Мы — выходцы из Чечено-Ингушетии, из республики, которая в начале 90-х годов XX века разделилась условной границей, наблюдали и войну, и геноцид: кто-то, как я, десять лет на войне в Чечне, а кто-то издалека, из соседней Ингушетии. 

В многонациональной на тот исторический момент Чечне не было еды, воды, лекарств, коммуникаций, и российские ракеты летели на наши дома. На улицах чеченцы, захватившие власть, устраивали казни по шариату. В Ингушетии было трудно, иногда случались теракты, но самолеты там не бомбили, а Красный крест частенько привозил беженцам в палаточные лагеря лекарства, тушенку и сгущенку. Чеченские боевики не чувствовали преград, перемещаясь по Чечне, Ингушетии, Дагестану, ловко уходили от погони, брали заложников и устраивали бои. Было множество разных отрядов, и, например, в группе легендарного воина Хаттаба были как чеченцы, так и ингуши. Некоторые из них даже попали в мой Чеченский дневник 1994–2004 годов.

Мирным жителям в период становления Ичкерии жилось плохо: в нашем Старопромысловском районе учителей убивали так часто, что пока мы с матерью шли до рынка, то успевали выслушать несколько историй. «Вы знаете, что убили русскую учительницу Аллу Евгеньевну вместе с мужем и детьми? 

Их сегодня утром зарубили топором! Она преподавала биологию!» — останавливали нас соседи. 

Мы не знали.

Через несколько остановок снова кто-то из знакомых бросался нам наперерез: «Вы куда идете? Вы знаете, что убили русскую учительницу?!» Моя мама отвечала: «Есть нечего, идем из дома вещи продавать, может, удастся купить хлеба. Да, мы знаем, что бандиты зарубили топором семью учительницы! Она преподавала биологию». «Нет! – перебивали маму соседи по району. – Математику она преподавала! Марию Ивановну позавчера застрелили вместе с ее парализованной тетушкой!» Пройдя еще пару кварталов, мы узнавали, что на днях повесили старенького преподавателя лицея вместе с малолетним внуком, а другой старик-фронтовик попал в больницу с переломом и там внезапно скончался от укола, и в его дом уже въехали «новые хозяева».

Старшее поколение многонациональной республики, выросшее с наивной верой в дружбу народов, никак не могло сообразить, почему происходят подобные казни то врачей, то учителей, то ветеранов Второй мировой.

Арби Бараев, участник движения за независимость Ичкерии, лично казнил свою учительницу Сатину Евгению Павловну вместе с семьей. Они знали друг друга всю жизнь и были односельчанами. В современной Чечне именем казненной названа школа № 3 в селении Алхан-Кала, но это лишь формальность, навязанная чиновниками сверху. Инициалы убитой учительницы никто в школе расшифровать не смог, и я узнала ее имя и отчество с большим трудом, разыскав реальных свидетелей Чеченской войны. 

В школе нет даже уголка с ее фотографией, и дети вместе со всеми учителями не знают, почему их школа № 3 в Алхан-Кале носит имя Сатиной Е. П.

«Я этого Арби Бараева проклинаю на чем свет стоит! Это его рукой была казнена моя родная сестра Новосартова Нелли Сергеевна. Учительница! Пусть будет проклят его род от мала до велика. Пусть его дети света белого не видят» – говорит Александр, брат зверски казненной вместе со своим мужем другой грозненской учительницы, семью которой оговорили перед смертью, а жилье с вещами — забрали. Никакой компенсации родные не получили. Квартира Нелли Сергеевны находилась по адресу: Грозный, улица Кирина, дом № 3, квартира № 9.

Опросив выживших свидетелей геноцида, мне удалось выяснить, что были те, кто лично наблюдал за извергами своими глазами, например, мать, знаменитого в Грозном учителя истории грозненского нефтяного техникума, кандидата исторических наук Потокова Евгения Нурбиевича, которая сама была профессором.  К ним в дом ночью ворвались чеченские нацисты, выбив дверь ногами. Русская семья испугалась, и, надеясь спастись, сын спрятался под кроватью, а пожилая мать — в шкафу с одеждой. 

Его вытащили из-под кровати, долго истязали ножами, а затем обезглавили на глазах у матери. Именно от нее стало известно, что бандиты, переговариваясь между собою, признались: им не нужны чуждые философии и традиции, а для этого в первую очередь следует расправиться с учителями, врачами, священнослужителями неверного мира — с теми, кто способен обучать и направлять будущие поколения. Маму Евгения Потокова преступники не нашли, она сидела в шкафу ни жива ни мертва и наблюдала страшную казнь собственного взрослого сына. Через несколько дней неравнодушные люди сумели вывезти ее из Чечни-Ичкерии, и с ней долго работали психологи, чтобы пожилая женщина могла хоть ненадолго уснуть.

Между войнами в нашем районе убили учительницу английского языка Астраханцеву Елену Михайловну, что примечательно, случайно выжила ее пожилая мама Зинаида и маленькая дочка Анечка: русско-чеченская семья Шакиных-Идиговых, жившая по соседству, подняла тревогу и смогла спугнуть убийц. Этот случай был подобен чуду во времена Ичкерии.

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА 

* На фото учительница Нелли Сергеевна рядом с  учениками.

ПОСЛУШАТЬ РЕАЛЬНОГО СВИДЕТЕЛЯ ТЕХ ЛЕТ (полным-полно аферистов из чеченско-кремлевских группировок, которые работают большими группами обеляя ту или иную военную сторону) 

Чистая кровь. Откуда это пошло? Чеченцы веками воровали женщин других народов себе в жены, но своих дочерей, чеченок, замуж отдавали за чеченцев, чтобы кровь оставалась чистой. Это, разумеется, противоречит нормам шариата, но когда речь идет о столкновении адатов и религии, побеждают заветы предков-язычников. «Пока не произойдет кровная месть, душе не найти покоя!» – гласит древняя чеченская традиция.

«Запрещена месть за кровь, пролитая во времена джахилии, и, прежде всего, я запрещаю мстить за кровь…» –– говорится в последней проповеди пророка Мухаммеда. «Чеченский адат не велит чеченкам выходить замуж за людей иной национальности». По шариату, запрещена и кровная месть, и тем более нацизм — он открыто порицаем. «Если вы услышите, как кто-то гордится своим происхождением, как это было в джахилии (язычестве), то скажите ему, чтобы схватил за член своего отца. И не говорите это в переносном смысле!» — гласит достоверный хадис. Этот хадис приводят имам Ахмад (5/136), аль-Бухари в «аль-Адабуль-Муфрад» (2/427), ан-Насаи в «ас-Сунан аль-кубра» (8864) и многие другие.

При советской власти были прецеденты женитьбы русского и чеченки, зачастую закончившиеся убийством семьи, посмевшей нарушить адат. И сейчас не дай бог в Европе или где-то еще парень другой национальности, (а значит, с точки зрения чеченских охранителей, низшей касты), засмотрится на чеченку или скажет ей комплимент — его могут избить до полусмерти или убить, будь он атеистом, буддистом, иудеем, христианином или даже мусульманином. Хотя мусульманке, согласно шариату, разрешено выходить замуж за мусульманина любой национальности. «Всё человечество — от Адама и Евы. Араб не имеет никакого превосходства над неарабом, и неараб не имеет никакого превосходства над арабом; белый не имеет никакого преимущества перед чёрным, чёрный не имеет преимущества перед белым; (никто не имеет превосходства над другим), кроме как в благочестии и хорошем нраве. Знайте, что каждый мусульманин — брат мусульманину, и что мусульмане составляют единое братство», — завещал посланник Аллаха Мухаммед.

Зара Муртазалиева, отсидевшая восемь с половиной лет в мордовской колонии по обвинению в терроризме и получившая затем убежище во Франции, публично призывала одуматься чеченских активистов. Европейские чеченцы, узнав, что какая-то девушка из чеченской семьи в Германии вышла замуж за мусульманина-сирийца, посчитали это оскорблением чести и вначале угрожали убить всю семью, а затем совершили нападение: «Представьте себе ситуацию, когда абсолютно неизвестные люди приходят в садик или в школу, где учатся ваши дети, только за тем, чтобы оскорбить вас. Когда вывешивают ваши фотографии с призывом изнасиловать вас. В конце концов наши герои выследили маршрут женщины и напали на неё среди бела дня, когда она возвращалась с мужем и детьми домой. На нервной почве, из-за страха за жизнь ребёнка, у женщины случился в этот день первый приступ эпилепсии» –– пояснила Зара Муртазалиева. Чеченцам разрешено брать в жены и наложницы женщин других народов, так как дети всегда принадлежат роду отца, а мать не имеет на них никаких прав: пришла без детей — и из дома мужа уйдет без детей, даже если родила шестерых.

Чеченская театральная актриса Зинаида Исакова, 1926 года рождения, однажды призналась мне в интервью, почему так и не вышла замуж: на артистках и певицах у чеченцев не принято жениться, это позорит семью. «В Чечне артисткой быть сложно. В народе бытует мнение, что артист — человек вольный. Это неприлично, позорно. Приходится пробиваться сквозь непонимание и осуждение. Осуждение бывает не словами, а кинжалом и пулей. Мою подругу, Розу Бутиеву, убил брат её мужа, едва узнав, что та — артистка. Розе было девятнадцать лет!»

* НА ФОТО СЕДА СУЛЕЙМАНОВА, КОТОРАЯ ПРОПАЛА В ЧЕЧНЕ, А ДО ЭТОГО БЕЖАЛА ОТТУДА ОПАСАЯСЬ "УБИЙСТВА ЧЕСТИ".

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА

Идея построения Ичкерии хаотично сменилась более смелым, расширенным вариантом мусульманского государства, объединяющим весь Кавказ –– Кавказским Имаратом, и предполагала достижение полной свободы: законный сбор обязательной подати с неверных – джизья, как выкуп за сохранение жизни, и дополнительный сбор денег за богатых иностранных заложников (аманатов). Появилась и распространилась как данность такия –– ложь для неверных, притворство во благо не только себя, но прежде всего своей общины, ради которой десятки, а то и сотни лжесвидетелей подтвердят любую ахинею, если это поможет достижению цели. Такия благодатно встроилась в местную чеченскую традицию защищать своего по крови. 

Наглядный пример: чудовищное убийство в 2001 году двух безоружных взрослых женщин и одной юной девушки на центральном рынке в Грозном, когда они пришли купить продукты на праздник христианской Пасхи. Мирные люди, проведя время боев вне Чечни, не подозревали, что за русский язык, светскую одежду им грозит смерть от местных нацистов-фанатиков, безжалостно убивающих русских земляков. Очевидцы рассказывали: «Умирая, они долго мучились. Никто не оказал им помощь, не вызвал врачей! Наоборот, некоторые люди (местные чеченцы) подходили к ним и срывали с раненых золотые украшения!» И, что примечательно, когда международные и российские журналисты стали расспрашивать о происшествии на рынке, то появились организованные группы лжесвидетелей, утверждавших, что ничего особенного не произошло: храбрые бойцы Чеченского Сопротивления убили жен российских военных, отомстив за «гибель сорока тысяч чеченских детей». 

Эта абсолютная ложь в групповом сговоре настолько часто повторялась обманщиками, что журналисты озвучили ее в новостной программе, а затем, через пару лет, напечатали в газетах, и родные несчастных в другом регионе не сразу догадались, о ком идет речь. Разумеется, к женам российских военных убитые на рынке мирные люди — Татьяна Калашникова, ее дочка Ирина Валицкая и подруга семьи Юрченко — не имели никакого отношения. 

В 2023 году я поговорила с родными убитых: соседи-чеченцы, узнав, что семья вернулась домой из Армавира, подстроили убийство несчастных через местную банду исламских фанатиков-нацистов, чтобы забрать себе большой частный дом на 36-м участке города Грозного. Младшая дочка Татьяны Калашниковой чудом осталась жива: она пекла куличи и вместо нее на рынок в тот день пошла подруга семьи. Ее соседи быстро взяли в оборот и выдали замуж за чеченца. Она приняла ислам и с тех пор ходит в хиджабе и говорит на чеченском языке. В доме Калашниковых живут чеченцы.

РОСКОМНАДЗОР с преступниками дружно взялись за мой канал. РОСКОМНАДЗОР подал в суд задним числом, запретил мой канал в России за рассказы о Чечне-Ичкерии. Теперь подают в суд на КАЖДЫЙ РОЛИК. Ютуб послушно сносит или закрывает для России ролики. Поэтому скачивайте ролики с рассказами свидетелей о Чеченской войне и геноциде, и все ролики, которые вам понравятся, перезаливайте себе и на другие каналы. Сохраняйте!

ZHEREBTSOVA POLINA — МИРНЫЙ ВОИН

Я БЫЛА 10 ЛЕТ НА ВОЙНЕ В ЧЕЧНЕ! КАНАЛ ПОЛИНЫ ЖЕРЕБЦОВОЙ, УРОЖЕНКИ ЧЕЧНИ. ПРАВДА О ВОЙНЕ ВСЕГДА НЕУДОБНА ДЛЯ ПРЕСТУПНИКОВ! Лекции. Архивное видео. Кто сделал ...

www.youtube.com

Полина Жеребцова

Руслан Сасонов, преподаватель вуза, вспоминает о довоенной встрече с мятежным генералом:

«Судьба сводила меня с Джохаром Дудаевым дважды. Первый раз в стенах родного Грозненского нефтяного института. К нам приехал с вопросом сам Дудаев! Собрали всех заведующих кафедрами, преподавателей, и Джохар Дудаев важно так говорит: «Почему это вы не рассказываете, что в Чечне есть залежи золота?!», и показывает нам при этом блестящий камень под цвет золота. Мы все в шоке. Каждый преподаватель подумал, вероятно, что это шутка про залежи золота. Но Дудаев был совершенно серьезен. Встал наш заведующий кафедрой по геологии, Сазонов, и доходчиво сказал:

— Джохар Мусаевич, это не золото! Это минерал! В нем ноль процентов золота!

И тут Дудаев сдулся.

Во второй раз Джохар Дудаев пожаловал к нам с докладом о будущем Чечни. В актовом зале вуза людей собралось как селедки в банке. В основном чеченцы. Всем интересно, о чем будут говорить! Доклад был минут на двадцать. Опять о несметных внутренних богатствах и русской оккупации! Дудаев предложил задавать ему вопросы. 

Вопросы задавали чеченцы и только на русском языке. И все вопросы имели примерно одно содержание. Один из вопросов задал его коллега, тоже летчик, который вернулся на родину, когда узнал о чеченской революции 1991 года (ГКЧП). Летчик-чеченец спросил Дудаева: «Джохар, ты считаешь, что у нас в республике может быть президентом летчик? И не кажется ли тебе, что в роли президента Чечни тогда может быть и кухарка?» Дудаев сразу ушел от ответа. Я тоже задал ему вопрос. 

Это был единственный вопрос от местного русского жителя «Вы постоянно твердите, что Чечня — это колония России, что Россия угнетает Чечню. Но нам всем известно, что чеченцы материально живут лучше, чем русские. Как же так? Колония живет богаче империи?» 

Ответ Джохара Дудаева был уникальным! «Вот ваши слова и доказывают вашу колонизаторскую сущность» — резко заявил он. 

Рядом со мной сидели мои сотрудники: один чеченец, другой ингуш. Они знали меня много лет и склонили голову от стыда».

*

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА, статья о становлении Ичкерии

Вы задумывались почему в России все именно так, а не иначе? 

Начиная с 2005-2006 года не менее одного раза в год я предлагаю Новой газете публиковать свидетельства о войне и геноциде в Чечне. Ответ неизменен: «НЕТ!».

Просила вести колонку как эксперт, собравший сотни свидетельств с реальными адресами, фотографиями, историями с войны.

В последний раз Дмитрию Муратову поступило предложение в 2023 году, после того как я взяла интервью у военного корреспондента Вячеслава Измайлова. Мы говорили с Вячеславом Яковлевичем о Грозном и об Ичкерии. Он сказал: «Сотни свидетельств нужно публиковать! О геноциде нужно рассказывать! Обязательно!» Из редакции опять пришел ответ: «НЕЕЕЕТ. Все знаем, но публиковать не будем!» К слову, там эксперт — Милашина, которая не была на Чеченской войне ни одного дня и ничего не знает по военному времени.

У Новой газеты есть подкаст, где зачитывают военные тексты и дневники. Обращались мои подписчики и я несколько раз, чтобы зачитали Дневник-документ, написанный под бомбами. 

Ответ: «Нет!»

Радио Свобода. Предлагала вести блог, предлагала интервью с реальным свидетелем геноцида (его в 14 лет учили отрезать головы, а его отца — телемастера с восьмью одноклассниками и односельчанами запытали до смерти в Ичкерии).  Нет, не надо. А вот предоставить лживым ичкерийским лизоблюдам, скрывающим правду о войне и геноциде, дочерний проект Радио Свободы «Кавказ. Реалии» это – пожалуйста.

Радио Эхо Москвы — такая же история.

Мемориал заполнился попойками, но никакой помощи беженцам, ночующим буквально в подъезде. Правозащитники крутились у стола со спиртным, о публикациях материалов от реальных свидетелей войны о войне речи не было. Даже не сделали презентацию фрагмента дневника, когда я в нечеловеческих условиях сама нашла издателя и сама договорилась об издании хотя бы части о Второй чеченской. 

Лично Орлов, из которого сейчас лепят очередного героя современности, подгадил — не дал провести презентацию.

Предлагала сотни свидетельств о войне и геноциде.  

Глубокий режим молчания в ответ. Лепетание что-то про "один пострадавший народ". 

И так далее до бесконечности, включая недавнее увольнение из-за нежелания терпеть цензуру из редакции журнала ЛиТЕРРАтура Натальи Якушеной потому, что там главреду Поляковой неожиданно почудилось в моей пьесе о Чеченской войне, что "Радуга над храмом это пропаганда ЛГБТ". 

В Новой газете, кстати, как-то дошло до потасовки между редактором по политике и по культуре из-за моей книги о беженцах-скитальцах "45-я параллель". В итоге Новая так ничего и не опубликовала, хотя до этого мне пообещали публикацию текста-документа о том, что пережили люди в мирных регионах кроме Чеченской войны. 

И теперь еще раз подумайте: почему все так? А вот именно поэтому!

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА.

МАМА. Елена Анатольевна Жеребцова, на фото ей 21 год.
Ее стихи о Чечне "Клеветникам".

Я лишь Всевышнего боюсь,
А подлецам - не удивлюсь,
Видала всех и разных,
В деяньях безобразных.

Вы, станьте мысленно туда,
Где голод, бомбы, смерть.
И будьте ранены, как я,
Не в силах умереть.

Вас приглашаю хоронить
Отца, что был герой.
Но бомбами в Чечне убит,
Своею же страной!

Со мной на трассе, в холода.
Где кружит вертолет,
Постойте, как стояли мы
В тот предвоенный год!

Как крылья, руки распахнув,
Чтоб не впустить войну.
Так я стояла целый день,
Чтоб уберечь страну.

Из восемнадцати ребят все живы,
До сих пор!
Мы с рынка, бросив свой товар,
Летели, камнем с гор...

Кричали: - "Не стреляйте! Нет!!!
Мы - матери стоим.
Чеченцы! Возвратить детей
В Россию мы хотим!"

А автоматы - с двух сторон,
Ведь посредине мы...
Вот так в Чечне хотели жить,
И избежать войны.

Солдатов тех всех увезли.
Их дома видит мать!
А ВЫ где были в эти дни?
Извольте рассказать!

Возможно, воевать пришлось.
Калечилась Душа...
Вы тоже, хороня своих,
Рыдали, боль глуша.

А мы узнали: нефть почем,
Вкусили вихрь смертей.
И научились различать:
Людей и нелюдей.

Кричали дети все в крови,
Стонали старики.
Обида к нам пришла не вдруг,
А с Ельцинской руки...

Мои детишки, как и я -
В осколках - (се ля ви! ),
Учились мужеству в те дни,
И правде и любви!

Не Вам - Всевышнему судить!
Но, изучив вопрос,
Вы без войны старайтесь жить,
Подольше! И всерьез.

Елена Жеребцова.
СБОРНИК СТИХОВ В ИНТЕРНЕТЕ «Я многое видела» 

СМИ пишут, что эту девушку убили в родной семье. Она дружила с русским парнем, который принял ислам, играла с собакой, и хотела жить по светским законам. "Чеченку Седу Сулейманову насильно вернули в республику после побега из дома в Грозном и ее могли убить родственники, сообщили правозащитному проекту СК SOS два независимых друг от друга источника" так гласят новости.
Как спастись беглецу из Чечни? "Старые друзья" повсюду, и даже в Европе по городам поставили смотрящих, вычисляют через курсы языка, работу, супермаркет, составляют списки, сливают данные и адреса (у многих родственники в ФСБ плюс они же сторонники древних чеченских адатов).

В советской Чечне, где я родилась, был многонациональный и мультикультурный мир. Чеченцев и ингушей в городах республики было немного, в основном там жили представители других народов. Жизнь была хорошая, дружная. Работали фабрики и заводы. Если муж или брат пытался убить жену / сестру, то соседи могли спрятать несчастную у себя, а власти вмешаться. После войны и геноцида, о котором подло молчали правозащитники и журналисты, того мира больше нет и спрятаться негде: все двери закроются, никто в семейное дело не вмешается, а тысячи комментаторов напишут в сети, что рады убийству чести и поступят со своими родственницами-отступницами таким же образом. Грозный из светского процветающего города превратился в большой аул. Женщин ни там, ни в других городках и селах закон не защитит, а соседи в их убийство не вмешаются. Кругом по республике процветают клиники для тех, кто вступил в контакт с джиннами и шайтанами и базары восточного типа.

В целом по всей стране нынче с правами человека - Средневековье. Жизнь человека не стоила и не стоит ни гроша. Очередная новость: в иркутской ИК-6 нашли мертвым заключенного Тахиржона Бакиева. Ранее сожгли его Коран, самого заключенного пытали и зверски насиловали шваброй (после этой травмы и операции он повсюду ходил с калоприемником), власти отчаянно пытались замять дело, но начальника колонии таки привлекли к ответственности за пытки и начальник пообещал отомстить.
И далее в СМИ потоком идут осужденные за антивоенные посты пенсионеры, учителя, врачи, школьник из Германии, и кто-то там еще.
К чему это я. Чечня более концентрированный вариант, но и общая ситуация крайне удручающая. На этом фоне милой шуткой выглядит звание народной артистки Чечни для дочери Рамзана Кадырова "потому что она не артистка" и медаль для сына Кадырова на соревнованиях спецназа в Дубае, в которых он не участвовал.

П. Жеребцова

В тот памятный год, когда не стало великого поэта, мне было всего 10 лет. Наверное, первое знакомство с ним произошло по фильму "Место встречи изменить нельзя". Потом дома появились пластинки, которые слушать - не переслушать. У меня было всего две или три из полного собрания, заслушанные "до дыр", с портретом на обложке. Владимир Семёнович Высоцкий смотрел таким взглядом, который, казалось, проникал до самого сердца, как и его слова с пластинок, до самой души. "Советский поэт, актёр театра и кино, автор-исполнитель песен (бард), автор прозаических произведений и сценариев," - лаконично сообщает о нём Википедия. Позже я поехала учиться в Москву. Я ходила по тем же улицам, по которым ходил он, была в его театре и даже встречалась с людьми, с которыми он играл на одной сцене, с которыми сидел за столом в одной квартире, забредя как-то на огонёк и оставшись почти до утра. Они рассказывали мне об этом. Это были живые люди, которые знали гения. Невероятно! Тогда я ещё не знала, что гении, они такие же люди, как и мы с вами, только чуть больше чувствующие то, что лучше бы не знать, если хочешь жить спокойно. Но они не могут по-другому, такая уж им уготована судьба. На сегодняшний день мы знаем о Владимире Семёновиче уже наверное почти всё. Но всё ли?

А вот ещё одно знакомство. Жеребцова Елена Анатольевна – литературный критик, поэт, воспитатель (мама писательницы Полины Жеребцовой). Ее книга стихов "Я многое видела" вышла свет в 2015 году в издательстве "Волшебный фонарь" в г. Москве. Родилась Елена 16 мая 1951 года в Ростове-на-Дону. После развода родителей, она, будучи школьницей, переехала с отцом в ЧИАССР в город Грозный. Ее отец, Анатолий Жеребцов, кинооператор и журналист, снимал документальные фильмы и передачи на местном грозненском телеканале, работал в газете. Мачеха Елены, Вера Ивановна Омельяненко, работала в штате газеты «Грозненский рабочий», писала книги. Семья дружила с танцором Махмудом Эсамбаевым, писателем Идрисом Базоркиным, режиссерами Виктором Мережко и Эльдаром Рязановым, с Владимиром Высоцким, художником-антифашистом Леонидом Царицынским, врачом и мастером восточных практик Георгием Стоцким, и другими известными людьми своего времени. В литературном объединении «Прометей», где руководил ингушский поэт и писатель Саид Чахкиев, Елена Жеребцова писала критику и стихи. Публиковалась в местных газетах.

Однажды ее отец, кинооператор и журналист Жеребцов Анатолий Павлович, вместе с коллегами вначале сумел сохранить запись о приезде Владимира Высоцкого в Грозный в 1978 году, когда коммунистическая партия попыталась эту запись уничтожить, а затем в 80-х Георгий Стоцкий доставил эту плёнку Эльдару Рязанову. Вот об этом я и решила поговорить с Еленой Анатольевной.

– Елена Анатольевна, что Вы помните о посещениях Владимиром Высоцким города Грозного?

– Он приезжал с неофициальными визитами в гости к моему отцу в Грозный. Тогда он ещё не был так знаменит. Это было началом его творческого пути. Привез Владимира Высоцкого в дом отца друг семьи, журналист Цезарь Голодный, сын военного журналиста и поэта Михаила Голодного. Мы тогда жили в просторной трехкомнатной квартире на улице Окружной. Вначале я не оценила творчества Владимира Семёновича. Он всю ночь играл на гитаре для моего отца и его друзей, а мне утром нужно было на учебу, поэтому, можно даже сказать, я даже немного злилась. Потом все же вышла из своей комнаты к гостям, у нас были журналисты из «Грозненского рабочего», соседи, знакомые. Помню, как прочитала за столом стихи С. Есенина, а Цезарь Голодный галантно поклонился и поцеловал мне руку. Владимир Высоцкий сделал комплимент.

Утром, уходя на учебу, я обнаружила, что бард с гитарой уснул прямо в кресле моего отца. Он приезжал в конце шестидесятых. Он еще не был настолько популярным, как в семидесятые. Со временем я оценила его гениальность. Он потрясающий актер и бард.

Владимир Семенович познакомился и подружился с антифашистом грозненским художником Леонидом Царицынским, который во время Второй мировой поднимал восстание в лагере Бухенвальд. Он тоже был другом отца. Работы Леонида Царицынского приобретены крупнейшими музеями мира: Русским музеем в Ленинграде, Третьяковской галереей в Москве, и многими другими. А Владимиру Семеновичу Леонид Царицынский подарил мистическую картину «Женщина-Вампир», которая восхитила барда, и отдал памятную листовку с призывом к восстанию против фашизма, которую хранил много лет: листовка была написана на мешковине его собственной кровью в концентрационном лагере Бухенвальд. Знакомство произошло в один из приездов актера и барда в город Грозный. Потом долгие годы они созванивались, общались по нашему телефону 2-48-72. Звонил Высоцкий, Рязанов, и другие. Мы тогда переехали жить на улицу Розы Люксембург в самый центр Грозного и телефон разрывался от звонков: звонили то моему отцу, то Леониду Царицынскому, то Георгию Стоцкому.

Владимир Высоцкий был в Грозном с официальным визитом осенью 1978 года. В этот момент он уже звезда, суперзнаменитость! Но всех грозненских друзей он помнил, мы сразу получили от него приглашение на концерт. Отец к тому времени купил свою собственную камеру чехословацкого производства и снимал на нее, она была легче его рабочей камеры, которая весила со всем оборудованием несколько десятков килограммов.

И надо сказать о великой душе барда, ведь Владимир Высоцкий в свой официальный приезд вначале дал бесплатный концерт в НИИ Грозного, а затем ещё один бесплатный концерт в колонии для несовершеннолетних. Только после этого он поехал выступать на стадион, где его ждали толпы поклонников!

– По воспоминаниям Лечи Гудаева и Георгия Стоцкого, Ваш отец, Жеребцов Анатолий Павлович чудом сумел сохранить запись с выступления Владимира Высоцкого в Грозном, которую руководство телестудии под давлением партии попыталось уничтожить?

– Да, я читала, как Лечи Гудаев вспоминает о спасении записи: «Её от всех спрятали у себя редактор программы Третьякова Софья Ивановна и оператор Жеребцов Анатолий. Позже уже другой оператор Николай Куан передал ее копию (уже после смерти Высоцкого) матери барда. Впоследствии фрагмент из этой несостоявшейся передачи вошел в известный фильм Эльдара Рязанова о Высоцком». (checheninfo.ru, 2016). Надо сказать, что дело было очень рискованным, поэтому молодняк на телестудии в него не посвятили. Герои своего времени, те, кто реально участвовал в спасении знаменитой пленки, умерли, и теперь примазывающимся сказочникам можно выдумывать и сочинять в поздний след, что угодно.

Редактор телестудии Софья Ивановна Сергеева (иногда ее фамилию указывают как Третьякова), когда пришел приказ уничтожить запись, отлично постаралась, отвлекая любопытных сотрудников шутками. Это дало шанс моему отцу с друзьями спрятать оригинал записи. Отец очень рисковал. Могли посадить. Руководство серьезно кипятилось, искали, кто спрятал, но тщетно!

Отец любил книги. Он собирал старинные рукописи и дореволюционные издания, в нашем доме была огромная библиотека. Отец читал и писал на шести языках, в совершенстве знал чеченский и ингушский, помимо немецкого, французского, английского, русского, и украинского. Немецкий язык преподавали в его ростовской школе перед началом войны. Самостоятельно он стал изучать французский. В начале ВОВ после обморожения и ранений (из их отряда выжил только он и его сослуживец по имени Тагир, фамилию, к сожалению, не помню) отец, тогда молодой солдат-радист 236-го стрелкового полка, за блестящее знание языков был переквалифицирован в переводчики-синхронисты. После госпиталя, он дополнительно окончил ускоренные высшие курсы немецкого языка на «отлично» и по долгу службы работал переводчиком, в том числе переводил и технические тексты в лагере для военнопленных под Москвой, где содержался генерал Фридрих Паулюс.

В мирное время отец сразу занялся журналистской работой. Совмещал работу в газетах и на телестудии Грозного. В нашем доме был «монтажный стол», магнитофоны, все необходимое оборудование. И при попытке руководства уничтожить запись с Владимиром Высоцким в 1978 году, отец сделал несколько копий оригинальной записи и раздал другим сотрудникам телестудии, в том числе своему другу Н. Куану, С. Сергеевой, Н. Воронцову, и другим. Так запись сохранили!

Затем с помощью Георгия Стоцкого передали оригинальную запись в хорошем качестве Эльдару Рязанову, а копии записи – родным барда. Передавал фотограф и оператор Николай Куан. Фрагмент грозненской записи вошел в документальный фильм Эльдара Рязанова «Четыре встречи с Владимиром Высоцким». Георгий Стоцкий указан в титрах этого фильма!

Эльдар Рязанов звонил на телефон отца. Советовался. Благодарил Георгия Стоцкого. Благодарил моего отца! Георгий Стоцкий – врач, знаменитый мастер восточных практик, каратист, художник, он был частым гостем в нашем доме. Одну из его пьес приобрел московский режиссер Фокин.

Понятно, что каждый работник советской телестудии Грозного хотел бы сказать (даже не имея никакого отношения к героическому поступку), что он тоже помогал спасать «ту самую» знаменитую запись 1978 года! Что он тоже прятал копии или хоть что-то знает об этом! Поэтому, мой отец из-за природной скромности и понимания насколько Владимир Высоцкий важен для всех нас (он является кумиром миллионов людей по всему свету), всегда примирительно говорил: «спасали мы запись всей съемочной группой!». В титрах своего фильма Эльдар Рязанов выделил из Грозного только Георгия Стоцкого, так как он не был работником телестудии, но рисковал собой, остальных сотрудников объединили таким образом: «Благодарность телецентру Грозного!».

– Ваш отец долго работал на телестудии?

Мой отец, Жеребцов Анатолий Павлович, проработал на телестудии более двадцати пяти лет, о чем есть соответствующий документ. Параллельно совмещал с работой кинооператора работу журналиста и фотокорреспондента в газетах Гудермеса и Грозного. Давал рекомендации новичкам в союз журналистов. Он часто помогал младшим сотрудникам телестудии, помощникам операторов, осветителям, ассистентам, у них в то время зарплаты были совсем мизерные. Приводил их к нам в дом, а я готовила обеды, ужины, всех кормила. Многие приходили с женами и с детьми! Дружили. Первый цветной телевизор на двор, где стояло несколько многоэтажек, купил мой отец. Соседи прибегали из других подъездов. Табуреток, стульев не хватало, поэтому, соседи вместе с коллегами отца по телестудии сидели на коврах по-восточному.

Кстати, официальную запись Владимира Высоцкого в Грозном на телестудии проводила редактор Софья Ивановна Сергеева, режиссер Ирма Названова, им помогал мой отец, Анатолий Жеребцов, и другие кинооператоры, А. Фанкухин, например. Дело ведь ответственное.

– Какова, по вашему мнению, историческая ценность записи с Владимиром Высоцким?

– О таких людях как Владимир Семёнович по крупицам собирают записи, стихи, истории. Если бы коммунистической партии удалось тогда уничтожить эту запись и храбрые люди своего времени не вмешались, не рискнули, не спасли ее, то его выступление и душевная беседа в «телевизионной гостиной» пропали бы навсегда! А сейчас можно увидеть бесценные кадры, снятые в Грозном от 1978 года в фильме Эльдара Рязанова, найти запись в интернете, и посмотреть, послушать песни Владимира Высоцкого, ощутить дух мужества и отваги.

– Спасибо большое за интересную информацию. Желаю Вам крепкого здоровья и творческих успехов!

Интервью взяла писатель и художник Светлана Вельковская.

Светлана Вельковская родилась в Поволжье, в городе Саратове. Там же училась в школе, а позже в вузах Москвы и Рамат Гана (под Тель-Авивом). Живет и работает в Вашингтоне, США. Дипломант четвёртого этапа литературного международного конкурса имени Януша Корчака в номинации "Взрослым о детях" и лауреат в номинации "На лучшую детскую книжку".

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОРТАЛ ЭКСПЕРИМЕНТ, 2022 год. 

Анатолий Павлович Жеребцов журналист-кинооператор, фотограф, знаток шести языков в совершенстве. Дедушка знал русский и украинский (это его родные языки), в школьном возрасте он выучил немецкий, французский, английский, в зрелом возрасте ему покорились чеченский и ингушский (эти языки очень похожи). 

Разумеется, такой невероятный талант к языкам позволил ему вести переговоры с союзниками во Вторую мировую, кроме его службы в пехоте (дедушка награжден несколькими медалями и орденом).

Сейчас ему было бы сто лет, если бы он не погиб семидесятилетним стариком под бомбежкой в Грозном. 

Его квартиры, посуду, технику, антиквариат захватили чеченские преступники во времена Ичкерии, а российские преступники разбомбили любимый город, в котором он принимал экзамены и зачеты у практикантов и студентов на телестудии, вел большую группу в киноцехе, и учил начинающих сотрудников монтировать, снимать, и говорить в камеру. 

У дедушки всегда были лучшие камеры и фотоаппараты. Он очень любил свое дело. Состоял в союзе журналистов. 

В 70-е-80-е годы XX века дедушка как меценат помогал вещами и кормил в своем доме десятки человек ежедневно, которые приводили с собой жен и детей. В основном это были молодые чеченцы и ингуши из пригорода: осветители, ассистенты, практиканты. Благодаря ему они испытывали меньше трудностей, чем им выпало по судьбе. Моя мама годами готовила на всех, пока была такая возможность. 

Первый цветной телевизор на районе появился именно в грозненском доме моего дедушки и русскоязычные соседи собирались по вечерам, чтобы посмотреть чудо технику, беззастенчиво пристраиваясь к начинающим сотрудникам телестудии. Мест за массивным дубовым столом на всех не хватало и люди устраивались во-восточному на подушках, разложенных на большом узорчатом ковре ручной работы. 

На фото дедушка еще молод, это 1957 год, Ростов-на-Дону. Выступление Ростислава Плятта и Веры Марецкой. 

Дедушка с фотоаппаратом в руках. 

Плятт был другом семьи и часто был вхож в дом моих предков (Именно у него в Москве училась в юности моя бабушка - художница и театральная актриса Галина Николаевна, жена дедушки Анатолия и мать моей мамы). 

С 1949 года дедушка Анатолий совмещал работу переводчика, редактора, и журналиста, он сам делал к своим статьям эксклюзивные фотографии. Кроме работы в газете, он более 25-ти лет проработал на телестудии в городе Грозном. 

Полина Жеребцова. 

Моя мама очень дружила с женой Виктора Мережко. Когда Тамара вышла замуж за Виктора, то ее родные вначале были против этого союза: они считали, что у парня нет никаких перспектив, обычный наборщик в газете Ростова-на-Дону, руки вечно в краске, перебивается случайными заработками. Повезло еще, что, кроме газеты, он устроился в издательство. Но денег на жизнь катастрофически не хватало. Виктор готовился несколько лет, чтобы поступить во ВГИК.
Доходило до того, что Тамару ее родители принимали у себя, кормили, а его не пускали на порог. Сразу оговорюсь, что впоследствии их отношение к зятю изменилось, и они полюбили его за упорство и трудолюбие.

В то трудное для Виктора Мережко время мои бабушка и прабабушка (Галина Николаевна и Юлия-Малика, жившие в центре Ростова-на Дону – в Газетном переулке), проникнувшись состраданием, стали приглашать Виктора на обеды. Он пару лет ходил к ним как по часам. Они слушали его мечты: «Я стану великим режиссером!», – и подливали борща.
И он смог! Он поступил! Первые годы учился днем, а по ночам подрабатывал в Москве грузчиком, разгружал вагоны. Звонил старым друзьям по выходным, рассказывал, как дела. Прошло время. Мережко снял несколько удачных картин, написал сценарии к фильмам, особенно заметной стала лента «Здравствуй и прощай» (1972).
На него обрушилась всесоюзная слава.

У моей матери хранилась книга сценариев Мережко с его дарственной надписью «Леночке-Аленке, большому другу нашей семьи от Вити, Томы, Маши и "Ромаши"» (так он ласково называл своего сына).

«Первая квартира у Вити в Москве появилась после фильма «Здравствуй и прощай». Это была квартира на Кутузовском проспекте. Коридор был огромен – хоть лошадей гоняй, кабинет, гостиная, комната для детей, спальня. После мытарств по общежитиям и житья у друзей, это казалось головокружительным успехом! И было таковым!
Всю нашу семью пригласили на новоселье!» – вспоминала мама.

По разным обстоятельствам (бабушки и прабабушка не смогли по здоровью, а дедушка работал в Грозном в газетах и на ТВ) полетела на новоселье только моя мама. Вспоминала потом, как всех веселил Валерий Золотухин, как гости плясали в ожидании Владимира Высоцкого.

Моей матери Виктор Мережко дважды настойчиво предлагал остаться в Москве и сниматься в его фильмах. Мама в молодости была очень красива. Ее родители придерживались строгих правил и актерскую карьеру считали делом вольным, недостойным, под их влиянием она отказалась. Не помогли даже уговоры Тамары, подруги ее детства и юности. Наверное, мама потом очень жалела об этом решении.

Под бомбежками во Вторую Чеченскую мама не раз показывала мне совместные фотографии, говорила, что если мы выживем нужно обязательно найти Витю в Москве, горевала, что Тамара умерла молодой!
Приехав в Москву с чеченскими дневниками в конце 2006 года я поняла, что мне никто помогать не намерен. Ни правозащитные фонды, ни журналисты, ни меценаты. Никто.
Я крайне ненужный и невыгодный для всех свидетель. Я видела войну своими глазами, без поправок на «версии», которые приносят кому-то прибыль. Я поняла, что всего придется добиваться самой.

Через год после приезда, работая няней сразу с шестью детьми (в одной семье было пять, в другой один), с трудом, но я нашла телефон господина Мережко и ему позвонила. Мы поговорили минут десять. Он сказал, что находится на съемках под Питером, что приедет в Москву и тогда мы обязательно встретимся...

Я звонила ему еще пару раз. Он тепло вспоминал мою бабушку и прабабушку, обещал почитать чеченские дневники 1994-2004 годов, хранящиеся у дворников-таджиков в их жилье-подвале (на трубах – чтобы крысы не сгрызли тетрадки), но вот сейчас ему срочно нужно лететь на фестиваль, а затем по графику запланированные съемки, а потом он обязательно позвонит....
Но не случилось.

Светлая память Вам, господин Мережко. (28 июля 1937 - 30 января 2022)

Полина Жеребцова

Мы в Финляндии выбираем президента! Как гражданка Финляндии ходила сегодня голосовать. Было непросто.
Я восхищаюсь Олли Реном, невероятно умным, знающим, что такое права человека, Ли Андерсен, которая против того, чтобы на территории Финляндии было ядерное оружие и базы НАТО, и Пеккой Хаависто от партии «Зеленых», который жалеет пушных зверей.
Решающим фактором для меня стали дебаты накануне выборов о двойном гражданстве: не все кандидаты в президенты оказались в курсе насколько невозможно для реального политического беженца отказаться от российского гражданства. Человек может утопить свой российский паспорт, сжечь, съесть, потерять, отдать, но все это никогда не лишит его гражданства Российской Федерации! Без паспорта, на краю земли, он будет считаться гражданином России. Это закон!

Единственное, как можно избавиться от гражданства Российской Федерации, это прийти на территорию Российской Федерации, заплатить примерно 500 евро, заполнить документы с указанием всех новых данных в другом государстве: адрес, бизнес, дети, номер паспорта, кто ваш супруг / супруга и так далее, понимая, что вся эта информация автоматически идёт в российские спецслужбы. Затем терпеливо ждать решения от чиновников и спецслужб России. Вам могут запросто отказать в выходе из гражданства, выписать штраф в несколько миллионов рублей за высказывания в социальной сети и политическую позицию, могут арестовать и отправить вертолетом в российскую тюрьму, а в некоторых случаях человек просто исчезнет бесследно. То есть в реальности никто, кроме аферистов Ичкерии выдававших себя за чеченских борцов независимости и русских людей, которые когда-то приехали по корням /семейным обстоятельствам, работе/ , не может без риска для жизни, отказаться от гражданства Российской Федерации.
Те выходцы из Чечни, которые постоянно мотались в Россию после получения убежища, настоящие жулики. Они обманули миграционную службу, им ничего на самом деле не угрожало! Советую криминальной полиции к ним очень внимательно присмотреться. Так как ни один настоящий политический беженец не может пересечь границу России с ее современным режимом. Не может прийти в посольство России и сдать свои новые данные русским спецслужбам! Жулики, псевдоборцы за свободу Чечни-Ичкерии, у которых братья и дядьки работают в ФСБ, наперегонки бегали в российское посольство, как к себе домой. Опасности нет и для тех россиян, которые приехали по учебе, работе и по корням, они постоянно продлевают себе российский внутренний паспорт, загранпаспорт, и беспрепятственно пересекают границу России.
Для настоящих политических беженцев подобное невозможно и опасно для жизни.

Сюжет из финских новостей:
Баллотирующийся от объединения избирателей Олли Рен (Центр) раскритиковал Александера Стубба (Коалиционная партия) за его предложение постфактум отобрать у живущих в Финляндии россиян право иметь паспорт и Финляндии, и России.
– Я не поддерживаю то, чтобы право на двойное гражданство отнимали постфактум. Например, у живущих в Финляндии россиян, которых в целом 38 тысяч. Большая часть из них работает, платит налоги, растит детей, – обозначил свою позицию Рен. – Конечно, если кто-то активно участвует в поддержке путинской войны, то у нас существует законодательство, согласно которому гражданство может быть аннулировано из-за террористических преступлений или госизмены.
Рен обратился к Стуббу и попросил того объяснить, с помощью какого указа он отменил бы право на двойное гражданство задним числом.
– Так принято в России, но не в Финляндии, это правовое государство, – добавил центрист.
– Буду короток, – ответил ему Стубб. – Двойное гражданство россиян для Финляндии – угроза безопасности, потому что Путин использует его как оружие. Он оставляет за собой право нападать на страну под предлогом того, что в ней живут российские граждане. Второе – ни в коем случае нельзя винить в этом живущих в Финляндии россиян. Они не имеют к этому никакого отношения. Я разговаривал с такими обладателями двух паспортов, которые пытались отказаться от гражданства РФ, и это практически невозможно, – продолжил Стубб. – Но, как я сказал, это нужно обсуждать при необходимости. Я не говорил, что право на двойное гражданство надо отбирать постфактум.
– То есть это была ошибка? Сорян, – подколол его Рен.

Буду надеяться, что я проголосовала за правильного кандидата.
❤????????

Полина Жеребцова. 

Георгий Иванович Петров-Шевченко, уроженец Грозного, 53 года, русско-украинская семья:

"Мы жили со всеми мирно. Помогали чеченцам и ингушам, чем могли. Мои родители работали на заводе «Красный Молот», еще сил хватало на дачу. Мы часто делились фруктами с дачи с семьями многодетных вайнахов. Нам нужен был мир на нашей родине. Никакой войны! Ни с кем ничего мы не делили, всегда по-хорошему общались, даже на наезды борзых старались отвечать сдержанно и не оскорбить никого.

Началось в конце 80-х, когда могли отнять шапку у моста, где река Сунжа, или снять часы, напав большой группой на нечеченца-земляка — а закончилось настоящим геноцидом. Плюс война. Обстрелы. Вокруг нас жили русские старики и дети, грозненские чеченцы почти все с началом боевых действий выехали в аулы, кто-то в Ингушетию. Мы были дома. Чеченские боевики ставили на наш дом пулемет и стреляли по российским самолетам, а самолеты били бомбами в ответ. Мы говорим боевикам: «Ребята, что же вы делаете?!». Они посмеялись и сказали, что не гарантируют нам безопасность, и чтобы мы шли и прятались где-то. Больше двух месяцев мы сидели в подвале. Однажды бомба упала рядом, думали, что задохнемся, удар был такой силы, что мы все оглохли. Кто не успел прийти в подвал, те погибли. Помню многодетную семью Юденко: погибли мать и отец с тремя детьми, женщина была беременная на большом сроке четвертым ребенком. Мы уехать не могли. Полагались на Бога, молились.

Дудаевская Ичкерия началась с массовых убийств русской, армянской и еврейской интеллигенции. Много учителей и врачей убили, но уезжать людям было некуда: зарплаты украли до войны вместе с пенсиями и потом не выплачивали. Российская власть не контролировала происходящее на улицах и не вмешивалась в этнические чистки.

Особенно запомнилась мне казнь моей первой классной руководительницы, доброй и светлой Никитиной Риммы Георгиевны, ее убили чеченцы 7 января 1996 года, а затем ее тело выкинули из окна квартиры прямо во двор, как ненужную вещь. Во дворе испуганные соседи, русские и армяне, ее похоронили. Каждый из них дрожал и ждал своей участи. Кто следующий? А ведь все мы уроженцы Грозного и никому не делали зла! Мы не виноваты, что Кремль нас бомбил! Но кому это объяснишь?

Римму Георгиевну перезахоронили затем сотрудники школы № 41. Квартиру убитой тут же захватили чеченцы. Никитина Римма Георгиевна жила в Грозном по улице Розы Люксембург, дом 11/73 квартира № 4. В тех домах в основном жили врачи, профессора и другая интеллигенция. Мы смогли уехать только в 1998 году, помог друг отца, образованный советский чеченец, он вывез нас на своей машине, представив ичкерийцам на постах «бичами», своими русскими рабами, а на российских постах мы уже объясняли, что он учился у моего отца в цехе и сейчас спасает нам жизнь. Затем мы пришли к российским чиновникам за помощью, и тут оказалось что мы — чеченцы и ничем нам никто не обязан помогать. Если бы не та небольшая финансовая помощь, что дал друг отца, порядочный чеченец, и не наши дальние родственники, то ночевали бы мы на улице. Только спустя четверть века, наконец, после съемного жилья купили халупу в кредит. В Грозном мы жили в центре, была трехкомнатная квартира и все удобства, а здесь много лет вода и удобства на улице.

Власти до сих пор делают вид, что не было геноцида, что не было войны, в которой пострадали все жители. Нет ни нормальных компенсаций, ни извинений, ни реабилитации. Ничего!"

Хава Нальгиева, уроженка Грозного, 40 лет, ингушка:

"В сентябре 1994 года я перешла в пятый класс. Наша семья жила в городе Грозном в Старопромысловском районе. Мы — ингуши. Четырехэтажная хрущевка с соседями самых разных национальностей представляла собой островок мира. Война началась еще в октябре. Помню, мы с одноклассниками возвращались домой после уроков и увидели, как в небе пролетел военный вертолет. На следующий день раздались взрывы и стрельба. Все говорили, что на город напали оппозиционеры, но наш район тогда не сильно пострадал. В школу мы, конечно, уже не ходили.

Боестолкновения с участием чеченской оппозиции и дудаевских сторонников длились несколько дней, но это было только начало ада. Страх проникал в душу. Но помню, взрослые даже не допускали мысли, что придет настоящая война, и не верили, что на Чеченскую республику надвигаются российские танки. Только несколько соседских семей вывезли своих детей из города в села.

Хотя, если вспомнить события тех лет, скажу, что все к этому шло, к пропасти. Жить стало тяжело, зарплаты не платили, мама ушла с работы. Закрывались организации, папе задерживали зарплату. В центре города постоянно собирались митинги, на которых люди, преимущественно чеченцы, требовали суверенитета республики, и вообще непонятно, чего им было нужно.

Прилавки магазинов мгновенно опустели, зато хорошо работали рынки. Многие жители начали торговать на рынке, так как людям надо было зарабатывать на хлеб. Ни пенсий, ни пособий не было. Выносили из дома последнее имущество: собиралась огромная барахолка, и действовал бартер. Те, у кого имелись деньги, могли себе позволить закупать товары и перепродавать, добавляя пару рублей сверху.

В конце октября 1994 года нас с братом родители вывезли из города к родственникам в Ингушетию. Там мы жили у бабушки. Папа с мамой остались в Грозном, но в декабре, когда начались активные военные действия в городе, бомбежки, в Ингушетию к нам приехала мама. Четыре месяца мы не знали ничего о судьбе отца. Жили мы все это время в городе Назрань. Очень грустное было время. Приходилось выживать. У мамы не было работы, и помню, что мы все вместе — брат, я и мама — ходили торговать на рынок Назрани остатками товара, который был когда-то привезен ею из Польши.

В начале марта 1995 года мы вернулись в Грозный. Папу встретили на пути к дому. Он шел с соседкой Тамарой нам навстречу. Мы с братом бежали к нему изо всех сил, это был единственный раз, когда я видела слезы отца. На тот момент город стал полумертвый. Сгоревшие и разрушенные дома. Стихийные могилы в садах и за гаражами, когда хоронили под обстрелами, чтобы потом в дальнейшем перенести на кладбище.

Электричества и газа не было, воду возили в канистрах и фляге на тележке, дрова искали. За хлебом ходили на хлебозавод, пока его не разбомбили. Соседей в подъезде было мало, в основном русские семьи, которые не смогли выехать из города, и несколько чеченских семей. В городе находилось много российских военных. Каждый день стреляли из танков и автоматов, были слышны взрывы, постоянно летали военные самолеты — у них особый звук, я его запомнила на всю жизнь.

В конце апреля — начале мая начали ходить в школу, которая находилась в другом районе, нашу 55-ю школу сожгли и разбомбили. Помню, чтобы добраться до новой школы, нужно было пройти два российских поста, и всегда был страх, что в тебя выстрелят снайперы. Таких случаев было немало: ради забавы они стреляли в мирных людей, детей и женщин.

В августе 1996 года опять вспыхнула война и чеченские боевики захватили Грозный. Рано утром загремела сильная перестрелка рядом с нашими домами, попали снарядом к нам во двор, в дерево напротив нашего окна. Мы жили на первом этаже, и все стекла — вставленные недавно — выбило ударной волной и осколками от снаряда. Мы чудом остались в живых.

Чеченские боевики главенствовали в городе. Начались активные военные действия. Сына нашей соседки Тамары убило, дочку ранило. Я слышала, как Тамара кричала. Убило и ранило еще несколько соседей. Первые дни мы прятались в квартире между стенами в коридоре, взрослые говорили, что так безопаснее. Через несколько дней мы ушли в частный сектор — там у нас был свой дом и подвал, в котором было безопасней, по мнению родителей. По дороге к частному дому мимо меня пролетали со свистом пули и попадали то в забор, то в дерево. Практически все ночи в августовскую войну мы провели в подвалах то у себя, то в подвалах у соседей. Помню, прятались все вместе: русские, ингуши, чеченцы. Все молились Богу.

В ноябре 1999 года снова республику затрясло. В октябре случился обстрел мирного рынка, люди погибли. Покинуть Грозный отец не соглашался. Я думаю, он верил в то, что военные действия продлятся недолго. Меня и маму вывезли из города в конце ноября в Ингушетию к бабушке. Когда я, обняв отца и попрощавшись с ним, села в машину, в голове прозвучал голос: «Обернись и посмотри на него, ты видишь его в последний раз». Так и получилось, что отца я в живых больше не видела.

В феврале 2000 года по новостям объявили, что проезд через КПП «Кавказ» возобновили и что военные действия в Чечне утихли — жители могут возвращаться домой. Мама собрала две огромные сумки с едой и поехала к папе в Грозный. После того как она заехала на территорию города, стало очевидно, что военные действия продолжаются полным ходом. Маршрутное такси, на котором они ехали, обстреляли, мама и еще одна женщина чудом спаслись от осколков. Мама очень тяжело, под обстрелами добиралась до дома по улице Заветы Ильича, где была наша квартира, но там отца не нашла. Квартира была разграблена мародерами и пустовала. От дома мало что осталось, верхние этажи завалились. Она узнала от ближайших соседей, что папа ушел в частный дом прятаться в подвале с другими нашими соседями по частному дому.

В частном доме мама отца тоже не нашла, она начала его звать, на ее крик вышел из подвала старик и сказал, что в округе нет никого в живых, кроме него. Он ей сообщил, что в этом месте недавно были зачистки российскими военными, так называемой 58-й армией, и чтобы она искала отца среди трупов во дворах. Она нашла отца расстрелянным в соседском дворе, рядом с другими людьми, с которыми он прятался в подвале. Рядом с телом лежал его простреленный паспорт и его дипломы. Также были расстреляны наши соседи-старики супруги Тумгоевы и русский сосед. Его военные расстреляли, чтобы был «интернационал».

За ту страшную ночь, которую мама провела в Грозном, она поседела, а на ногах у нее отошли все ногти. Она везла тело отца под обстрелами, положив его на санки и завернув в плед и ковер. Так мама прошла пешком по городу Грозному много километров. На выезде из города она смогла найти маршрутку и договориться, чтобы ее с телом отца вывезли из Чечни. Водитель согласился с условием, что на постах с военными она будет договариваться сама. По военной традиции это означало бесконечные взятки и поборы, чтобы выпустили. Отца мама привезла в наше родовое ингушское селение, и папу похоронили в соответствии с мусульманскими канонами на родовом кладбище.

К сожалению, с того момента, как не стало отца, глубокая боль становится с годами все сильней, и время совсем не лечит."

Ирина Владимировна А., уроженка Грозного, 55 лет, русская.

"Меня, молодую девушку в Ичкерии, дважды пытались похитить, украсть. Однажды напали прямо при матери, мы еле убежали от машины с вооруженными чеченцами. Другой раз меня спас воспитанный городской чеченец Алик Падаев, если бы не он, меня бы не было в живых. А ведь мы уехали еще до начала войны. Потом я узнала страшное. Убийство моей учительницы. Назвали фамилию Климова Раиса Митрофановна. Я аж обомлела. Думаю, неужели это моя учительница?! И тут же продолжают говорить: она работала в школе № 10, жила в Старопромысловском районе. И я, конечно, пришла в ужас. Дочерей у них на глазах, у нее и у мужа, насиловали зверски, выламывали им кости, били прикладами, все зверства, какие можно было придумать, это все делали на глазах у родителей! И сама Раиса Митрофанова умерла от разрыва сердца, ее сердце не выдержало. Муж ее покрепче был, его застрелили, добили пулями. И дочерей застрелили уже мертвыми, они скончались от пыток. Это сделали чеченские боевики, они и до этого семье несколько раз угрожали, их видели соседи, но русская семья отказывалась покидать родную Чечню. А свидетель, который все рассказал об их жуткой мученической смерти, работал фельдшером на Скорой помощи, которая туда прибыла первой. Я его лично знаю. Убийство произошло в сентябре 2000 года."

Свидетельства записала и сохранила П. Жеребцова.

2023 год. 

ДОПЕЧАТКА ЧЕЧЕНСКОГО ДНЕВНИКА 1994-2004 годов "Муравей в стеклянной банке" в издательстве ВРЕМЯ. Скажу сразу, это сокращенный трехтомник и 40% текста там не хватает. Однако все равно большая книга. И ее можно успеть заказать:

https://www.wildberries.ru/catalog/192104511/detail.aspx

или

https://bmm.ru/books/details/499020/

или

https://www.biblio-globus.ru/product/10965397

***

НАПОМИНАЮ, что в Европе меня издает швейцарское издательство Sandermoen Publishing.

Найти мои книги в Европе: 

https://ru.sandermoenpublishing.com/collections/polina-zherebtsova

❤

Полина.

Совершенно неожиданно для меня (В России меня давно не издавали и не переиздавали! Чеченская тема крайне опасна), 

а все-таки вышли в печать постчеченские дневники в виде романа-документа "45я параллель" о жизни чеченских беженцев в родной стране, приключениях-скитаниях. 

Как всегда отличилось храброе ВРЕМЯ Издательство !

"45я параллель" по времени написания идет сразу за Чеченским дневником 1994-2004 годов!

Прошу поддержки в виде репоста, и конечно, приобретайте бумажные книги, пока они есть!

Найти и заказать книгу можно по ссылкам:

https://www.wildberries.ru/catalog/197724041/detail.aspx

или

https://bmm.ru/books/details/502985/

или

https://www.moscowbooks.ru/book/1177426/

***

НАПОМИНАЮ, что в Европе меня издает швейцарское издательство Sandermoen Publishing.

Найти мои книги в Европе: 

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА

Жеребцова Полина Викторовна (род. 20 марта 1985, Грозный, СССР) – писатель-документалист, художник, журналист, психолог. Автор чеченских дневников 1994-2004гг.,

ru.sandermoenpublishing.com

ЗАКАЗАТЬ БУМАЖНЫЕ И ЭЛЕКТРОННЫЕ КНИГИ: https://ru.sandermoenpublishing.com/collections/polina-zherebtsova

На христианских кладбищах в Чечне пасутся козы, бараны и коровы. Животные испражняются на могилы, жуют траву и чахлый низкорослый кустарник, а затем, поощряемые пастухами, вольно носятся по территории кладбища, сбивая уцелевшие после войны и вандалов кресты и ветхие оградки. В советскую эпоху подобное случалось чаще всего в пригороде: чабаны-подростки, которых родители предпочитали на неделю сдавать в интернат, в выходные помогали по хозяйству. Русскоговорящим землякам приходилось взывать к совести, укорять юных чеченцев, и пристыженные подростки покорно уводили животных на ближайшую лужайку, пока, разумеется, возмущенные люди не удалялись от родных могил…

С 90-х годов XX века настроения в чеченском обществе кардинально изменились. Случается, конечно, что выросший в советское время чеченец, припоминая, как жил рядом русскими земляками, угощался на праздники в их доме, не может равнодушно пройти мимо и начинает препираться с пастухом. Бывает, что справедливый горец прогонит резвящихся животных с кладбища и, как правило, столкнется с недоумением пастуха, мол, зачем ты беспокоишься, брат, русские здесь больше не живут.

Во время боев Первой и Второй чеченских войн на кладбища летели бомбы и снаряды. Зачастую мощнейшие обстрелы были вызваны тем, что чеченские боевики устраивали засады среди могил, обстреливая российские самолеты и вертолеты, идущие на снижение. В войну достается не только живым, но и мертвым.

Из-за шквальных обстрелов кладбищенские участки превратились в глубокие земляные воронки, на дне которых можно было легко обнаружить тяжелые зазубренные осколки железа, перемешанные с хрупкими человеческими костями.

Заглядывали на христианские кладбища и группы радикально настроенных чеченцев, в том числе учеников легендарного проповедника и воина Хаттаба, открывшего лагеря боевой подготовки на территории пионерлагерей «Дружба», «Светлячок», «Горный ключ», «Спутник» в районе селения Сержень-юрт, где разлилась река Хулхулау.

В порыве праведного гнева повстанцы расстреливали надгробия с изображениями из мелкокалиберного оружия, так как, согласно шариату, любое изображение человека — это харам и обитель для джиннов. Мраморные статуи на кладбищах взрывали, кресты выдергивали, громко читая нашиды –– традиционные исламские песнопения, отгоняющие шайтана. О пришедшем с Востока Хаттабе чеченские боевики отзывались с почтением, восхищаясь его наставлениями и безудержной храбростью в сражениях с неверными.

В советское время дети и подростки многонациональной республики любовались извилистой прозрачной Хулхулау, в водах которой были видны разноцветные камешки. Дети слушали пение птиц и гуляли в ущелье между лесистыми хребтами. В масхадовской Ичкерии на территории бывших пионерлагерей подростков учили отрезать головы пленникам, пытать заложников, и выбивать самооговоры.

Несмотря на войну и безжалостный вандализм, на христианских кладбищах Грозного до сих пор можно заметить тонкие голубые кресты, наскоро спаянные из металлических труб. Так выглядят захоронения Красного креста 1996 года. Даты смерти на голубых островках укладываются в один и тот же период: Летняя августовская война. Вооруженные сельские отряды чеченских боевиков спустились с гор на дремлющую, окутанную утренним туманом столицу и вступили в сражение с военными российской армии. Через десятилетия Летней августовской войне придумали поэтичное название «Операция Джихад».

Случайный путник может решить, что несчастные под голубыми крестами — все как один жертвы обстрелов, но это не так: здесь нашли свой последний приют убитые при геноциде русских, который унес жизней больше, чем все бомбы, снаряды и зачистки. Геноцид, о котором упорно молчал Кремль, правозащитники и журналисты. Геноцид, в который не вмешивались российские военные, говоря обреченным: «Защищайтесь сами!» Желая отстоять территориальную целостность, российские власти согласились платить дань чеченским воинам, официально объявив это дотациями, и назвали преступников героями, заключив с ними хрупкий мир на основе подкупа.

Под голубыми крестами лежат тысячи убитых, среди них Танечка Матасова, ее бабушка Любовь Семеновна Мишина, дядя Танечки Георгий Ильич и другие жители, убитые по национальному признаку как нечистокровные, а значит враги Ичкерии, враги чеченского народа, возможно, сочувствующие российским оккупантам. Преступники не переставали твердить на чеченском языке: цIи — кровь, цIен — чистая, цIицIен — чечен, то есть чистокровный, а тот, в ком нет чеченской крови, –– «русские свиньи» и подлежат тотальному уничтожению. Такой была коллективная ответственность за Кавказскую войну и сталинскую депортацию 1944 года. Подогревали друг друга преступники историческими фальсификациями и байками, одна из которых гласила, что русские земляки, жившие в наших краях с XIV века, заняли дома горцев в столице. Умалчивалось, что, согласно переписи, накануне депортации в Грозном жили 2,5% процента чеченцев к представителям других народов республики, что фабрики, заводы, нефтепромыслы даже не заметили их отъезда. Умалчивалось, что русские земляки, узнав о выселении, собирали узелки с едой и теплую одежду, передавая их горцам, идущим под конвоем на вокзал. Русские земляки приносили еду к обледеневшим вагонам, долго стоящим на железнодорожных путях, рискуя получить пулю от сотрудников НКВД. Духовные наставники, объединившие чеченских националистов в конце 80-х — начале 90-х, в том числе Ахмат-Хаджи Кадыров, велели на митингах убивать столько русских, сколько получится. Каждый активист хотел выполнить план: не менее ста пятидесяти человек!

Танечка родилась в 1975 году, а ее сестренка Оля была на два года младше. Мама девочек погибла на глазах у бабушки, возвращаясь вечером с работы. Легковая машина вылетела на бордюр и сбила молодую красивую женщину насмерть. От резкого удара из авоськи вылетела коробка с яркими пластмассовыми буквами, разметало прописи с картинками — мама купила дочкам подарки для подготовки к школе. Старшенькая Таня в первый класс пошла без мамы, а маленькая Оля ждала, что мама вот-вот вернется домой, так как ей долго не говорили о смерти.

Любовь Семеновна заменила внучкам маму и воспитывала девочек одна. Сестренки росли любознательными. Стройные, синеглазые, русые — все в маму. Бабушка шила внучкам платья на швейной машинке, старалась, чтобы они всегда выглядели нарядно. Отец девочек, человек лихой судьбы, находился еще до трагедии, постигшей семью, в тюрьме. Повезло, что бабушке государство позволило оформить опеку над внучками, а к трудностям ей было не привыкать: Любовь Семеновна прошла Вторую мировую[1] в ракетных войсках и как ветеран имела множество наград и орден. Иногда семье помогал продуктами дядя девочек, Георгий Ильич, он привозил дичь и рыбу.

До Первой чеченской войны рядом с ними жили русские, евреи, армяне, украинцы; чеченских семей в Грозном было мало. Чеченцы предпочитали жизнь в горных аулах, не любили промышленный ритм столицы, но те несколько семей, что обосновались в их районе, оказались людьми порядочными, помогали словом и делом, а на праздники русские жители звали горцев к себе, и те с удовольствием приходили. Ребятишки играли все вместе, и в какой бы дом ни забежали они гурьбой, старшие готовили им угощение. Как-то Любовь Семеновна, потчивая ребятишек трубочками с кремом, ватрушками, и блинчиками со сметаной, услышала, как девочка, приехавшая погостить из горного села, сказала ее внучкам: «Твои дедушки плохие, они моих дедушек выселяли! И за это вы все ответите головой!» Дети ничего не поняли из злых слов гостьи, удивленно посмотрев на Любовь Семеновну.

–– Я воевала с фашистами, которые напали на нашу родину. Дедушки Тани и Оли тоже сражались с фашистами, и мы никого не выселяли, –– строго одернула бабушка юную горянку: –– Ты ведь согласна, милая, что каждый человек должен отвечать только за то, что он лично сделал? Иначе в мире начнется хаос, и спрашивать за дела Гитлера начнут с Ремарка! Чеченцев и ингушей выселяли по приказу Сталина, поставив им в вину бандитские набеги и уклонение от армии, но конечно, весь народ не был виноват! По приказу Хрущева горцам разрешили вернуться, дали им квартиры и ссуды. Русские земляки столетьями живут рядом! Сталин прислал части НКВД издалека, чтобы ни у кого из военных не было здесь дружеских связей и родни. Русские жены ингушей и чеченцев также были депортированы. Русские и украинские дети, которых усыновили горцы во время Голодомора, были депортированы! Пострадали от советской власти русские казаки: задолго до высылки горцев их уничтожали станицами, а их дома отдавали чеченцам! Но когда случилась депортация, местные русские плакали, несли на вокзал чеченцам, ингушам теплые вещи, хлеб и зерно. Были попытки отбить горцев с детьми, но сотрудники НКВД избили протестующих прикладами, а некоторых арестовали. Поэтому чеченцы, говорящие ложь против своих земляков, навлекут большие беды на наш край! В ненависти воспитывать детей нельзя!

Доев блинчик и потянувшись за трубочкой с кремом, девочка-чеченка согласно закивала.

Частный дом № 34-76 по улице Фиолетова-Белова в Октябрьском районе города Грозного, где росли Оля и Таня, располагался на углу и объединял фамилии двух военных Красной армии: Иван Фиолетов был одним из двадцати шести бакинских комиссаров, а Иван Белов командовал войсками Северо-Кавказского округа. Изначально саманная хатка, где жили девочки, была неказистой: всего три комнаты, но затем бабушка и дядя выстроили рядом просторный дом из красного кирпича. Получилось у них два дома в одном дворе.

В саду росла малина, смородина, и радовали глаз клумбы, заботливо высаженные Любовью Семёновной. Помимо нарциссов и гладиолусов, на клумбах росли полевые цветы и нежные чайные розы, а по земле у забора извивались свернутые в клубок массивные стволы сладкого темного винограда, который, поднимаясь вверх, овивал собою деревянную резную беседку и смешивался с другими гроздьями золотистого сорта. Плодоносные деревья позволяли хозяевам ежегодно варить джем и закручивать компоты, обеспечивая запасы на зиму. Вдоль забора на улице спели абрикосы, орехи, яблоки, вишни и сливы, которые радостно помогала объедать соседская детвора.

Любовь Семёновна работала сторожем на мебельной фабрике, а все свободное время посвящала внучкам и цветущему саду. Девочки старательно учились, и бабушка поощряла их книгами о приключениях. Сестрам нравилось чтение и музыка, храмом для души стала городская библиотека имени Чехова; а еще они пошли в музыкальную школу, где можно было погружаться в грезы о будущем и осваивать вместе с учителями музыкальные инструменты. Представительная Любовь Семёновна, собирающая по утрам шпильками густые длинные волосы в массивный пучок на макушке, только выглядела строгой. Внучек она любила всем сердцем и поощряла их творческие увлечения: покупала музыкальные инструменты, настольные игры, сборники кроссвордов. «Детство — это самое лучшее время в жизни, и нужно провести его насыщенно, весело, а главное, со смыслом!» –– говорила она.

Летом бабушка как-то отправила девочек отдохнуть в пионерлагерь «Дружба», что стоял на берегу горной речки Хулхулау, вода которой разливалась потоками по всему ущелью, неслась вниз звонкими ручьями, а городские дети радостно бегали по воде босиком.

Когда отец Тани и Оли освободился из тюрьмы, то в родные края он не вернулся, а очень быстро женился. Его избранницей стала женщина, с которой он переписывался во время своего заключения. Узнав из новостей, что в Чечне начались беспорядки, стрельба, митинги, он решил забрать к себе младшую дочку от первого брака. Восьмиклассница Ольга отправилась в новую семью отца, а Татьяна, успевшая поступить в педагогическое училище, осталась в Грозном вместе с бабушкой и дядей. Мачеха не позволила привезти Татьяну. «Не прокормим! Самим тяжело!» — вынесла она вердикт. Письма Ольги шли домой долго, мучительно, и ответа на них не было.

Эпицентр войны пришелся на Грозный, где чеченские боевики организовали главную оборону. Вся мощь российской армии ударила по городу с воздуха и с земли. Мирные люди искали воду, голодали, повезло, что в семье Мишиных-Матасовых был запас варенья и соленые помидоры. Русские соседи не уехали, кто-то был ранен, кто-то убит, но большинство выжили. Городские чеченцы на бои дружно покинули столицу, а в затишье вернулись.

Бабушка велела Тане носить длинный халат и платок, чтобы над ней не надругались и не похитили. Знание фраз на чеченском языке выручало.

Жители республики стекались на центральный рынок Грозного, обменивая вещи на еду, а некоторые пытались заниматься бизнесом. Чеченские бензопираты грабили резервуары нефтеперерабатывающих заводов еще до войны: целые села и аулы на это жили. Знаменитые чеченские аферы с авизо, бензопиратством и ситуация с заложниками сделали земляков неравными друг другу. Одни выносили из дома книги и хрусталь с надеждой купить хлеба, а другие привозили из Турции золото на продажу, торговали дорогой техникой, шелковыми тканями и оружием.

Нечеченцам бежать было некуда: жилье не покупали, денег на дорогу из республики и обустройства на новом месте не имелось, ведь пенсии, зарплаты, детские пособия исчезли за три года до начала бойни. Неравенство чувствовалось с самого начала становления Ичкерии: чеченцам из машин власти раздавали оружие, а русскоговорящие жители были обречены. После боев 1995 года ловушка окончательно захлопнулась: дома захватывали улицами, квартиры захватывали этажами, зверски убивали русскоязычных уроженцев Чечни вместе с детьми. Ученики приходили грабить учителей, соседи врывались к соседям. И всё это кроме постоянных обстрелов и партизанской войны. Праведники из числа ингушей и чеченцев, те благородные люди, кто пытался вступиться за русских земляков, оказались в меньшинстве и легко могли поймать пулю или нож. Самая популярная фраза тех лет от местных националистов: «Иди себе дальше! Это русские свиньи! Или ты хочешь пострадать за них своей головой?!»

Приказа в российской армии для оказания помощи при геноциде местным нечеченцам не предусматривалось, так как предполагалось, что армия воюет не с идеологами нацизма, а со сторонниками Джохара Дудаева, а затем Аслана Масхадова, однако в программе у местных националистов было именно преднамеренное уничтожение этнического пласта коренных нечеченцев, которых они называли «русские». Активно продвигались мифы о работе русских жителей на КГБ и ФСБ. Верящие в дружбу народов не осознавали опасности: погромы и убийства интеллигентные люди принимали за бандитизм или бытовой конфликт. Но это было не так. Корни нацизма глубоки. Еще во Вторую мировую выходила газета «Газават» с эффектным эпиграфом «Аллах над нами, а Гитлер с нами!» под редакцией чеченского интеллигента Авторханова. Авторханов считается героем среди чеченских националистов. Его портрет как ориентир: висел в Ичкерии и украшает современную Чечню при Рамзане Кадырове, где не дают увековечить память погибших при геноциде и на войне, сопротивляясь установке Поклонного Креста на кладбищах, где повсюду траншеи с убитыми.

Русские кладбища при Рамзане Кадырове не привязаны к административным округам, поэтому активисты, пытающиеся годами установить там памятники и стелы, чтобы остановить вандализм, сталкиваются с упорным препятствием властей. Старейшее кладбище, где находятся сотни тысяч могил, известное как «Кладбище в районе Консервного завода», и вовсе стало территорией-призраком: оно не закреплено ни за одним районом города Грозного. Мемориальный комплекс со знаком полумесяца, иудейской звездой и крестом, призванный, по мнению активистов, остановить вандалов и напомнить, что на Чеченской войне под бомбами хоронили всех вместе: евреев, украинцев, русских, татар, кумыков, цыган и других жителей многонациональной республики, несмотря на многолетние старания, так и не был установлен. Положили камень, надеясь, что дадут установить мемориал, но не случилось.

Периодически христианские кладбища громят и обносят, требуя, чтобы память о русских уроженцах, живших в Чечне многими поколениями, была окончательно стерта, а кладбища были уничтожены, но голубые тонкие кресты по-прежнему кое-где есть и выделяются среди разбитых гранитных надгробий.

Матасов Георгий Ильич был убит в своем дворе. Мишину Любовь Семёновну, рожденную 19 января 1921 года, чеченские преступники убили в доме. Старуха семидесяти пяти лет только успела крикнуть: «За что?!» и упала в кухне, где когда-то учила внучек лепить пельмени и варить компот. Двадцатилетняя Танечка, задыхаясь от безысходности и не понимая своей вины перед ворвавшимися к ним вооруженными мужчинами, успела выбежать на улицу. Когда-то историк Потто писал: чеченские воины беспощадны, как тигры, кровь опьяняет их, омрачая рассудок, когда они имеют дело со слабыми, расстроенными командами или одиночными людьми. Так было и во время знаменитой резни в Ичкерийских лесах, но Танечка не успела познакомиться с трудами военного историка Потто, ведшего свою хронику в XIX веке. Для высшего суда остались вопросы, но их можно задать там, где нет культа силы, взяточничества и кумовства: что Танечка, ее бабушка и дядя сделали дурного? Грозный — их родной город! Чечня — это земля их предков! Разве они не страдали под бомбами российских самолетов? Они выжили в голоде и холоде! Почему их пришли убивать? Когда солдаты уничтожают друг друга, таков закон войны, но когда убивают мирных земляков по национальному признаку — это высшая несправедливость.

Август несет в себе запах фруктов, мечтаний, птичьи трели и солнечный зной. Зеленые насаждения, украшавшие город, сдерживали жару, но внезапно могла прийти смерть, которую сопровождала канонада. И когда появлялась смерть, то дурманящий благословенный август менялся на запах пороха и металлический привкус бронебойных пуль. Когда человека казнят, он слово попадает в вязкое зыбкое пространство, в дурной поражающий сон.

Танечка хотела жить! Путаясь в длинном халате, она с мольбой о помощи выскочила из дома, ставшего страшным и чужим. Девушка бежала босиком, потеряв свои домашние туфельки. Улица сильно изменилась в последние годы, теперь здесь жили потомки горных абреков, которые заняли чужие дома, они не считали русских земляков равными себе. Но Танечка хотела жить, пусть даже в таком несправедливом мире! Она устремилась к единственному соседу, который, как говорила ей бабушка, «был приличным чеченцем, не убившим ни одного русского», к дяде Ибрагиму, много лет чинившему автомобили. До его дома оставалось еще два квартала. И ей почти удалось добежать.

Вокруг мельтешила листва, утопая в солнечных бликах, а глазам требовалась точка опоры. «Я ничего плохого не сделала! Пожалуйста, не стреляйте!» –– успела крикнуть Таня преследователям. Прошитая очередью из автомата, она на мгновение вздрогнула, а затем попала в поток вибраций, перенесший ее во время, где она вновь оказалась ребенком, который радостно смеясь, бежал босиком по чистой реке Хулхулау. Ее физическое тело замедлило движение и рухнуло на асфальт.

Ибрагим, отправивший на время боев детей и жену в Ингушетию, услышал крики и бесстрашно вышел за ворота, где столкнулся с убийцами. Они хохотали над агонией его двадцатилетней соседки, отпуская сальные шуточки, что девушка была хороша и, к сожалению, не удалось ею воспользоваться.

–– Зачем вы это сделали? –– тихо, но внятно спросил Ибрагим.

–– Ее бабка была ветераном Великой Отечественной войны, а значит, стукачом КГБ, мы ликвидировали русских предателей, –– доходчиво пояснили ичкерийцы.

–– Вы хоть знаете, кто такие ветераны?! Они с фашистами воевали! –– попытался объяснить им грамотный пожилой чеченец.

–– Нас создал Аллах, а они неверующие свиньи, –– безапелляционно ответил представитель вооруженного отряда.

–– Позвольте мне хотя бы похоронить убитых, –– попросил Ибрагим, понимая, что продолжать спор с одноплеменниками бесполезно.

–– Неужели тебе их жалко? –– удивились мстители.

–– Это мои соседи! Они никому не делали зла.

–– Ну ладно, хорони, брат, –– разрешили чеченские боевики и пошли своей дорогой.

Истина — это правда без примеси всякой лжи, а противоположности идентичны по своей изначальной природе, поэтому преступники, бомбившие города и устраивавшие зачистки, всегда сядут за стол переговоров с преступниками, убивавшими своих земляков, и назовут друг друга героями: все парадоксы можно примирить. Но тогда Ибрагим об этом не думал. Кроме отряда чеченских мстителей рядом с ним поселились те, кто спокойно ходил по улицам Белова, Фиолетова, Шаумяна и убивал русских соседей из соображений наживы.

Сдерживая слезы, потому что чеченцу не пристало плакать даже на похоронах собственных детей, Ибрагим выкопал могилу во дворе Любови Семеновны, у тех самых клумб, где росли гладиолусы и чайные розы. Завернув тела убитых в белоснежные простыни и читая мусульманскую молитву, Ибрагим предал убитых земле, готовясь к тому, что вскоре и сам предстанет перед Всевышним: российское командование объявило сорок восемь часов перед тотальным уничтожением Грозного. Этот коварный приказ чуть позже был отменен, и сотрудники Красного Креста, не вдаваясь в подробности войны и геноцида, ездили на грузовике по улицам, собирая трупы для перезахоронения.

Местные мародеры, узнав, что еще один дом русских освободился, быстро растащили вещи, переругиваясь, кому что достанется: за ковры и швейную машинку Любови Семеновны случилась потасовка, а музыкальные инструменты и посуду поделили более мирно. Те, кто обладал авторитетом на районе, забрали жилье себе. Затем на республику обрушилась Вторая чеченская война, а через несколько лет после окончания масштабных боев на том месте, где когда-то стоял дом № 34-76 по улице Фиолетова-Белова, построили солидный особняк с высоченными воротами, куда заселилась какая-то чеченская семья. Деревья, что росли вдоль улиц, нещадно вырубили, не миновала эта участь парки и бульвары, отчего летом в Грозном стоит пекло, а когда-то город считался одним из самых зеленых на всем Северном Кавказе.

В грандиозном чеченском ауле, выстроенном на месте доброго старого многонационального Грозного, никто не вспомнит Танечку, ее бабушку и навещавшего их дядю. Не вспомнят там и чеченца Ибрагима, который после увиденного забрал детей и жену из лагеря беженцев в Ингушетии и уехал из России навсегда.

Рассказ-документ

Полина Жеребцова.

[1] ВОВ часть второй мировой.

«Можешь сплетничать, ненавидеть, завидовать и обсуждать меня. Но мы же оба понимаем, что при встрече ты будешь мне мило улыбаться», — написал в интернете пятнадцатилетний Адам, сын Рамзана Кадырова, после того как видео с избиением Никиты Журавеля облетело интернет.

Девятнадцатилетний Никита Журавель обвинен в сожжении перевода Корана. Для мусульман всего мира существует только один Коран, и написан он на арабском языке. Тот перевод Корана на русский язык, который фигурирует в его деле, был подготовлен группой богословов при центре научных исследований Исламской Республики Иран — и именно этот переведенный Коран, будто взятый чьей-то безжалостной рукой с одного склада на Лубянке, фигурирует в провокационных роликах, запущенных по социальным сетям.

В современной Чечне после войны и геноцида живет всего 1% русских вместо 40–50%, как раньше. Русскими по местной традиции называют всех нечеченцев. Ради территориальной целостности и дружбы с горцами федеральные власти закрыли глаза на исчезновение русских уроженцев Чечни, умело поутюжив мирное многонациональное население бомбами и ракетами.

В 2005 году, изучив записи Красного креста и доклады правозащитников, власти Чечни официально объявили о потерях с начала девяностых годов: 160 тысяч человек убитыми, из которых примерно 30 тысяч этнических чеченцев с учетом потерь чеченских боевиков. Остальные погибшие от войны и геноцида — это русские, армяне, украинцы, евреи и другие жители Чечни. Глава Госсовета Чечни Таус Джабраилов подчеркнул, что ознакомился с официальными документами МВД Ичкерии, и назвал цифру за пятнадцать лет конфликта. Были учтены также и пропавшие без вести. В разгар боевых действий в Грозном под бомбами оставались 95–97% русскоязычных жителей с детьми, а чеченские боевики, прибывшие воевать из сел в столицу, заранее вывезли своих родственников в российские регионы и горные аулы. Ингуши бросились спасаться в Ингушетию. Вместе с обреченными русскими жителями оставались в столице сторожить свое жилье от мародеров некоторые мужчины-вайнахи и те редкие семьи чеченцев, за кем не успела прийти машина родственников. В моменты затишья чеченцы и ингуши возвращались в Грозный.

Откуда же после войны и геноцида взялся в Чечне 1% русских? Это принявшие ислам жены чеченцев, бабушки чеченских внуков, новые специалисты, временно приехавшие по работе, да еще Никита Журавель, который оказался в Грозном прямиком из Волгограда. Решение о переводе заключенного Валентин Богдан, глава фонда «В защиту прав заключенных», назвал неправильным, так как отбывают наказание по месту регистрации или по месту совершения преступления. Но Александр Бастрыкин, глава Следственного комитета, мило улыбаясь, выдал Никиту чеченским следователям.

С начала девяностых и по сегодняшний день в Чечне правит культ силы. Чеченцам свойственно идти за яркими лидерами: были у нас дудаевцы, масхадовцы, гантамировцы, лабазановцы, хаттабовцы, басаевцы, гелаевцы, кадыровцы и, несомненно, появятся новые. Были чеченцы, которые по несколько раз меняли свои политические взгляды, и мы, мирные жители, имели возможность наблюдать, как бывшие чеченские боевики работают чеченскими милиционерами, а затем вновь вдохновенно призывают к джихаду.

Зрелища, подобные тому, что мы видим в сюжете с Никитой, активно повышают авторитет воина в Чечне. Напомню, что встретили заключенного Журавеля чеченские активисты с плакатами в руках: «Требуем смертной казни!» и «Ислам — религия добра!». Воин, который бьет пленника, но не убивает его, достоин того, чтобы люди сказали: «Он мог зарезать эту свинью, а всего лишь проучил! Аллах ниспослал ему столько милосердия!»

Избиение Адамом Кадыровым Никиты Журавеля любезно снимали на видео. Камера старательно двигалась за коренастым пареньком, умело наносящим удары, и чувствовалось желание оператора запечатлеть как можно больше деталей, чтобы затем многократно насладиться. Из пояснений Рамзана Кадырова стало известно, что Никита, доведенный до отчаяния, хотел было принять ислам — для того они с сыном, собственно, в СИЗО и прибыли. Но поскольку «он шайтан и просто хочет спасти свою шкуру, приняв мусульманство, такие мусульмане нам не нужны», доходчиво объяснил глава Чеченской республики. Еще он сказал, что гордится своим сыном Адамом. Боевики из отряда Хаттаба были более мягкосердечными: если пленник взывал к Аллаху, то было запрещено его бить или отрезать ему голову. Что касается Никиты, то, к сожалению, подобное бесчеловечное обращение лишь отвращает людей от ислама.

Современная Чечня Рамзана Кадырова буквально произросла из Ичкерии, где прямо на улицах висели тела мирных жителей с табличками «ФСБ» (некоторые из них были со спущенными штанами), а отрезанные головы русских уроженцев Чечни можно было найти в любой трансформаторной будке.

Просвещенная республика почти мгновенно сделала ⁠крутой поворот в архаику. Убийства учителей и врачей усиленно набирали обороты, ⁠так как власть центра ⁠ослабла, рухнули социальные институты, перестали работать законы, а монстры, вырвавшиеся на ⁠свободу, улицами захватывали ⁠дома земляков, ⁠этажами захватывали квартиры, пробивая ⁠стены и строя себе арочные дворцы. Либеральная общественность в Москве назвала это «проявлением национального самосознания» и восхитилась Ичкерией. По сути, Кремль много лет бомбил мирных жителей, сражаясь с чеченскими воинами за право платить им дотации, презрительно отмежевавшись от русских свидетелей бойни, которые, потеряв здоровье и близких, годами скитались, голодали и умирали в нищете. В прошлом году Рамзан Кадыров рассказывал о ежегодной выплате в 300 миллиардов рублей на содержание Чечни. Правда, по официальным данным Минфина РФ, эта сумма на порядок меньше.

Официальные казни в Ичкерии девяностых проходили на площади Дружбы Народов, недалеко от монумента Трем героям, прозванного жителями «Три дурака». Памятник олицетворял нерушимую связь земляков. Каменные истуканы, изображавшие чеченца Шерипова, ингуша Ахриева и украинца Гикало, смотрели каждый в свою сторону. Русскоговорящие острословы, показывая на памятник, ехидничали: «Гикало и два шакала!», а находчивые горцы отвечали оппонентам: «Два джигита держат бандита!» В советское время еще про памятник говорили «Три мушкетера». В Ичкерии студентов и школьников сгоняли на площадь Дружбы Народов для назидания, но через толпу любопытных зевак, боевиков, торгашей и колхозников, занимавших первые ряды, было не пробиться.

Снимать на камеру подобные мероприятия ичкерийцам разрешалось. Снимали также и неофициальные казни, например, в 2001 году чеченские боевики из группы Ислама Чалаева сняли на камеру, как под шуточки и смех отрезают голову матери пятерых детей Татьяне. Татьяна до этого годами кормила их пирожками и ватрушками, потому что чеченские боевики, жившие по соседству, вначале, разумеется, никакими боевиками не были, а приходились приятелями и одноклассниками ее детям. Казнь проходила в Андреевской Долине прямо под навесом дома, и на нее попала соседка Елена, которая не вовремя зашла поговорить о ремонте — над Еленой долго издевались, ее тело расчленили, а потом сбросили останки с моста в реку и поссали сверху. Ичкерийцам повсюду мерещились шпионы, а тут как назло родственник Татьяниного мужа принес откуда-то в их дом рацию. Он был чеченцем, поэтому предъявить претензии решили ей, записанной в свидетельстве о рождении русской, хотя она и происходила из многонациональной семьи.

Через неделю группа чеченских боевиков убила по соседству многодетную семью. Не пожалели они даже двухлетнего малыша в кроватке. Повод, по словам мстителей, имелся: нечего было при проверке документов с российскими военными вежливо разговаривать.

В современной Чечне ближайшие родственники убийц занимают высокие должности и служат в силовых структурах, а у зверски казненных нет даже могил.

«Свекра избили, изнасиловали скалкой для теста, а затем отрезали ему уши. Свекровь изнасиловали несколько раз, пустили по кругу. Свекру и свекрови было за семьдесят лет! Моего мужа убили. Моя дочь была в комнате с подружкой Залиной. Ворвавшиеся к нам люди спросили по-чеченски Залину: «Ты чеченка?» — девочка в ответ кивнула. Ей велели немедленно уходить, после чего полезли насиловать мою девятилетнюю дочку, которая в ужасе прижимала к себе куклу и не понимала, что нужно бородатым дядям. Мы жили в Гудермесе, улица Дербентская, дом № 7…» — это всего лишь один из эпизодов геноцида в Чечне по отношению к русским землякам, который я зафиксировала лично.

В Грозном уже в конце восьмидесятых соседи могли сложить мусор к чужим воротам и громко смеяться, когда утром соседка принималась его собирать. На ее мольбы этого не делать, следовал ответ: «Русские свиньи живут на свалке! Это наша земля! Убирайся отсюда, если тебе не нравится!» Ее пытались защитить знакомые чеченцы. Безрезультатно. В начале девяностых, придя с работы, уроженка Грозного увидела, что дверь в ее доме выбита, ворота сломаны, а сосед-чеченец с братьями захватил ее собственность. Накануне автоматной очередью прошлись по окну спальни ее ребенка. Шел 1992-й год.

Мы искренне осуждаем военного преступника Буданова, обвиненного в насилии и убийстве чеченки Эльзы Кунгаевой, — он все-таки ответил по закону благодаря проявившему справедливость российскому военачальнику Валерию Герасимову, который арестовал Буданова. Однако рядом с Будановым должен быть и длинный список чеченских фамилий по таким же обвинениям. Но его нет. Потому что ни суд, ни общество не осудило преступников, устроивших землякам геноцид. В русских регионах чеченцы во время войны могли проживать спокойно. Известны многократные случаи, когда ичкерийцы вывозили свои семьи в мирные регионы России и возвращались воевать в Ичкерию.

На мой вопрос свидетелям геноцида в Чечне, испытывали ли они безысходность от происходящего, люди, которые чудом остались живы, неизменно отвечают: «Да!» Они рассказывают, что нападавшие доводили их до панического ужаса, окружая группой, и даже если бил и унижал один, то усмехаясь, стояли рядом другие, они обзывали жертву грязной площадной бранью, клеветали на предков, а иногда плевали в лицо.

Встречается в рассказах очевидцев и стокгольмский синдром. Этот термин обозначает симпатию жертвы к насильнику, он пришел в массовую культуру из сферы профессиональной психологии. «Такие добрые и благородные! Вы ведь оставите это в моем интервью?» — беспокоятся свидетели. «Оставлю!» — обещаю я. «Такие благородные люди! В станице Каргалинской, где мы жили, пришли убивать семью по фамилии Захарченко, это было еще до войны. Деда всю ночь пытали, требовали золото и деньги, а бабушку с внучкой крепко связали, внучка тогда в детский сад ходила. Под утро дедушка умер от пыток, а посетители облили палас бензином и подожгли, надеясь, что дом русских сгорит. Палас тлел-тлел, но так и не загорелся. Бабушку и внучку обнаружили ближайшие соседи и успели доставить в больницу. Они выжили! Напавшие на семью чеченцы не стали брать на себя грех убийства ребенка, поэтому, уходя, решили бабушку и внучку просто сжечь, а не зарезать. Вы же оставите мои слова о благородстве?»

«Проявление гуманизма! Милосердие! — искренне рассказывают свидетели, трясясь и дергаясь от нервного тика. — Чеченцы изнасиловали нашу подругу Анну и ее дочку-школьницу Наденьку. В Ичкерии русские были объявлены вне закона. Ичкерийцы составили заранее списки, кто и где живет. Подругу с дочкой могли забить молотками, как многодетную семью армян в нашем подъезде, или повесить, как стариков-украинцев из переулка, но их помиловали! Изнасиловали, забрали документы на квартиру, но отпустили живыми! Чтобы выйти из города, мы свои документы на квартиру отдали дудаевцам без всякого давления с их стороны. А в русских регионах чиновники прогоняли нас отовсюду, не оказывали помощь и называли чеченцами».

У ичкерийских вождей не хватило ума создать демократическое государство — людей разделили на касты. Хотя был шанс отбросить лживую националистическую пропаганду и направить чеченский народ в мирное созидательное русло.

Следовало объяснить малограмотным и тем грамотным, кто знал, но забыл, что рушить мультикультурный и многонациональный мир нельзя — и русские земляки живут рядом многими поколениями. Вместо этого сельских чеченцев, которых свозили из сел на митинг у дворца Джохара Дудаева, запугивали новой депортацией и раздавали им оружие, науськивая против земляков. Были открыты тюрьмы, и из уголовников создавались боевые отряды Дудаева. В начале 1990-х исчезли пенсии, детские пособия и зарплаты. Городские бюджетники буквально голодали, не имея, как селяне и станичники, подсобных хозяйств. Никакого сочувствия к землякам в Ичкерии не наблюдалось, хотя во время советской власти пострадали разные народы республики, столетьями жившие рядом, в том числе и русские.

Геноцид гребенского и терского казачества в 1917–1922 годах насчитывает десятки тысяч человек. Русское казачество уничтожалось с благословенья коммунистов, которые были обозлены на то, что казаки не желают предавать царя. А потому терских и гребенских казаков вырезали станицами, расстреливали, депортировали, а их земли и дома со всем имуществом отдавали чеченцам, принимавшим участие в расправе. Спустя четверть века чеченцы и ингуши сами впали в немилость и были депортированы по указу Сталина.

В Ичкерии появились лозунги «Русские в Рязань, ингуши в Назрань, татары в Казань». Пережившие депортацию в 1937 году корейцы с ужасом обнаружили, что им начали бить окна с криками «Русские свиньи!». В городке Аргун зверски убили несколько корейских семей, других же избили до полусмерти и забрали их жилье. Нормой в республике стали автоматные очереди по окнам нечеченцев и боевые гранаты, которыми чеченские националисты закидывали дворы. «Зубника с семьей обезглавили. Он был еврей, знаменитый на весь Грозный доктор! Мы у него зубы лечили. Это все случилось до начала войны», — сообщили мне корейцы из Аргуна.

Обезглавили в апреле 1993 года и журналиста газеты «Экспресс-Хроника» Дмитрия Крикорьянца. Он писал о том, что происходит в Ичкерии с правами человека, и посмел критиковать Джохара Дудаева. Дмитрию Крикорьянцу было всего тридцать три года.

Задолго до становления Ичкерии, сразу по возвращении горцев из Казахстана случился резкий отток русских жителей из республики. Людей буквально выдавливали, создав им в нечеловеческие условия. Знаменитый «Русский бунт» в августе 1958 года, на который любят жаловаться чеченские националисты, был направлен исключительно против властей и произошел после убийства Евгения Степашина, единственного сына у матери, которого жестоко зарезали. Ни одного чеченца митингующие не задели, не избили, не ворвались в чеченские дома. Протестующие штурмовали в Грозном здание горкома партии, требуя принять меры против преступников, но партийцы сбежали от народа. Никита Хрущев, который тем вечером прибыл в Чечено-Ингушетию, так перепугался разъяренной толпы на вокзале, что ни слова не смог сказать. На следующий день газета «Грозненский рабочий» вышла с его перепуганной физиономией на первой полосе. Митинги продолжались больше недели, милиция арестовала всех, кто шел за гробом Евгения Степашина и требовал навести порядок, а затем на могиле убитого паренька еще много лет продолжалось мстительное глумление: постоянно разбивали его фото на кладбище, переворачивали надгробный камень, ломали оградку. Мать Евгения все время плакала и спрашивала: «За что?! Мы же здесь родились!», а девушке убитого парня пришлось уехать из республики, так как горцы угрожали ее зарезать.

Советские газеты и радио о подобных происшествиях сдержанно молчали: нельзя было подмачивать репутацию Хрущева, хотя цифра официально покинувших республику превысила сто тысяч человек. Самые стойкие русские уроженцы остались, ведь в больших городах пусть и со скрипом, но все-таки работали законы, а в некоторых селах на защиту русских друзей встали порядочные чеченцы и ингуши. Про селение Автуры в Шалинском районе мне рассказал чеченец Хасан:

«Мой отец был молодым, когда в хрущевскую оттепель вернулся из депортации вместе со всеми. Он увидел, что в селе построены три больницы и три школы. Русские специалисты, которых в Чечено-Ингушетию распределила Советская власть, обосновались там и обзавелись подсобными хозяйствами. Они построили себе коттеджи, не желая занимать дома горцев. Но чеченским националистам не хотелось жить рядом с русскими, которых они презирали и не считали за людей. Ярые националисты договорились действовать группами: русских мужчин на улицах села задевать, а потом сильно бить, девушек и женщин насиловать, а если у кого-то из приезжих была собака, то собаку следовало прямо при хозяине убить с криками «Нам не нужны тут грязные животные!». Мой отец пытался их отговорить, но не смог. Идейные односельчане приступили к осуществлению своего плана незамедлительно, что явилось для русских жителей полной неожиданностью. Несколько русских жителей мой отец сумел защитить от расправы. Всем помочь было невозможно. Русские люди бежали из Автуров, их маленькое христианское кладбище, которое появилось, пока чеченцы были в депортации, быстро снесли: выдернули кресты и разровняли трактором могилы. Коттеджи — заняли. Что мой отец мог изменить внутри закрытого общества, живущего по своим адатам? Ничего. Ему нашли красивую скромную девушку, мою будущую маму, а потом пошли дети, родился и я. С нами рядом была начальная школа, куда я пошел в первый класс, а когда я подрос, то выяснилось, что школы для старшеклассников нет, и больниц в селе больше нет. Пришлось нашей семье переезжать в Грозный. Отец много раз рассказывал мне эту историю и удрученно качал головой. Знаете, что самое обидное: в шестидесятых годах XX века в нашем селе было три школы и три больницы, а сейчас, при Рамзане Кадырове, их нет! И в Ичкерии их не было! «Национализм до добра не доведет», — говорил мой отец. И я с ним полностью согласен».

На какое-то время внутринациональные распри, связанные с возвращением чеченцев, приутихли. Были русские земляки, которые в своих домах принимали вайнахов, оберегали их, и чеченцы, ингуши становились им названными родственниками, впоследствии спасавшими своих друзей при актах геноцида. В позднем СССР республика процветала: горцы жили в селах и занимались скотоводством, русскоговорящие вместе с горцами жили на равнинах, а в городках и столице промышленного нефтеперерабатывающего региона в основном жили русские жители, то есть все нечеченцы. В самом конце восьмидесятых — начале девяностых националисты опять взялись за старое. Не переставая твердили они на чеченском языке: цIи-кровь, цIен-чистая, цIицIен это чечен, то есть чистокровный, а тот, в ком нет чеченской крови, — «русские свиньи» и подлежат тотальному уничтожению. Такой была коллективная ответственность за Кавказскую войну и сталинскую депортацию 1944 года. Подогревали друг друга преступники историческими фальсификациями и байками, одна из которых гласила, что русские земляки, жившие в наших краях с четырнадцатого века, заняли дома горцев в столице. Умалчивалось, что, согласно переписи, накануне депортации чеченцев в Грозном было 2,5% от общего числа остальных народов республики, что фабрики, заводы, нефтепромыслы даже не заметили их отъезда. Умалчивалось, что русские земляки, узнав о выселении вайнахов, собирали узелки с едой и теплую одежду, передавая их горцам, идущим под конвоем на вокзал. Приносили русские земляки и кашу с лепешками к обледеневшим вагонам, которые долго стояли на путях. Люди рисковали  быть застреленными сотрудниками НКВД.

Духовные наставники, объединившие чеченских националистов, в том числе Ахмат-Хаджи Кадыров, дедушка Адама, велели убивать столько русских, сколько получится.

Каждый активист хотел выполнить план: не менее ста пятидесяти человек. Однажды после таких призывов в наш двор вернулись молодые чеченцы и недоумевали: «Всех русских убивать — это же не только военных, значит, и соседей? Все русские враги!»

Уже уехав в Финляндию, в 2018 году я проводила литературный вечер. На встрече читателей выступила пожилая чеченка, она непринужденно сказала в микрофон: «Как-то в Грозном нас бомбили русские самолеты, а потом трое чеченцев пошли и убили соседку бабу Машу, она же русская, так они отомстили Москве».

При Джохаре Дудаеве проспект Ленина переименовали в проспект Авторханова, который при Геббельсе служил пропагандистом и был издателем коллаборационистской газеты «Газават» с неизменным эпиграфом «Аллах над нами, а Гитлер с нами!», а при Рамзане Кадырове в честь этого чеченского интеллигента улицы названы не только в столице Чечни, но и в селах. В дни памяти Авторханова читаются молитвы, развешиваются его портреты — в частности, у туннеля, где в Ичкерии казнили людей. Например, в 1999 году там повесили русских уроженцев Грозного: беременную женщину и ее мужа как возможно сочувствующих армии РФ. Грозненцы шли в поисках еды и не сразу поняли, что их обвиняют в шпионаже. Маленький ребенок русской четы умер от голода, а светловолосую девочку детсадовского возраста отдали в чеченскую семью с лживой байкой, что она чеченка, родителей которой убили проклятые оккупанты. Свидетели помнят, что девочка отзывалась на имя Лиза, но в новой семье ей со временем подобрали другое.

Узнав об избиении сына, мать Никиты Журавеля отказалась от комментариев. Часть государственных чиновников выразили восхищение поступком сына Рамзана Кадырова, а часть — легкое недоумение. Член СПЧ Ева Меркачева заявила: «Я попросила в запросе, который направила во ФСИН, чтобы Никиту Журавеля вывезли из учреждения ФСИН Чечни в учреждение ФСИН другого региона. Получила ответ на это недавно. Ответ совершенно какой-то пространственный. На мой взгляд, это отписка».

Людям в целом свойственна забывчивость. А ведь несколько лет назад чемпион мира по боевому самбо Федор Емельяненко публично раскритиковывал бои детей в Грозном с участием сыновей Рамзана Кадырова: тогда в боях принимали участие восьмилетний Адам, девятилетний Зелимхан и десятилетний Ахмад.

«Поединки с участием детей были заявлены как показательные, но по факту зрители увидели реальные бои. (…) Детям до 12 лет вообще не разрешено выступать по правилам ММА. То, что происходило на турнире в Грозном, недопустимо, а тем более это нельзя оправдывать! Также для меня непонятно, почему телеканал «Матч. Боец» показывает в прямом эфире детские бои. Я уж не говорю о том, что дети до 12 лет даже не допускаются в зал как зрители, но тут малыши, которым по 8 лет, избивали друг друга на глазах у радостных взрослых. Неужели всем так важно организовать зрелище в ущерб здоровью детей?! Меня очень сильно возмущает тот факт, что за всем этим наблюдал президент Республики Чечня Рамзан Кадыров. Его советники из министерства спорта Чечни не сообщили, что не разрешается проведение боев детей до 12 лет?» — возмутился чемпион мира. Но затем оперативно удалил фотографию к посту, как потребовали кадыровцы.

Соратники Рамзана Кадырова прямо заявили, что за необдуманные слова в интернете и опубликованные без высшего дозволения фотографии придется отвечать по всей строгости. На фоне разразившегося скандала дочь Федора Емельяненко была избита в Москве неизвестными и госпитализирована в Научно-исследовательский институт неотложной детской хирургии и травматологии с диагнозом «ушиб грудной клетки и брюшной полости».

Унизить, оскорбить, растоптать, уничтожить морально и физически — это как раз то, с чем мне приходится сталкиваться постоянно, выслушивая истории о геноциде земляков в Чечне. 

Кстати, в конце 80-х, начале 90-х годов большую популярность в чеченских селах приобрели собачьи бои, которые под улюлюканье толпы происходят до сих пор. По душе воинам пришлись и детские выступления на ринге, потому что настоящего храбреца с ранних лет приучают к оружию, к умению отражать удары.

В старину в горных аулах люльку специально раскачивали так, чтобы она ударялась об стену сакли. Сжимаясь от ударов, младенец учился выставлять руку вперед, предупреждая атаку. Кинжал малышу дарили, едва он начинал ползать. Резать скотину мальчики помогали и помогают старшим с семи-восьми лет, поэтому казни не воспринимаются стойкими воителями как травмирующий опыт.

Владимир Путин, зная дерзкий нрав свободолюбивых горцев, не особенно интересуется судьбой заблудшего Никиты Журавеля, а мило улыбается Рамзану Кадырову. Рамзан Ахматович после встречи с российским президентом сообщает нам главную новость: еще одна большая мечеть скоро появится в Москве, на улице, названной в честь Ахмат-Хаджи Кадырова, дедушки юного воина Адама.

ПОЛИНА ЖЕРЕБЦОВА