принципе: «делай, как я сказал».

Максимум традиции состоится при полном совпадении действий, из которых состоит дело, с поступками, входящими в традицию. Это ритуал.

Надо обязательно указать, что увеличение традиции в каком-либо деле обесценивает эту традицию (советским людям этого можно не объяснять). И, наоборот, доминирование инструкции, дефицит традиции в каком-либо деле увеличивает её ценность (житейские мелочи мирного времени у солдат на передовой).

Отсюда можно сформулировать «ритуализацию» и «деритуализацию» как технологии общественной деятельности по насаждению, истреблению или модификации (пегегаспгеделению, товагищи) традиции в обществе, то есть управлению его расходами на какие-то действия или классы действий.

Далее о «традиционных ценностях».

«Традиционные» тут прилагательное, так что к ценностям обращаются не как к величинам, но как к сущностям, к предметам. Оглашают весь список в меру своих завихов.

Что такое ценность как сущность? Способ существования ценности как величины. Ценность как величина (пусть будет «важность») соответствует силе переживаний человека при (реальной или воображаемой) трате тех усилий, на которые он согласен для изменения отношений с другими людьми по поводу оцениваемого предмета (пример – собственность, ценность/важность вещи).

Значит, сами эти переживания и есть ценность как сущность. Физические переживания тоже сюда входят, иначе пришлось бы признать, что ни жизнь, ни здоровье не являются ценностями.

Величин ценностей («важностей») столько же, сколько предметов на свете, помноженных на количество людей, которые об этих предметах знают. Видов ценностей меньше, их множество задано видами человеческих переживаний и возможностями их комбинации. Я согласен с классификацией ценностей, приведённой в «Поведении».

Что такое «традиционный» как прилагательное? «Достаточно ритуализированный».

Соответственно, «традиционные ценности» суть «достаточно ритуализированные» переживания. Не сильные и не слабые, а более или менее ритуализированные, с разной мерой традиции в них и c разной, как ни парадоксально, обратно пропорциональной мерой важности этой традиции.

В рамках «традиционной ценности» перед принятием решения действовать человек переживает то, что он должен пережить, чтобы предпринять именно те действия, которые менее всего израсходуют общество.

Пропаганда «традиционных ценностей» своей конечной и самой глубокой целью имеет приучение человека именно к таким переживаниям, то есть ритуализацию общественной и, в пределе, частной жизни.

Например, ранее упомянутое желание унизить оскорбителя может вылиться в мгновенную пощёчину или дуэль, то бишь в ритуальный поединок. Этот выбор будет даже при одинаковой силе переживания оскорбления (ценность достоинства). Разница здесь в мере присутствия традиции в действиях по избавлению от унижения, то есть в мере экономии самого общества.

Неожиданная пощёчина или рывок на окружающих с ножом расходуют общество больше, чем протокольная перестрелка. Ту хотя бы ожидают и готовят. У Пушкина в «Выстреле» рассмотрена задача нахождения максимума по расходу общества в рамках действующего дуэльного регламента.

И о «нетрадиционных ценностях».

«Нетрадиционные ценности» необходимы как минимум потому, что экономия усилий не может быть единственным подходом к продолжению общества в изменяющихся внешних условиях. Общество можно и нужно расходовать и ради собственного выживания, и для выживания группы, в которой оно существует.

«Нетрадиционные ценности» – тоже переживания, но уже такие, которые ведут к деритуализации частной и общественной жизни, к превалированию в ней приказов и инструкций. На самый нынче заметный пример, публичное одобрение в обществах условного Запада разного рода извращений (ценность свободы) носит во многом приказной характер.

«Нетрадиционные ценности» не являются зеркальным отражением «традиционных». Переживания, соответствующие им, всего лишь не принимают во внимание сопутствующий расход общества. Сами эти ценности определяются тем делом, на которое общество будет израсходовано.

А это означает, что требуется классификация таких дел с дальнейшей расстановкой приоритетов по классам, чтобы не допустить перерасхода общества на предприятия для него бессмысленные, вроде поощрения тех же сообществ извращенцев.

Заключение.

Что ж, как видите, мой взгляд на словосочетание «традиционные ценности» далёк от трибунного благочиния. Более того, с моей точки зрения выражения вроде «традиционные ценности – это семья и Родина» в лучшем случае бессмыслица, а в худшем – попытка принизить семью как социальное явление и Родину как понятие.

Традиция, накапливаясь в делах общественных или частных, обесценивает себя так, что людям кажутся привлекательными решения прямо административные, даже поспешные и радикальные. Напротив, успешный и продолжительный отказ от традиции ведёт к тому, что она становится востребованной в сколь угодно уродливом виде: «блатная романтика» или «духовное возрождение».

Всякая ценность, будучи переживанием, может быть управляема так же, как и любое переживание. В планировании будущего для общества и для группы, в которой оно существует, на ту или иную ценность можно рассчитывать постольку, поскольку можно опираться на людей в этой группе, а не наоборот. Сытый и довольный обыватель станет более рьяно блюсти ценности, традиционные или нетрадиционные, и упражнять общественную жизнь на их основе, нежели обыватель голодный и поротый. Голодного и поротого много легче совратить в любую сторону.

Пожалуй, всё, ибо четвёртого черновика той же степени цинизма у меня для Вас нет.

Спасибо за внимание.

Сижу, читаю «закон о цифровом рубле» и сопутствующие тексты. На самом деле там про внесение изменений и дополнений, так что изменяемые и дополняемые законы тоже лучше иметь на вкладках, если будете знакомиться. Если лень, то можно прочесть только это обсуждение в Думе (во вкладке стенограмм). Я сохранил у себя на машине: по моему мнению, там наилучшее разъяснение для обывателя вроде меня.

Что можно сказать, прочтя? В-главных, то, что пресловутое «отмывание денег» и прочий терроризм есть всего лишь предельный случай их «нецелевого использования», где понятие «целевого» устанавливает государство. Значит, основной возможностью, которую предоставляет цифровой рубль (государству, конечно же), будет предотвращение нецелевых расходов у любого предприятия, как-то ответственного перед государством.

В 1987 году в Союзе приняли закон о предприятии, который замкнул существовавшее тогда раздельное обращение наличных и безналичных денег, то есть появилась возможность «обналички» с соответствующими последствиями. Сейчас, похоже, совершают обратное действие с несопоставимо большими возможностями по избирательности, когда «протокол безнала», или как он там будет называться, можно будет генерировать-подстраивать под конкретный случай или класс. Смарт-контракт с условиями окончательности, безотзывности и проч. У СССР для такой избирательности не было ни достаточно развитой цифровой техники, ни нужды из-за принципиального доминирования государственной собственности. Собственно, огульность действовавшего решения и позволила легко его развалить.

В пределе можно даже вообразить «многоукладную экономику» в действительности, а не в идеологических построениях. Цифровой рубль даёт возможность симуляции разных предприятий, как принадлежащих к разным общественным устройствам, через внешнее регламентирование формирования фондов.

Не в-главных, но в-интересных. Домашнее хозяйство – тоже предприятие. Да что там, предприятие возникает как группа свойств у любого субъекта вместе с появлением у того планов на будущее. Если у предприятия есть какие-то обязывающие связи с государством, значит, есть и возможность управления им (в каком-то объёме) через цифровой рубль.

Избирательно, напомню. Без каких-то оптовых, касающихся каждого нововведений: огульных, принудительных и потому уязвимых. Например, согласие отдельно взятой семьи на форматирование бюджета согласно оптимизированным по региону шаблонам. Замена малых сроков лишения свободы вето на какой-то спектр трат, опять же по согласию. Различные способы предварительной организации долговременных расходов вроде подписок на услуги. И так далее.

Если вспоминать то, о чём я говорил ранее, то в связи с введением цифрового рубля, во-первых, возвращается давнишнее соображение о том, что предприятие можно и нужно за государственный счёт заранее проектировать и сохранять набор документов, достаточных для производства предприятия в заданных условиях. Соответственно, под одни и те же проблемы жизнеобеспечения у местной администрации должны быть свои или скопированные, возможно более подробные шаблоны таких проектов с их подстройкой под местные условия. Я бы сказал, что цифровой рубль может стать средством для решения задач проектирования, сохранения и производства (воплощения в жизнь) таких предприятий.

А во-вторых, если вспоминать мои недавние и ещё не законченные рассуждения на экономические темы (именно поэтому в названии нет префикса «на полях»), то главным в них была и осталась идея гарантии качества обмена третьим лицом. Кроме того, звучала мысль о том, что продавец – тот, кто предлагает сделку, а значит, продавать можно и деньги за вещь. То бишь существует отдельная задача гарантии качества денег как «товара товаров», где «качество» отнюдь не сводится к «неподдельности». Ну... вот. Инструмент для её решения.

Спасибо за внимание.

Недавно я ознакомился с повестью «Биомем» (антиутопия, научная фантастика, социальная фантастика) авторства Владимира В. Смирнова. Да, я читаю его произведения… тут нужны замечания о том, как я вообще читаю, и как мои читательские привычки менялись с возрастом – не вкусы, а привычки… но я лучше про саму книжку, а так – я читаю и не жалею о потраченном времени.

Автор, как правило, ставит лайки моим постам в ЖЖ, и потому я решил задать долгий текст по прочитанному. Специально для того, чтобы убедить читателей в искренности моего приятия автора, а то сами лайки не стоят такой продолжительности.

Что? Нет, автор мне не платит. Он вообще не продаёт свои книги, потому на приплате даже не рецензентам, а так, околовсяким обозревателям вроде меня, он либо разорился бы, либо стал лохом.

Да и какие тут рецензии. Рецензии пишут про эпичность, про эльфов. А тут автор вопросы ставит.

И я начинаю критикам прежних времён завидовать. У них-то это было по умолчанию: «лису, мол, он убил, как в прошлом году, ничего не внес нового в дело охоты» применительно ко всякому отданному на съедение тексту: внёс или не внёс. Им за это платили. А у меня такое скорее редко и по симпатии, так что каждый раз надо разбираться, а оно непривычно.

Так что не рецензия, а вовсе даже заметки в основном по поводу и разве что иногда по причине. Дух автора веет где хочет? Так и читатель не без духа.

Начну с того, что деятельность в области культуры, понимаемая как производство, сводится к производству указателей на «то, как могло бы быть», то есть описаний маловероятных в данный момент состояний человека, общества и группы людей, в которой это общество существует.

Культура всегда есть фантастика, и потому культура в том или ином обществе – это совокупность его чувств, способность общества и людей как членов общества получать данные о своих возможных будущих состояниях. «Направо пойдёшь, коня потеряешь».

Отсюда естественным решением в сколько-нибудь экономном и при этом качественном производстве культурного артефакта будет привлечение внимания потребителя к вещам, которые он вполне себе замечает, но так, на краю сознания, «меня это не трогает».

«Тронет», обещает фантаст и начинает трудится, вызывая в будущем читателе, зрителе или слушателе страх (предчувствие потери) или интерес (предчувствие приобретения) через преувеличение автором нынешней или будущей роли вещей, ныне мало заметных, плохо заметных или редко заметных. Достигают такого преувеличения через устранение соответствующих «мало», «плохо» и «редко». Вещи волею автора читателю навяжутся.

В повести «Биомем» именинником выступает тот факт, что человек, который по всякому поводу норовит звучать гордо, является неотъемлемой частью биосферы. Человек с нею сжился и не замечает её. По крайней мере, до тех пор, пока биосфера не старается изменить его до неузнаваемости им самим, то бишь навязать ему такие потери или приобретения, о которых он не задумывался. До такой степени не задумывался, что даже не знает, приобретёт он или потеряет.

«Биомем» рассматривает ситуацию, когда появляется некий микроорганизм, влияющий на поведение человека. Ничего нового per se, та же кишечная микробиота на наше поведение влияет только в путь, однако этот вид – устами одного из персонажей автор окрестил его «пацификом» – оказывает влияние, имеющее конечным эффектом заботу человека о себе. «О себе» не в смысле «о пацифике», а «о человеке». Человек начинает заботиться о себе и как о теле, и как об особи в сообществе (то есть не за счёт других тел): такое способствует распространению пацифика.

Должен отметить, что это очень гладко придумано. Настолько гладко, что обязательные усилия автора-фантаста по борьбе с естественным недоверием читателя к базовому допущению отнюдь не всегда выглядят обязательными.

В «Биомеме» естественное недоверие читателя (меня) вызывает то, что простой микроорганизм эффективно влияет на сложное и при этом сиюминутное, обусловленное второй сигнальной поведение носителя.

Ради убеждения немало текста потрачено автором на аналогии, на рассказы о том, сколь замысловато в природе окаянствуют уже известные паразиты, заставляя своих носителей и дела вычурные творить, и выглядеть странно.

А оно излишне, оно не убеждает. Напомню, желудочная микробиота есть и у хомо сапиенса, и главные интерес и страх читателя здесь в том, что пацифик с сапиенсом делает, а не с хомо.

Чтобы экономно разъяснить допущение, достаточно постулировать две вещи.

Во-первых, то, что человек-носитель испытывает некую эйфорию… очень древнее решение, конечно. В повести такое есть – в самом конце; подозреваю, что автор поздно спохватился.

Во-вторых и главных: у человека-носителя стараниями того же паразита очень хорошо, то есть быстро и полно воспроизводится память о времени, когда такой эйфории не было. Проще говоря, делая что-то сейчас, «под кайфом», человек тут же вспоминает о том, как раньше он делал то же самое, «но что-то было не то». Понимает человек, что нечто с ним произошло, и расчудесной стала жизнь.

Вот тут уже тогда человечка можно «подсадить», направить на любое необычное действие, сделать это действие сперва привычным, а потом и обычным, всего лишь подтверждая его слабым и кратковременным усилением того самого «кайфа». Тут возникают требования к специфичности и узнаваемости этого «кайфа». Ну, так даже от пива, вина или водки пьянеют по-разному, насколько я помню.

Такой модулируемый носитель уже сам будет отстаивать своё поведение перед соседями во всю силу своей второй сигнальной.

С первой сигнальной, то есть в отстаивании носителем свежеприобретённых завихов перед материальным миром вообще, сложнее и легче. Паразит (точнее, колония паразитов в отдельно взятой тушке) вполне способен менять режим своего функционирования в зависимости от человеческой химии, уравновешивая осознаваемое человеком «мне приятно» и рапорты собственно мяса о своём условно «хорошем» состоянии, замыкая одно на другое.

Функционирование паразита тут, честно говоря, возымеет эффект не улучшить (откуда у паразита понятие о «лучшем»?), а сохранить своё телесное состояние на момент заражения. Однако человек стареет или заболевает, так что да, на выходе в подавляющем большинстве случаев будет именно что забота о своём здравии.

Не уверен, но в сочетании с той самой излишне услужливой памятью речь может идти не только о подталкивании носителя к новым привычкам, но и о небывалой обучаемости, когда носителю будет приятно избегать повторения хотя бы единожды пережитой опасности. Этого у автора, по-моему, нет, хотя могло статься зрелищно, как в «Золотом человеке» Филипа К. Дика.

Я к тому, что базовое допущение фантастической повести «Биомем» воистину похвальное, со множеством реалий от минимума новых сущностей. Другое дело, что даже стартует оно, становясь заметным извне, с необъяснимой синхронности поведения незнакомых между собой людей на публичном мероприятии… воля автора, конечно, но зачем же так грубо, зачем излишние сущности? Легко заменимо и обходимо в сюжете, право.

Вот необходимая заметная извне новизна поведения носителя в «Биомеме» сказывается разве что в стремлении к контакту своих и соседских слизистых оболочек – «в рамках! В рамках культурного обмена!» – без радикальных вызовов общественным приличиям. Поцелуи при встрече, как привет от автора ранним христианам. А то, что заражённый начинает делать зарядку по утрам – «ненаказуемо».

Вторая сигнальная не разгромлена, как у классических зомби, но согласна на почётную капитуляцию. Например, один из персонажей первого плана пресмыкается перед своей женщиной, уговаривая её вернуться к нему, и поди разбери, что им движет – пацифик или любовь. И в чём разница.

Второй сигнальной, мягко говоря, такое привычно. Она и возникла-то всего лишь как дополнительное средство выживания организма, способ адаптации к внешним воздействиям. А использовать её для рассказа детям про тигра, чтобы детей не съели, или от врачей отругиваться, чтобы те пацифика в мозгу не извели – детали.

Так что, по моему мнению, автор идёт в излишние прогоны по обоснованию очень удачного базового допущения. Те же килобайты можно было бы потратить на действительно интересные вопросы, поднятые в отнюдь не продолжительном тексте.

Я перечислю те, что заметил, без выстраивания по важности.

Во-первых, это проблема языка. Автор указывает на то, что объяснять дела природные и процессы безличные, с отсутствующим субъектом, человеку сложно. Человек разъясняет всё через описание чьих-то действий. Персонажи в книге намеренно оговариваются, что пацифик ничего не хочет сам. Это они, персонажи, так судят о нём, чтобы им проще было объясняться (или чтобы читателю проще читать, или чтобы автору проще излагать).

Проблема вовсе не надуманная, поверьте преподавателю. Не можешь рассказать - не можешь осмыслить. Если не можешь найти правильных слов для описания, то будешь отвечать за неправильные, а такое тебе надо?

Во-вторых, это доктрина мультивселенной как обоснование и поощрение видимых изменений в поведении носителей. Словесно выраженное объяснение, с чего они так добреть начали безо всяких велосипедов, и что дальше.

Тут всё хорошо, всё узнаваемо. И то, что доктрина, и то, что для отказа объяснять существующие связи в предмете вводится новый уровень абстрагирования во взгляде на него, и то, что отсюда следуют требования к поведению субъекта без понятных ему критериев соответствия этим требованиям («хорошо» или «плохо», «порядок, основанный на правилах» и проч.). Церковь Келкс в «Анафеме» Нила Стефенсона.

В-третьих, это чётко сформулированное понимание того, что в человеческом обществе некоторое положение дел может иметь своей составляющей следствие из себя самого. Рекурсия такая.

Доктрина, сформулированная под воздействием пацифика, – или хорошо подошедшая под такое воздействие – может захватывать людей, вовсе не заражённых. Иммунных даже. И уже их поведение, де-факто работающее на распространение пацифика в популяции, может быть далёким от благодушного. Что уж там, можно себе представить развитие событий, когда иммунные работают в службе, которая прививает пацифик, потому что это хорошо и правильно.

Автор далее утрирует, предполагая, что всякое исторически известное «начинание, вознесшееся мощно» в масштабах общества, может иметь такую биологическую составляющую, вызванную незаметными изменениями в среде обитания, и уже из неё растущую доктринальную составляющую («биомем»).

Здесь можно вспомнить высказывание в «Хромой судьбе» братьев Стругацких о том, что «выявить соотношение между тяжкими мучениями творца и повседневной жизнью социума – вот что есть задача критики». Пацифик получается тогда чем-то вроде рецензии, хм-хм, на практике выявляя соотношение между второй и первой сигнальными у отдельно взятого человека.

В-четвёртых, автор напоминает и иллюстрирует правильный ответ на условно «примиренческую» позицию, одинаковую во многих вопросах отношения человека к природе или другому человеку. Мол, вещь, которую нельзя понять или нельзя превозмочь, принесла некие блага, так что не лучше ли смириться с ней, не обращать на неё внимания и так жить лучше, чем жили? «Второе нашествие марсиан» тех же Стругацких: «...в силу имеющихся у меня внутренних хронических заболеваний желудочный сок мой надлежит относить к первому сорту».

Правильный ответ, который лучше всего сформулировать как вопрос на вопрос, будет таким: а откуда ты знаешь, что будет с этой вещью завтра, и что она тогда устроит тебе? Сегодня благо, а завтра что? Нынешний штамм пацифика распространяет мир да любовь, а следующий стойкий штамм?

Это не вопрос о «достоинстве человека» перед марсианами (или перед пацификом) как о некой абстракции, то бишь о письменном продукте сотен лет более или менее сытой жизни придворных холуёв. Это вопрос выживания популяции в радикально меняющихся обстоятельствах.

И на случай того, что марсиане сойдут с ума (или выздоровеют), на случай того, что следующий стойкий штамм пацифика востребует каннибализм… именно здесь доктрина мультивселенной оказывается востребована в качестве хоть какой-то подушки безопасности. Она будет тормозить кажущийся единственно возможным сиюсекундный, биологически обусловленный порыв. А если повезёт, то и редактировать изменения в поведении носителя, предупреждая ущерб.

Идеология нужна обществу именно для этого. Она не даёт права человеку вести других за собой. Напротив, она хоть как-то сдерживает тех, кто готов вести других за собой в любой ад, лишь бы вести.

В-пятых, в «Биомеме» в кои-то веки предъявлена единственно разумная точка зрения из спектра «власти скрывают». В книге «власти скрывают» то, что про пацифик они, власти, давно знают, и прививка уже разработана, только делают её тем, кто должен править. А то, что остальные под воздействием паразита становятся стадом… извините, паствой… это только в радость. Легче управлять, мягче конкуренция.

Гипотезу «власти скрывают» и надо применять только с такой точки зрения.

Властям имеет смысл скрывать лишь то, что даёт им конкурентные преимущества перед отдельно взятым обывателем или очень малой группой таковых, «под порогом детектирования», перед слишком малой целью для силового подавления.

Власти не смогут и не будут скрывать ничего от слишком большой группы: во-первых, это сложно чисто технически, а во-вторых, проще использовать силу: видно, где и на ком.

Таким образом, отдельно взятому неглупому обывателю, чтобы правильно упиться идеей «власти скрывают», надо прикидывать, что именно в этом большом и сложном мире, который неизвестен ему (вот та морда в зеркале), но известен сатрапу (вон та морда в телевизоре), даёт сатрапу преимущество перед ним. А он, подлец, им пользуется, невзирая на «в-четвёртых».

И это было то, что я хотел сказать о партийном строительстве здесь и сейчас. А так я про книгу. Точнее, и не про неё уже, посему закругляюсь.

Прочёл. Понравилось. Рекомендую. Да, с эльфами там туго. То есть вообще нет.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Да, следующей из комментаторных вещей, когда время будет (не вкусы, а привычки, да), станется рекомендованный Никитин образца 2007 года. Ужо вам, гибсонам.