Ниже два рассуждения, которые взяли было отдельные старты в моих заметках, но теперь претендуют на одну и ту же беговую дорожку. И в самом деле, кошмар на работе обусловлен не тем, что дела сложные, а тем, что их много!.. посему хотя бы здесь в порядке бессильного протеста усложню, чтобы зараз. Отдых всё же, да.

Это будет очередное замечание по «Поведению», причём на этот раз даже не к основному тексту, а к сноске. Нет, не про экономику. Поверьте, чтение дополнительного трудового договора может надолго отбить желание рассуждать про экономику.

Итак.

Жизнь – это способ существования белковых тел, если кто не знал. Когда-то очень давно сложная молекула на основе углерода стала одновременно реагентом и продуктом множества химических реакций. Ими она и пребывает по сей день.

Почему сложная, почему пребывает? Потому, что на расстоянии в одну астрономическую единицу тоже пребывает себе Солнце – звезда класса dG2V, а по совместительству неиссякаемый источник энергии. Он делает возможным и воспроизведение той стартовой молекулярной структуры, и её диверсификацию, то есть эволюцию жизни.

Вперёд. На миллиарды лет. Никаких «появляются» или «развиваются» применительно к видам живых организмов. Только выживание. Выживают или не выживают виды, однако особи умирают всегда. История жизни на планете Земля – это немыслимое количество смертей. Зависимость распределения этих смертей от внешних условий принято называть естественным отбором.

Здесь идеалисты начинают чувствовать себя неуютно и вожделеть какую-нибудь высшую сущность, разумную или непознаваемую, которая всем этим ведает. Что угодно, лишь бы умереть не до конца, лишь бы за правильные позы отобрали в жизнь вечную. Ну и ладно, пусть их.

А у нас тут уже биосфера, то есть «оболочка Земли, состав, структура и энергетика которой в существенных чертах обусловлены прошлой или современной деятельностью живых организмов». Та форма, которую приняла и продолжает принимать сумма безуспешных усилий по выживанию.

Биосфера входит в условия, от которых зависит выживание. Жизнь получается функцией самой себя не только на уровне клеток отдельно взятой особи, не только на уровне взаимодействия особей одного и того же вида, но и на уровне взаимодействия разных видов, родов, семейств и так далее.

Так и живём в этих рекурсиях. Повторю, миллиарды лет. «Уж сколько их упало в эту бездну», вообразить невозможно. Можно разве что отметить, что сама случайность эволюции, обусловленная ошибками в репликации, в общем исключает полный перебор возможных вариантов адаптации к меняющимся внешним условиям. Выживает первый подходящий вариант, а не самый подходящий.

А потом состоялся знак, который так же относится к мысли, как жизнь к белковым телам. Знак – это способ существования мысли. Не единственный, конечно, как и жизнь не единственный способ существования белковых тел.

И снова вперёд по той же дорожке, хотя и несколько быстрее.

Обойтись без общения разумному существу невозможно, то есть неиссякаемая энергетическая подпитка присутствует. Знаки могут быть поняты хорошо, усвоены прочно, но по-разному, то есть идёт та же диверсификация. Одним из её следствий стало объединение знаков в тексты, усложнение коммуникации. Люди друг дружку переспрашивают, надо объяснять своими словами.

Тексты, и я говорю не только о письменных текстах, – выживают. Какой-то вопрос забудут сразу же, а ответ на него будет жить столетиями. Его будут воспроизводить по-разному в зависимости от положения дел вокруг ответчика и внутри его головы. Так возникнет целый спектр высказываний, которые тоже большей частью будут забыты, а на меньшую найдутся свои вопросы.

Число безвременно и бессмысленно пропавших знаков и их сочетаний я прикидывать не возьмусь. Поменьше, чем померших белковых тел, но тоже вряд ли представимо.

Да, и замечание о «первом подходящем, а не самом подходящем» здесь применимо как бы ещё не сильнее, чем в старом и чём-то добром эволюционном учении.

Что можно предположить, если далее придерживаться этой аналогии?

Скажем, разные языки можно уподобить разным биоценозам, где фитоценозам будут соответствовать разные коды, то есть наборы знаков, в которых может существовать одна и та же мысль в разных языках, а зооценозам – разные, хм-хм, выражения, то есть в каких описаниях существует один и тот же предмет в разных языках. Примечание: да, я знаю, что научное описание человеческого языка несопоставимо сложнее, а значение терминов, которые в нём используют, может сильно отличаться от разговорного.

Аналог биосферы для знаков – это «всё сказано», то есть человеческое поведение (высказывания включительно), в существенных чертах обусловленное прошлыми или нынешними высказываниями. Я не знаю, существует ли уже соответствующий термин, и не готов составить его сам.

Могут ли в рамках этой аналогии существовать тексты, подобные разумным существам? Да, конечно, если помнить, что человек без [ещё не забытого] общества себе подобных – не человек. Пользуясь случаем, материалист напоминает, что души как некоего идеального хранилища человеческой сущности не существует.

Так что речь здесь должна идти не об отдельно взятых текстах, а только об их совокупности, входящие в которую тексты

а) могут не иметь видимой человеком связи между собой даже на уровне подобия, но при этом могут оказывать совместное влияние на поведение этого человека, и
б) созданы на одном и том же языке. Подчёркиваю, созданы, а не написаны: знаки – это не только буквы.

Как читатель уже догадался, это калька с определения общества Константином А. Крыловым.

Добро пожаловать в материалистическое, бездуховное понимание культуры. Множество текстов, подобное множеству людей. Настолько подобное, что отдельно взятый человек, «живущий в реальном мире», может относиться к тексту, существующему в его сознании, как к себе подобному существу, то есть применять к нему тот этический императив, которому он сам, сознательно или бессознательно, следует. Понятно, что гораздо естественнее и привычнее тут адресовать себя к персонажам этого текста, и так это применение по жизни и выглядит, но это именно что отношение к тексту, то есть ко всем персонажам во всём их окружении.

В «Поведении» эта задача упомянута в сноске как «Можно говорить и о других видах истины – например, отношения между реальностью и знаками (текстом)» (ч. III, главка «Этика и понятие истины»).

А дальше как обычно.

«Южная этическая система», «как другой мне, так и я ему». Текст – и все тексты вокруг – выглядят инструкциями. Понимание их не осознаётся как нечто самостоятельное. «Делай так, вот пример для подражания». Этот герой может вести себя плохо, то есть быть отрицательным героем, который украл у меня корову. Однако он должен украсть её как герой, которому я должен подражать.

«Восточная этическая система», «если не другой мне, то и не я ему» утверждает истинность текста как набора запретов. «Не делай так, так нельзя»: и если герой отрицательный, нарушитель, то он уже не герой, и стараниями «восточного» автора даже выглядеть будет криво и отвратно. Истинный текст на «востоке» есть мудрость для его реципиента, и тот лучше всего воспринимает именно текст, который изложен, как мудрость. В отличие от скальдовых хвалебных сопелок, доносящихся с «юга».

Самостоятельного, управляемого понимания здесь тоже ещё нет. Оно будет у «Запада» и у «Севера». Вот там уже «как хочу, так и понимаю», и авторам приходится к такому приспосабливаться.

«Западная этическая система», «как я другому, так и он мне». Во-первых, здесь я уже могу текст выбирать, так что скорость знаковой эволюции увеличивается многократно. Во-вторых, герой здесь я. Истинный текст обязан меня – во всяком случае, такого меня, каким я сам хотел бы быть, каким я себя воображаю – ставить другим в пример, живописать меня светочем. А то, что я хороший, я знаю и так. А если не знаю, то мне объяснят через всякие affirmative actions. И в текстах я в первую голову буду выискивать тех, кто идёт за тем или иным привлекательным персонажем (мной) и в полный голос восхищается им, хотя бы в виде «знаменитых последних слов» побеждённого, тратящего финальные секунды своей жизни, чтобы признать чужое превосходство или обеспечить особую уничижительность реплики над собственным трупом.

«Северная этическая система», «если не я другому, то и не он мне». Право выбора текста остаётся, скорость и конфигурация эволюции сравнительно с «Западом» зависят только от внешних обстоятельств – ёмкость рынка, доступность техники («самая читающая страна в мире» или «фабрика грёз») и так далее.

Однако здесь, на «Севере», я уже не герой, хотя по-прежнему знаю, что я хороший. Здесь я ожидаю от истинного текста подтверждения того, что я мудрец, у которого в случае чего хватит ума не влезть в неприятности и, главное, остановить других от этого.

Поэтому истинный «северный» текст, к которому «северный» человек будет как-то относиться, окажется про то, как люди по дури своей мучаются, и про то, что надо сделать, чтобы это прекратить. И во всех текстах «северный» человек будет в первую очередь искать именно это. Кто сказал «русская классика»? Извините, послышалось. И про «попаданцев» тоже послышалось. И про расплывчатые замыслы, как надо устроить «счастье для всех» и «потом-потом-потом», которые суть прямая противоположность инструкциям, говорящим, что делать сейчас и каким именно макаром.

Думаю, что я ещё вернусь к теме. Из различия между «северными» и «западными» культурами в рассмотренном контексте следуют соображения по наилучшей для «северного» общества организации культурной сферы общества в современных условиях, в отличие от «западной», ныне господствующей в качестве образца.

Опять же, про национальную культуру как явление можно будет добавить пару слов. Или больше, чем пару, но вот «рекурсия» в этом множестве точно будет присутствовать.

Покамест спасибо за внимание.

«– Мы знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие. У нас нет времени самим теоретизировать, но в этом и нет необходимости. Теорий достаточно и без нас. И потом изобилие нам никак не грозит. Оно нам еще долго не будет грозить. Есть задачи гораздо более насущные.
– Повесить Бадшаха, – сказал я.
– Да, для начала. А потом нам придется истребить догматиков. Я чувствую это уже сейчас. Потом осуществление наших законных притязаний. Потом ещё что-нибудь объявится. А уж потом-потом-потом наступит изобилие. Я оптимист, но я не верю, что доживу до него. И вы не беспокойтесь, справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с изобилием и подавно… Догматики болтают: изобилие, мол, не цель, а средство. Мы отвечаем на это так: всякое средство было когда-то целью. Сегодня изобилие – цель. И только завтра оно, может быть, станет средством».©

«Богатство» – понятие сродни «изобилию», эпиграф по делу. Ведь в прошлом рассуждении я поставил вопрос «какое богатство не стыдно», имея в виду намерение подойти через него к вопросу о распределении продуктов производства в экономике группы с позиций аналитической этики.

Дальше я расскажу, как начал отвечать на вопрос в кавычках.

«Богатство» по Далю я бы свёл к «признанному избытку» чего-либо у субъекта («богатый [деньгами] человек») или объекта («богатый [украшениями] наряд»).

Очевидно, что сама возможность признания такого избыточного состояния требует отношений между людьми по поводу человека, – в нижнем пределе отношения человека к самому себе по поводу себя («я гениальный!»©) – или отношений между людьми по поводу вещи: они тоже могут быть вырождены в отношение к себе самому по поводу вещи. «Моя прелесть».©

Отношение людей между собой по поводу вещи называется «отношение собственности» на эту вещь. Поскольку человека можно считать вещью, – сказано без намерения унизить, подразумевается «объект для приложения усилий», «человек является своей (же) собственностью»© – постольку понимание богатства будет единым.

Тогда «богатство» станет «излишней собственностью субъекта», где под собственностью можно понимать и присутствие у члена общества некоторого личного качества.

Исчисление «излишнего» всецело подвержено известному «парадоксу кучи». Сам «богач», относясь к самому себе по поводу своего имущества, и окружающие его люди, относящиеся к нему по тому же поводу, могут иметь разные мнения на счёт границы «богатства».

Порядка ради, запишу следующие расклады.

1. Богач считает себя богатым, и окружающие тоже считают его богатым. Обоюдное признание излишества, общепризнанное богатство.
2. Богач считает себя богатым, а окружающие не считают его богатым. Внутреннее признание излишества.
3. Богач не считает себя богатым, а окружающие считают его богатым. Внешнее признание излишества.
4. Богач не считает себя богатым, и окружающие тоже не считают его богатым. Нулевой случай, богатства нет.

Говоря о человеческом поведении по отношению к своему или чужому богатству, надо говорить о переходах между любыми двумя из этих состояний с точки зрения и самого богача, в том числе потенциального, и окружающих его людей.

Ограничения по умолчанию. Во-первых, в группе «богач плюс окружающие» существует общество. Во-вторых, поступки богача и окружающих как минимум осознанные, а лучше и обдуманные. Невменяемость из рассмотрения исключена.

Далее я запишу те ходы, комбинации которых составят переходы между состояниями 1-4. Надо отметить, что тут есть ещё один уровень разделения, уже по движущей силе: мотивирует эти переходы сам богач или общество вокруг него. Они рассмотрены отдельно в каждом следующем описании.

Начну с потери внешнего признания излишества.

Усилия богача, то есть его намеренный отказ от того, чтобы окружающие считали его богатым. Притворное разорение, «уход от налогов» или искреннее, после какого-нибудь катарсиса, уравнивание себя с окружающими. Отказ публично признавать излишек собственности своей собственностью.

Усилия окружающих, то есть уже их отказ богачу в богатстве. Стремление окружающих убедить себя в том, что они так же богаты, как и богач. Мол, завидовать нечему, «зелен виноград», «зато мы богаты духовно» и т. д. Готовность быть обманутыми. Отказ признавать излишек собственности богача излишком: «ему положено».

Теперь о потере внутреннего признания излишества. Меняется отношение богача к себе по поводу принадлежащих ему вещей, его собственными усилиями или усилиями окружающих.

Усилия богача к тому, чтобы заставить отказаться считать себя богатым. Намеренный отказ останавливаться в обогащении, даже если это хочется сделать. «Я должен всегда считать себя бедным». Ничего экстраординарного постольку, поскольку имеет убедительное обоснование. «Это моё предназначение», «так повелел господь». При этом даже на людях своим богатством можно хвастаться: «пусть хотят быть такими же, как я, господь и их полюбит, а там поймут, что не в деньгах счастье, вместе со мной в рай попадут» или как-то так.

Отказ окружающих считать имущество богача богатством. Золото, превратившееся в глиняные черепки. В пределе – отказ богачу во вменяемости.

Приобретение внешнего признания излишества. Опять-таки, может быть достигнуто усилиями богача и/или окружающих.

Усилия богача. Убеждение окружающих, искреннее или притворное, в том, что имущество богача для него излишне, что он никак не использует некоторые вещи, которые у него есть. Здесь возникает парадокс: богач по умолчанию использует именно эти вещи в качестве примера того, что он их не использует. «Меценатство», как раньше называлось «спонсирование».

Усилия окружающих. Окружающие убеждают богача в том, что имущество богача на самом деле излишне для него, «получил больше, чем хотел бы сам».

Приобретение внутреннего признания излишества. Здесь те же случаи.

Богач учится считать себя богатым. Учится понимать, что у него много, и учится понимать, чего у него много. Учится отличать излишек от достатка. Это понимание, опять-таки, может быть продиктовано и наблюдением, и убеждением.

Тем же самым в отношении богача занимаются окружающие, то есть пытаются заставить того понять, что он богат.

Теперь рассуждение с указанием на только что перечисленное.

Понятно, что перечисление было предельно общим, что «парадокс кучи», отвечающий за расплывчатость границы «богатства», никуда не делся, что в масштабах общества все эти ходы превращаются в процессы, причём существующие и по отдельности, и как процессы взаимообусловленные.

И тем не менее. Все перечисленные ходы сводятся к установлению или разрыву отношений, к статистически удачным или неудачным попыткам участия в одно- или двусторонних действиях или уклонения от них.

Следовательно, к ним можно применить понятие «ценностей» по «Поведению» Константина А. Крылова, то есть, в частности, описать границу между ценностями «пользы» и «справедливости» для разных этических систем и так попытаться ответить на вопрос о том, какая экономика была бы угодна в соответствующих обществах.

Чтобы меня не упрекали в перерыве «на самом интересном месте», укажу темы, о которых, в моём нынешнем понимании, должна идти речь.

Во-первых, приоритет внутреннего признания над внешним и наоборот. «Я должен» у «Юга» и «Востока» и «другие должны» у «Запада» и «Севера».
Во-вторых, отношение к самим ходам – надо их совершать или надо препятствовать их совершению.
В-третьих, это вопрос «полюдья», в данном случае вопрос различения себе подобного «контрагента» и «стихии» (природной или рыночной).

Однако это как-нибудь потом. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Запишу очевидное, хотя уверен, что читатель уже сам догадался. У «Севера» экономическое предприятие (и как учреждение, и как преднамеренные усилия на рынке), наиболее приемлемое с коммунальной точки зрения, – это в первую очередь «другие не должны меня разорять», то есть я не должен терять внутреннего признания своего богатства из-за усилий окружающих.

Я записываю дальнейшее рассуждение потому, что мне уже неоднократно предлагали высказаться по вопросу влияния действующей в некотором обществе этики на особенности того народного хозяйства, что обязано своим существованием этому обществу.

Тема вечна потому, что неисчерпаема. В работе «Поведение» Константина А. Крылова, которую я перманентно комментирую, указано, что поведение, нормированное ценностью пользы (оно создаёт экономику), не может быть непосредственно, с точностью до ситуации, совмещено с поведением, нормированным ценностью справедливости (оно создаёт быт). Попытки решить задачу непосредственного совмещения сводятся к спору глухого праведника с глухим инвестором, построенному на множестве частных, противоречащих друг другу примеров.

Как-то подойти к вопросу описания экономического устройства общества с позиций аналитической этики, безусловно, можно: в сложном обществе упомянутое выше несоответствие может (и должно) быть разведено, размыто. Хотя, подчеркну, фундаментальное противоречие между переживанием «праведности» и переживанием «процветания» в отдельно взятом обществе никуда и никогда не денется.

Ниже я попытался сформулировать такой подход. Не уже как ответ и даже не ещё как вопрос, но скорее как словарь.

Примерно к середине попытки я убедился: «что ни собирай, всё АКМ получается». В моём случае получается вполне узнаваемый левый, марксистский подход: вплоть до приведённого в конце списка вопросов. И тем не менее, я расписал ход мысли, которым я достиг этих вопросов. Самоутверждения ради добавил цитату из Маркса. А то куда ж материалисту с пожеланиями справедливости податься? Бежать за патриаршьим кадиллаком просветления ради?

Такое совпадение с размышлениями давно известными меня не напрягает. И уж никак оно не выглядит неуважением к автору «Поведения». Ниже я всего лишь прикидывал аппарат, с помощью которого рискну обсудить некую проблему, а самого решения ещё не предлагал. Какая разница, из чьего алфавита переменные в формулах.

Итак, как я стал бы – ладно, угадали, ещё стану в будущем – описывать экономическое устройство некоторого общества с точки зрения аналитической этики?

Начну с напоминания: «общество», по Константину А. Крылову, есть свойство группы людей, которое в функциональном аспекте может быть определено как «возможность совместной деятельности или координации поведения» людей в этой группе, а в субстанциональном аспекте общество будет «силой, соединяющей людей вместе» в этой группе.

Можно добавить, что определение общества в БСЭ – «совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей» не противоречит определению Константина А. Крылова, хотя и является всего лишь частным случаем этого определения. Общество эволюционирует всё время, так что «исторически сложившиеся формы совместной деятельности людей» не исчерпывают «возможности совместной деятельности людей».

«Устройство» как объект, по ГОСТ 2.701-2008, есть «совокупность элементов, представляющая единую конструкцию», которая «может не иметь в изделии отдельного функционального назначения». А отглагольное «устройство» как процесс, по Ожегову, есть наладка, придание нужного вида, приведение в порядок чего-либо. В словаре есть и другие определения, но это самое общее.

«Изделие», по ГОСТ 2.101-2016, есть «предмет или набор предметов производства, подлежащих изготовлению в организации (на предприятии) по конструкторской документации», а «составной частью изделия» будет «изделие, выполняющее определённые функции в составе другого изделия», то есть обязательно имеющее в этом другом изделии отдельное функциональное назначение. Всякое изделие будет устройством, но не всякое устройство может быть изделием.

«Конструкция», по БСЭ, «предусматривает взаимное расположение частей и элементов машины, способ их соединения, взаимодействие, а также материал, из которого отдельные части (элементы) должны быть изготовлены».

Теперь можно получить представление об «устройстве общества». Сразу видно, что это понятие содержит те же составные части, что и понятие «общества». «Устройство общества» может быть понятно в субстанциональном и функциональном аспектах. И в каждом из них «устройство» можно рассматривать, определено выше, и как объект, и как процесс.

Тогда получается следующее.

«Устройство силы, соединяющей людей вместе» как объект («конструкция») есть машина, создающая и убирающая ограничения в отношениях между людьми в группе по поводу людей, то есть по поводу условий существования человека в группе, зависимых от человеческой воли.

«Устройство силы, соединяющей людей вместе» как процесс («приведение в порядок») получается изменением отношений между людьми согласно правилам работы этой машины.

«Устройство возможности совместной деятельности людей» как объект («конструкция») есть машина, создающая и убирающая ограничения в отношениях между людьми по поводу вещей, то есть по поводу материальных условий существования человека в группе.

«Устройство возможности совместной деятельности людей» как процесс («приведение в порядок») изменением отношений между людьми согласно правилам работы этой машины.

Для общества, как и для любого другого предмета, разбиение множества его свойств на аспекты может быть только приблизительным. В случае общества эта приблизительность обусловлена тем, что люди – это не какие-то бесплотные духи и чистые разумы, а ещё и тела, то есть и материальные условия существования группы.

Итого, если нужно обсудить «устройство» некоторого общества», то его надо рассматривать с перечисленных точек зрения, находя зависимости между полученными описаниями: как прямые соответствия, так и противоречия.

«Экономическое устройство общества» станет частью таких описаний, отобранной по зависимости их содержания от состояния «экономики» группы, в которой существует общество.
«Экономика», опять одолжусь у БСЭ, помимо названия некоторой науки, есть «1) совокупность производственных отношений, экономический базис общества; 2) народное хозяйство данной страны или его часть, включающая соответствующие отрасли и виды производства».

Видно, что первое значение термина соответствует «устройству силы, соединяющей людей вместе» для задачи производства, а второе соответствует «устройству возможности совместной деятельности людей» опять же для производства.

Сначала о пункте 1. Стараниями всё той же БСЭ, можно получить марксистское понимание материального производства: «преобразование и «... присвоение индивидуумом предметов природы в пределах определённой общественной формы и посредством неё» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 12, с. 713)».

Далее стоит обратиться к Александру А. Зиновьеву и его идее разделения всякой общественной активности на деловой и коммунальный аспекты, то есть на вышеупомянутую деятельность по преобразованию и присвоению предметов природы и на деятельность, вынужденную самой необходимостью существования человека среди людей.

С учётом того, что само количество общественной деятельности для общества в некоторой группе людей ограничено, то будет существовать и граница между деловой и коммунальной долями этой деятельности.

Тогда форма этой границы («определённая общественная форма» по Марксу) будет стремиться к форме, обусловленной соответствием окружающих природных условий (к ним применяют деловой аспект общественной деятельности), и действующих в коммунальном аспекте законов поведения (по Константину А. Крылову, «этической системе» некоторой цивилизации).

Сила и направление этого стремления указывают на решение вопроса о совмещении переживаний «процветания» и «праведности» внутри некоторого общества: «за какое богатство не стыдно» и «какая честность не должна быть нищей». В пределе это вопрос согласия людей на существование общества в группе при существующем или возможном распределении продуктов производства.

Теперь о пункте 2, то есть об экономике как народном хозяйстве или его части. «Народное хозяйство» (Вы не поверите, откуда взято определение, но это вновь БСЭ) есть «исторически сложившийся комплекс (совокупность) отраслей производства данной страны, взаимосвязанных между собой разделением труда».

Отсюда следует, что «устройство возможности совместной деятельности людей» как «экономическое устройство» есть решение задачи возможного разделения труда в процессе производства.

«Возможное» здесь, как и ранее, будет обобщением «исторически сложившегося»: процесс разделения – перераспределения – труда идёт постоянно, и текущее состояние этого разделения обусловлено в том числе и возможными его состояниями («как не надо» суть аргументы в пользу «как надо»).

Всякое такое решение, как и для пункта 1, можно описать через меру присутствия в нём деловой и коммунальной составляющих.

Здесь деловая составляющая будет зависеть от необходимости некоторого экземпляра производства или некоторой части народного хозяйства для существования общества в группе в материальном мире. Коммунальная составляющая будет обязана собой понятию «справедливости» рабочей карьеры, уникальной или типичной. Насколько правильной с точки зрения «этической системы» была может быть какая-то смена рабочего места.

Вопрос совмещения переживаний «процветания» и «справедливости» внутри некоторого общества распадается на вопрос о влиянии условий производства на правила поведения в рабочем коллективе и вопрос влияния «этической системы» на выбор видов и типов производств, необходимых и достаточных для существования народного хозяйства (или его части) в существующих материальных условиях.

Итого, вопросы, присутствие которых в рассуждении с точки зрения аналитической этики об экономическом устройстве общества я счёл бы правильными, будут вопросами соответствия «этической системы» общества

а) правилам распределения продуктов производства в экономике группы,
б) условиям некоторого производства, поддерживаемого обществом в группе;

и вопросом

в) взаимообусловленной эволюции всех этих трёх вещей: «этической системы», правил распределения и условий производства.

Читателю это известно, но я напомню, что марксизмом отношения между людьми в процессе распределения включены в производственные отношения. Плюс я пока не вижу нужным различать отношения распределения и обмена, включаю вторые в первые. «Этическая система» с такой точки зрения выступает чем-то вроде квинтэссенции понятия «надстройка» при том, что в сложном обществе с неизбежно сложным производством примат базиса над надстройкой отнюдь не обязательно должен быть чем-то постоянным, см. «индустриализация».

Пока всё. Повторю, это всего лишь разъяснение, откуда взялась точка зрения, с которой я буду рассматривать проблему. Чтобы потом не придирались к излишнему поумолчанчеству.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Машина есть не только у патриарха. Она найдётся и у Тьюринга.

Эта заметка обязана собою двум обстоятельствам.

Во-первых, в августе обещают готовый Baldur’s Gate III. Я посмотрел ранний доступ и дальше, чем на три минуты, туда не ушёл. Остановился намеренно, чтобы в августе запереться в четырёх стенах, выключить телефон и с визгом швыряться старой обувью во всех, кого угораздит ко мне постучаться или хотя бы вслух разговаривать под моими окнами. Да, наверняка разочаруюсь, но некоторые разочарования стоят затраченных на них усилий.

Во-вторых, попросил когда-то отданный вход в World of Warcraft обратно на несколько дней. Погулял снаружи, полазил по старым рейдам, которые для меня и новыми не случились. А ещё поставил своего древнего вартанка в High Wilderness в Feralas’e и сидел четверть часа, глядя на монитор с редкими грифонами и случайными ограми. В подземелья в Moonglade спустился, фестиваль как раз был. Тоже... смотрел. В Silvermoon отправился, по острову погулял, но там перепланировка. Вернул вход, много думал.

О чём именно думал, то далее.

Что такое «игра»? Посмотрел словари, согласился с БСЭ: «вид непродуктивной деятельности, где мотив лежит не в результате её, а в самом процессе». Сказанное ниже относится ко всем играм: спортивным, биржевым, политическим, военным, ролевым. В самом тексте отсылки будут в основном к компьютерным; просто потому, что так нагляднее.

Для той же наглядности провозглашу дополнительное условие: удовольствие и от достижения результата деятельности, и от «самого процесса»© – качественно одинаково. Гормоны те же, а боженьку успокойте на время, он и так в каждой бочке затычка.

Вывод: игра – это непродуктивная деятельность с рассредоточенным, распределённым результатом. Много раз по мелочи, а не один раз по-крупному. Будь оно не так, то всякий шахматист, играющий с соперником заведомо сильнее себя, воспринимал бы шахматную партию как эцихх с гвоздями. А так он от каждого своего хода в проигрываемой партии получает небольшое, но удовольствие. Я бы назвал сумму этих малых удовольствий человека от его участия в действительной или воображаемой игре – «надежда». И я оказался бы прав.

Что видно с этой точки зрения?

Во-первых, чем сложнее выглядит решаемая задача, тем сильнее в деятельности по её решению игровая составляющая. Проще говоря, от промежуточных действий субъект должен получать удовольствие, «от победы к победе вплоть до полного торжества». Эта составляющая может быть непродуктивна, то есть в общем снижает КПД: человек делает то, за что хвалят здесь и сейчас, а не то, что где-то там за горизонтом станется правильно. Возникает отдельная задача по совмещению игровых и требуемых действий для человека: совмещению им самим или тем, кто его действия как-то использует.

Игра – это плата за дело, своё оно или чужое. Человек, в отличие от животного, способен поставить перед собой очень сложные, по его же мнению, задачи, и он должен платить за их решение намного больше животного.

Стремление сэкономить на таких расходах порождает попытки объявить игру чем-то ненужным или вредным; в социальной жизни – «низким», как и для многие дела неизбежные и естественные. Однако по отношению к игре такое объявление становится покушением на надежду, попыткой её принизить и исключить. Согласитесь, объясняет многие вещи в делах бытовых, да и повыше их. Надежда умирает последней, а до того отбрыкивается.

Во-вторых, всё та же биология говорит, что нет принципиальной разницы между гормонами, полученными в процессе игры от мелких выигрышей, и гормонами, доставленными медикаментозно. Иными словами, игра как товар напрашивается на отождествление с наркотиками как товаром. Замечу, что наркотики суть товар не только в процессе десоциализации человека, которая обычно считается чем-то плохим, но и в процессе оказания человеку медицинской помощи, которая обычно считается чем-то хорошим.

«Отсюда совсем не является странным»© понимание, что в геймдеве очень значимый голос должны иметь Минздрав и Минтруд, аппаратам которых эта нагрузка никуда не въелась. А для самой игровой индустрии, как и для любого предпринимательства, дополнительные регламенты от администрации терпимы постольку, поскольку влекут дополнительные заказы от неё же. Иначе капитал делает ручкой, потому что он сволочь.

В-третьих, человек есть существо фундаментально холистическое. Он думает и о мухах, и о котлетах одной и той же головой, а редукционизму как дисциплине ума он учится. Это означает, что игровая деятельность человека по сути своей есть запись поведения человека в некоторый момент его жизни потому, что в игре он ведёт себя так же, как и в жизни – более того, он и играть-то может пойти лишь потому, что это возможность повести себя так, как он вёл бы себя в жизни, позволь ему движок.

Следовательно, записанное поведение человека в игре есть не новая сущность, но то же самое поведение, которого он придерживается (или придерживался бы) вне игры. Понятно, что и форма игровой записи, и её подробность сильнейшим образом зависят от правил и условий какой-то игры, вроде бы отвлечённой от «настоящей», деловой и домашней жизни. Однако эти правила игры и её условия воспроизводимы, в общем, кем угодно, и этот «кто угодно» может дешифровать поведение человека, а значит, и предсказать его.

Человек, говоря совсем уж поэтически, не игру записывает, он себя записывает. Вот только дворянка позапрошлого века свой дневник в шкафу прятала, а иногда ещё и думала перед тем, как излиться; а нынче при желании всякий полусекундный ход можно сохранить на внешнем сервере.

В новостях бахвалятся, как нейросети могут диагноз ставить. Мол, по признакам. А в Екатеринбурге форум «Кибербезопасность в финансах». «– А, ну-ну», – ответил на это Коровьев» ©. Какая разница, отдать ли мошеннику пинкод своей кредитки или себя целиком?

В-четвёртых или даже в-третьих-с-половиной. Начну издалека. В проектировании, казалось бы, электронной аппаратуры достаточно часто поднимают голову вопросы защиты ящика с микросхемами от механических внешних воздействий. «А хотите, я его стукну? Он станет фиолетовым, в крапинку!»©

Амортизаторы здесь – крайнее средство, когда иначе уже никак. Обычно же стараются вывести собственные частоты колебаний конструкции за пределы частотного спектра возможных внешних воздействий. А то ведь конструкцию стукнешь, она начнёт успокаиваться, а её ещё раз, да в тот момент, когда у затухающей синусоиды собственных колебаний локальный максимум. И ещё стукнуть. И ещё. Чтобы, сволочь, не затухала. Или сразу конструкцию трясти с частотой, близкой к собственной: трясти слабо, но долго. Получится резонанс и, как его следствие, механическое воздействие на конструкцию, много большее терпимого.

«Как же автор меня заколебал!» – воскликнет читатель. Вот именно, отвечу я. Правильно подобранный – точнее, правильно подбираемый – игровой процесс, который, см. выше, «много раз по мелочи» в нужное время, сможет заколебать или расколебать нашего холистического игрока по желанию извне. Причём процесс не перестанет приносить удовольствие и вообще не будет ассоциироваться, скажем так, с переменами настроения.

Подчеркну: речь не идёт о закладке неких подсознательных реакций на кодовые фразы или о берсёрке на сочетание запахов. Такое слишком сложно и годится разве что для художественных сюжетов. Всего лишь управляемые раздражение и успокоение, даже не особенно избирательные на множестве абонентов. Для многих вещей должно хватить.

Да, не слишком сложная, но достаточно сложная задача, равно как и задача защиты от такой атаки. «Достаточно» для того, чтобы в их решениях тоже возникла и проявила себя игровая составляющая. Назову это явление «игрой второго порядка». Набивая фраги на экране, получить перспективу самому во фраги попасть, не вставая с кресла, и защищаться от этой перспективы, тоже с него не вставая. Поставлю галочку на полях, как-нибудь вернусь к соображению.

Наконец, в-пятых, весь предшествующий полёт мысли, очевидно, ограничен вопросом: а сколько вообще людей увлекалось играми, увлекается ими и будет увлекаться в обозримом будущем. Причём увлекаться не всякими играми, а теми самыми, достаточно сложными.

Конечно же, я этого не знаю. Однако могу сказать следующее.

[Компьютерные] игры… раньше сказал бы «вытеснят», но с тех пор я научился смирению… сохраняют потенциал для того, чтобы занять культурную нишу, по меньшей мере сопоставимую с теми, которую занимают книги и фильмы. Это означает устойчивую аудиторию, структурированную и по мере использования, и по степени увлечения, не говоря уже о самих вкусах. Отныне и до ядерной зимы это самостоятельное общественное явление. «Местом силы» игры в форме компьютерной игры стало соединение текста с изображением, качественно лучшее, чем «фильмы по мотивам» и «книги по сюжету», и количественно лучшее, чем комиксы, театр, цирк или спорт, через вовлечение зрителя в действие.

А в конце напомню главное, о чём уже сказал в начале. Игры бывают разные: ролевые, политические, спортивные, военные. Сказанное выше применимо к любым играм, а не только к дракам эльфов с орками на экране персонального компьютера. Изменение количества игр и их разнообразия что сейчас, что в будущем прямо зависит от возможностей сетей электросвязи и носимых терминалов таковых, и только.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Пример игры, которую и за игру-то не считают: подробное отслеживание событий Специальной военной операции и их множественные мелочные обсуждения с реальными или воображаемыми оппонентами, причём со стремлением к риторической победе во всяком таком обсуждении. Это именно что игра – «непродуктивная деятельность с распределённым результатом». Всего лишь одна из составляющих дела, – причём не обязательно того, которое служит поводом к обсуждению – однако никак не оно само.

Полагаю, что читатель при желании сумеет приложить приведённое в заметке понимание вопроса и к другим окружающим его вещам и обстоятельствам.

Здравствуйте, товарищи.

В начале своего доклада я выскажу предположение, что наркотические и галлюциногенные свойства некоторых растений сильно преувеличены. Не то, чтобы это предположение сделано на собственном опыте, однако посудите сами.

Вот какой-нибудь шаман первобытного племени, который не участвует в беготне за дичью и потому имеет время наблюдать за происходящим в общем, запоминать его и вспоминать, а оттого получает возможность делать логические выводы. Эта возможность и даёт ему способность предсказывать будущие неприятности частные и общественные как следствие повторяющихся ошибок соплеменников.

Представьте же теперь, товарищи, как шаману обойтись без наркотических грибов? Это он спокойно разъяснит соплеменникам, что те делают неправильно, то есть усомнится в их физических и духовных качествах, а потом скажет, какие невзгоды их за это убожество ждут.

Сперва соплеменники оскорбятся и перестанут шамана кормить. А потом, когда невзгоды всё-таки грянут, они, из-за ранее проявленного шаманом спокойствия, решат, что он их и устроил.

Потому без грибов и воскурений, без бубнов, барабанов, катания по земле и слюней изо рта – никак, товарищи. Это такая форма предварительных извинений и отрицаний собственной вины. А грибы могут быть и не галлюциногенными, тут главное – актёрское мастерство.

Теперь несколько слов о международном положении и его перспективах.

Убаюкивающей и опасной иллюзией, товарищи, было бы считать нынешние мировые процессы началом гибели или продолжением гибели мира колониального угнетения и эксплуатации, то есть такого мира, в котором заметная часть его населения, величающая себя «цивилизованным миром», живёт только с несправедливого обмена в планетарных масштабах. Смешно выглядят в качестве доказательств этой иллюзии мелкие уличные беспорядки, которую устраивают потомки некогда покорённых народов. Ещё смешнее и жальче кажутся упования на так называемое вырождение некоторой низшей части нынешнего множества выгодополучателей от мировой эксплуатации, как будто белковые брикеты из насекомых и нумерация родителей в «цивилизованным мире» помешают дальнейшему угнетению и обману им всего человечества.

Беспорядки – они мелкими были, есть и останутся. Беспорядки, товарищи, терпимы. Прошлый опыт, запечатлённый в искусстве, рисует нам картины драк голыми руками против дубинок и щитов, картины горящих зданий, баррикад, метели листовок на улицах и расстрела бунтующих толп войсками, по численности составляющими заметную долю от расстреливаемых. Однако нынче это предрассудок. Эти картины из прошлого громоздки, товарищи. Они обманчивы, они дают ложное предсказание успеха.

Представьте себе множество повстанцев на баррикадах или, обобщу, в городских условиях, и пусть те повстанцы будут вооружены автоматическим оружием, дюжиной квадрокоптеров и искренним революционным пылом. А со стороны эксплуататоров представьте себе рой барражирующих дронов и несколько автономных снайперских платформ с собственными средствами распознания целей, – выделения их с помощью обученной нейросети – мощными винтовками и минимальным телеуправлением, которое у всех аппаратов разом способен осуществлять один-единственный полицейский, наймит эксплуататорского режима, со скукой считающий время до конца рабочей смены. Боюсь, что такое восстание закончится, не успев начаться. Беспорядки же, которые не доходят до восстаний, хороши для всех: одни срывают злость, а другие получают экспериментальные данные для отбора тех недовольных, которых надо устранить или можно перекупить.

Но что же до новомодных показных непривычностей и неприличий в бытовом поведении низших слоёв нынешних эксплуататоров, которые и эксплуататорами-то себя не считают, а считают себя хорошо устроившимися жителями самых прогрессивных стран на планете?

И это тоже игра на наших предрассудках, товарищи. Когда на телеэкране нам показывают отвратительного вида червяков и насекомых, которые могут послужить пищей широким слоям населения, то выглядит это так, будто нам предлагают есть их заживо, безо всякого приготовления. Ну, товарищи, давайте тогда на каждой упаковке всего, что содержит говядину, ставить фотографию коровьей, извините, задницы в момент испражнения. И ту же часть коровьего тела в тот же момент показывать во всяком телевизионном или интернетном сообщении с нейтральным или положительным упоминанием говядины. А то и проплатить интернетные поветрия, чтобы само название говядины употребляли с дополнительной буквой «н». Посмотрим, сколько продержатся устоявшиеся вкусы. Они ещё продержатся годами, по моему мнению, но в итоге спрос на говядину решительно понизится, а сама она станет полузапретным удовольствием в клубах людей, которые телевизора не смотрят, а интернета не читают – или успешно притворяются, что этого не делают.

Вкусы, товарищи, есть понятие очень зыбкое. Судить надо о пользе, а, главное, о таком обустройстве дел, при котором эта польза должна быть доказана научно и публично, а не провозглашена в религиозном учении или рекламном ролике. А уже на неё наращивать вкусы, ибо ни нужды в них, ни соответствующие добавки никто не отменял.

А что про извращения в семье, то есть в элементарной части нерабочего человеческого общежития? Сообщения про них, привлекая нездоровое внимание трудящихся, обходят главный вопрос: как изменится количество и качество человеческого материала, затронутого этими непотребствами, и в первую очередь детей, с точки зрения воспроизводства и эволюции той части человечества, что паразитирует на остальном человечестве и угнетает его?

Я думаю, товарищи, что угнетатели и эксплуататоры человечества в мировом масштабе уже настолько состоявшиеся пидарасы в наихудшем смысле этого слова, что какие-то добавочные внешние обстоятельства тут погоды не сделают. Значит, и обращать внимание на эти обстоятельства получается делом частным, схожим с посещением цирка или паноптикума. Однако давайте рассмотрим, насколько они губительны для того самого дела угнетения и эксплуатации.

Кто посчитал, сколько на самом деле нужно людей для угнетения остального человечества? Приму на минуту, что их нынешнее количество уменьшается. Означает ли это, что оно становится недостаточным для решения той же задачи столь же успешно и даже более жестоко? Нет, не означает. Откуда следует, что это количество в будущем, даже близком, не станет вновь расти через применение иных, сколь угодно непривычных и даже отвратительных способов размножения? Да и отвращение к ним, как показано выше, при желании вполне можно сделать преходящим. Всего лишь ради репутации сделать, ради лучшего «имиджа» в своих нечестных торговых сделках с остальным миром, а не с тем, чтобы раздать эти способы этому миру.

Кто доказал, товарищи, что пресловутое перенаселение вообще считается проблемой среди паразитической части человечества? Как говорит нам великий русский писатель Николай Васильевич Гоголь, «человек простой: если умрёт, так и умрёт; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Перенаселение как раз создаёт дополнительные трудности государственным субъектам эксплуатируемой части человечества, отвлекает их от усилий по выправлению собственного положения, лишая стремления к техническому прогрессу из-за дешевизны рабочей силы, меньшего потребления ею невозобновимых ресурсов сравнительно со сложной техникой. Избавиться же от излишков населения всегда возможно, ввергнув соответствующие земли в нищету и человекоубийственный хаос, не предоставляя доступа к средствам регулирования деторождения, а наоборот, ограничивая этот доступ, при том всемерно поощряя так называемые «традиционные ценности» и оправдываемые ими дела, которые у непредвзятого наблюдателя из других земель могут вызвать такое же омерзение, как и широко известные ныне новомодные извращения.

Здесь я хочу указать на опасность расизма, ксенофобии и духовности, товарищи. Сложные и высоконаучные средства управлять деторождением – это одно, однако есть же и простейший путь. Почему якобы вырождающейся эксплуататорской части человечества не брать для воспитания детей из части эксплуатируемой? Если уж отказом от обычной семьи тычут нам в глаза, то по какой причине этот отказ должен остановиться на нумерации родителей или на принадлежности их к одному и тому же биологическому виду? Нет таких причин. Почему белым эксплуататорам, нумерованным или ещё каким, не брать к себе чёрных младенцев и не выращивать из них себе подобных? Потому, что они якобы расисты и безмерно ценят свой экстерьер? А может быть, это у нас тот же самый расизм, разве что неосознаваемый, заставляет приписывать им такое предубеждение? Почему мы считаем, что паразиты так ценят своё культурное и духовное наследие? Потому, что его ценим мы? Почему видится нам, будто бы в нетрадиционной семье ребёнок вырастет столь ущербным, что не станет пригодным практически ни к чему? Потому, что у нас так и получилось бы из-за нашего естественного и правильного отвращения к подобным делам?

Недопустимо поощрять среди себя расизм, ксенофобию и духовность, если они нас ослабляют, заставляя недооценивать врага. Своим поведением враг открыто отказывается быть подобным нам, а мы рассматриваем его как некоего блудного брата, который всегда может вернуться и раскаяться. Такое недопустимо, товарищи, как бы оно ни было нам приятно, теша чувство собственного превосходства.

Материалистическое мировоззрение учит нас: паразит хочет жрать и только жрать. Всё остальное терпимо для него лишь постольку, поскольку оно помогает ему жрать, и в той мере, в какой оно окупается сожранным. Место угнетателей и эксплуататоров на свалке истории безо всякой оглядки на цвет их кожи, семейный уклад и половые предпочтения.

Как видите, признаки, которые принято считать показателями нежизнеспособности и наступающей гибели заведённого ныне порядка паразитирования части человечества на всём человечестве, могут так же быть и признаками укрепления этого мирового порядка, признаками его перерождения в нечто гораздо более крепкое и опасное, нежели то, с чем мир имеет дело сейчас.

От международного положения, товарищи, я перейду к делам внутри- и околороссийским.

Сразу же хочу указать собравшимся, что и здесь у людей несознательных видны упования на то, что пресловутые «санкции» враз создали долговечный и непреодолимый барьер на пути катастрофической интеграции Российской Федерации с якобы «цивилизованным миром». Нет, «санкции» представляют собой всего лишь изменение условий, на которых «цивилизованный мир» ожидает и будет терпеливо ожидать будущего предательства. Они вовсе не упраздняют этих ожиданий с любой стороны границы.

Нельзя, однако, отрицать, что среди нынешних усилий российского государства легко различимы и такие, которые по меньшей мере игнорируют устремления «цивилизованного мира». Далее я приму, что эти усилия и в самом деле имеют цель обезопасить Российскую Федерацию от процессов, протекающих внутри «цивилизованного мира», то есть от угроз, связанных с его гибелью или укреплением.

В первую голову, товарищи, это политика российского государства, направленная на создание рынка, достаточного по объёму для обеспечения и поддержания суверенитета Российской Федерации в тех аспектах, которые нам перечисляет множество официальных и неофициальных лиц, то есть «продовольственный суверенитет», «технологический суверенитет» и так далее.

Насколько можно судить, в самом обеспечении должны в основном применяться капиталистические или, как принято называть их нынче, «рыночные» решения. Это усложняет задачу защиты от внешнего вмешательства сторон более изощрённых и богатых, но облегчает задачу управления течением всего процесса через снижение количества точек управления. Как этот баланс рассматривает российское правительство, я, товарищи, знать не могу.

Сам рынок, как видно, предполагается многослойным, когда околороссийские страны предоставят российским предпринимателям, государственным и частным, большие преференции сравнительно со странами дальними, но так же вовлечёнными в торговлю с Российской Федерацией. Целью работы в дальних пределах станет перетягивание к себе нынешней клиентуры «цивилизованного мира» в делах хозяйственных, с надеждой на то, что за ним последует и политический дрейф. Такого современная Российская Федерация добиться может только через поставку энергетических ресурсов, а также средств получения этих ресурсов и средств охраны что самих ресурсов, что процесса их получения.

Здесь, товарищи, не обойтись без концентрации экономических усилий Российской Федерации на средствах получения энергетических ресурсов, на средствах их доставки внутри страны и вне её, на производстве передового вооружения и на научных исследованиях, позволяющих всё вышеперечисленное. Остальные вопросы российской жизни в будущем, не отягощённым предательством, следуют из этой необходимости.

Отдельно надо упомянуть так называемую «цифровизацию» российской жизни, то есть насыщение действующего аппарата управления средствами ЭВТ до наивозможной минимизации личного общения служащих этого аппарата с основной массой населения в делах, требующих официальных решений.

Надежда на то, что «цифровизованное» положение дел удастся создать и поддерживать достаточно долго для того, чтобы оно стало решающим в процессе воспроизводства себя же, превосходит даже надежду на успех индустриализации СССР первой половины ХХ века, которую часто называют «сталинской». Можно уверенно говорить о том, что тогдашние расчёты оправдались, но где можно увидеть нынешние расчёты?

Существует ли, на случай полного разрыва хозяйственных связей в производстве прогрессивных электронных компонентов, возможность развернуть производство и относительно дешёвую продажу ЭВМ, способных быть домашним терминалом «цифровизованного» присутствия гражданина в государственной жизни, а обывателя – в общественной? Сколько времени займёт такое развёртывание, ведь с ним надобно уложиться в срок выхода из строя значительной части нынешних устройств? Какова будет цена и каким станет порядок распространения таких новых терминалов? Или, может быть, это окажутся сравнительно малочисленные устройства публичного доступа, со всеми следующими отсюда изменениями в уже сложившихся обычаях использования «цифровизации»?

Если уж обобщать, товарищи, то главными вопросами становятся вопросы не пользы «цифровизации», каковая польза несомненна, а вопросы её отмены: возможно ли обратить её добровольно, и во что выльется вынужденный отказ от неё?

Прошу прощения за уход от темы, товарищи. Возвращаюсь к теме основных направлений экономического развития Российской Федерации. Так как времени у нас мало, я выскажусь всего лишь о вопросе обеспечения российской экономики энергией и укажу на нетривиальное следствие тривиального решения этого вопроса.

В своём пределе и с принятием в рассмотрение условия исчерпаемости полезных ископаемых вопрос самостоятельного и продолжительного получения энергетических ресурсов может быть решён только через основание такого получения на работе атомных электростанций с сопутствующими решениями иного рода, которые делают возможным так называемый «энергетический маневр». На горизонте тут виднеется решение по получению энергии способом термоядерного синтеза, однако достижимость этого горизонта пока не ясна, а, кроме того, не известно, какой энергетической вооружённости потребует создание конструкторских решений такого процесса, сам его запуск и его сопровождение, да ещё и в серии.

Эпопею с «воспроизводимыми источниками энергии», товарищи, если бы продвигаемые решения не претендовали на всеобщность, да ещё и принудительную, можно было бы рассматривать как явление прогрессивное. Трудно не согласиться с тем, что в каких-то условиях такие «воспроизводимые» решения будут лучше других. Однако то, что «цивилизованный мир», прикрываясь гипотезой так называемого «парникового эффекта», тщится именно навязывать их, вызывает подозрения, что и тут пригодны рассуждения, ранее высказанные применительно к вопросам нововведений в питании и в семейной жизни, то есть предположение, что это не есть арьергардный бой «цивилизованного мира» уже с природой, а средство его укрепления и эволюции за счёт остального человечества.

Значит, атомные электростанции. Это устройства очень мощные, поэтому их требуется сравнительно немного. Их не так сложно обезопасить от разнообразных внешних воздействий, однако, если поражение всё же будет нанесено, внешнее оно или внутреннее, то цена предотвращения ущерба будет очень высокой. Это значит, что из всех возможных поражений наиболее вероятно такое поражение, которое будет нанесено умышленно и изобретательно.

Здесь можно видеть приобретающую отдельное и очень важное значение задачу охраны объектов энергетики и, не менее важно, охраны средств её передачи и транспортирования от внешних и внутренних врагов. Всякое государство в таких случаях действует через собирание подобных задач в единое ведомство. Поэтому не станет надуманным предположение, что такое ведомство будет учреждено и в российском правительстве, с возможностью вооружённого действия внутри и вне страны со следующими отсюда изменениями во внутренней и международной политике.

Не надо забывать, товарищи, что одним из эффектов Специальной военной операции уже стало снятие ранее подразумеваемых ограничений на действия против объектов энергетики, когда неустановленными лицами был совершён подрыв газопровода «Дружба» «Северный поток», а неустановленными мордами учинены обстрелы Запорожской АЭС. Долговременные последствия СВО, а именно установившаяся ненависть некоторой части населения недавней Украины ко всему российскому, в сочетании с нынешней транспортной и информационной связностью лишь усиливают риски повторения подобных действий даже внутри России, не говоря уж о ближнем и дальнем зарубежьях.

Перейду от экономики к политике.

Думаю, что интерес в моём понимании политических внутри- и околороссийских дела вызовет у вас вопрос ухода В.В.Путина с поста Президента РФ. Я переведу этот вопрос в другой. Вот место Совета безопасности Российской Федерации в интернете. Я просмотрел какое-то количество материалов, представленных в этом месте, а теперь риторически спрашиваю: а есть ли какой-то вопрос, относящийся к деятельности российского государства в стране и мире и при этом не относящийся к компетенции СБ РФ? Ведь это инкарнация Политического бюро Центрального комитета Коммунистической партии Советского союза, товарищи, то есть высшего органа власти в стране. Что же до сходства самого Центрального комитета с нынешними учреждениями, то я прошу вас, товарищи, ознакомиться с описанием аппарата СБ РФ. Для той же риторической красоты я бы даже назвал его «беспартийным аппаратом».

И чем же, продолжу спрашивать, отличится пресловутый «уход» В.В. Путина с поста Президента РФ от известных нам смен Генеральных секретарей Политбюро ЦК КПСС? Только тем, что всем уже известны и главные обстоятельства тех смен, и их последствия. Станем ли мы отрицать присутствие того же знания у членов Совета Безопасности, то есть у людей, которых будущий новый опыт того же знания коснётся раньше и сильнее всех? Станем ли мы применять здесь полудетские соображения о безоглядной, пренебрегающей всем и вся «борьбе за власть», заимствованные из не самых талантливых произведений искусства и пропаганды? Нет, товарищи, не станем.

И тогда будет видно, что вопрос об «уходе» тождествен вопросу о личном здоровьи В.В. Путина, а, точнее, об актуальных, заслуживающих доверия, то есть в принципе недоступных населению прогнозах продолжительности жизни В.В. Путина. Я со значительной уверенностью полагаю, товарищи, что в высших эшелонах государственной власти Российской Федерации действует норма: нельзя умирать на посту. И в её соблюдении речь идёт вовсе не о двойниках и прочих водевильных трюках, речь идёт всего лишь о заблаговременном оставлении соответствующего поста. Это упреждение будет достаточно велико, чтобы В. В. Путин мог пребывать сперва достаточно заметный срок на официальной должности, и неважно, будет ли он её исполнять, а потом – столь же заметный срок на пенсии. И всё равно, как станет отсчитываться это время, от очередных ли выборов или от середины так называемого «президентского срока». Бурю в средствах массовой информации можно представить себе в любом случае, однако то же изучение документов о деятельности Совета безопасности Российской Федерации позволяет утверждать, что во всяком случае отношение к этой буре будет наплевательским.

И в заключение своего доклада я, без оглядки на свои «левые» убеждения претендующий на звание «русского националиста», остановлюсь на вопросе об исторических перспективах русского народа, которые я нахожу никак не лучшими.

Нынешнее воплощение этих перспектив задано двумя мотивами, каждый из которых по отдельности не составляет фатальной угрозы, однако, действуя вместе, они приобретают исключительную опасность.

Первый из этих мотивов, товарищи, происходит из выбора самого дешёвого из возможных решений тех самых вопросов планетарного сосуществования, о которых шла речь выше. За чей счёт будет строиться предположенный выше сравнительно самостоятельный рынок? Я не отрицаю возможных выгод от него, как я не отрицаю выгод СЭВ для СССР. Однако и запуск самого процесса работы СЭВ, как и развитие индустриального производства в раннем СССР, требовали усилий в первую очередь от русских, и эта «привилегия» была выражена в неэквивалентном обмене с развиваемыми и развивающимися соседями и партнёрами. Может ли на этот раз та же задача быть решена другими способами? И сможет ли пережить такое решение русский народ? Сейчас даже не о численности речь, но как он изменится в результате этих усилий? Сочтём ли мы правнуков русскими? Самой заметной формой этого вопроса выступает положение дел на рынке рабочей силы в РФ, однако найдутся и другие.

Тут может прозвучать возражение, товарищи, что, если некоторое изменение обязательно для выживания, то это изменение и составляет выживание, то есть непрерывное продолжение прежней жизни, а, стало быть, носитель её останется тем же. Я же отвечу, что никакое сколь угодно малое изменение не есть вещь в себе, но противоборство между тем, что изменяет, и тем, что противится изменению, и последнее влияет на заключительный вид изменения не меньше, чем первое. Боец, сопротивляющийся пленению до пределов возможного, остаётся бойцом, даже будучи изувечен, но тот, кто сразу бросил оружие, прежним всё равно не останется и бойцом уж точно не будет.

Здесь со всей угрозой проявляет себя второй мотив, а именно запрет на оспаривание, а значит, отказ в праве на формирование идущих процессов тем, кто хотел бы их рассматривать с позиций существования и развития русского народа.

Русское намеренно ведут к беспрепятственному и безвозвратному поглощению российским, общим, «многонациональным». Товарищи, совершенно правильно говорят о главной цели СВО, а именно защите русского языка, из которой происходят и дело спасения людей от зверья, и дело денацификации, и дело демилитаризации. Однако ничего не говорят про то, чем будет этот спасённый язык, кроме как одним из средств общения в формируемом рыночном пространстве, при этом средством, неуклонно теряющим свою ценность с совершенствованием автоматического перевода с одного языка на другой. Язык нужен для передачи образа мыслей, а разве эти мысли полностью состоят из возможных аргументов в торговле? Говорят и о том, что мирная и дружеская жизнь между разными народами на одной и той же земле есть благо, и это бесспорно. Однако ничего не говорят, будет ли это благо достигнуто так, что один из этих народов перестанет называть себя народом, и его имя смогут взять себе все, а он же ничьего не сможет взять. Не слишком ли подорожает такое благо? Не станет ли правильным оспорить такой способ его достижения?

Так можно продолжать долго, но уже здесь меня можно упрекнуть в сходстве с той мразью, которая помогла породить нынешнюю киевскую клику, в свою очередь была выкормлена ею и должна быть уничтожена вместе с ней. И вот дело в том, что такой упрёк нынче не только возможен, как и всякая глупость во все времена, но к нему может присоединиться даже тот человек, кого воротило от поминаний русской ущербности прошлой и будущей стараниями прошлых и позапрошлых властителей народного разума. Торжествует ложное противопоставление, мол, будто бы российской манной каше якобы не может быть иных соперников, кроме киевских фекалий, а кто не согласен на манную кашу, то бишь «русский националист», тот враг и копрофил. А я ведь всего лишь прошу для русских права влиять на то, что и как с ними сейчас происходит, вовсе не отрицая важности и нужности происходящего.

Чтобы подобных мне искренне можно было назвать врагами российского народа, не надо подобных мне слушать. А это не так уж просто, товарищи, если вопросы, которые я тут проговариваю, действительно важные и справедливые.

И вот, чтобы их не слышать, торжествует шумиха вокруг «традиционных ценностей», понимаемых широко и беспорядочно, поощряются рьяные попытки церкви урвать себе всё возможное от русского имени, а уж особенно задают всё это дело публичные оратории с участниками всех возрастов и видов. Эти оратории, наспех собранные из бессвязных апелляций к самым ярким событиям нашей истории, поминаемых нынче по самому мелкому поводу, лишь заглушают своей какофонией память о прошлом, в котором так много русского. Они сглаживают эту память, обезвреживают её от всего и вся, в том числе и от внешних врагов, которых эта память с её небрежным использованием перестаёт отпугивать.

Говорят, что такое делается ради мира внутри страны. Однако разве нет способа достигнуть этого мира по-другому, без вырывания той цены, которую от русских требуют, не удосуживаясь объяснить, почему требуют, и проклиная тех, кто пытается торговаться?

Именно в этом, товарищи, я и наблюдаю тот второй мотив, который может придать вид и форму угрозы для русского народа естественной и разумной необходимости выживания России в будущем мире. И какое дерево выживет с перемолотой сердцевиной?

Я заканчиваю, товарищи. Сами видите, что в моём докладе, согласно названия, много больше вопросов, чем ответов. Да и те ответы, что есть, вовсе не ответы, а небесспорные предположения. Думаю, что и ответы от других людей тоже будут не более и не менее, чем предположениями, достойными внимания не более и не менее, чем мой доклад.

А если этот доклад аудиторией не принят вообще, то вините в том грибы. Урожай северо-западных пещер, три года выдержки, перемолоты Сисястой Овцой, а не абы кем, запиты водой из притока Большой реки без разогрева, две сотни и ещё полсотни сердцебиений перед изложением, и пошли вы все к Подземному Отцу.

Кстати, действие как раз закончилось. Спасибо за внимание.

Предлагаемое читателю рассуждение основано на дополнении «Этические системы и экономическое устройство общества» в работе Константина А. Крылова «Поведение».

Я попробовал рассмотреть поднятые в этом дополнении вопросы не как части вопроса о собственности в обществе, а как части вопроса по организации труда в обществе, то есть вопроса о предприятии в обществе. Полагаю, что результаты окажутся небезынтересны читателю, следующему моим усилиям по комментированию упомянутой работы.

Здесь я буду говорить о предприятии как о части общества, в которой принадлежащие к ней люди заняты совместной деятельностью, заданной не только существующим, но и будущим положением дел. Предприятие – это работа на что-то, чего ещё нет или может не быть.

Если всякое предприятие имеет в виду будущее, подлежащее достижению или избежанию, то всякое предприятие производит некоторое будущее.

Этому производству вовсе не обязательно быть ни исчерпывающим, то есть всеобъемлющим производством; ни вещным, то есть материальным производством; ни экономным, то есть осмотрительным производством.

Всякое предприятие, будучи частью некоторого общества (или целым обществом), включает в себя все типы общественных отношений, а его деятельность в той или иной степени принадлежит ко всем сферам деятельности в этом обществе.

Напомню, что эти сферы суть

а) сфера отношений собственности, включающая в себя экономику, но не обязательно совпадающая с ней;
б) сфера коммунальных отношений;
в) сфера властных отношений;
г) сфера культуры.

Экономику некоторого общества можно определить как совокупность предприятий, созданных с целью изменения положения дел в сфере отношений собственности этого общества. Или, округляя, созданных с (конечной или промежуточной) целью присвоения.

Примечания. «Созданных с целью» вовсе не означает «работающих на достижение этой цели». «Изменения положения дел» могут быть и количественными, и качественными. «Экономика» может быть и «теневой».

Всякое предприятие, однако, замышляется и создаётся так, что его деятельность в первую очередь задана таким поведением в группе, которое определено ценностью пользы.

Это поведение состоит,

во-первых, в стремлении субъекта к односторонним действиям, то есть таким, которые совершаются без участия других субъектов,
во-вторых, в уклонении субъекта от действий, которые не могут быть совершены без участия других субъектов.

Примечание. Слово «субъект» здесь использовано с тем, чтобы не говорить «человек». Наёмный рабочий, оставаясь человеком, не есть субъект, если он выступает орудием нанимателя. Действия нанимателя по отношению к этому рабочему будут односторонними.

Практически всю человеческую историю потребление порядка через присвоение чего-либо соответствующими предприятиями было (и, наверное, будет) ограничено поведением личного состава этих предприятий в сфере властных отношений, в сфере коммунальных отношений, в сфере культуры. Иными словами, ограничено поведением, определённым ценностями превосходства, справедливости и свободы.

Именно здесь возникает возможность различения по форме экономических решений, соответствующих этическим императивам, которые действуют или формируются в некотором обществе.

Сама по себе ценность пользы даже не внеэтична, как ценность свободы, но антиэтична: с точки зрения справедливости любое поведение, определённое пользой и только пользой, будет насилием либо паразитизмом.

Примечание. Объяснение социалистических практик как «хорошего дела» построено именно на абсолютизации ценности пользы в поведении классов господствующих и такой же абсолютизации ценности справедливости в поведении классов угнетённых.

Напомню, что поведение субъекта, определённое ценностью справедливости, состоит,

во-первых, в стремлении субъекта к двусторонним действиям, то есть таким, которые не могут быть совершены без участия других субъектов,
во-вторых, в уклонении субъекта от односторонних действий, то есть таких, которые совершаются без участия других субъектов.

Справедливость, прямо противореча пользе, будет её ограничивать во всяком предприятии заметнее, чем власть или свобода. Значит, именно справедливость станет в основном задавать форму этого предприятия, потому что всякая форма есть совокупность границ.

Следовательно, в обществах с разным понятием о справедливости, то есть в обществах различных «этических систем», форма предприятия, которая в наименьшей степени раздражает коммунальную сферу общества, будет отличаться.

Где пройдёт граница между практиками, основанными на ценностях пользы и справедливости и осуществляемыми в пределах одного предприятия? Эта граница пройдёт в оправдании, апологии принципиальной несправедливости всякого предприятия, то есть в попытках объявить его справедливым или, тоньше, восстанавливающим справедливость, приближающимся к ней, способным на неё.

Для этого надо объяснить предприятие с коммунальной точки зрения как затею хорошего человека (пользователя) по ограничению и перевоспитанию плохого (используемого), то есть объявить это предприятие делом по увеличению справедливости в обществе, а не по её уменьшению.

А уже для этого надо твердить (успешно или безуспешно), что пользователь – или, если хотите, эксплуататор – вне своего предприятия ведёт себя хорошо и прилично, а вот используемый, дай ему волю, совершенно игнорировал бы местные понятия о справедливости и был бы попросту общественно опасен.

В общем случае такое, разумеется, неверно. Это трюк, которым оправдывают в принципе несправедливый феномен эксплуатации. Забегая вперёд: это подтасовка, когда эксплуатацию предъявляют как благое дело по ограничению полюдья, вот только полюдье это относится к другой этике, а не той, что действительно существует в некотором обществе.

Такое уже довольно просто представить и описать для разных этических императивов.

Начну, как обычно, с «южной» этической системы, с её понятием о справедливости, выраженным как «делай другому то, что он делает тебе» («око за око» и проч.).

Как тут будет выглядеть используемый: угрожающий правильной, моральной жизни в обществе, но сейчас, хвала пользователю, подавленный и слабый?

Этот человек не хочет делать другому то, что другой делает ему. С учётом того, что сам этический императив «юга» провозглашает благом честное и добросовестное подражание, то используемый на «юге», оказывается, не хочет делать того, что по-хорошему делают все. Как отмечено в «Поведении», «южное» полюдье и «южная» этическая система производят не сильно отличающееся поведение.

Видно, что речь идёт о чужаке. А подчинённое положение чужака сводится к понятию «пленный». Использование же пленного для каких-то работ называется «рабством». На «юге» эксплуатируемый есть порабощённый.

Можно указать на «патриархальное рабство», когда пленный мог стать членом племени, когда и если он научится местным порядкам и проявит достаточную настойчивость в их соблюдении. Однако с появлением решений по нанесению рабу физических и моральных увечий, препятствующим его вступлению в общество, эти решения используются как правило, и так рабство распространяется и совершенствуется.

Объектом управления, констатирует «Поведение», в «южном» предприятии является сам труд. Вы хотите что-то изменить в окружающем мире? Показывайте рабу пальцем, что поднимать и куда нести.

«Восточная» этическая система работает на императиве «я не должен делать другому того, чего он не делает мне».

Намеренное несоблюдение этой максимы своей причиной всегда имеет несдержанность. Используемый, оставленный без присмотра, начнёт что-нибудь первым, нарушит общественное спокойствие. При этом он слаб и, значит, он будет добиваться своей цели легчайшим и/или простейшим путём, то есть путём в большинстве случаев преступным.

Оправдание «восточного» предприятия лежит в объявлении его средством профилактики преступности через превентивное ограничение свободы потенциальных преступников.

«Восточное» предприятие по своему решению есть тюрьма либо каторга: не в смысле страданий, наносимых работнику, а в смысле ограничения свободы его передвижения. Не только через постоянный присмотр, – это дорого – но и через поддержание ситуации «некуда деваться». Самым известным примером такого подхода будет крепостничество.

Я думаю, что здесь «Поведение» не совсем точно.

Константин А. Крылов указывает на привязку рабочего к некоторому месту как на решение задачи поощрения рабочего через управление его потреблением.

Я же считаю, что из необходимости организации хозяйственной деятельности в «восточном» обществе сперва следует задача прикрепления рабочего, а уже управление его потреблением есть решение этой задачи.

При рассмотрении «западного» или «северного» предприятия надо вспомнить об отличии этических императивов соответствующих обществ от императивов обществ «южных» и «восточных», то есть о различии между «другой (не) должен» от «я (не) должен».

Если посмотреть на описание используемого в «южной» экономике, то эксплуатируемый есть вполне узнаваемый носитель «западного» полюдья: «все должны делать то же, что и я».

В апологии «южного» предприятия раб, вырвавшись на волю, не просто начнёт чудить, а попробует ещё застраивать окружающих под себя, а таких рабов будет много. Практикам, сложившимся в здоровом «южном» обществе, будет нанесён предельно возможный ущерб. Представьте себе одновременный «срыв с цепи» в одной и той же общине десятка пленных из разных племён, ещё не проникшихся местными порядками и представляющих собой осколки разных обществ.

В свою очередь, «восточное» предприятие основано на запугивании общества «северным» полюдьем. Сочетание императивов «никто не должен делать того, чего не делаю я» у отбившегося от рук используемого и «я не должен делать другому того, чего другой не делает мне» у благонравного пользователя – это сочетание означает прекращение всякой деятельности. «Если они ничего не будут делать, то и от них, и от нас ничего не останется».

Технически такой останов выглядит трудно осуществимым, однако слово «застой», я полагаю, читателю знакомо. Как оценка экономических показателей такое определение вполне бессмысленно, а вот как мнение по поводу общественных реалий звучит понятно. Именно к этому периоду в нашей истории, кстати, относятся термины «прописка» и «направление», которые описывают закрепощение: опять-таки, не в смысле причинения страданий, а как техническое решение.

Вернусь к «западу». Основанное на императиве «другие должны делать мне то, что я делаю им», оно охотнее всего примет хозяйственную деятельность, отформатированную как противостояние максиме «южного» полюдья «я должен делать то, что делают все».

Апология «западного» предприятия наиболее убедительна. Оно действительно освобождает эксплуатируемого, правда, делает это принудительно. В этой апологии используемый не должен составлять массу, у него должны быть имидж и хобби: у него может быть даже собственное предприятие с другими используемыми. Вот только набор отличий, сколь угодно оригинальный, у него должен быть, и объём этих отличий навязывают извне: например, те же гендерные дела.

В «западном» предприятии используемый, если перестать его эксплуатировать, якобы тут же сольётся в толпу, обуреваемую простейшими, естественными, природными, животными позывами. Вожди этой толпы, воображаемые в целях всё того же запугивания, получаются шаржами на неё самоё, где какие-то черты, связанные с удовлетворением позывов толпы в некоторых условиях, гипертрофированы до предела.

Или, называя вещи своими именами, в апологии «западного» предприятия оно борется с инфантильностью. «Западное» предприятие претендует на звание детского сада.

Я полагаю, что описанное вполне узнаваемо. И в оформлении борьбы внутренней в развитых «западных» обществах на протяжении веков (мол, «пролетарии – это большие дети»), и в оформлении борьбы стран, в которых эти общества существуют, за планетарное господство (мол, «аборигены – это большие дети»).

Здесь я опять не соглашусь с «Поведением».

Деньги как объект управления «западной» хозяйственной деятельностью, «бюджет» – такое решение не есть прямое следствие заботы об успехе типичного «западного» предприятия. Между этой заботой и бюджетом лежит упомянутая выше необходимость навязывания используемому отличий от других используемых.

Деньги дают на создание и поддержание этих отличий. Отличия по определению разные. К оригинальности используемого вынуждают, и именно поэтому ему дают то, на что можно (и нужно) купить всё, что угодно. На талонах и карточках «западное» предприятие работать, конечно, сможет, но оно тогда не будет восприниматься «западным» обществом, как «правильное».

Наконец, «северная» этическая система, которую задаёт императив «другой не должен делать мне того, чего я ему не делаю».

Как сказано выше, предприятие на «севере» оправдывается ограничением «восточного» полюдья, то есть поведения по максиме «я не должен делать того, чего никто не делает», «я не должен начинать первым».

«Северная» этика, как «этика предвидения и сопротивления», прямо требует быть готовым к неприемлемому поведению другого, а это в принципе несовместимо с «не начинай первым». Думаю, читатель понимает, что речь здесь идёт об установлении отношений с другим, вовсе не обязательно изначально конфликтных.

Апология «северного» предприятия должна строиться на том, что используемого здесь тормошат и расталкивают, а в пределе пробуждают, причём не снаружи, через вспышки и грохот рекламы, как на «западе», а изнутри, через навязывание ему тождества полноценности и самореализации.

С этой точки зрения «сознательность» времён советских и «креативность» времён нынешних – одно и то же. Это свойство, отсутствием или недостаточностью которого у используемого объясняется его эксплуатация на «северном» предприятии («быдло», если грубо).

Вспомните прославление «рынка», как нового положения дел в советском и далее в постсоветском обществе.

«Рынок» успешно противопоставили «застою», то есть времени, когда доминировало «восточное» оправдание предприятия, которое в обществе с «северным» полюдьем наименее убедительно.

Установление же собственно рынка предложили осуществить через снятие ограничений на «предприимчивость» (так тогда называлась «креативность») в создании предприятий – на самом деле, в присвоении уже существующих. И советское общество сочло такой подход более правильным. «Северная» апология эксплуатации сработала.

Грандиозные результаты этого срабатывания не входят в тему настоящего рассмотрения.

Что будет управлять «северной» хозяйственной деятельностью? На «юге» механизм общественного производства основан на труде как таковом, «восток» работает на прикреплении трудящегося к месту труда, на «западе» движущей силой выступает денежная оплата, а что на «севере»?

Я думаю, что это право. Если на «западе» используемый трудится де-факто для того, чтобы как-то выделиться, что-то купив, – чтобы показаться другим – то на «севере» он трудится, чтобы от других скрыться. Или, точнее, чтобы заняться своим делом, употребив на него те права, которые он получил за работу на «северном» предприятии. Предельным оправданием «северной» эксплуатации выступают слова «Ты, когда он на тебя наган навёл, не про долг свой думал, не про товарищей своих убитых. А про домик в Жаворонках с коровой да с кабанчиком».

«Северный» труд, сколь угодно производительный и качественный, это всегда труд «на отвяжись» или грубее. Право – то, что технически обеспечивает такое «отвяжись». Идеальный случай, спросите у всякого политрука, когда «своё дело» совпадает с делом предприятия. Или государства, или человечества, или всех сразу.

Денег как экономического решения, если что, сказанное отнюдь не отменяет. Разные люди по-разному оценивают свою уязвимость, и какой-то общий знаменатель для этого разнообразия необходим.

Примечание. Давайте не буду о «русской паранойе». А то ещё подумаете, что под ответы подгоняю.

Пока всё. Мои извинения. Догадываюсь, что читателю любопытно описание сугубо «северной» экономики в дополнение к приведённому Константином А. Крыловым, рассуждение об её осуществимости либо утопичности, указание на присутствие тех или иных её черт в нынешней жизни или, напротив, на препятствия её воплощению в жизнь.

К такому рассуждению я, однако, ещё не готов, хотя заметки есть, и в настоящее время я привожу их в порядок.

Спасибо за внимание.

Неделю тому назад наткнулся на давно, казалось бы, почивший в бозе аргумент о неправильности Советского Союза. Мол, когда спускали советский флаг над Кремлём, никто не вступился. Ни сколько-то там миллионная КПСС, ни хомо советикус вульгарис ан масс. Не тот, значит, Союз-то был, а? В августе за новую свободную Россию, эвон, под танки бросались.

Люблю такие рассуждения, когда они звучат не в споре со мной, а так, мимолётом. Если человек помер от сердечной недостаточности, то, значит, был дураком или сволочью.

Оно бы и ладно, боевая ностальгия с некоторых пор не мой вид спорта. Однако сам предмет, этим изнаночным аргументом затронутый, с тех же пор стал актуален, и его бы не грех рассмотреть.

Теория. Есть такой предмет, как легитимность государства, и, если выжимать смысл из его словарных определений, то это потенциальное согласие подданных государства с его действиями. Потенциальное, как потенциальная энергия в физике.

Легитимность в отдельно взятом государстве трудно наблюдаема и сложно измеряема. Её легко объявить существующей или несуществующей, и неважно, существует она де-факто или нет здесь и сейчас. Так поступают «цивилизованные страны», когда объявляют настоящим, «легитимным» президентом своего зарубежного клиента, проигравшего выборы или не дошедшего до них. Другое дело, что долго поддерживать хорошую мину в этой игре невозможно, и «легитимный» клиент рассасывается во втором переносном смысле.

Следствием этого балагана оказывается инфляция самого понятия «легитимность»: её и продолжают отождествлять с внешней оценкой местных дел, хотя она, во-первых, совсем другое, а, во-вторых, критически важна для общества, у которого есть государство.

Легитимность трудно посчитать, однако можно указать на проводимые в жизнь государственные решения, однозначно снижающие легитимность этого государства.

Отличительным признаком таких решений станет бессудное поражение подданного в субъективных правах.

Права эти, опять же в моём понимании, сводятся к гарантированным государством возможностям подданного добиваться своих целей. Свободы, в моём же понимании, описывают ограничения на эти цели. Свободы – это «что можно», права – это «как можно».

В обсуждении состоявшейся или возможной делегитимации речь идёт именно о лишении прав, которые были, а не об отказе в предоставлении прав, которых не было. Именно поэтому требования прав мигрантами и ещё прав всевозможными меньшинствами не посягают на легитимность соответствующих государств.

На полях отмечу, что возможности, то есть суть субъективных прав – это не только возможность что-то делать, но и возможность чего-то не делать. Западные общества, в силу господствующей там этики, придают большее значение первой категории возможностей. Апологеты советского общества обычно говорят о второй («право на труд» как возможность не искать работу и проч.).

Лишение человека каких-то субъективных прав в принципе не может быть приемлемым для человека, даже если он именно этими правами здесь и сейчас не пользуется, достигая своих целей с помощью других субъективных прав. При этом самое резкое отторжение таких решений и у него, и у его близких, и у ему подобных возникает при отсутствии возможности оспорить эти решения. Суд, как учреждение, и нужен-то для того, чтобы такое отторжение смягчить.

Соответственно, делегитимация государства происходит тогда, когда подданные рассматривают, как действительную, возможность бессудной потери своих субъективных прав. Не обязательно только «тогда», но «тогда» обязательно.

История. Советский Союз не вышли защищать не потому, что не понимали, к чему идёт, – хотя последствий уж точно не предвидели – а потому, что он потерял легитимность в глазах своих граждан. Было государство, и нет государства. Нет его потому, что подавляющее большинство граждан знало: оно может им легко сделать крупную гадость. Не сделало, проклинать незачем. Исчезло, ну и скатертью дорога.

Замечу, что такой взгляд никак не противоречит тому, что СССР, по мнению любого отдельно взятого гражданина, был плохим или хорошим, адом или раем. Легитимность этим мнениям безразлична, она о том, что может быть, а не о том, что было или есть.

Как был делегитимизирован Советский Союз? Очень просто.

За свою историю Советская власть многажды творила дела, полностью подходящие под данное определение, – бессудное лишение субъективных прав – в отношении заметного числа граждан советского государства, а равно их близких и знакомых, которые гражданами, например, стать так и не успели, когда пришли красные.

Повторю: эти дела понижали легитимность советского государства в глазах современников, хотя те же современники могли считать их правильными и нужными (например, массовые репрессии 1937-1938 г. г.). Разумеется, Советская власть занималась и другими делами, не только расходуя, но и восполняя свою легитимность. И, опять-таки, оценка современниками этих дел могла быть совершенно не связанной с их, дел, эффектом.

Советский Союз второй половины восьмидесятых был делегитимизирован следующим образом. Были собраны все делегитимизирующие события в его истории и в концентрированном виде вывалены на голову населению через централизованные СМИ. Таким ходом можно убить любое государство без особенных беспорядков и криков ненависти.

Отдельного упоминания заслуживает триумф национальных окраин СССР. Триумф был основан на надрывном визге о том, что Сталин лишил республики тех прав, которые были ими обретены от Ленина и, конечно же, гарантировали райскую жизнь. Древняя история и вековое угнетение – это уже потом, когда первый трюк прошёл.

Выводы из изложенного.

Первый вывод, теоретический и футуристический.

Все предприятия, прямой или сопутствующей функцией которых является донесение непроверяемых фактов до населения без прямого согласия каждого абонента (обобщение понятия централизованных СМИ), должны быть государственной службой. Не предприятием со 100% акций в казённом владении, а службой с погонами. «Старший корреспондент», «спортивный редактор второго ранга». Приказы, построения, штабы, учения, тревоги, выслуга лет.

Должно быть запрещено законом само донесение непроверяемых фактов до населения без прямого согласия каждого абонента помимо этих предприятий. Это вовсе не тёмный ужас: Вы читаете меня, заглянув на этот адрес вполне самостоятельно, хотя бы и по ошибке. Прямое Ваше согласие есть, поэтому за свою здешнюю чушь я сидеть не буду. То же касается авторов художественных произведений всех возможных жанров. А вот рекламу «по площадям» это условие убьёт, да и чёрт с ней.

Негосударственные предприятия по донесению до абонента без его прямого согласия фактов, которые тот мог бы проверить лично, разрешены и приветствуются. Зачем они? Во-первых, чтобы он не проверял, а во-вторых, для сколько-нибудь полезной траты его внимания. Там, кстати, будет место и для рекламы, но избирательной и не наглой. Особенно если уточнить сами пределы возможностей «проверки фактов» у конкретного обывателя и привязать те пределы к классам рекламируемых товаров.

Предложенные меры не уменьшат информированности населения. Они не имеют целью некое торжество правды и ответственности. Они всего лишь делают невозможным советский прецедент. Уроки истории, изволите видеть, причём всерьёз, а не на уровне деклараций и смены эмблем.

Стоимость всего этого великолепия – огромный, несопоставимый с нынешним спрос на художественные произведения со всеми вытекающими последствиями.

Второй вывод, практический.

Всякое государство, лишающее своих граждан права вести свою житейскую, экономическую, гражданскую деятельность на русском языке – нелегитимно. Это частный случай понимания, изложенного выше. Нелегитимное государство не может рассчитывать на признание своего суверенитета другими, легитимными государствами: хотя бы какая-то их часть и была его, нелегитимного, союзниками и содержателями. Действия Российской Федерации, имеющие целью или эффектом восстановление права населения нелегитимного государства общаться на русском языке, не могут оцениваться с точки зрения их совместимости с суверенитетом нелегитимного государства. Даже если это, например, одна из прибалтийских гипердержав.

На полях. В своё время – восемь лет тому как, да и позже – Рунет шутливо недоумевал, чем занимаются люди из СК РФ в независимых республиках. А они занимались уголовно наказуемыми действиями украинского государства по лишению своего населения права говорить на русском языке. Или, уточню, занимались строго юридическим преследованием уголовных преступлений киевской клики. Я бы добавил, что настырно предлагавшаяся РФ «федерализация Украины» была первой и единственной возможностью релегитимации украинского государства после 2014 года, но это уже отдельная тема.

Ещё раз на полях. Сволочи убили Дарью А. Платонову в результате профессиональной операции спецслужб, а срок подготовки и проведения этой операции составил месяцы и недели. Внимание, вопрос: а почему Янукович девять лет жив? Ответы вроде «я, сотрясатель миров, только что про него вспомнил, а значит, он никому в нашей Галактике не интересен», не принимаются. Принимается ответ: зачем-то его, последнего легитимного президента Украины, хорошо охраняют. Вот я и думаю, зачем. И вообще, что лучше звучит: «правительство национального единства» или «правительство национального спасения»? Про «правительство национального покаяния» я не буду, советский опыт подсказывает, что это унизительно.

Третий вывод, вновь теоретический и не менее футуристический, чем первый.

Похоже, с врождёнными правами человека пора завязывать. Благо это возможно.

Например, чтобы не убивать новорожденного или старика, достаточно прописать в правах семьи то, что ни один её член не может быть лишён жизнеобеспечения. Там, вообще-то, сложнее, но подход понятен. Так и с остальными правами, которые кажутся обязательными. Человек без общества будет или станет маугли с маленькой буквы, который и слова-то «право» не различит, а «врождённое» не выговорит.

Однако все эти врождённые или, точнее, надуманные права могут быть предъявлены любому обществу извне как отказ в легитимности его управления. Просто потому, что государство этого общества не может обеспечить их, а значит, – если они были изначально, врождённые – оно лишает их. А дальше всё решает сила, благо повод для внешнего вмешательства есть, причём такой, который даже в обществе-жертве принимают за оправданный: права врождённые, права по умолчанию, как же иначе.

Такая дыра под ватерлинией или, если хотите, backdoor пережила себя. Она была нужна во времена буржуазных революций как оружие против абсолютизма, да где те революции нынче с тем абсолютизмом. Пора это дело сворачивать.

Однако это уже отдельная тема. Покамест спасибо за внимание.

Меня попросили рассказать о такой вещи, как «искусство» в понятиях учения об аналитической этике, которое я не устаю здесь комментировать. Я даже его придерживаюсь в жизни, если что, и не жалею об этом. А окружающих не спрашивайте.

Выполняю просьбу. Текст получился очень длинным и скорее громоздким, однако частные случаи всегда требуют больше времени и сил, нежели общие, а «искусство» есть частный случай «культуры»: точнее, одно из явлений «культурной сферы» общества.

Что ж, начну. И картинку поставлю. Слова на ней суть мой перевод начала широко известного монолога. Кто не понял, извините меня. А кто понял, извините уже моё чувство юмора, оно законченная сволочь.



1. Сначала словарь. Для объяснения своей точки зрения я буду использовать термины «факт» и «переживание» в значениях, которые определю ниже. Я придерживаюсь этих значений в собственных размышлениях.

Если кто-то считает, что приведённые определения не соответствуют его пониманию «фактов» и «переживаний», мне очень жаль. Если кто-то считает, что «факты» и «переживания» суть совсем другое, причём только совсем другое, то мне ещё жальче. А «феномен» и «ноумен» идут лесом, я не философ, а погулять вышел.

Итак, и перетакивать не буду.

Я считаю фактом всякое событие, воспринятое человеком, которое человек способен описать и передать средствами второй сигнальной системы, то есть такое событие, которое можно символизировать (словами, формулами и проч.).

Подробность и правильность такого описания суть «вторые сложные вопросы», и они действительно непростые. Хорошо, что речь сейчас не о них.

Переживание, напротив, есть воспринятое человеком событие, которое тот не способен описать и передать средствами второй сигнальной системы.

Назвать или обозначить такое событие он может, только это будет указанием на событие, а не его описанием или передачей: другой человек, услышав это обозначение, просто обратится к своему собственному переживанию под тем же или схожим названием.

Аналогия: одинаковые имена файлов в разных директориях и с разным содержанием. А то и в разных форматах.

В первую очередь в «переживаниях» окажутся события, которые влияют на само восприятие человека: их в принципе труднее всего описать.

Обычно такие события отождествляют с изменениями внутреннего состояния человека. Однако для конкретного человека переживанием будет всякое событие, которое он не может описать и о котором он не может поведать просто в силу своих недостаточных способностей это сделать. Под это ограничение могут попасть и события во внешнем мире: «принеси то, не знаю что».

Вообще, развитие умений и навыков описания событий у человека как вида неизбежно ведёт к увеличению доли фактов в воспринимаемых отдельно взятых человеком событиях и уменьшению доли переживаний в них.

Теперь главное.

Наука в обществе – то, что связывает факты между собой. Искусство в обществе – то, что связывает переживания между собой.

Далее только про искусство.

2. Искусство занимается тем, что структурирует невиданное (нераспознанное), упорядочивает неописуемое.

Искусство в обществе присутствует как множество конструкций из переживаний. В этих конструкциях переживания выступают составными частями, формы и размеры которых известны лишь приблизительно, к тому же различны у разных людей с разными навыками описания событий.

Само понятие «конструкции» здесь имеет смысл лишь потому, что получается описать и объяснить положение этих составных частей друг относительно друга.

Такого можно добиться только через ввод в невиданное и неописуемое, которое подлежит структурированию и упорядочению, таких фактов, которые определят взаимное расположение переживаний друг относительно друга.

Эти факты, таким образом, создадут связи, отношения между различными переживаниями; выступят более или менее понятными символами, скрепляющими разные экземпляры неописуемого между собой.

Общепринятое название таких фактов и их собраний – «произведение искусства». Статуя, картина, книга, песня, кинофильм, компьютерная игра и так далее. Каждое «произведение искусства» есть пересечение лёгких путей между необъяснимыми вещами. Ранее я говорил об искусстве как средстве экономии воли (сил): я полагаю, что так это средство и работает.

Замечу, что такое понимание можно отнести и к искусству как сверхдолжному умению в создании вещей. Это умение сам его обладатель, как правило, не может объяснить и не может передать.

Опять-таки, искусно сделанная вещь, пусть будничная, тем и отличается от всего лишь правильно сделанной вещи (хотя бы и финта в спортивной игре), что провоцирует пользователя на переживания. Точнее, она облегчает пользователю их проявление: от сиюминутного восхищения до размышлений о бренности всего сущего.

Замечу уже на полях, что то же самое верно для присутствия сверхдолжных умений в истории той или иной вещи: например, древнего, пробитого пулями боевого знамени.

3. По моему мнению, к пониманию искусства как общественного явления вполне применим аппарат аналитической этики. Тем более, что применить его просто. Намного проще, чем изложить результаты применения.

Сумму переживаний отдельно взятого человека, сумму необъяснимого, называют его «внутренним миром», составной частью мира вообще. Да, слово «подсознание» мне известно, но оно перегружено копирайтами.

Думаю, что сознание человеческое, ум человека, его волю, личность, «я» правильно понимать, как прослойку между «внутренним миром», то есть частью окружающего мира, и всеми остальными частями. Такая оболочка воздушного шара. Хотя это слишком богатая аналогия, не ко времени.

Я всего лишь хотел сказать, что прошлое рассуждение о понятии «истины» в работе «Поведение» вполне может быть применено здесь, и «истина» для «искусства» пребудет всего лишь составной частью «истины» как «соответствия иному», «симметричного соответствия бытия и сознания» по Крылову.

«Бытием» здесь окажется не весь мир, воспринимаемый человеком, а только его «внутренний мир», с которым через сознание и работает искусство.

4. Перед тем, как начать рассуждения об искусстве в различных этических системах, надо указать на следующие обстоятельства.

Во-первых, речь не идёт о том, что правильные, «истинные», «свои» с точки зрения господствующей в обществе этики «произведения искусства» обязательно должны оказаться лучше, «искуснее», чем произведения импортированные. Они всего лишь понятнее.

Во-вторых, некоторая часть «произведений искусства» может быть изначально создана на экспорт, «для туристов», и она по определению заметнее извне. Эти произведения будут скорее узнаваемы, чем содержательны.

Если какое-то общество получило возможность дёшево доставлять любые свои «произведения искусства» в каждый дом на планете, тогда, конечно, само искусство в этом обществе будет тяготеть к карикатурности. Однако это никак не означает, будто такое общество лишено возможности создавать «настоящие», глубокие «произведения искусства».

В переводе на русский: наличие в США Голливуда не отменяет возможности появления там Достоевского, как бы нашим борцам с бездуховностью ни хотелось верить в обратное.

В-третьих, в самом обществе «сфера культуры» может оказаться менее важной и значимой, чем «сфера власти» или «сфера экономики». Я написал «может», хотя не знаю обратных случаев.

Если функционирование «сферы культуры» ограничено условиями, которые ей ставят «сфера экономики», «сфера власти» или «коммунальная сфера», то и форма, и содержание «произведений искусства» могут быть ограничены соответствующими расчётами и соображениями авторов.

Опять-таки, «могут», но не обязательно «будут ограничены». И именно на этой разнице между «могут» и «будут» паразитирует так называемая «альтернативная культура». Она живёт с того, что выдаёт себя за «настоящую культуру», якобы не подверженную влиянию ни экономических, ни управленческих, ни коммунальных соображений.

5. К системам.

«Южная этическая система». «Я должен делать другому то, что он делает мне». «Я должен уподобиться реальности». «Я должен уподобиться своему внутреннему миру, положиться на необъяснимое во мне».

Конечно же, чутьё. Интуиция как нечто нужное, достойное и похвальное. Кстати, я склонен полагать, что в «южных группах» так и получаются вожди. Обычно они не бабы, но они «сердцем чуют». Именно поэтому за вождями идут, поэтому им подражают те, кто чует хуже: больше вероятность выжить.

«Южное» искусство обеспечивает такое поведение большинства. Надо отличить от остальных в своём окружении того, кто чует лучше; надо пойти за ним. В самом акте различения рациональность человеку только вредит, им верховодит лишь его самовосприятие, его «внутренний мир».

На выходе получаются боги, герои и прочее такое же. Минимум достоверности и минимум последовательности в сюжетах и антураже. Достоверность, изощрённость, последовательность тут вредны, ибо они претят иррациональности, забивают чутьё.

Сами факты, создающие структуру произведения искусства как конструкции, могут быть взяты вообще наугад, благо в примитивном обществе фактов немного. Творческий процесс «южного искусства» со стороны может казаться безумием, и присутствие в его обеспечении галлюциногенов не выглядит странным.

С другой стороны, безумные «произведения искусства» по определению трудно запомнить, и передача их в «южных обществах» из поколения в поколение влечёт очистку штучного, сколь угодно талантливого шаманского бреда до архетипических образов и понятных действий.

«Восточная этическая система». «Я не должен делать другому того, чего он не делает мне». «Я не должен противоречить реальности». «Я не должен спорить со своим внутренним миром».

«Восточное искусство» помогает человеку уклоняться от внутренних проблем, которые грозят вызвать проблемы внешние, то самое противоречие реальности. Оно отвлекает и успокаивает, оно решает задачу профилактики и выглядит гимнастикой.

Строгая форма и ритуальность, выверенная последовательность действий. Предсказуемость в изображении даже сильных чувств. Ограниченное количество очень тщательно проработанных образов и приёмов. Отождествление импровизации с провокацией, то есть делом во всяком случае вызывающим, а чаще всего ненужным и опасным.

«Восточное искусство» назидательно и поначалу скучно. Развлекаться им надо учиться.

6. Перед тем, как перейти к особенностям искусства как общественного явления в обществах, где доминируют «западная» или «северная» этическая система, необходимо задаться вопросом: что здесь станет «гносеологическим переворотом» – точнее, той его частью, что касается искусства? Как скажется переход от «я (не) должен» к «мне (не) должны»?

«Южное искусство» помогает человеку найти образец для подражания в материальном мире. «Восточное искусство» помогает человеку вовремя заметить неприятности в материальном мире, избежать их и не спровоцировать их, в наименьшей степени меняясь самому.

Непосредственное изменение «внутреннего мира» человека всего лишь через ознакомление с «произведением искусства» здесь побочный, плохо предсказуемый и никак не обязательный эффект. «Познавать себя» выходит делом очень трудным, а какие-то успехи в этом деле суть редкость. Настоящих гуру мало.

А вот «западное искусство» и «северное искусство» изначально позволяют человеку работать над собой: только выполняя это условие, они вообще могут существовать и развиваться как общественные явления.

Человек здесь по умолчанию получает доступ к своему «внутреннему миру» и возможность намеренно его редактировать, то есть в «западном» и «северном» обществах искусство позволяет человеку управлять самим собой.

Если вспомнить определение Константина А. Крылова человека, как существа, управляющего самим собой, то можно сказать, что искусство в «западных» и «северных» обществах позволяет человеку становиться более человечным. Если хотите, то более сознательным.

Хотя подчеркну, что не надо путать «человечность» или «сознательность» с соответствием человека той или иной доктрине: научной, социальной, религиозной. Универсальной, единой и безошибочной теории человека нет, хотя претендентов на это место полно.

7. «Западная этическая система». «Другой должен делать мне то, что я делаю ему». «Реальность должна уподобиться мне».

Работа «западного искусства» с «внутренним миром» человека подчинена императиву «познай себя» и сводится к вытеснению во «внутреннем мире» человека переживаний фактами. В идеале «западное искусство» должно добиться того, чтобы человек мог полностью ответить за себя, полно и понятно рассказать, что у него внутри. Или не рассказывать, а сохранить в запароленном профиле, владея собой.

Изначально это требование отнюдь не тождественно требованию совершенной правильности восприятия человеком своего внутреннего состояния. Знать, где что лежит, вовсе не то же самое, что знать, как оно работает.

Факты отгрызают у бесформенных и безразмерных переживаний разные куски и в разных режимах. Например, такое течение в искусстве, как «реализм», занимается этим в открытую, не требуя от человека дополнительных усилий; у других течений могут быть другие подходы.

Переживания, однако, теряя в размерах и приобретая форму, оставляют за собой силу, то есть влияние на поведение человека.

В результате «западное искусство» как связывание фактами переживаний становится пересечением, развёрткой с очень большой пропускной способностью («коротким замыканием») между очень малым количеством точек, в которых необъяснимое всё ещё остаётся и даже наращивает свою концентрацию.

Со стороны такое выглядит как упрощение, типизация, схематизация отдельно взятого сюжета, всё большая характерность исполнителей в «произведениях искусства», сопряжённые при этом с нарастающими разнообразием и дороговизной антуража. Орудием «познай себя» выступает «очень просто обо всём».

Параметром, по которому судят о качестве «произведения искусства» в «западном искусстве», получается возможно более сильный, пускай и примитивный эмоциональный отклик аудитории сразу же после ознакомления с «произведением искусства» («вау»). Он может быть обеспечен как пресловутыми «спецэффектами», то есть яркостью и громкостью, так и выбором очень разных переживаний для «короткого замыкания» между ними, резкого перехода.

С учётом того, что именно «западное искусство» получило техническую фору по средствам доставки куда угодно и кому угодно («для туристов»), то карикатуризация, о которой шла речь выше, в настоящее время более всего заметна в «западном искусстве» и работает на усиление перечисленных особенностей.

Ещё одним усилителем, очевидно, будет доминирование «сферы экономики» в нынешнем «западном обществе». Сильный эмоциональный отклик обязательно должен быть положительным, иначе «произведение искусства» не продать.

Повторю, всё это не отменяет возможности появления Достоевского. «Аппарат есть».

8. Наконец, «северная этическая система». «Другие не должны делать мне того, чего я не делаю им». «Реальность не должна мне противоречить».

Если «восточное искусство» по цели может быть названо профилактикой, а по форме гимнастикой, то «северное искусство» можно соотнести с хирургическим вмешательством после болезни или травмы с целью устранения их последствий.

Где «западное искусство» способствует слиянию фактов и переживаний в единое целое, там «северное искусство» разделяет их, работая на такой «внутренний мир», где нет «классовой борьбы» между переживаниями и фактами.

Факты вольны мешать друг другу: человек вчера знал, что Земля плоская, сегодня узнал, что круглая. Борьба переживаний друг с дружкой тоже дело обычное: сперва любил, потом возненавидел. А вот соперничество фактов с переживаниями во «внутреннем мире» человека – то, что «северное искусство» обязано выявлять и прекращать. Тут можно провести аналогию с кровоизлиянием, но поберегу нервы читателя.

Лучше скажу, что «северное произведение искусства» посвящено распознанию, предотвращению и исправлению ситуаций вроде «чую, что что-то не так» (переживание посягает на факт) и «покорись, ты проиграл» (факт посягает на переживание). Вместо «познай себя» здесь будет «не верь и не поддавайся».

Это, кстати, задаёт приоритет героического эпоса и детектива над остальными жанрами.

«Северные» «произведения искусства», как правило, востребованы «северным обществом». Их ждут после крупных неприятностей, повлиявших на значительное количество людей в группе, где существует «северное общество». Эти произведения не зазорно заказывать и требовать быстрейшего выполнения заказа. А в идеале заказывать много разных «произведений искусства» сильно заранее, с привязкой ко всякому варианту возможных крупных неприятностей. Вакцинирование, да.

Понятно, что «свободный выбор» из множества уже доступных, предлагаемых или навязываемых «произведений искусства» здесь может помочь, однако для «севера» это не оптимальное решение. «Северу» вообще соответствует примат покупки над продажей. «Я могу купить всё, что есть для меня» вместо «западного» «я могу выставить на продажу всё, что есть у меня».

Отсюда «северное искусство» и, шире, «северное общество» испытывают потребность в критике и критиках, причём не для оценки уже состоявшегося «произведения искусства», а для разъяснения авторам, какого рожна от них ждут здесь и сейчас. Профессиональные критики в «северном обществе» на работе должны читать только черновики и играть только в альфа-версии.

На что это будет похоже в понимании «произведения искусства» как лёгкой дороги из фактов от переживания к переживанию? Чем будет «северное» «произведение искусства»?

Главной особенностью «северного» «произведения искусства» станет сложный протокол взаимодействия тех фактов, которые граничат с переживаниями. В порядке аналогии: те пункты инструкций для водителей общественного транспорта, которые касаются конечных остановок.

В «северном» «произведении искусства» аудиторию надо готовить и к наступлению переживаний и, что намного труднее, к отходу от них, к возвращению на дорогу из фактов. Сужу по себе, наличие или отсутствие такой подготовки видится как уважение или неуважение автора к аудитории: одним из важнейших критериев оценки качества «произведения искусства».

9. Итого для «севера».

«Большие вещи», а не сериалы. Дискретизация здесь будет задана не разбиением или повторением сюжета, а разнообразием самого общества: много «больших вещей» для разных частей общества (хотя бы и в одном и том же антураже), а не один сериал для всего общества. Отсюда следуют плохо совместимые с рыночным подходом требования по финансированию таких предприятий.

Ограничения на минимум фактов в связке между разными переживаниями: их должно быть достаточно, чтобы аудитория успела расслабиться и напрячься вновь. Быстрый темп – нехорошо, неожиданностей минимум и жёстко завязанных на сюжет. Это, кстати, суть претензий тех, кто вырос на советских фильмах, к пресловутой «голливудщине» и её местным эпигонам новых времён. «Так и мелькает, так и мелькает».

Неоднозначность и глубина персонажей как обоснование упомянутого выше сложного протокола взаимодействия на неизбежной границе фактов и переживаний.

Отказ от типичности. Отсутствие ограничений на «завихи» действующих лиц постольку, поскольку «завихи» могут быть разъяснены в действующем антураже применительно к действующему лицу, без отсылок «они там все такие странные». Если «завихов» не хочется, то без проблем: главное, помнить, что «нормальный человек» не есть клон, эталон или сырьё на четверть сюжетного хода. Все мы разные, все мы любимы.

И, наконец, по виду искусства: «северному искусству» в наибольшей степени соответствует компьютерная игра («западному» – кино, «восточному» – книга, «южному» – театр). В компьютерной игре совмещение героизма (альтернативных сюжетных линий) с детективом (решением головоломок) напрашивается само, равно как и промежутки в сюжете (между переживаниями), наполненные боёвкой (фактами).

Впрочем, это всё уже как-нибудь в другой раз, я и так уже настроил здесь вавилонских башен. Восемь страниц в Word’е, остатки совести голосят.

Спасибо за внимание. А к темам я ещё вернусь.

ПостСкриптум. Ах да, мои измышления в этом блоге по поводу возможно более достоверной автогенерации сюжетов и антуража для «произведений искусства». Они отсюда. Чтобы были вещи для разных частей общества, а не сериалы с их экономией на антураже. Чтобы автор не сходил с ума, выдумывая оригинальных персонажей, а раскрашивал то, что выдаст ему машина. Чтобы критики могли более или менее спокойно, без мордобоя с автором, знать, что у того получается или нет.

Да-да, «бороду сбрить могу, а вот мысли куда девать?»

Я нынче телевизор смотрю только в промежутке между его включением и выбором диска с фильмами. Увы. Подкрались и уязвили. «Россия нуждается в идеологии», бурно провозгласил человек со скошенными к носу глазами гуманитария. Уж не знаю, в который раз он это сделал. Раньше переключения выпадали на рекламу.

Я тут довожу до ума лабораторные стенды в родном ВУЗе, – не знаю, понадобятся ли, но мне уже едино, решил и сделаю – так что выпущенный на волю внутренний технарь развопился и потребовал слова.

Он знает, как надо. Не что, а как, поэтому его, технаря, надо бояться. Галич чуял.

Слово технарю.

Итак, идеология как понятие есть учение о мере присутствия идей и вещей среди людей.

Проведение любого экземпляра идеологии в жизнь сводится к созданию, поддержанию и изменению списка предметов (вещей, событий, отношений), которые могут быть идеализированы или деидеализированы, то есть к выработке правил включения предметов в этот список, их исключения их из него и определения их места в этом списке.

Идеализация здесь – уменьшение понимания предмета, уменьшение степени разрешения в его рассмотрении, уменьшение доли умственных усилий во внимании, уделяемому человеком этому предмету, в пользу чувственного восприятия.

В пределе идеализация предмета сводит его к неделимой идее с единственным отличительным признаком, требующей от человека наималейших умственных усилий во внимании к ней.

Образ идеализации: у любимого человека нет недостатков. Во внимании, которое уделено любимому человеку, подавляющая часть остаётся за чувственным восприятием,а для работы по различению недостатков, отделению их от достоинств «ума не хватает».

Деидеализация – детализация – есть обратный процесс, когда умственные усилия, уделяемые человеком тому или иному предмету, увеличиваются за счёт доли чувственного восприятия во внимании. Степень разрешения растёт, фотографию рассматривают по точкам. Разоблачают.

В пределе всё внимание человека будет отведено этому предмету при том, что оно почти целиком уйдёт на умственные усилия по объяснению различий, на отслеживание которых останется наивозможный минимум чувственного восприятия.

Образ деидеализации: «безумный учёный», совершенно увлечённый своими исследованиями и предельно рассеянный в обыденной жизни. Или «Focused» из «Deepness in the Sky».

Место предмета в списке, который поддерживает идеология, задано количеством внимания, которое человек должен уделять этому предмету. Из-за того, что внимание человека конечно и ограничено, речь тоже идёт о доле внимания.

Образ: близкий человек отличается от любимого тем, что доля чувственного восприятия во внимании, уделённом ему, может быть такой же, как у любимого человека (и у близкого человека тоже может не быть недостатков), однако доля самого этого уделённого внимания может быть много меньше, чем та доля, которая была бы уделена любимому человеку. Близкий – он просто хороший и рядом.

Итого, идеология как технология сводится к правилам распределения человеческого внимания и изменения соотношения чувственного восприятия и умственных усилий в распределённом внимании.

Материально-техническое, организационное и методическое обеспечения идеологии сводятся к средствам и способам достижения этой цели, то бишь распределения и изменения.

«Отсюда совсем не является странным», что «идеолог» (знания) и «идеологический работник» (навыки) суть понятия различные, а требование обязательной приверженности «единственно верному» от идеологического работника – добрая история для детей.

«Идеологи», а особенно «основоположники» – те да, должны; иначе не получится достигнуть тех целей, которых они надеются достигнуть внедрением или поддержанием идеологии. А вот «идеологические работники»… «Мы дрались не однажды. С вами и против вас, но всегда со славою».

Присутствие «идеологического аппарата» в государстве и в обществе может быть сосредоточенным (решение СССР), когда за идеологию отвечает особое учреждение, или распределённым (решение «цивилизованных стран»). Второе решение позволяет одновременно поддерживать противоречивые экземпляры идеологий в обществе («плюрализм», «свобода слова»).

В обоих случаях «идеологический аппарат» работает через навязывание обывателю понимания того, что хорошо и правильно вносить идеологическую компоненту во всякую свою работу – виднее всего такое в работе обывателя с текстами.

…на всякий случай, на полях. Текст – это не обязательно цепочка букв, это всякая последовательность символов, претендующая на связность, и не важно, какими техническими средствами она выполнена…

Сосредоточенный «идеологический аппарат» в силу императива экономии энергии тяготеет к возможно более долгому поддержанию текущей версии идеологии так, что всякое обновление версии норовит стать кризисом общественной жизни.

Распределённый «идеологический аппарат» обеспечивает нечувствительную эволюцию существующих в обществе идеологий, однако он не даёт единства обществу для защиты от достаточно избирательных и неожиданных угроз.

И сама идеология, и «идеологический аппарат» всемерно полагаются на культуру в общем и на религию, науку, искусство, технику в частности (риторика, психология, кино, миссионерство, Интернет) – на всё, что можно использовать для решения задачи идеологии. Именно поэтому идеология часто претендует на статус науки, религии, искусства или техники, или пытается использовать их для собственного признания.

Как обратное действие, не обязательно намеренное со стороны идеологического персонала (и «идеологов», и «идеологических работников»), идеология уже сама формирует эти общественные реалии, оказывая влияние на связанные с ними общественные институты вообще и отдельно взятые учреждения в частности.

Всякое «идеологическое учение» представляет собой текущую версию решения задачи идеологии для некоторого экземпляра идеологии.

«Идеологическое учение» должно привлечь внимание человека к одним предметам в порядке их важности, отвлечь внимание человека от других предметов, навязать идеализацию или детализацию по каждому предмету, к которому привлечено внимание, объяснить правила (условия, события), по которым в список может быть принят новый предмет, и правила, по которым предмет может быть из списка исключён.

Именно объяснить, и не более: применением этих правил в частных случаях занимается «идеологический аппарат» или государственный аппарат с его подачи, а от человека требуется всего лишь знать эти правила и вести себя осмотрительно, распознав их применение к себе или вокруг себя.

В общедоступном виде «идеологическое учение» выглядит как совокупность корпуса текстов, идеологическое назначение которых не скрывается, и ореола ссылок на этот корпус в остальных текстах, не претендующих на явное участие в решении задачи соответствующего экземпляра идеологии.

Ссылки могут быть и прямыми цитатами из основоположников или цитатами из тех, кто цитировал основоположников; они могут быть и пересказом сюжетов непосредственно идеологических текстов в приложении к частному случаю; могут быть и просто художественными образами, иллюстрирующими содержание текстов корпуса.

Что следует из моих скромных рассуждений?

Во-первых, «идеологические учения», существующие в некотором обществе, могут быть обнаружены, различены и исследованы с помощью машинного анализа содержания конечного и ограниченного множества общедоступных текстов (книг, фильмов, диссертаций, газетных статей и проч.).

Биг-дата и всё такое: как минимум «в лоб», на уровне «что сколько раз, где и когда упоминается».

С помощью того же анализа, и это главное, могут быть сделаны предположения о мере присутствия соответствующих экземпляров идеологий в некотором обществе, об их действенности, об их влиянии на умонастроения в этом обществе, нынешние и, важнее, будущие.

Так как я не считаю себя первооткрывателем столь простых вещей, то я не могу спорить с утверждением, что этим уже занимаются все, кому не лень, в отношении всех, кого не лень.

Во-вторых, «идеологическое учение» и, следовательно, идеология может быть объектом технического задания по её созданию, производству, обслуживанию, применению и утилизации. Нет, упёртые и талантливые «основоположники» по-прежнему нужны…

…ещё раз на полях. Что такое отказ от экземпляра идеологии, исполненный трусливо и бесталанно, можно было наблюдать в СССР во второй половине восьмидесятых годов прошлого века. Безразлично мнений о надобности такого отказа, он встал в такую цену, что упёртые и, главное, талантливые «утилизаторы» потерявших адекватность экземпляров идеологии (или их текущих версий) на будущее тоже должны быть востребованы…

…однако в «основоположничестве» есть разница между Левшой при молотке, наковальне и горне – и Левшой при гибком автоматизированным производстве.

Из вышесказанного следует, что действия по разработке идеологии (нуждается в ней Россия или нет) вполне очевидны.

Создать список предметов, на которых нужно сосредоточить внимание обывателя.

Упорядочить созданный список по важности.

Выделить в нём те предметы, о которых размышлять не надо, а только пожирать взором, и те предметы, на которые лучше вообще не смотреть, а только думать о них.

Составить список событий и условий, необходимых и достаточных для изменения списка предметов.

Если браться за дело добросовестно, то можно заранее прикидывать кандидатов на вход и на выход, да и вообще не надеяться на случай.

Только после всего этого идти трепетать в приёмных ихних превосходительств с папкой на коленях и флэшкой в кармане, а не кривляться на телеэкране.

Я предупреждал, что знаю, как надо.

Критерии адекватности предлагаемой идеологии, они же вопросы анализа существующей идеологии тоже вполне очевидны.

Предметы в списке не должны быть совершенной экзотикой для обывателя, чтобы привлечение внимания к ним стоило дёшево.

Сущностное различие между предметами из списка, претендующими на примерно равные умственные усилия обывателя, должно быть незначительным по той же причине стоимости переобувания.

То же верно для формальных различий между предметами из списка, претендующими на примерно равный объём чувственного восприятия.

Правила работы с составом списка должны быть объяснимы: просты ли они, сложны ли, вызывают приятие либо отвращение – неважно. Главное, чтобы обыватель их знал и понимал.

Правила работы по идеализации или детализации отдельного предмета из списка (как общие, так и характерные для данного экземпляра идеологии) должны быть закрыты для обывателя хотя бы через их сложность, действительную или надуманную.

Соотношение чувственного восприятия и умственных усилий во внимании обывателя, которое собрано списком предметов, заданных в экземпляре идеологии, должно быть возможно ближе к тому же соотношению, которое существует у обывателя для предметов неизбежных и обыденных, для рутины.

Если на внедрение и поддержание идеологии ассигнованы достаточные средства, то такое же соотношение надо обеспечивать как можно более избирательно, то бишь для отдельных групп обывателей, различаемых по интеллектуальному развитию, профессиональным компетенциям, возрасту, принадлежности к государственному или частному сектору экономики и проч.

Могу повторить своё предупреждение: я знаю, как надо.

Собственно, всё. Перечисленное есть не более, чем различные аспекты одного и того же вопроса: дешевизны распространения, поддержания и обслуживания экземпляра идеологии в отдельно взятом обществе.

Про дешевизну утилизации не могу предполагать, не обдумывал, хотя, опять же повторю, советский закат выглядит образцом разнузданных и невынужденных трат.

Почему дешевизна как критерий? Да потому, что я материалист, и для меня единственный способ поверить применимость той или иной задумки без актуального испытания – это прикинуть путь к её удешевлению или, напротив, к удорожанию. А если такой возможности нет, то это либо духовность впаривают, либо свободой манят.

Делайте идеологию так, как я сказал, и будет вам счастье. Или счастья не будет, потому как это дело сложное, долгое и ненадёжное. Нужны «основоположники», то есть люди отмороженные, готовые либо страдать, либо сидеть на коште у фабрикантов.

А сейчас я вижу только публичные предложения государству довольно странной сделки: публичная озвучка сентенций, записанных другими людьми, в другие времена и по другим поводам, в обмен на пенсию в дееспособном возрасте.

Нет, я и сам так бы рад, винить не могу, но вот внутренний технарь бесится. И я его мнение изложил.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Граждане философы дипломированные и самопальные. Честно признайтесь перед тем, как принижать дилетанта: вы правда не понимаете, что я имел в виду под «чувственным восприятием» и «умственными усилиями»?

Ещё раз поздравлю уважаемых читателей с безвозвратно прошедшими и неуклонно надвигающимися праздниками. Ответных поздравлений не требуется, я был «живительно тронут» состоявшимися (без шуток) и благодарю за них.

Пользуясь парой дней отдыха, я собрал свои заметки разного времени по поводу того, как я оцениваю те или иные предложения по изменению общественной жизни, как я их классифицирую. Делал я эти заметки для себя и весьма беспорядочно, так что сопряжение тут обошлось в довольно большую часть предлагаемого текста. Подчеркну, что речь идёт о принципах классификации и подхода к оценке, а не о самих оценках конкретных событий. О базисе, а не о прейскуранте.

Конечно, этот базис обязан собою работе «Поведение» (а чего Вы ожидали?), и считайте это честным предупреждением.

Сперва о времени. Время – это смена состояний системы. Отсюда следует, что время может быть и субъективным, если субъект способен отмечать смену собственных состояний.

Значит, если разные субъекты согласились считать «объективное время» по изменению состояний системы, независимой от них (заход-восход солнца), то в один и тот же отрезок такого объективного времени у разных субъектов может помещаться разное количество субъективного времени. Это количество можно увеличивать или уменьшать с помощью как собственных усилий субъекта, так и каких-то внешних средств и орудий.

Ничего нового, всего лишь объяснение понятия «темперамент», его обобщение и утверждение того, что это понятие количественное.

Теперь о воле. Я не делаю разницы между волей, умом, «я» или самообладанием. Это либо одно и то же буквально, либо стороны одного и того же предмета, настолько тесно между собою связанные, что для моих рассуждений разницы с буквальным отождествлением нет.

Воля есть тоже понятие количественное, иначе ни уговоры, ни пытки не имели бы смысла. Волю накапливают и волю тратят. Опять-таки, и накопление, и трата могут осуществляться исключительно самим субъектом или с какой-то внешней помощью.

Далее о действии. «Действие» в физике есть величина, пропорциональная энергии и времени. Само понятие, очевидно, заимствовано у дел обыденных без потери смысла; значит, возможно и обратное заимствование.

То есть действие как элемент поведения тоже можно понимать как нечто количественное, прямо пропорциональное воле субъекта и его субъективному времени, затраченным на это действие.

Следовательно, понятия «участия в действии» и «уклонения от действия» могут быть рассмотрены как увеличение и уменьшение всякого отдельно взятого действия для субъекта.

Эти действия над действием получаются настолько распространёнными, что, во-первых, их не замечают, как не замечают воздух, а во-вторых, во всяком обществе, существующем достаточно долго в достаточно многочисленной группе, разным способам уменьшения и увеличения действия окажутся сопоставлены некие вполне заметные и долговременные явления, развивающиеся и усложняющиеся вместе с обществом (или деградирующие и упрощающиеся, неважно).

Теперь о сферах деятельности. В «Поведении» сферой деятельности называется совокупность действий, воплощающих некоторые общественные отношения. Понятно, что сферы деятельности в обществе взаимосвязаны, а на уровне отдельного человека и взаимопроникающи, когда последовательность его поступков может быть набрана из действий, относящихся к разным сферам деятельности.

Одной из сфер деятельности Константин А. Крылов называет сферу управления, которая реализует участие во всяких отношениях, а другой – сферу культуры, которая воплощает изолирующее поведение, то есть уклонение от всяких отношений. С точки зрения, обозначенной в настоящем рассуждении, можно говорить о практиках увеличения или уменьшения действия, где практики увеличения будут относиться к сфере управления, а практики уменьшения – к сфере культуры.

Далее о таких практиках. Из ранее изложенного видно, что всякая практика по увеличению действия (его поддержке) может быть рассмотрена как комбинация решений по увеличению количества воли или по увеличению количества субъективного времени, вложенных в это действие. Равно практика по уменьшению действия (уклонению от него) сводится к комбинации практик по уменьшению количества воли или количества времени субъекта, вложенных в это действие.

Понятно, что тут могут быть противоречивые случаи, когда, например, сами работы по увеличению количества воли, вложенной в действие, ведут к уменьшению количества времени, однако здесь речь идёт о том, что воля будет нарастать в большей степени, чем время – уменьшаться; то есть итогом здесь станет всё же увеличение действия.

Теперь о сфере управления. Для её образования и функционирования требуется увеличение действия, а оно может быть достигнуто двумя способами – вероятно, в подавляющем большинстве случаев речь идёт об их комбинации, но здесь удобнее рассмотреть предельные случаи.

Отдельно надо отметить, что цель действия здесь вовсе не обязательно будет одной и той же. Цель может меняться, так что накопленное действие будет израсходовано на эту изменённую цель; и это было всё, что я хотел сказать о слове «политика». Вернусь к способам увеличения действия.

Во-первых, это наращивание воли, вложенной в некоторое действие. В обществе этому подходу соответствует институт предпринимательства («длинная воля», «вложиться в дело» и проч.), когда воля не ограничена субъективным временем, то есть цель действия отнесена в будущее по объективному времени, а сколько чего там переживёт субъект до её достижения, неважно.

Предпринимательство принято ассоциировать с «рыночной экономикой», однако это предрассудок. Известная фраза «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» есть вполне себе предпринимательское кредо, хотя оно и подразумевает отказ от «рынка». Предпринимательство присутствует в обществе постольку, поскольку там присутствуют задачи поддержки, усиления и совершенствования сферы управления. Другое дело, что его формы могут отличаться до неузнаваемости. Скажем, «ударный труд» очень сильно отличается от «майнинга».

Полагаю, что предпринимательство ассоциируют с рынком потому, что в «рыночной экономике» оно в принципе общедоступно и сравнительно безопасно. Однако оно везде работает на наращивание и усиление сферы управления, как минимум через запрос и согласие на всё более сложную и разнообразную управленческую деятельность. Буржуазные государства очевидно сильнее феодальных.

Скажу страшное: в некоторых государствах предпринимательство и нужно только для этого, а объявление его причиной и гарантией высокого уровня потребления – недобросовестная реклама.

Во-вторых, это наращивание субъективного времени, вложенного в некоторое действие. Сюда входят согласие субъекта на всё большее количество переживаний между началом и завершением действия, согласие субъекта на внешнее обеспечение этих переживаний, и само это обеспечение.

Всему перечисленному соответствует институт медиа, создающий и доставляющий эти переживания во всё большем количестве и со всё большей скоростью. Думаю, пользователям Интернета не надо доказывать, что масс-медиа, пресловутые СМИ образца XX века – частный и необязательный случай медиа.

Опять-таки, медиа в «открытом обществе» есть всего лишь один из способов увеличения субъективного времени, со своими преимуществами и недостатками. Возможное решение этой задачи без «открытого общества», в рамках «единственно верного учения» – «второй сложный вопрос», однако вполне решаемый; биологические возможности человека что-либо переживать ограничены, и в этот барьер можно упереться разными способами.

Далее о сфере культуры. Уклонение от действия как уменьшение его количества в предельных случаях может быть достигнуто через уменьшение количества субъективного времени на это действие (быстрое достижение соответствующей цели) или через уменьшение воли, потраченной на это достижение (лёгкое достижение цели).

Очень важно понимать, что уклонение от действия не обязательно – и очень часто не – включает в себя отказ от цели этого действия. «Мы пойдём другим путём», а этим не пойдём. Политика, которую я обещал не упоминать.

Во-первых, за уменьшение количества субъективного времени, отведённого на действие, отвечает наука. Преодолев сто километров пешком, человек меняется намного сильнее, чем если бы он проехал то же расстояние на поезде. Запрашивая информацию из поисковика, человек меняется намного меньше, чем если бы он штудировал учебник.

Как одно из отражений того же процесса в общественном сознании, можно вспомнить эволюцию научно-фантастических произведений, где космические корабли на субсветовых скоростях (анабиоз иногда прилагается) были оттеснены на вторые и десятые роли всевозможными нуль-переходами и ансиблями.

Известное «вкалывают роботы, счастлив человек» говорит именно о таком торжестве науки: трудами роботов человек вообще не меняется, он перманентно счастлив, а субъективное время, которое человек тратит на всякое действие, стремится к нулю: руку протяни – получишь нужное. Такое состояние совершенного торжества науки считается желательным для весьма различных мировоззрений.

Во-вторых, за уменьшение воли, как составляющей всякого действия, в обществе ответственно искусство.

Это утверждение неочевидно, однако рассмотрю пример, близкий к предельному случаю.

Пусть я по условию задачи домосед. Пусть у меня есть два приятеля, каждый из которых съездил в земли далёкие и экзотические, причём одни и те же. Пусть каждый из них привёз равное число фотографий (или вручную написанных картин), сувениров и проч.

Изучив набор привезённого любым из приятелей, я получу какое-то представление о землях далёких и экзотических, ни разу там ни побывав. Это, конечно, не столь полное представление о тех же землях, что появилось у побывавших там (не обязательно менее правильное), однако оно есть, и я приложил к его появлению много меньшие умственные усилия, чем любой из туристов.

Очевидно, что подбор артефактов был искусством, а сам набор, как и составляющие его артефакты суть произведения искусства – даже случайно подобранный на пляже камешек. Именно произведения искусства, продемонстрированные приятелями, позволили мне сэкономить волю.

На изучение каждого привезённого набора – они равны числом предметов – я потрачу примерно равное количество субъективного времени. Приму, что порядок изучения не имеет здесь влияния. И вот, чтобы получить одинаковое представление о землях далёких и экзотических от одного набора, мне понадобится больше умственных сил, воли, прилежания, чем от другого. Фотографии менее понятны и/или менее значимы, сувениры скучны и не дают сразу же заметного представления о своеобразии посещённых мест.

Или, что то же самое, в одном наборе искусства больше, чем в другом, и больше именно в том, на который я затратил меньше сил для получения одного и того же результата.

Теперь об авторитаризме и демократии. Это различные решения организации сферы управления.

Если приложить к этим понятиям изложенное выше рассуждение о различных способах наращивания действия для сферы деятельности по управлению обществом, то становится видно: под авторитаризмом обычно понимают практики по увеличению воли, под демократией – практики по увеличению субъективного времени.

Предел авторитарных, предпринимательских практик – «кризисное управление», «чрезвычайщина», «волюнтаризм», когда значимых событий мало, субъективное время сравнительно медленно, но размечающие его события требуют наивысшей отдачи.

Предел демократических практик – это достижение целей по управлению через большое и всё увеличивающееся множество неважностей чуть выше уровня повседневного шума. Технологии такого достижения нынче называют «мягкой силой».

Хорошо или плохо то или другое – не имеет самостоятельного значения и зависит от намеченных к достижению целей. Хотя можно сказать, что демократия с её упором на медиа всегда будет иметь преимущественную позицию в азартном деле взаимной ругани.

Далее об эльфах и гномах. Точнее, о дварфах, потому что когдатошний WoWовский импринт «гномов» как мелкой писклявой сволочи, в которую толком не прицелишься – это навечно.

Вышеприведённый расклад позволяет понять эльфийское общество как такое, в котором сфера культуры в решающей степени, почти полностью обязана собой искусству. Наука и техника как её производная играют ту же определяющую роль в сфере культуры общества дварфов. Эльфы экономят волю (у них вечность), дварфы экономят субъективное время.

Собственно, всё. Сам Константин А. Крылов говорит о наличии в обществе четырёх сфер деятельности, – на тех же правах, что сфера управления и сфера культуры, в обществе присутствуют коммунальная сфера и сфера собственности – однако это разделение уже связано с отношениями к разным типам действий: одно- и двусторонним. Я не готов рассуждать о таком разделении здесь.

В заключение повторю, что изложенное более или менее обрисовывает и упорядочивает мой подход к оценке постоянно присутствующих общественных явлений, сколько-нибудь масштабных событий и, главное, всевозможных предложений по первым, влекущих вторые. Та самая разметка прицела, о которой предупреждает заглавие.

На полях ещё можно отметить, что выше изложены некоторые наметки по давно интересующей меня теме автоматизированного проектирования художественных произведений. Здесь речь идёт уже не столько о сюжетных ходах, сколько о «ресурсах юнитов» (количество действия) при выборе этих сюжетных ходов (принцип наименьшего действия в механической системе) и следующих отсюда требованиях к характеристикам этих юнитов и антуражу собственно произведения.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Дыра в рассуждениях – отличие действия как акта, действия дискретного, элемента поведения, «сработало» или «перестало работать», от действия, количественно увеличиваемого или уменьшаемого. Однако такое тоже «второй сложный», ибо для больших групп усредняется.

Рассудил, чего Вам пожелать на Новый год. Или под него.

Всеобщий праздник как идея сводится к демонстративному отказу от существующей в обществе иерархии с целью поддержания этой иерархии. Изначальный смысл: «пусть лучше молодёжь и неудачники денёк или недельку побузят, чем всё время на них оглядываться». Позднее «единство общества» или там «открытость общества», не важно. Смысл тот же.

Предсказуемость всеобщего праздника, привязка его к действующей версии календаря нужны для снижения расходов на сопутствующие мероприятия при сохранении эффекта от них.

С усложнением общества количество праздников увеличивается потому, что на отдельный праздник масштабов общества претендует всякая общественная деятельность, последствия которой чувствует всё общество, и которой необходима иерархия. Постольку, поскольку общество сохраняет сходство с семьёй, эти праздники числом и содержанием будут сохранять сходство с семейными праздниками. Точнее, семейные праздники будут сохранять сходство с ними, так как всеобщие, думаю, были раньше.

Отсюда всеобщий праздник власти, отсчитываемый от событий её основания или смены (семья – заключение брака, отселение); всеобщий праздник мирной жизни, отсчитываемый от запоминающейся победы над врагом или природой (семья – завершение самой изнурительной рабочей нагрузки в году); всеобщий праздник смены поколений, отсчитываемый по периодическим изменениям в окружающей природе (семья – рождения и, в нагрузку, смерти).

На НФ-орбитальной станции объёмом в современный мегаполис можно вообразить праздники систем жизнеобеспечения, отсчитываемые от событий по их радикальному улучшению или исправлению (эквивалент праздников власти и мира соответственно). С другой стороны, отдельных праздников «рынка» или «демократии» не будет никогда в силу их постоянного показного отрицания иерархии, так что и «рынок», и «демократия» подаются их апологетами как постоянный, вечный праздник. С «праздником труда» тоже вопрос, ибо с усложнением общества «труд» становится чересчур многообразным понятием, и в нём сложнее выделить составляющую, критически важную для всего общества.

Праздник Нового года, как читатель уже догадался, есть нынешняя версия всеобщего праздника смены поколений. Новый год временно отрицает превосходство родителей над детьми – конечно, с учётом технической возможности и безопасности такого отрицания. Когда эту лямку тянуло Рождество, там всё было наружу: новорождённый изначально был манифестацией всемогущей сущности, бесконечно превосходящей условных родителей.

Итого, для праздника Нового года оригинальная составляющая пожеланий блага всякому знакомцу и незнакомцу, – а без таких пожеланий ни один праздник не решает свою задачу по поддержанию «единства» и/или «открытости» общества – должна быть связана с нынешними или возможными успехами этого знакомца как родителя (точнее, представителя старшего поколения) или ребёнка (представителя младшего поколения). Независимо от возраста.

Я Вам этого и желаю, уважаемый незнакомец. Или неуважаемый, там разберёмся. Нужное вписать согласно собственному положению дел.

Спасибо за внимание и с наступающим Новым годом.

Этого в «Поведении» не было, Константин А. Крылов ограничился рассмотрением понятия «истины» для «южной», «восточной» и «западной» этических систем.

Опираясь на изложенное им, я попытаюсь рассмотреть здесь понятие «истины» для «северной» этической системы.

Считаю необходимым предупредить: я не намерен в основном тексте или, возможно, в комментариях объяснять, доказывать или защищать тезисы, высказанные в «Поведении». Я их комментирую. Между ссылкой и катом выбирайте ссылку: кстати, прекрасное высказывание, если вспомнить, что «катом» называли палача.

Ограничусь кратким изложением условия задачи для тех, кто «почти помнит».

Итак, условие.

«Истина», по Константину А. Крылову, это ситуация, при которой отношение сознания к миру и отношение мира к сознанию одинаковы. Автор считает, что «эти критерии, сформированные в рамках этики, переносятся в область познания».

Я здесь вижу точку зрения на мир, то есть [действительное или чаемое] нахождение субъекта в той позиции из всех возможных, где это условие выполняется.

Рассматривая «южную» этическую систему, автор из её императива «я должен делать другому то, что другой делает мне» получает «я должен уподобиться реальности». Отсюда следует вывод о «южной» истине как точном подобии мира и о «южном» познании как увеличение такого уподобления методом аналогий.

Я здесь вижу требование предельного совершенствования наблюдения.

«Восточная» этическая система, с её «я не должен делать другому то, чего другой не делает мне» получает «я не должен противоречить реальности»; здесь становится возможной теоретическая наука.

Я здесь вижу запрос на теоретизирование как таковое, то есть умение избегать реальности в возможно более сложных и протяжённых умственных конструкциях («ангелы на кончике иглы»).

«Западная» этическая система задаёт, что «другой должен делать мне то, что делаю ему я», отсюда истина в ней задана через «реальность должна уподобиться мне». Это делает возможным экспериментальный метод и технику, порождает техническую цивилизацию per se.

«Северная» этическая система оперирует условием «другой не должен делать мне того, чего я ему не делаю», так что «мир не должен вести себя по отношению ко мне так, как я не веду себя по отношению к нему», отсюда «реальность не должна мне противоречить».

Конец условия. Теперь я попробую рассмотреть «северную» истину.

Напомню, что «южное» понятие об истине сводит её к соответствию мыслей фактам, а «восточное» – к непротиворечию мыслей фактам.

И та, и другая истины, однако, сходны в том, что само сопоставление отношения сознания к миру (мыслей о мире) и отношения мира к сознанию (наблюдаемых фактов) предполагает изначально правильным отношение мира к сознанию («я [не] должен»).

Проще говоря, для «юга» и «востока» сперва есть факты, полученные нами в общем случайно, а потом мы, преследуя истину, приводим наши мысли в соответствие этим фактам.

Далее, говоря о «западном» понятии истины, Константин А. Крылов употребляет выражение «гносеологический переворот», который, собственно, состоит в том, что теперь изначально правильным будет отношение сознания к миру, а не отношение мира к нам.

Здесь сперва есть наши мысли, а факты, в том числе полученные намеренно, при установлении истины могут соответствовать или не соответствовать нашим мыслям. Очевидный (в наше время) подход: экспериментальное доказательство гипотезы.

Этот «гносеологический переворот» («мир [не] должен») сохраняется для «северной» этической системы. Здесь, как и в «западной», первично отношение сознания к миру, а истину надо устанавливать через приведение фактов в соответствие этому отношению.

Однако, если «западная» истина получается через производство новых фактов (эксперимент), то «северная» истина обязана своим появлением уничтожению – точнее, обезвреживанию – фактов существующих; лишению их способности мешать нам думать, то есть препятствовать нашим мыслям, противоречить нашему представлению о мире, вмешиваться в нашу жизнь.

Если «западная» истина отвечает на вопрос «как должно быть», – буквально «мир нам задолжал» – то «северная» даёт ответ на «как не должно быть»: «мы не должны миру», «у мира нет прав на нас».

«Право» мира в данном случае (по аналогии с «субъективным правом») есть наша возможность получить от мироздания неприятности, на которые мы не напрашивались, и получить их сугубо в силу действия физических законов.

Конечно, и «неприятности», и «не напрашивались» могут быть поняты очень по-разному мной или Вами, однако они могут быть обобщены в «неизбежное». Мол, кто-нибудь точно огребёт то, чего он не хочет, и при этом ни за что. «Северная» истина призвана такому воспрепятствовать.

Итого, «северная» истина есть опровержение неизбежности, победа над судьбой. Причём победа именно над fatum, а не fortuna, хотя любой древний римлянин, услышав такое, покрутил бы пальцем у виска.

«Западная» истина не опровергает ни «южной», ни «восточной». Более того, она вырастает из их противоречия. Умение воспринимать факты (наблюдение, «юг») и умение избегать их (теория, «восток») для каждого природного явления могут прийти к противоречию видимого и предсказанного/вспомянутого.

Именно поэтому эксперимент становится востребован. И, в свою очередь, он невозможен без умения наблюдать и без умения теоретизировать.

Так же и «северная» истина нуждается и в наблюдении, и в теории, и в эксперименте: для точного понимания, от чего именно надо избавляться так, чтобы избежать «работы по площадям» с лишними тратами и непредсказуемыми побочными эффектами.

Отличие «северной» истины от «западной» состоит в отношениях практической составляющей (эксперимента в частности и техники вообще) к теоретическим (наблюдению и теоретизированию).

«Западный» эксперимент дополняет наблюдение (новыми фактами) и разрушает (опровергает) теорию. «Северная» же практика разрушает наблюдение, устраняя из него обезвреженные факты, и дополняет теоретические построения, освобождает место для них.

Выглядит заумью, нуждается в примере. Извольте.

Люди, умирающие от чумы на улице средневекового города. «Это есть факт, месье Дюк». А теперь этого факта нет. Он убран из нашей жизни вполне себе научно-техническими усилиями. Отсутствие этого факта ослабило ограничения на размышления людей о мире. Один из всадников Апокалипсиса ослаб, его стали меньше бояться, этим всадником стало труднее запугивать. Мир стал меньше противоречить человеку. Люди, формулируя свои жизненные планы, исключили из них возможность гибели себя и семьи в считанные дни от непонятной заразы – столь надёжно, что Стивен Кинг получил возможность зарабатывать, пугая таким раскладом, как чем-то крайне необычным.

Это и есть «северная» истина.

Разумеется, для того, чтобы чума не вернулась на улицы городов, надо работать, надо поддерживать и развивать очень сложные и многоплановые системы и учреждения. «Северную» истину надо содержать, иначе она перестаёт быть. Требования к поддержанию и повышению технического уровня здесь только ужесточаются, техническая цивилизация не отменяется.

Более того. «Западное» достижение истины – это событие. Его достаточно записать в Книгу рекордов, а потом можно пойти по своим делам (высадка на Луну). «Северное» достижение истины перманентно, это реальность (орбитальная станция); оно не может считаться достижением, если/когда оно прекращается – и это самая сильная претензия к делам советским с «северной» точки зрения.

Изложенное относится далеко не только к науке. Я говорю о познании вообще, об увеличении количества истины, о распространении ситуации, переживаемой нами как «истина», на возможно большую часть нашей жизни.

У Константина А. Крылова взятая в пределе «западная» истина – максимум познания о мире – может быть достигнута через «абсолютный эксперимент», то есть достижение ситуации, ранее не встречавшейся во Вселенной, и это было бы равнозначно творению нового мира.

Применяя тот же подход к «северной» истине, получаем столь же масштабный результат; правда, несводимый к единственному событию. Это уничтожение энтропии, исключение смерти из бытия. Здесь будет достигнута наивозможная «северная» истина, максимум знания о мире с «северной» точки зрения.

Да, это результат, который может быть обеспечен только той самой работой очень сложных и многоплановых систем и учреждений, а не законодательной отменой законов природы или хорошим поведением обывателя в рамках той или иной доктрины. Что поделать? – никто не говорил: «будет легко».

В этом пределе, кстати, видно и неустранимое противоречие «северной» и «западной» истин. «Северная» истина не даёт «западной» состояться. «Западная», состоявшись, уничтожит «северную».

Кто хочет, применяйте этот антагонизм к делам помельче. По крайней мере, не покидая пределов нашей Галактики.

А так переспросите меня обо всём этом миллиардов через двести лет. Гляну, что у кого получилось.

Спасибо за внимание. Надеюсь, мои разъяснения кому-то понадобились.

Почитал я тут материал по встрече президентов Российской Федерации и Республики Беларусь. Ну, вот мой прогноз, как оно пойдёт. Прогноз бесплатный, посему на предъявы за несбычу я отвечать не намерен, извините. Да, и с ужасной правдой тоже никак.

Сначала несколько тезисов, чтобы было понятно, откуда прогноз взялся.

Во-первых, РФ, в отличие от ЕС, нужны люди: и как рабочая сила, и как рынок сбыта, и как собственно «население». РБ может предоставить нужное, причём… как бы это поточнее… в предсказуемом количестве и качестве, что очень важно для планирования будущего развития.

Во-вторых, население Белоруссии слишком мало, чтобы для РФ имело смысл обирать РБ через какую-то неполноценную и асимметричную экономическую интеграцию. Продолжительная работа «вбелую» здесь выгоднее. В качестве иллюстрации можно напомнить о «соглашении» между ЕС и Украиной, которое отказался подписать Янукович. Украина для ЕС тогда была куском, достаточно жирным, чтобы обращаться с ней нечестно. Для РФ, кстати, тоже, но пресловутый «транзит энергоносителей», имхо, давал различимые гарантии «честной игры» в пределах Таможенного союза.

В-третьих, политической интеграции на уровне российского флага над Минском я не жду; формально независимая Республика Беларусь нужнее (местами в ООН не бросаются). То же самое соображение относится и к Киеву, если что.

Такое положение дел можно критиковать, употребляя выражения вроде «бутафорский» и «марионеточный», до тех пор, пока не спросят: «а ты кто вообще такой»… извините, я хотел сказать «по сравнению с чем». Предложенное нынче есть лучший из доступных вариантов общественного, да и государственного развития Белоруссии, в том числе с точки зрения действительной независимости. Свою нынешнюю Республика Беларусь не удержит в любом случае, а большую, чем РФ, ей никто не предоставит.

В-четвёртых, «сам процесс» экономического сотрудничества РФ и РБ, идущий «под запись», исторически не менее важен, чем идущая под неё же работа по освобождению и восстановлению новых регионов РФ. Те знания и умения… компетенции, если хотите… которые сейчас получает РФ, трудно переоценить: я затруднюсь назвать страну, которая владеет ими (Китай с Гонконгом?). А без них те же намёки Польши о возможном присоединении некоторых регионов Украины выглядят по-мазохистски. Это не компьютерная игра.

В-пятых, Лукашенко останется на своём посту до последней возможности, причём отнюдь не в силу абстрактного «стремления к власти». Никто, кроме него, не смягчит переходного процесса по совмещению российской и белорусской систем («разница в субсидировании», да), и в первую очередь системы социального обеспечения.

Дело не в том, какая система лучше. Дело в том, что они разные, поэтому большинство белорусских граждан из-за нормального человеческого консерватизма будет корёжить от самого перехода, несмотря на материальный выигрыш (имхо, он будет). Их будет раздражать само изменение порядка работы. Появится значительный внутренний и, главное, внешний спрос на «нашу хорошую жизнь продали Путину». Если сам обладатель копирайта на «хорошую жизнь» не будет с этим бороться, то мнение устоится на десятилетия: «хорошая жизнь» чем дальше, тем лучше – что в пространстве, что во времени. А такая ностальгия попросту опасна, ибо её можно использовать безразлично тех идеалов, которых ностальгирующий придерживается. Бурчание «продали хорошую жизнь», к сожалению, приближает вопли «за хорошей жизнью в Европу», а не отодвигает их.

Всё. Мой прогноз отсюда выводится. Взаимовыгодная, предварительно просчитываемая обеими сторонами интеграция РФ и РБ по всем возможным аспектам, кроме политического, который (в отличие от остальных) станут выставлять напоказ, играясь во всякие споры, раздоры и сенсации, чтобы гарантированно отвлечь публичное внимание от этих расчётов. «Обработка напильником», доведение до ума и оформление социальных, экономических и политических технологий по интеграции кого-нибудь с РФ, которые могут быть применены в других местах и в другие времена. Всемерное предупреждение ностальгии в белорусском обществе, поэтому Лукашенко на своём посту и до, и после медицинских заключений о состоянии здоровья (лет пятнадцать?).

Ничего экстраординарного. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Приведённый источник, мягко говоря, единственным для меня не является. Хотя, конечно, вопросом я особо не интересовался: так, скомпилировал, что запомнил за последние восемь лет.

Надо ачиву давать за сотый раз услышанный вопрос. А чтобы без спама, ставить проверки на искренность выражения лица спрашивающего. Я бы таких ачив с дюжину набрал уже.

Ладно, отвечу.

Сперва я обратился к работе Александра А. Зиновьева, «Коммунизм как реальность», 1980 год, премия Алексиса де Токвиля. Описание советских реалий содержит немало слов вроде «подлый» и «мерзкий».

Сама же идея книги следующая.

Капиталистическое общество основано на доминировании экономических отношений. Коммунистическое (советское) общество основано на господстве коммунальных отношений.

Коммунальные отношения основаны на распространении борьбы за существование из сугубо природной сферы в сферу общественной жизни. Они естественны и постоянно воспроизводятся в любом человеческом общежитии.

Цивилизация (мораль, право, та же экономика и проч.) развивается как совокупность работоспособных решений по ограничению человеческой коммунальности, по постоянному противодействию ей.

Советское общество, опираясь на коммунальность, отвергает всякую цивилизованность сверх минимально необходимой для выживания, и потому оно есть «антипод цивилизации», её враг и угроза ей.

В случае победы «реального коммунизма» в мировом масштабе человечество столкнётся с многовековыми застоем и деградацией.

Вот что в книге сказано по поводу собственно идеологии.

Идеологическую работу в советском обществе автор считает жизненно для этого общества важной, а меру её присутствия в этом обществе – предельно возможной или близкой к ней. Приведено доступно изложенное описание организации советских идеологических усилий периода семидесятых годов двадцатого века.

Конечно, сама эта организация как процесс сводится к государственной и общественной деятельности в конкретных исторических условиях. Я же хочу обобщить понятие «идеологической работы». Однако, чтобы хотя бы попытаться это сделать, надо посмотреть уже на общий подход автора к рассмотрению признаков советского общества.

В «Коммунизме как реальности» автор развивает, на мой взгляд, разумный и дееспособный подход к изучению всякого человеческого общежития через выделение в нём «клеточек», то есть возможно более распространённых, типичных и возможно менее численных человеческих объединений (один человек тоже считается), обладающих чертами объединений более высокого уровня и общества в целом.

Изучение таких «клеточек», их внутренних и внешних связей, дальнейший ход исследования «снизу вверх» позволяет изучить исследуемое общество лучше в смысле определения процессов, идущих в нём, и предсказания его дальнейшей эволюции.

Автор таким образом создаёт описание общества «реального коммунизма», где при минимальном уровне цивилизации «будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искажённая оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причём не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдёт в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причём, это состояние может длиться века».

Ад, ад шествует по земле. Бо-рис, бо-рись!.. Ах, да. Продолжу. Столь чудное положение дел обязано собою тем самым правилам коммунального поведения, примеры которых приводит автор: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Естественно, не согласиться невозможно.

Только тут моё терпение закончилось, и я открыл другую книжку, которая у меня в закладках: тот самый учебник политэкономии образца 1954 года – я этим фолиантом здесь размахивал и ещё буду. Открыл, уже зная, какая глава мне нужна.

Приводимые Александром А. Зиновьевым описания социальной борьбы в обществе «реального коммунизма» тождественны описаниям действия закона стоимости в парадигме «трудовой теории стоимости» для условий простого товарного производства. Стороннему наблюдателю очевидно, что «рыночная конкуренция» производителей движима точно теми же правилами, что и коммунальная борьба: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Иными словами, и там, и там речь идёт о регулировании распределения общественного труда и обмена товаров посредством постоянных колебаний цен.

«Клеточка» советского общества, «коммуна», как называет её автор «Коммунизма как реальности», живёт точно теми же механизмами, что экономика целого капиталистического общества, как её описывают авторы «Политической экономии». Обстоятельствам и эффектам жизни одного можно точно сопоставить обстоятельства и эффекты жизни другого.

Это сопоставление описаний разных аспектов общественной жизни, «делового» и «коммунального», как называет их сам Александр А. Зиновьев. То, что я беру описание одного из аспектов из другого источника, не запрещено. В проектировании – только в путь; и там подобие, как правило, намного туманнее. Да и совсем уж прямо: нынче вообще невозможно указать на идеологическую работу, которую бы вели вне парадигмы товарного производства («ты сколько подписоты на хайпе собрал?»).

Итак, соответствия.

Человек как «простейший коммунальный индивид» получается «предприятием по [простому] товарному производству впечатлений» о себе самом. «Впечатления как товар» здесь надо понимать как «такие впечатления, которые он производит для обмена».

Когда говорят «он умеет произвести нужное впечатление», то «нужное» оно не производителю, а тому, на кого это впечатление производят. Производитель заинтересован в вознаграждении за это кому-то нужное, обладающее «потребительной стоимостью» впечатление.

Обмен товарными впечатлениями полностью определяет жизнь в «коммуне». Экономическое преуспевание «коммуны» здесь вторично, ему уделяют ровно столько времени и сил, чтобы обеспечить такое вознаграждение за участие «коммуны» в народном хозяйстве, которое стоит коммунальной борьбы за него. Как это там выше? – лицемерие, бесхозяйственность, очковтирательство, вот это вот всё.

Там ещё у Александра А. Зиновьева было о том, что человек в «коммуне» превращается в функцию, в придаток, теряет свою человечность через исполнение некоторой «роли» из ограниченного множества, в котором нуждается «коммуна», то бишь «коммунальный индивид» следующего уровня по отношению к человеку. Короче, специализация производства и разделение на отрасли-«роли».

Всевозможные способы организации обмена во времени (кредит, рассрочка и проч.), которые в товарной экономике существуют как итог огромных организационных усилий, в «коммуне» при обмене впечатлениями присутствуют по умолчанию.

А вот теперь о главном. О деньгах. Что такое «деньги» в этом сопоставлении?

В экономике деньги суть «товар товаров», средство обмена, признанное всеобщим эквивалентом всякому другому товару. Почему он выделен из всех остальных, стихийно или обдуманно? Чаще востребован в разных условиях.

Соответственно, в человеческом общежитии речь пойдёт о «впечатлении впечатлений», то есть о таком наборе впечатлений, которому может быть сопоставлен всякий набор впечатлений, производимых членом «коммуны» для распространения как внутри таковой, так и вне её. Идеал.

Мера соответствия здесь и определяет успех человека в коммунальной борьбе за лучшие условия существования – цену тех впечатлений, которые он производит на окружающих. Сильное сходство с идеалом – коммунальное «много денег», не слишком похож – надо, брат, лучше стараться.

Так вот. Смысл и назначение всякой идеологической работы:

- создание, поддержка, модификация, локализация описаний идеального набора впечатлений от человека;
- возможно более широкое распространение этих описаний;
- документация впечатлений, получаемых от отдельно взятого человека;
- сопоставление документов и текущей версии идеала, оценка соответствия;
- пересылка оценок в инстанции, заведующие распределением материальных благ, социальной мобильностью и проч.;
- в случае реакции извне в виде вознаграждения или наказания по степени соответствия – контроль за распределением полученного.

Читателю просьба не мучиться с формулировкой собственных возражений и огласить весь список, пожалуйста. Там выше, в самой верхней цитате: «лицемерие, насилие, коррупция…», дыр-дыр-дыр. С указанием на то, что описанная мною «идеологическая работа» получается набором мероприятий по намеренному развитию и распространению всей этой мерзости.

Конечно, соглашусь я. Именно что. А теперь, пожалуйста, расскажите мне о каком-нибудь другом способе сделать «обычного человека» – абстрактного такого сородича, средневзвешенного – лучше. Ну, чтобы десятилетиями, а в идеале и веками поднимать уровень посредственности и средней бестолковости.

Религию не предлагать, она обратное запрошенному. Религия питается верой, которая и так есть у каждого, всего лишь форматируя имеющееся для лучшего использования и растрачивая его. Идеология, напротив, нужные чувства создаёт и навязывает, тратя на это внешний ресурс.

Сволочь можно сделать лучше только одним способом: соблазнять и заставлять её притворяться хорошим человеком, можно (и нужно) выдуманным. Да, обманет. Да, сорвётся. Да, ощерится и нападёт, но всё это только первые раз двести (не является офертой), потом будет легче. Да, сволочь сама рьяно полезет в те же идеологические работы (если те выгодны), и это их сильно замедлит – и вообще, чего уж там, «сам процесс» будет сильно напоминать подъём по спускающемуся эскалатору, как и любая долговременная общественная деятельность.

В учебнике политэкономии этот цирк называется «на основе закона стоимости происходит развитие производительных сил товарного хозяйства».

А вот теперь я прошу читателя вновь посмотреть на приведённый выше список занятий, составляющих идеологическую работу. Никакая идеология без идеологической работы состояться не может: да, может быть, не сразу, не в масштабах всего общества, но без перечисленного не стоит и начинать.

И ответ на вопрос «какая идеология нам нужна» первым пунктом должен быть: «такая, идеологическая работа по которой вообще возможна здесь и сейчас», а не своя версия раскраски священного тотема.

Второй пункт ещё неприятнее.

Публичные рассуждения о желательности, приемлемости, возможности и опасности той или иной идеологии (точнее, сопутствующей ей идеологической работы), как правило, ограничены требованиями безопасности огромного масштаба: мол, исторический опыт запрещает нам то, в современном мире невозможно сё, а уж это точно не отвечает требованиям стабильности общества и взаимопонимания в нём.

Так вот. Идеология посягает на мои впечатления от другого человека и на впечатления другого человека от меня. Каждый день. Везде и всюду. Это в принципе другой уровень. Требование избегать масштабных потрясений тут бессмысленно. Это всё равно, что обращаться к молекулам взрывчатого вещества с требованием безопасных траекторий осколков снаряда.

Идеология – это «какой получится, такой и получится», она эффект принятого решения по упорядочению коммунального аспекта того или иного общества. Решения, которое может стать спасительным или фатальным, но которое никак не будет предсказуемым или ограниченным такими вещами, как книжная полка по истории, философии или политике. Когда адепты любой идеологии говорят Вам о предсказуемости или управляемости последствий её присутствия в масштабах общества, они врут.

Значит, в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», надо записать «любая, предоставляющая идеалы, к которым можно стремиться». «Можно» здесь подразумевает техническую возможность, то есть «приложить силы и сдвинуться с места». Без оглядки на то, к чему этот сдвиг приведёт.

«Привлекательность» отсюда получается, скажем так, делом десятым. Стремиться можно и к отвратительному, хотя бы оно (по определению) и отвращало. С двухсотого раза (не является офертой) что-то начнёт доходить.

А исторический опыт, стабильность, современный мир и вот это вот всё… Если что-то защищать – дело праведное, то отсюда никак не следует, что кормить то же самое и приносить ему жертвы – дело столь же хорошее.

Наконец, третий и последний пункт ответа. С оглядкой на СССР.

В свойствах советского идеала… вообще, не путайте «идеал» с Кузьмой Крючковым, Юрием Гагариным или Павлом Дуровым. Это очень сложная вещь; «многоплановая», как выражались в советские времена – там, я полагаю, сумели достаточно близко (пусть и стихийно) подойти к её адекватному воплощению.

Да, так о свойствах советского идеала… там был сбой. Вполне объяснимый, но не становящийся от этого менее вредоносным.

Бессребреничество и аскетизм как нечто хорошее. Самоограничение в потреблении благ материальных и социальных. Благородный отказ от вполне заслуженного (по тогдашним понятиям и меркам) вознаграждения.

Понятно, что с точки зрения экономии ресурсов такое казалось очень удачным решением. Более того, оно давало вполне легитимный повод подозревать того, кто не отнекивался от заслуженного, в некой антиобщественности – и надеяться, что таким образом удастся выявить ту самую сволочь, о которой шла речь выше; препятствовать её продвижению и т. д.

Однако действительным эффектом здесь стало то, что всякая нахапавшая сволочь чувствовала себя спокойно именно потому, что знала: вокруг неё мало, а то и совсем нет таких же благоустроенных, но честных, получивших свой кусок заслуженно. Отрицательный отбор в чистом виде. Это, как его, «инферно».

Можно сказать, что здесь «бессребреничество» искренних адептов советской идеологии складывалось в её собственное «бессребреничество», отказ использовать выгоду, отказ защищаться при угрозе.

Поэтому третьим пунктом в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», нужно поставить «такая, которая не запрещает «хорошим» людям жить «хорошо»».

Итого. Какая нам нужна идеология?

Во-первых, такая, идеологическая работа по которой вообще возможна.
Во-вторых, такая, следование которой в обществе технически возможно.
В-третьих, такая, которая не экономит на своих адептах.

Это суть: считайте её сколь угодно очевидной и горюйте о потраченном на чтение времени. Остальное же форма, раскраска священного тотема и дело вкуса.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Об эволюции взглядов Александра А. Зиновьева я осведомлён. Его апологии дел советских я читал и смею Вас заверить: это точка зрения изменилась, а не объект, который зрят.

Прочтёшь вот такое вот, и как-то лучше становишься у себя на глазах. Ниже я предлагаю версию 2.0 подхода к пресловутой информационной войне – или 1.01: по сути ничего оригинального, но уж как читателю покажется.

«Сейчас в интернете очень много информации, поэтому нужно доверять профессиональным журналистам. Их всегда учили проверять и сравнивать, опираться на достоверные источники, официальные порталы»

Великий Ктулху, больше тридцати лет обывателю ставили слюноотделение на яркую разноцветную вспышку. Текущие тр-р-ревожные новости и экспертные рассуждения – и те, и другие забываются через полчаса – периодически прерывает реклама, где двуногие полуживотные весело скалятся и бойко скачут в нарисованном антураже по свистку заказчика ролика. Ничего странного? Нет?

И ну надо же, «сейчас в интернете очень много информации», и обыватель бежит туда, где вспышка ярче, как его три десятка лет учили и продолжают учить. А спохватившийся оратор хочет, чтобы бежали за гордо предъявленным дипломом с кириллицей. Это всё надо как-то обустроить, да. Совместить. Чтобы и рыбку съесть, и на ёлку влезть.

Ладно, давайте обустрою – правда, без совмещения.

Берём пресс-службы публичной власти на всех уровнях и для всех министерств, департаментов и комиссий, заводим в соцсетях (а лучше всего ещё и оригиналы в отдельной соцсети) по каналу от каждого: сертифицированные сообщения от ежедневных уведомлений по неделям, месяцам и кварталам до ежегодных обзоров, возможность фильтра и сборки всего этого дела абонентом в единое вещание для себя или подписчиков: вещание визуальное, звуковое и текстовое по отраслям, местоположению и времени. Примечание: без казённых денег на местном уровне публичной власти о таком можно и не мечтать.

Создаём регламент для составления и распространения комментариев от любой официально признанной общественной организации к вышесоздаваемым сообщениям. Чтобы без мата и всё такое. Расширяем регламент на публичные обсуждения этими организациями комментариев себе подобных. Пускай на всяком лихом и придурковатом эксперте будет написано, откуда взялся, кем нанят, и что не «дипфейк». Продолжаем расширять и загоняем под этот регламент все агитационные, программные и дискуссионные сообщения от тех самых организаций с их родных сайтов. Не путать с ограничениями по содержанию: здесь речь идёт о порядке, объёме, жанре, авторстве и проч..

Переформатируем текущие «новостные передачи» в серию обзоров положений дел у нас и за рубежом. Обзоры по заказу, а именно от тех же общественных организаций, с предварительным согласованием темы, формата и времени, потому что сама идея «свежих новостей», пошедшая от биржевых листков, протухла уже до невозможности. Делают обзоры те самые профессиональные журналисты в статусе госслужащих, а заказчики снуют рядом с ними и действуют на нервы замечаниями и предложениями, помогая создать шедевр, штучную вещь, которую потом можно представить на ежегодную премию среди ей подобных. Распределением времени (а то и его розыгрышем) может заняться какая-нибудь парламентская комиссия.

Далее. Из помянутой выше отдельной казённой соцсети выносим, в том числе в ящик, – то есть в телевизор, у них корпуса раньше объёмные были – сборки топовых сюжетов (по стране и региону) из повседневной жизни, собирая регулярные обозрения по быту, работе, благоустройству, преступности и так далее.

И вот в оставшееся время что в ящике, что в мониторе будет уже собственно развлекалово, прерываемое рекламой. Времени этого, если что, останется предостаточно, ибо изложенный выше публичный формат станет тяготеть к перечислению ссылок с их краткими запоминающимися иллюстрациями. Всё это будет сделано всерьёз, то есть людьми, заинтересованными в том, чтобы их работу и в самом деле почитали или посмотрели, а не просто прошли по ссылке и уставились на череду рекламных объявлений, загромождающих экран.

Дальше, вокруг всего этого – и в публичном, и в контролируемом вещании – уже художественные произведения. Однако о них другой разговор, а именно разговор о желательном перенасыщении публичного пространства сюжетами (было, упоминал), которые повинны генерить пресловутые «нейросети», и о формате собственно художественных произведений. Как-нибудь потом.

Извините за длинноту и неотмирность. «Профессиональный журналист» звучит короче, будничнее, смачнее и убедительнее. Чтобы огого на коварного врага, не забывая копипастить вражеские выходки на возможно большую аудиторию.

Я ж тут для «как надо», а не для «как хорошо». Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Кстати, вроде бы уже проговаривал онлайн, так хорошее и повторить не грех. Телевизор. Идёт шоу про то, как «они там» бездуховны, а на большом экране в студии показывают всяких извращенцев: я не знал примерно про две трети из того, что показывают, и лучше не знал бы дальше. Перерыв на рекламу. Человекоподобная курица в очках и с указкой в компании таких же куриц, ведущих социальную жизнь а-ля хомо сапиенс, на русском языке рассказывает, какое хорошее у них всех мясо, предлагаемое для еды зрителю, намеренному и случайному. Мясо разумного человекоподобного существа, способного на социальные взаимодействия. Подозреваю, что немалое количество упомянутых «всяких извращенцев» на загнивающем Западе, узнав про такое, оскорбились бы в режиме «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу».

Если читатель ещё не запамятовал, то в своём крайнем посте я разорялся о бесполезности «государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» ©.

Отвергать – значит, предлагать. Подойду к снаряду. Потешу уважаемую легиторию.

В «Основах...» оной политики, помимо прочих была провозглашена ценность многодетности, отрицание которой губительно.

Что ж. Я сейчас попробую подойти к проблеме увеличения населения РФ с сугубо материалистических, бездуховных, бескультурных и, чего уж там, с безнравственных позиций. Однако с традиционных. Нигилизм у нас всё же в традиции.

Рассуждение, пусть и огульное, но очень продолжительное и непростое – неважно, компетентен я или нет, но само изложение долгое и сложное. Почему? Потому, что экономия мышления материалисту непростительна. А уж общий объём обсуждения всех ценностей из списков, приводимых в «Основах…», в таком режиме я и не способен себе представить.

Идеалистам проще. Они могут провозгласить и уповать. А кат придуман для материалистов.

Определения, с которыми я согласен:

«Труд есть целесообразная деятельность человека, в процессе которой он видоизменяет и приспособляет предметы природы для удовлетворения своих потребностей» ©.
«Рабочая сила есть способность человека к труду, совокупность физических и духовных сил человека, благодаря которым он способен производить материальные блага» ©.

Итого, человек может быть носителем рабочей силы. Тогда в рабочей силе по скорости её восстановления у человека можно выделить «быструю» и «медленную» составляющие.

Быстрая составляющая рабочей силы отвечает за работоспособность человека; медленная составляющая рабочей силы отвечает за его жизнеспособность – как в биологическом, так и в социальном аспекте.

Далее, ради экономии трафика (ага), я буду употреблять обороты «быстрая рабочая сила» и «медленная рабочая сила».

Сам человек – всего лишь средство производства той рабочей силы, которая у него восстанавливается: средство необходимое, но никак не достаточное.

Кроме самого человека как части материального и технического обеспечения, процессу восстановления и быстрой, и медленной рабочей силы требуется ещё многое: недостающее материальное и техническое обеспечение, обеспечение организационное, методическое, экономическое, а в новейшее время ещё и программное.

Следовательно, можно уверенно сказать, что человек есть часть предприятия по производству той рабочей силы, носителем которой он является.

Самым точным наименованием такого предприятия будет «домашнее хозяйство», если не зацикливаться на слове «домашний» и понимать, что даже «семейки» в тюремном быту суть вырожденная форма того же явления.

Строение рабочей силы, носителем которой будет человек, может отличаться по долям быстрой и медленной рабочей силы, и за это разделение ответственно домашнее хозяйство, к которому этот человек принадлежит.

Далее очень важный тезис: с распространением индустриального производства (капитализм, социализм) рабочая сила стала товаром, поэтому домашнее хозяйство стало товарным производством. Домашнее хозяйство, восстанавливая людей-носителей рабочей силы, тем самым производит рабочую силу на продажу.

Согласен, это неприятно читать. Апология «традиционных семейных ценностей» выглядит гораздо привлекательнее, но она сводится к требованиям восстановления доиндустриального, докапиталистического семейного быта. Такое восстановление для страны либо невозможно, либо губительно, ибо необходимым условием имеет отказ от индустриального производства и от высокой степени разделения труда.

Далее ещё один очень важный тезис: у быстрой рабочей силы и у медленной рабочей силы – разные покупатели.

Быструю рабочую силу покупает… ну, пусть будет «капиталист». Такой хрестоматийный, коротко стриженый, при цилиндре, красном фраке, монокле и тренировочных штанах. «Ответственный предприниматель», да. Капиталист покупает ту рабочую силу, которую домашнее хозяйство произвело в порядке восстановления работоспособности человека (рабочего).

А медленную рабочую силу покупает государство. Сделка здесь обеспечена налогами, собранными с тех же капиталистов (налог с зарплаты рабочего тоже сюда), однако сама выплата за восстановление домашним хозяйством жизнеспособности человека осуществляется в форме поддержания условий жизни, их упорядоченности и стабильности.

Проще говоря, капиталист платит рабочему достаточно, чтобы тот выспался перед работой, а государство платит ему же достаточно, чтобы его не убили в подворотне по дороге к кровати.

И опять очень важный тезис: капиталист не платит рабочему за его семью. Капиталист платит домашнему хозяйству рабочего за воспроизводство его быстрой рабочей силы на период найма.

Поэтому, если:

- такое воспроизводство может быть обеспечено способами, которые не включают в себя семью;
- какой-то из этих способов дешевле семьи;
- капиталист может как-то влиять на поведение рабочего в пределах его домашнего хозяйства,

то капиталист приложит все усилия по исключению семьи из домашнего хозяйства рабочего или, как минимум, снижению её ценности для него.

Сами эти усилия примут форму отнюдь не заговора со злобным хохотом за кулисами, а множества удачных, достойных повторения частных решений предпринимателей по увеличению доступной им рабочей силы («трудовую миграцию» сюда же). Точнее, по увеличению доли быстрой рабочей силы во всей рабочей силе, производимой как типичным домашним хозяйством на некоторой территории, так и совокупностью этих домашних хозяйств.

Всего лишь рыночная стратегия. «Ничего личного, бизнес» ©. В стране, где достаточно развитая экономика обеспечит выполнение помянутых «если», следствия такой стратегии, обеспеченной огромными финансовыми и организационными ресурсами, могут накапливаться десятилетиями в масштабах всего общества.

Это и есть фундаментальная причина того самого «глобального цивилизационного и ценностного кризиса, ведущего к утрате человечеством традиционных духовно-нравственных ориентиров и моральных принципов» ©.

Можно приписывать «креативной интеллигенции» сверхъестественную прямо-таки власть над умами и нравами, можно объяснять всякий отвратный «активизм» неосознанным стремлением шерудить и гадить у одержимой бесами молодёжи, можно вообще съехать в утверждение неполноценности целых стран и обществ. Всё можно. Только деньги всегда вперёд и деньги всегда впереди.

Сволочное мировоззрение материализм, а? Надо будет посмотреть какой-нибудь документальный фильм про фабриканта конца позапрошлого века, которого после горячей молитвы перед чудотворной иконой понесло в меценаты. Может, сам уверую и покаюсь.

К теме. Домашние хозяйства производят рабочую силу в разном количестве и разных качеств. Естественно, и капиталист старается выбрать на рынке доступной быстрой рабочей силы ту, которая лучше подходит для его предприятия. Иными словами, капиталисту интересна потребительная стоимость этой рабочей силы, определяемая через работоспособность.

Производство медленной рабочей силы больше всего проявляет себя в том, что в домашнем хозяйстве выращивают детей. Действительно, без этого жизнеспособность населения страны – не сейчас, так через полвека – обеспечить в принципе невозможно.

Государство (если оно заинтересовано в долговременном выживании граждан) покупает медленную рабочую силу домашних хозяйств, направляя её именно на рождение и выращивание детей. При этом о каких-то свойствах этих детей сколько-нибудь детального разговора не идёт, государству интересны практически все – или, то же самое, интересен «абстрактный», «средний» ребёнок. Стоимость без прилагательных, согласно основоположникам.

Что именно общего у всех этих детей, которые, повзрослев, поставят на рынок труда быструю рабочую силу с самыми разными свойствами? Только то, что они со временем, принадлежа уже к другим домашним хозяйствам, тоже будут делать, рожать и выращивать детей.

Отсюда производству домашним хозяйством быстрой рабочей силы и медленной рабочей силы в качестве аналогии можно сопоставить в масштабах экономики целой страны производство предметов потребления и производство средств производства соответственно (II и I подразделения).

Тогда задача обеспечения прироста населения сводится к задаче расширенного воспроизводства домашнего хозяйства, которая решается через опережающее развитие производства средств производства. И делать это должно государство, потому что увеличение населения требуется именно ему, пускай не обязательно для него самого.

Какие-то подробные предложения, следующие из такого понимания, я тут затруднюсь обрисовать за недостатком места. Навскидку можно вообразить следующее.

Известно, что в новое и новейшее время обязательное условие расширенного воспроизводства составляет крупное машинное производство, сводящееся к непрерывному производству изделий (в т. ч. услуг) с

а) использованием машин в качестве орудий труда и
б) предельно высоким разделением труда, вплоть до того, что на одном рабочем месте выполняется одна операция.

Эти рамки могли бы определить большой набор решений по избавлению семей с детьми от рутины. Таких решений, которые можно назвать «льготами» в буквальном, изначальном смысле слова.

Высокоразвитая (в смысле и доступности, и разделения труда) система свободного предоставления повторяющихся услуг (доставка еды и проч.); разработка и создание «умной», адаптивной (в т. ч. к детскому поведению) домашней техники; внедрение «семейных» стандартов производства тех или иных вещей, с опорой на долговечность и узнаваемость, со льготами семьям по их покупке и использованию (вопрос о перепродаже и, следовательно, о метках – побоку); дополнительно к этому сравнительно дешёвый доступ к «заказным», уникальным вещам; фильтры для информации неконтролируемого распространения; постоянная работа по стандартизации, сертификации, стратификации и контролю такого рода помощи.

Жилищную проблему я здесь не хотел бы затрагивать, хотя она, конечно, ключевая. Я вижу начало её решения в разработке технологий безлюдного строительства – в первую очередь инфраструктурного. Если не научиться дёшево разворачивать многотысячные поселения «на пустом месте», то паразитирование строительства на уже сложившейся инфраструктурной – как частный случай, транспортной – связности продолжит делать из больших городов раковые опухоли, высасывающие людей с менее развитых территорий страны. К тому же это привлекательные и очень уязвимые цели для внешнего воздействия, будь то ОМП или провоцирование общественных возмущений.

И то, и другое несовместимо с жизнеспособностью населения страны в целом. Это, кстати, намекает, что научно-исследовательские, проектно-конструкторские и внедренческие усилия в этом вопросе должны получить финансирование, сопоставимое по размерам с финансированием схожих статей оборонного бюджета страны.

Про «маневренные фонды» я даже заикаться не стану с этой точки зрения потому, что тут самообладание читателя, сколько-нибудь вовлечённого в дела строительные, повинно дать трещину, хотя бы тот читатель был и солипсистом.

Лучше я попробую рассмотреть ещё один аспект задачи. Как читатель помнит, я исхожу из того, что домашнее хозяйство с наступлением индустриального производства стало предприятием товарным. Товарное предприятие однотипно с капиталистическим, но вовсе не обязательно таковым является. И тогда возникает вопрос: а будет ли домашнее хозяйство капиталистическим производством? Я полагаю ответ утвердительным, однако с небезынтересными оговорками.

Вот товарное производство быстрой рабочей силы домашним хозяйством.

Человек – часть домашнего хозяйства, член семьи – идёт на работу, предлагает несомую им быструю рабочую силу с её потребительной стоимостью (навыки, прилежание и проч.), получает за неё деньги, из которых капиталистический злыдень изъял «прибавочную собственность», тратит полученное на еду и жильё, после чего снова идёт на работу… Здесь работает формула «товар-деньги-товар», где первым товаром будет быстрая рабочая сила, а вторым – всё, что покупают на зарплату.

Это ещё не капиталистическое производство.

А вот тот товар, который будет носителем медленной рабочей силы, произведённой домашним хозяйством, потребительной стоимости не имеет (точнее, имеет все возможные её виды и конфигурации в будущем) – это «абстрактный», «средний» ребёнок из рассуждения выше. Такой ребёнок получается просто стоимостью. Его уже можно назвать капиталом (не с большой буквы, это будет надругательством), ведь капитал, по основоположникам, именно что стоимость. И тогда «сам процесс» выглядит как «деньги-товар-деньгиштрих» или, то же самое, «стоимость-товар-стоимостьштрих».

Вот этот процесс. В семье рождается ребёнок («стоимость»). Семью за это осыпают благами («товар»). Возросший уровень потребления делает возможным (не обязательно желательным) содержание ещё одного ребёнка («стоимостьштрих», двое детей).

Это уже капитализм. Просьба не приписывать автору гневной или презрительной интонации.

Забавно, что в качестве «прибавочной стоимости», присваиваемой домашним хозяйством, выступает то потребление семьёй дополнительных благ, которое не имеет отношения к режиму выращивания одного и далее двух детей.

Меры против такого присвоения получаются мерами антикапиталистическими, которые могут быть докапиталистическими (см. выше, призывы шутов и шаманов к восстановлению доиндустриального семейного быта) и посткапиталистическими.

Интересно, мелькала ли у современных «левых» авторов такая постановка вопроса, или всё осталось на уровне отмены семьи в светлом будущем?

Обратно к теме. Итак, в современном домашнем хозяйстве можно выделить сугубо товарную и капиталистическую составляющие.

«Осыпание благами» ещё во времена недавние было медленным и неизбирательным: пенсии, общее увеличение уровня жизни в стране со сменой поколений. Сиюминутные и значительные пособия (например, «маткапитал») призваны решить эту проблему – точнее, переформировать её так, что уже со стороны государства эта проблема становится проблемой инвестиционных рисков. Платишь за малыша, а в кого он ещё вырастет.

Решения у этой проблемы нет. Есть, однако, универсальный подход к её смягчению, а именно диверсификация «инвестиционного портфеля», следующая из его конкретизации. В применении к рассматриваемому выше она задаст цель: обеспечение возможно большего различия между детьми, растущими в одной и той же семье.

Добиться можно и через манипулирование предоставляемыми государством льготами (вроде ограничения доступа к одному и тому же виду внешкольного образования), и через приглашение или вынуждение домашнего хозяйства к трате сэкономленного на рутине времени (см. выше) по-разному в зависимости от ребёнка, на которого это время тратят. Уточню на всякий случай: речь никак не идёт о навязанном извне количественном распределении времени, потраченного на разных братьев и сестёр.

Только здесь возникает надобность в шутах и шаманах. И то, обязательно по регламенту, согласно ТЗ, с адаптацией требуемых проектов… извините, событий духовной и культурной жизни… с возможно большей избирательностью, вплоть до отдельного домашнего хозяйства, вплоть до отдельной семьи. Без этих всех видений, вдохновений и нервных требований привилегий за свою умственную нестабильность.

Чтобы сразу было видно – не помешанные недоумки вроде меня, а уважаемые работники, профессионалы, отдельная отрасль психотерапии. Нейросети им в помощь.

Конец рассуждения. Теперь те недочёты, которые я вижу (и большей частью допустил) сам и комментировать не буду.

За пределами рассмотрения остались предложенные меры в сколько-нибудь конкретном, «списочном» представлении, очищенном от обоснований и сколько-нибудь детальном.

За теми же пределами пребывает вопрос отношений населения, народа (нации, если хотите), общества и государства: от чьего имени государство покупает медленную рабочую силу, и кем/чем гарантировано это приобретение? – думаю, отсюда и получается ТЗ верхнего уровня для шутов и шаманов.

В стороне остаётся вопрос обязательной исчерпываемости, то есть конечности и ограниченности домашнего хозяйства. Я его и затрагивать не хочу, чтобы не вводить в рассуждение ещё и аналогию с добычей полезных ископаемых.

Там же, за пределами и в стороне, оказывается более чем известный вопрос ограничений аппетитов покупателя быстрой рабочей силы (не обязательно капиталиста). На сами эти аппетиты, несовместимые с выживанием и увеличением народонаселения, я указал.

Ладно, спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Автор сознаёт, что его представление об окружающем мире трудно назвать всеобъемлющим. Нет, автору-то легко его так величать, но легитории? Да, так вот: вышеприведённые измышления не основаны на каких-то специализированных экономических, социальных или политических исследованиях. Это ни похвальба, ни кокетство, всего лишь констатация того, что я не имею представления ни о том, кого я повторял, ни о том, с кем я спорил, ни о том, кто меня опроверг уже полвека тому назад или раньше.

Вы читаете всего лишь блог. Да, не Спарта, «но что-то героическое в этом есть».

Прочёл указ президента РФ об утверждении "Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей".

Значит, так. Пресловутая традиционность для духовно-нравственных ценностей никак не подспорье и не обуза. Она им перпендикулярна. "Деды с прадедами огого, значит, и мы улюлю". То, что деды с прадедами огого, не указывает ни на нашу способность к улюлю, ни на нашу потребность в оном. Это навязывание другим экономии мышления, дело злое и презренное.

Сохранение и укрепление каких бы то ни было ценностей в обществе - это в принципе проигрышный подход, "фестунг". Ценности надо не сохранять и укреплять, а воспроизводить и обновлять. При этом идолизация отказа от существующих ценностей, отказ ради отказа, лишь бы что-то было по-другому - это уже не "фестунг", это "зерг-раш", но такой же идиотизм.

Воспроизводство и обновление ценностей - самая дорогостоящая стратегия для общества, хотя и самая наглядная. Постоянная публичная проба на прочность (п-п-п-п) существующей версии чего-то, что провозглашено ценностью; спектр публичных же прогнозов эволюции этой ценности как в аспекте смыслового содержания соответствующих понятий, так и в аспекте социальных практик, формированию которых эти понятия способствуют; опять же публичная оценка проб и прогнозов, причём со стороны... ладно, не самих принцев-администраторов, но хотя бы секретарей те принцы пускай себе специальных заведут. Или генеральных.

Цитирую помянутый указ: "к традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России".

Вот всё перечисленное именно что подвергать. Очищать возвышенную чушь до конкретных предъяв к политическим программам. "Как именно вы будете укреплять гражданственность, сколько той гражданственности было при Василии Втором Тёмном, и что такое эта гражданственность вообще?" Ну да, быдло в моём лице обнаглело. Простите меня за демагогию, конечно, вопросы должны были идти в обратном порядке, но всё равно обнаглело. На несколько растерянное, однако преисполненное достоинства панское "чего ты тут мычишь, это ж все и так знают", быдло согласится и мирно отойдёт в сторонку. И так каждый раз. Чтобы лет через двести историки, уж не знаю чьи, опять охреневали, почему всё так было хорошо, а за несколько дней исчезло в пыль, будто его, хорошего, и не было. Ведь всемерно укрепляли же электромагнитные волны... извините, духовно-нравственные ценности.

Та же самая ценность крепкой семьи, уж не знаю, духовная она или нравственная. Родные мои, провозгласите вы государственную гарантию аренды семейного жилья... понимаю, уже смешно... однако семья - это всего лишь оптимальное социальное решение по поддержанию дома, то есть места, где общественные требования к индивиду минимальны. Будут гарантированные дома (квартиры или ещё что), и будут вам гарантированные семьи, предельно крепкие при прочих равных.

Ладно, не провозглашайте (бабосы строительных компаний в список ценностей), а хотя бы попробуйте организовать (сугубо добровольную) регистрацию телевизоров и компьютеров в "семейных" квартирах, смартфонов у мужей и жён, и от той регистрации задать технические решения по блокированию передачи на них рекламы (приватность идёт к дьяволу, её и так нет)... ага, ещё смешнее и вообще вредительство, святой Гайдар Вторый из делюксового рая щеками трясёт неодобрительно... и вы не сразу, но получите такое приращение тех самых крепких семей, до обеспечения которого всяким благочинным радениям на первых каналах во имя великих свершений восемнадцатого века как до Луны. И вот тогда уже критикуйте, ибо побочка, на мой взгляд, там будет, и немалая. Однако именно что побочка, исправимая применительно к изменившимся условиям.

Ну да, "а можно как-нибудь так?" Чтобы улюлю, но чтобы панам... как там их, "элита", да?.. вот чтобы элите не беспокоиться? По моему скромному мнению - нельзя.

И это я ещё до "высоких нравственных идеалов" не добрался, до вопроса отличения их от невысоких, но тоже нравственных; или высоких, но уже безнравственных. Да и что я тут буду? Сами знаете: "когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!" Закончится всё именно этим, скучной покорностью скотины на бойне. А попадёт она туда по старости...

...я, если что, впал в прострацию, увидев в "Основах..." "естественное продолжение жизни" как нечто благое. Я не Луи Пастер, но всё же берега надо иметь, нет?..

...да, так попадёт скотина на бойню по старости или по "противостоянию элит", то бишь панскому пиханию и толканию, - это мне без разницы. У меня, как видите, приступ гражданственности.

Я искренне надеюсь, что дал читателю пищу для размышлений. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Ах да, я настолько уважаю своих читателей, что даже объясню им, чего это я тут бушую. Давным-давно, в отдалённой галактике, я отослал на проверку некие "бумаги". Файлы, конечно. Пару дней назад мне пришло отрицательное заключение на них. Это отрицательное заключение мне попробовало объяснить местное начальство. Начальство состояло из 2 (двух) человек. Половиной начальства была леди преклонных годов, которая на соответствующий сервер заходила через ссылку в письме (автопароль ей прописали), а мои ошибки объясняла мне как "ну вот видите, вот здесь такая цифра, а вот там другая" (это цитата). Другой половиной был джентльмен чуть помладше, который мне объяснял, что не имеет значения, как я выполняю свою работу, лишь бы "алгоритм" проверки "по шаблону" соответствующих бумаг "не возражал". Если что, то я признаю свою вину: в своё время не понял, что некоторые "бумаги" не моего авторства считаются за скрижали, а про их оформление мне в своё время (февраль 2021) мне не сообщали. Я же, дурак, не спрашивал, хотя мог бы. Считаю окружающих равными себе, потому в "элиту" в принципе не гожусь.

И вот сегодня утром я получил от помянутого начальства пакет моих файлов с их замечаниями (.odt). 100%... может быть, 99%, но я не уверен... замечаний состоит из "?" и "не соответствует шаблону" (цитаты). Сами видите, указу президента РФ приходится отдуваться, ибо я уверен: "сохранение и укрепление традиционных духовно-нравственных ценностей" отымеет всё общество в том же самом стиле.

ПостСубСкриптум. Пишу из горящего танка, то бишь с работы, и даже не пишу, а набиваю. Потому прошу извинить отсутствие привычной вёрстки.

ПостУжЯНеЗнаюЧегоСкриптум. Кстати, разговор с начальством закончился тем, что меня назвали "добросовестным и принципиальным работником". С учётом того, что начальство, похоже, планировало состоявшийся разговор на четверть часа, а продлился он полтора, то перевести цитату можно "как же ты нас за...л". Я в ответной реплике пообещал обязательно обратиться к ним, если возникнет дальнейшее непонимание ("я ещё не начинал")

Запишу себе названье, чтобы в спешке не забыть.

Не давайте человеку с техническим образованием (мне, например) читать учебники по экономике: хотя бы старый, образца 1954 года, где в рецензентах, а то и в заказчиках отметился сам Хозяин.

Запомнилась фраза «полезность вещи наделяет её потребительной стоимостью». Ага, «и так понятно». Аксиома.

Я немножко подумал, а как, собственно, наделяет. Получилось вот что.

Потребность человека в вещи прямо пропорциональна её полезности для него. В различных возможных ситуациях эта полезность бывает разная (в большинстве ситуаций так и вообще нулевая).

Все возможные ситуации человек различает, хорошо или плохо, по вероятности их наступления.

Значит, полезность можно умножить на эту вероятность и с точностью до коэффициента получить ту самую потребность: «насколько вероятно, что случится именно так, что эта вещь станет мне полезна/нужна именно настолько».

Если у вас есть лучшее понимание потребности как переживания, предложите.

Понятно, что у людей, которые готовятся выживать после ядерной войны, и людей, которые стараются выплатить ежемесячный процент по кредиту, эти распределения потребностей по ситуациям будут сильно отличаться.

Так вот, стоимость – для начала та самая, потребительная – это интеграл произведения полезности на вероятность по множеству возможных ситуаций (будущему), то есть на множестве всех вообразимых человеком ситуаций.

Хотя собственно число, без прибавления нулей от ситуаций без полезности той или иной вещи, даёт тут только то подмножество, где полезность вещи в некоторой вообразимой ситуации и вероятность наступления этой ситуации (и то, и другое, подчеркну, по мнению самого человека) будут больше нуля.

Разбиение множества здесь будет соответствовать способности человека различать ситуации между собой; то есть разбиение произвольное, которое, однако, можно стандартизировать (концепция «сознательности»).

При этом понятно, что представления о будущем у человека, даже «сознательного», со временем меняются, так что потребительная стоимость вещи, взятая по ним в одинаковых условиях, будет отличаться, «плыть».

Замечу, что верно и обратное: полезность некоторой вещи получается производной от её потребительной стоимости, когда «дорого доставшееся» стараются использовать где только возможно. Именно потому, что оно досталось дорого. Скажем, демонстрация некоторого трофея по поводу и без. Точнее, повод у демонстратора есть всегда, он думает, что демонстрация вражьих скальпов принесёт ему пользу в любых условиях. Ладно, про «статус» и «наследие» как-нибудь потом.

С возникновением «товарного производства» возникает стоимость вообще, без эпитетов… какая же зараза это придумала и не отредактировала. Мол, А итое - это одна физическая величина, а просто А, без индекса - это совсем другое. Экономисты наши гуманитарные, я вас ненавижу. Ладно.

Вещь, произведённая на продажу, сиречь «товар», отличается тем, что совокупность ситуаций, в которых её полезность для владельца-изготовителя ненулевая, критически уменьшена, сужена до ситуаций обмена этой вещи на другую – при том, что усилия, «абстрактный труд», затраченный на производство «товара», сама «энергия», может оставаться соизмеримым тому, который тратили, делая вещь «для себя».

По моему профессиональному перекосу – это лазер (Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation), пришедший на смену диффузному источнику света.

Собственно потребительная стоимость товара в своём увеличении опирается, выходит, на уменьшение разнообразия ситуационной области, то есть на только на обеспечение продаж – а что покупатель сделает с покупкой, дело десятое. Интеграл тут будет расти постольку, поскольку велики продажи, при минимуме полезности вещи для покупателя. В свою очередь у покупателя, то есть потребителя, согласование стоимостей при таком обмене возможно только за счёт уменьшения собственной потребительной стоимости приобретённого товара: вещь не универсальна, то есть область применимости товара чересчур узка, вещь не шедевр, вещь «не нужна» – в смысле не может быть использована в самых вероятных предвидимых покупателем товара ситуациях.

И на этом я прекращу дозволенные речи, потому что к стоимости как общественному труду я даже и не примеривался. Повторю: дорогие самоправедные экономисты, не допускайте технарей в святая святых святой святых. Они напакостят.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Уже из изложенного следуют очень... вызывающие... некапиталистические решения, ну да первый попавшийся солипсист с ними. Технарь, получающий деньги совсем за другое, бузить изволит. Угомонится, поганец. Со временем.

Сижу, праздную. Ради праздника перечитываю конституции образца 1936 года, 1977 года и нынешнюю. Сразу хочу порасспрашивать: в нынешней, ст. 67.1, п.2

«Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство»

– там какой бог упомянут? Перун или Сварог? Нет, я посижу и подожду, пока мне объяснят про идеализм, теизм, монотеизм, про наидуховнейший выбор в пользу двухтомника ближневосточных сказок и очень заглавную первую букву в слове. Имя собственное, как же.

Потом я спрошу, что такое сохранение памяти тех, кто передал нам идеалы. Я понимаю, это сброс на диск кэша ПО управления светодиодом, от которого мы что-то прочли азбукой Морзе? Отличная, без шуток, идея: получится разобраться, кто и когда те программы, может быть, взломал, чтобы у нас в головах нынче сидела всякая чушь. О, сразу не дошло, тут всего лишь «сохраняя», то есть «выставляя на витрину и обязывая лохов пускать слюни при виде». Какой там поиск ошибок. Ну, и ладно.

Теперь: это предки передали нам ещё и «преемственность в развитии» в нагрузку к «идеалам» и «вере», или это Федерация преемственность сохраняет? Понять-то можно и так, и сяк, см. цитату. Что, «а так же»... то есть «а также» у нас тут вместо «и»? Многонациональный синтаксис многонационального народа?

Опять же, чьё государственное единство Федерация признаёт? Где написано «своё», «собственное» или хотя бы «унаследованное ею»? Какое там, нахрен, «подразумевается»? – это основной, сука, закон!

Исторически случившееся… то есть «сложившееся»… оно, «государственное единство», не сложилось, над ним те же предки работали столетиями, не жалея своего и чужого времени: и аналогово, то есть по жизни, и дискретно, то есть насмерть. Немалая часть этой работы была сделана намеренно, с пониманием выражения «развитие Российского государства». А «сложилось» – это логика падальщика. Извините, приватизатора.

В качестве десерта, «признает» или «признаёт»… ссылка-то на duma.gov.ru… какое ещё правописание для подданных, у нас же идеалы с верой наперевес, грамматическая денацификация. Ужо тебе, придире, иди помолись лучше.

Разобранный пункт в конституции образца 1993 года, мягко говоря, не уникален. После стрельбы в Москве текст, похоже, доводили до ума наспех и не довели. Про публику, которая этим занималась, тоже скажу мягко: она заняла свои места в первую очередь благодаря неумеренной общественной ажитации второй половины восьмидесятых годов двадцатого века.

Отмечу, что содержание документа я здесь не обсуждаю. Я здесь обсуждаю его, содержания, отсутствие. И я отнюдь не противопоставляю положения о правах, свободах, обязанностях, государственном и экономическом устройстве, приведённые в различных конституциях, друг дружке. Мол, кто лучше, кто хуже. Это в принципе другая тема, несравнимо более объёмная.

Когда я перечитывал все эти тексты, я считал возвратные… окончания или как их там… в глаголах и производных от них. Сколько в конституциях написано, что нечто неодушевлённое должно «делаться», без однозначного указания на «кто, куда, чаво и как». К сожалению, этого добра полно везде, вне зависимости от даты. Подавляющее большинство этих оборотов может быть переписано через «обязан», «имеет право», «может».

Вот «может добиваться» и прочее такое же – это да; в составном сказуемом, когда уже ясно, о каком субъекте идёт речь, возвратный глагол вполне уместен. Остальное оставим поэтам и писателям; мимолётные, сиюсекундные догадки читателя, о ком или чём именно в новом предложении идёт речь – непременная часть читательского очарования повествованием. А вот в любом официальном публичном сообщении, тем более в законе, тем более в основном – всё это не более, чем вредительство.

Как обычно, отвергать – значит, предлагать. Желательно, – если уж от блоггера, помешанного на весьма узком спектре идей – предлагать что-нибудь эксцентричное, рядом с которым даже нынешнее изделие выглядит совершенством. Реклама от противного, щедро оплаченная башней Кремля, пожелавшей остаться неизвестной.

Значит, так.

Сначала делаем список субъектов, которых, по нашему мнению, касаются дела государственные. Само государство, соседи по планете, гражданин в единственном или во множественном числе, государственная структура, общественное объединение, экономическое предприятие и тому подобное.

Потом список действий, составляющих эти государственные дела или ограничивающие их, глагол «быть» в третьем лице единственного числа настоящего времени включительно.

Потом список отношений к этим действиям (модальность, ага).

Потом список объектов, на которые эти действия направлены. Потом список обстоятельств, эти действия сопровождающих, «и в прочих случаях» включительно.

Потом список причин, по которым эти действия бывают, сколь угодно общих («переданные идеалы», «стремление к свободе», «всеобщая справедливость» и прочая лирика).

Вроде всё.

Скармливаем эти списки ЭВМ, напоминаем ей слово «комбинаторика», ограничиваем форму высказывания условием присутствия в нём единственного пункта из каждого списка, и получаем очень, очень длинный перечень всех вообразимых вещей в государственном бытии.

Оформляем этот перечень через применение к нему «онтологической возможности», «онтологической необходимости», «деонтической возможности», «деонтической необходимости», см. предыдущий текст. Созываем политиков с народными массами на поводках и просим политиков вычеркнуть то, что им не по нраву, при чём избежать хотя бы стрельбы, если уж без мордобоя не выходит. Отдельный микс-файт объявляем по поводу словаря присутствующих в списке определений и конституционной процедуры обновления этого словаря.

Согласованный остаток перечня вновь скармливаем ЭВМ, даже если она отказывается, и пишем программу, которая заведует поиском присутствующих в перечне утверждений по заданным признакам.

«Гражданин может» – список результатов поиска, что гражданин может, кому, на кой и когда. «Во имя веры в бога» – список результатов поиска, что, кто, кому, когда. «Гражданину можно устроить» – список результатов поиска, что, кто, когда, на кой. «Гражданин может во имя веры в бога устроить другому гражданину» – список результатов поиска, что именно и при каких обстоятельствах можно себе подобному отдуховничать.

Понятно, что распечатка такой Конституции будет выглядеть угрожающе, а поднять её, распечатку, смогут два человека минимум. Ну, и что? Это же для работы государства, для жизни его граждан, а не на показ по случаю всеобщей масту… извините, всеобщего ликования.

Для завзятых и замшелых выкладываем сертифицированные тексты Конституции в сеть… совсем забыл, ещё можно штрих-коды учинить по изначальному перечню, текущему перечню и месту того или иного пункта в них.

Для остальных, кому поисковика обычно достаточно, объявляем государственный – или народный, чего уж стесняться – язык программирования, заведующий этим поиском, архитектуры «конституционных» ЭВМ, выкладываем в общий доступ соответствующие листинги. Учим будущих граждан пониманию этих листингов со школы, и я не могу себе представить большего резона в постановке детворе компьютерной грамотности. Лет через двадцать такое будет казаться естественным, и эта естественность – наивозможная похвала любому государственному переустройству. А то нынешняя боязнь революций настолько театральна, что скучна.

Здесь охреневший читатель повинен спросить: а зачем? Что такое в лесу сдохло, чтобы провозглашать этот цирк с конями, переходящий в балаган с ослами?

Отвечаю: именно что за тем, чтобы я рожи не строил, глядя на нынешнюю Конституцию, написанную «на отъе…сь», пример чего приведён в начале рассуждения. Я вот не хочу отъё…ться, да… и ругаюсь в своём закутке, предлагая, как сделать лучше. А Вы как хотите, я Вам не начальник. Я что-то вроде гражданина.

Про нынешний же праздник я попробую вспомнить в первой половине декабря, когда он станет свежей темой.

Спасибо за внимание.

Это не развитие недавнего «Трактата о восьми счастьях», хотя в тогдашнем постскриптуме я и сослался на ныне развиваемую тему. Нынешнее рассуждение представляет собой очередное скучное упражнение в аналитической этике…

…а затем, что про выступление Путина, про комментарии к выступлению Путина и про комментарии по поводу комментариев к выступлению Путина и так пишут все, кому не лень. А мне лень. Я трактаты пишу.

…так вот. Обдумывая порядок описания воображаемого общества, построенного на некоем этическом императиве, и обнаружил совершенную недостаточность своего словаря. Нет, сами слова есть, но вот надежды составить из них такие тезисы, которые читателем будут поняты сколько-нибудь однозначно, нет.

Что тут делать? Лезть в латинские и греческие словари, да не ради шутки? Чересчур фундаментально, рылом не вышел. Смириться и надеяться, что поймут правильно? Тогда и саму работу не стоило начинать. Самому придумывать сочетания русских корнесловий? Идея, недостойная граммар-наци вроде меня.

Остаётся учинить список собственных толкований всем известных слов. Я те толкования использую и по жизни, но вот читателю, зачем-то заглянувшему под кат, может, и сгодится. Чтобы не превращать словарь в скрижали, я приведу рассуждения, в которых соответствующие толкования проявили себя.

Рассуждения эти обязаны собой попытке анализа этических императивов, приведённых в работе «Поведение», с точки зрения отношения между различными модальностями суждений субъекта об окружающем мире. Суждение далее я рассматриваю как указание на некоторое состояние, именование его.

Полагаю, читатель помнит, что императивы те были выведены и проанализированы Константином А. Крыловым в понятиях «должен» или «может», и только в пояснениях и примерах было «хорошо» или «плохо»: то есть деонтическая и онтологическая модальности здесь стались очевидно важнее аксиологической. Будь наоборот, как раз и получились бы заповеди вместо анализа.

Итак, ниже я попробую охарактеризовать отношения между различными модальностями (онтологической и деонтической) и их операторами в суждениях субъекта об окружающем мире как отношения ограничения, то есть как оформление.

Я считаю такой подход разумным, ибо субъект, в данном случае субъект этических суждений, существуя в материальном мире, ограничен в своих возможностях: он не может оценивать всё, он не может оценивать одновременно. Эти ограничения я и объясняю как ограничение одних модальностей и их операторов другими. Порядок этих ограничений, полагаю, читатель найдёт очевидным, как и я.

Итак.

Для субъекта все возможные состояния окружающего мира создаёт воображение субъекта как сумма его способностей воспринимать окружающий мир, анализировать и рекомбинировать воспринятое. Для меня, материалиста, «это биология», у идеалистов, как правило, другие объяснения.

Того, чего я не способен вообразить (никогда, пока или уже), для меня не существует (сейчас). Я вовсе не обязательно останусь безучастен, если вдруг окажусь в невообразимом состоянии, я просто его не пойму, приму за другое, вообразимое. Может быть, только сначала, может быть, вообще («что это было?!» – «море, сынок» – «где?»).

Онтологически возможные состояния выделяются из всех вообразимых через возможность субъекта их достичь или оказаться в них со своего ведома. Все эти состояния вместе я называю действительностью.

Состояние, принадлежащее ко всем возможным состояниям, но не принадлежащее к онтологически возможным, называется вымысел.

Из онтологически возможных состояний выделяются онтологически необходимые состояния, которые субъект воображает, как запросы к себе или окружающему миру, или потребности (не обязательно свои, это важно). «Мне нужно принимать лекарства», «электричка должна прийти через три минуты».

Это не желания, это именно что запросы во вполне себе машинном смысле: бюрократическом или компьютерном. Прозвон, ощупь, пинг.

Состояние, принадлежащее к онтологически возможным, но не являющееся онтологически необходимым («может статься, ну и ладно»), называется пустяки, дело житейское неважное.

Уже в онтологически необходимых состояниях можно выделить деонтически возможные состояния, то есть состояния, разрешённые субъекту самим субъектом или разрешённые ему извне.

Любое такое состояние может быть понято, как состояние, в котором всякая потребность, возникни она у субъекта (онтологическая необходимость), может быть им беспрепятственно удовлетворена (деонтическая возможность).

Это не покой и не отдых, так как те подразумевают отсутствие в данный момент у субъекта потребностей вообще. Я полагаю, что такое лучше всего назвать удобством или комфортом, так как «удобными» и «комфортабельными» могут быть и место работы, и сам процесс определения и удовлетворения потребностей.

Онтологически необходимое состояние, не принадлежащее к деонтически возможным, называется нуждой. «Мне это надо, но мне этого не разрешено».

Наконец, в деонтически возможных состояниях можно выделить состояния, деонтически необходимые, то есть такие, которые обязательны для достижения. Каждое такое состояние по отдельности можно назвать делом или волей («последняя воля покойного»). «Волей», однако, можно назвать и все подобные состояния субъекта, ибо даже для выполнения им некоторого дела как чужого приказа требуется собственная воля.

Деонтически возможные состояния, не принадлежащие к деонтически необходимым, называются добром или достатком.

И на вершине здесь воля со свитой синонимов: «разум», «я», «сознание», «субъект», «душа» и проч., в зависимости от мировоззрения комментатора. Или «это биология», чтобы не соблазняться дальнейшим дроблением.

Итого, разложение по модальностям состояний окружающего мира, на которые указывают суждения субъекта:

- окружающий мир состоит из вообразимого и невообразимого;
- вообразимое состоит из вымысла и действительности;
- действительность состоит из пустяка и потребности;
- потребность состоит из нужды и удобства;
- удобство состоит из достатка и воли.

Волю как пик перечисления я рассматриваю чем-то неделимым, и не разлагаю её на «дело» и что-то ещё. Дальнейшее упорядочивание словаря мне не надобно.

Я не знаю, кого я переписываю. «Своим умом дошёл». Тогда уж добавлю, благо стесняться некого, замечания о границах не межмодальных, а внутренних, то есть тех, которые получаются в каждом разбиении.

Во-первых, это граница внутри окружающего мира между вообразимым и невообразимым. Рассматривать не готов, спросите идеалистов, они всё знают или успешно притворяются.

Во-вторых, граница внутри вообразимого между вымыслом и действительностью. За неё отвечает опыт как текущий эффект одновременной работы восприятия и памяти, их функция.

Тут интересно то, что практическое применение опыта ограничено воспроизводимостью тех или иных объектов с его помощью.

Нельзя воспроизвести то, что не может существовать. Очень часто нельзя воспроизвести того, чего ещё нет (создать), потому утопию резонно относят к вымыслу. Однако столь же часто нельзя воспроизвести того, чего уже нет, и оно тоже становится вымыслом. Не в смысле «ложью», а в смысле «не-действительностью». Я бы сказал, что такое важно понимать участникам диспутов о делах давно минувших дней, но они меня не послушают.

В-третьих, граница внутри действительности между пустяком и потребностью. Здесь тоже есть, что сказать. Эта граница, назову её потреблением, выглядит обманчиво чёткой; так, что возникает надежда её измерить и актуализировать, причём как нечто универсальное и неизменное. Мол, вот это людям действительно нужно, а без вон того люди перетопчутся.

Увы, такое достижимо только через избирательность, только через адаптацию, только через подстройку. Каждому своё, возможно быстрее и точнее. Либо стихийно («рынок»), либо вручную. А будут те руки разгружать вагон с пайками или тюкать по клавиатуре – «второй сложный».

Особо подчеркну, что, в силу размытости этой границы, о ней очень легко врать (политические программы, реклама).

В-четвёртых, граница между удобством и нуждой. Ею заведует право, которое, собственно, и состоялось как набор инструкций по управлению доступом к удовлетворению потребностей.

В исчислимость права люди вкладывают издавна, постоянно и много. Право есть одна из опор человеческой цивилизации, поэтому здесь соответствующая граница на деле прочнее, чем граница между пустяком и потребностью.

Именно потому право маскируют, прячут через его бессмысленное усложнение, отпугивают от него обывателя, и, кроме того, право намеренно дезавуируют через публичное пренебрежение им на словах и, показательно, на деле. Повторю: показательно, ради создания впечатления массовости, иллюзии всеобщего пренебрежения правом.

Той же цели служат вымышленные «истории успеха», сводящиеся к тому, что границу между нуждой и удобством между перепрыгнуть одним махом, без оглядки на то же право. На всякий случай: я не отрицаю ни успеха, ни того, что к нему не зазорно стремиться, я говорю про… «утечку вымысла», назову это так.

В-пятых, за границу между достатком и волей отвечает этика.

Мои очень скромные и невыносимо продолжительные размышления на тему аналитической этики имеют своей целью (помимо развлечения моего и раздражения окружающих) ту самую исчислимость границы между достатком и волей.

Зачем это надо? Видите ли, цепочка «этика-право-потребление-опыт» представляет собой зависимость, причём двунаправленную и циклическую.

Опыта нам Вселенная предоставит в избытке: бабочек подраздавим, как великий Брэдбери завещал. Потребление и право суть вещи достаточно инерционные, поэтому ошибки в них можно вовремя исправить. А вот этика, точнее, этические ошибки в масштабах общества – опасность насущная, при этом плохо предсказуемая, но несущая последствия, схожие по масштабу с аварией в вирусной лаборатории (опыт) или очередным единственно верным учением (потребление и/или право).

Этические ошибки надо определять и предупреждать, причём без скрижалей, иначе получится лекарство, которое хуже болезни.

Для того и стараюсь... а что это Вы так смотрите на дилетанта и провинциала? У каждого своё хобби. С манией величия у меня всё в порядке, держу её в подвале.

Да, и чтобы уж было. В рассмотренной выше композиции некое счастье (из «Трактата о восьми счастьях») может быть понято как пробой… короткое замыкание, туннельный эффект… между разными слоями перечисленных состояний.

Сразу видны два случая: сочетание удобства и действительности, «свобода от» и «свобода для»; сочетание воли и потребности, «наличие цели», то есть «правота» и «долг». Остальные, с отрицаниями, я разбирать не буду за недостатком времени и места.

Не знаю, уважаемый читатель, как Вам, но мне после этих записок, с выделениями жирным шрифтом, будет проще продолжать мои выкладки. И опровергать указания на ошибки в них.

Покамест спасибо за внимание.