Стой, чихать буду! Акт 1.
Москва, почти центр, где-то между Бюрилево и Свиблово. Кухня в квартире Ивана Оптимистова.
Иван Исаакович Оптимистов, Исаак Иванович Пессимистов, их молчаливые собутыльники Инвалидов и Пассажиров. Последние двое лежат на полу, обдумывая устройство вселенной. Иногда шевелятся. Когда Оптимистов наливает Пессимистову, оба дружно тянут стаканы. Им тоже наливают, они пьют и продолжают обдумывание.
Исаак Иванович Пессимистов: Ну что же такое, Иван Исаакович, сколько можно? Пятый день сидим и бухаем. А я домой хочу, к жене, к детям.
Иван Исаакович Оптимистов: Нельзя, Исаак Иваныч, карантин. По телевизору же толстый диктор сказал: сиди и бухай.
Пессимистов: И вовсе он даже не толстый. Хотя парниша, конечно, симпатичный. Красивый, но не толстый. (капризно) И он не говорил – сиди и бухай.
Оптимистов: Прямо не сказал, но диалектически имел в виду. Гибридно имел в виду. Геополитически. Сейчас карантин, никуда из дома уходить нельзя. Если бы мы у тебя забухали, то мне нельзя было бы от тебя уходить. А так – придется тебе здесь зависать. Скажи спасибо, что мы у меня…
П.: Спасибо, Иван Исаакович. (плачет, бьет ногой Пассажирова; Инвалидов, не просыпаясь, на всякий случай отползает).
О.: На здоровье, Иваныч. Кстати, может, по глоточку Антивирусной?
(наливает; пьют – все четверо)
П.: Ох, ох-хо-хонюшки-хо-хо… Ну как же так? В магазин за водкой можно, а в семью вернуться нельзя?
О.: Таковы жесткие, но справедливые правила карантина. Разъясняю: можно сходить в ближайший магазин за товаром первой необходимости, в нашем случае – за водкой. Но нельзя ехать к жене и детям на другой конец Москвы. Целая остановка на метро! Ты что, с ума сошел?.. Э!... Ты тут особо не закусывай! У нас всего четыре конфеты.
П.: Ну вот. Каждому по конфете. (плотоядно) Давай я свою съем.
О.: Не каждому по конфете. А на каждый месяц по конфете. Апрель, май, июнь… а там видно будет.
П.: А что ж ты июль не учел, Иван Исаакович.
О.: К июлю я уже, видать, опьянею. Потому что закуски, ты прав, и в самом деле маловато. Ну что… Антикризисной?..
П.: Ты же говорил, она антивирусная. По особому рецепту сионских мудрецов.
О.: Извини, Иваныч, оговорился. Раньше-то я ее называл вообще Еврейской. За простоту в изготовлении и тонкое изящество линий.
П.: Звучит интригующе. У меня жена еврейка. Не знаю, насколько она была проста в изготовлении, но тонкое изящество линий у Гульнары действительно не отнять.
О.: Гм … Гульнара. Ты же говоришь, она еврейка?
П. (смущенно): Ну, тут вот какое дело. В 1961 году, ты, наверное, не помнишь, просто поверь… так вот, в 1961 году космонавт Юрий Гагарин полетел в космос.
О. (восторженно): Космонавт – в космос? Давай-ка еще по глоточку…
(наливает; пьют – все четверо)
П.: Так вот, я продолжу. В 1961 году космонавт Юрий Гагарин полетел в космос. И всех детей стали называть Юрами. Независимо от пола.
О.: Так она что – 61 года рождения?
П.: Нет, 75-го. Потому и Гульнара, а не Юра.
О.: А… объяснил. Вот умеешь ты, Иваныч, все так тонко, так изящно растолковать. Настоящий герменевт.
П.: Сам ты герменевт. А изящество линий у Гульнары сногсшибательное… (падает на пол, здоровается с Пассажировым и Инвалидовым; те, впрочем, держатся индифферентно)
Я вас познакомлю с Гульнарой. У нас еще рыбка в аквариуме есть – Мурка. Сейчас ее, наверное, съели.
О.: Вместо гречки, что ли, съели? Неудивительно. Если иметь кличку, как у коровы…
П.: Сам ты корова. Ко-ро-ва-вирус!.. А Муркой рыбку назвали в честь Иммануила Канта. В 1928 году, как ты наверняка знаешь…
О.: Стоп Хватит! Не мучай меня. Я же тебе про Еврейскую водку рассказывал, а ты тут со своими герменевтами. Короче. Водка Еврейская. Рецепт. Берешь бутылку водки, засовываешь туда головку чеснока и все – через час-другой водка Еврейская готова. Изящно и просто. А в силу антивирусных свойств чеснока…
П.: …Ты и переименовал ее теперь в Антивирусную.
О.: Горжусь тобой, золотая рыбка Буренка.
П.: Мурка, а не Буренка. Ты бы еще сказал – Тузик.
Пассажиров и Инвалидов взволнованно шевелятся. Видимо, у кого-то из них погоняло Тузик, но они сами не помнят – у кого именно.
О.: Смотри, Иваныч. Кореша наши как-то взволнованны стали. Видимо, у кого-то из них погоняло Тузик, но они сами не помнят – у кого именно. Ну что?.. Антинатовской?
П.: Антивирусной же. Впрочем, какая разница, наливай.
(Оптимистов наливает; пьют – все четверо)
Акт 2.
Там же, те же, но уже немного слегка приподвыпив .
Оптимистов (строго, сдержанно, патриотично):
Подлец, не любишь ты Россию, гад, подлец.
Подлец, не любишь ты Россию, нацпредатель.
Тебе я морду всю побью, тебе конец.
Так Нострадамус обещал мне, прорицатель.
Пойду на улицу я руки пожимать
Коронавирусным бомжам и заболею.
Потом приду сюда – невзгодою карать
Тебя, злодея, отомщу тебе, злодею.
Тебе я руки тоже буду пожимать,
Коронавирусы тебе вопьются в тело.
И расцарапаю лицо, и цаловать
Начну тебя – патриотично и умело…
Пессимистов (истерично, злобно, в панике, либерально):
Ах, не цалуй меня, Исакыч, не тревожь.
Ведь я мужчина, ну а мы с тобой не геи.
Ведь ты не гей, Исакыч?..
Ты ведь мне не врешь?..
А то живешь один. Без правильной идеи.
Ах, карантин мой, карантин, какая грусть,
Какая грусть, как радость и тревога.
Ах, карантин мой, карантин, да ну и пусть,
Пускай зовет меня коварная дорога.
Мы не пойдем, мы будем дома соблюдать
Наш карантин, мы без ума от карантина.
Мы будем водку пить и фильмы созерцать
Небезызвестного бродяги Тарантино.
Оптимистов (неожиданно, впрочем, надеюсь, временно, приняв радикальный ислам):
Вот там у вас коронавирус, у господ,
А вот у нас корановирус, мы шахиды.
Мы все взорвем тут к эмпиреям, не вопрос.
А ну показывай скорее пирамиды.
Я пил с Хеопсом… Я Озирису был рад,
Вот здесь на Сретенке, а после на Покровке.
Пойдем скорее на джихад и на парад,
Пока у нас не отобрали поллитровки.
(да, то было временное помешательство)
Прости, Иваныч, не шахид я, не шахид,
Я просто мирный тихий трактор префектуры.
Какая милая Москва, какой тут вид,
Какие дивные канавы и бордюры.
Пессимистов:
И ты, Исакыч, ты прости меня, прости,
Я тоже искренний сторонник карантина.
Но я пойду к своей семье, пусти, пусти.
Пусти меня, неблагодарная скотина.
Прощай, Исакыч, до свидания, друзья,
Ты, Пассажиров, ты, плешивый Инвалидов.
Я ухожу, но вечно сердцем с вами я.
И ну их к черту – обаятельных шахидов.
Оптимистов (с тихой грустью):
Иди, Иваныч, уходи к семье своей.
Иди, Иваныч, но рукою дерзновенной
Не прикасайся ни чему, не смей, не смей.
Иначе будешь ты, как отрок во вселенной.
Иначе скрутит пандемия и тебя.
Иди, Иваныч, рук чужих не пожимая.
А я останусь тут, неистово скорбя.
А я останусь тут, как рана ножевая.
Пессимистов (с тихой грустью):
Я ухожу, Исакыч, ты уж не печаль
Своих бровей прекрасных, умирать не ново.
Но если все-таки умрешь – мне будет жаль.
Такого пьяного, Исакыч, и родного.
Такого пьяного тебя мне будет жаль.
Но я пойду к семье своей великолепной.
Ах, как чудесно закалялась наша сталь.
Какою жизнь была у нас духовноскрепной!..
Мы победим, Исакыч, так что я пойду.
Пойду среди моей бушующей России.
Среди министров и чиновников найду,
Найду я средство от коварной пандемии.
Оптимистов: На посошок?
Пессимистов: На посошок.
(пьют все четверо)
Акт 3.
Ночь, улица, фонарь, очередной ремонт чего-то. Пессимистов, патруль из двух человек (они странным образом напоминают Пассажирова и Инвалидова).
Патруль: Стой, кто идет? Куда прешь? Не видишь, тут у нас переукладка благоустройства. Или ты… карантин нарушаешь?
Пессимистов: Да я… так… к жене и детям… домой хочу (пытается идти).
Патруль (неистово): Стой, чихать буду!..
Пессимистов: Стою.
Патруль: Чихаю !..
Пессимистов: Будьте здоровы (падает замертво).
Примечание.
Писал для проекта Corona Drama
http://corona-drama.com/?fbclid=IwAR0O9rKMu5QQo_swrySpL6O5LnnIhTpjWof00lrsnEuEBLHXibARTuxxydEтам много и других пьес, что-нибудь да понравится.
Конец примечания.