Игра в бирюльки
Иличевский принадлежит к достаточно широкому космополитическому кругу русско говорящей еврейской интеллигенции. Родился он где-то на задворках советской империи, а когда немного подрос, папа с мамой подсуетились и сунули его в московскую математическую школу им. Колмогорова, откуда был прямой выход без экзаменов практически в любой элитный московский вуз. Обычно так все евреи поступали, при школе был интернат, там хорошо кормили, одевали, воспитывали. Иличевский выбрал МФТИ, после окончания вуза сгнил в Израиль, занимался там наукой (безуспешно), а потом заделался писателем и через еврея Парщикова (мутного стихотворца, чрезвычайно модного в еврейских кругах в 80-е годы) вошел в литературу. Его претенциозные романы с многообещающими заголовками: "Матисс", "Перс", "Математик", "Орфики"(свеженький) тут же воспели на все лады, многократно премировали и т.д. и т.п.
К чему это я? Да к тому, что у Иличевского есть несколько десятков, м.б. сотен читателей, которые его облизывают, а он приобщает их к высокому, т.е. к тому, что я называю бирюльками. И это вовсе не мощная "Игра в бисер" Германа Гессе, а именно бирюльки.
Печально к глубокому сожалению то, что в своём фейсбуке Иличевский постоянно склоняет великие имена и портит их, превращая в бирюльки.
Возьмём, к примеру, Мандельштама.
Цитируется полностью одно из не самых лучших стихотворений поэта:


Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма.
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима.
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье —
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи!
Как нацелясь на смерть, городки зашибают в саду,
Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесу топорище найду.

К этому неуклюжему и нелепому довольно таки мутному стиху Мандельштама Иличевсий отпускает гигантский комментарий.

Самые загадочные вещи — сгустки прозрачности. Что может быть таинственнее невидимки?
На поверку "Сохрани…" — совсем не темное, хотя, кажется, вполне "каббалистическое" стихотворение.
Вот некоторые конспективно размашистые смычки.

1. "Смола кругового терпенья" — древесные кольца, капельки смолы на свежем спиле плахи: сруб.

1.1. Несчастье и дым вот откуда: ДЕГОТЬ — смолистая и пригорелая жидкость, выгоняемая из бересты огнем. "Гнать, сидеть или курить деготь." "Ложка меду, а бочка дегтю, так на свете живется."

1.2. Важно: деготь связан с письменностью, не столько потому — что чернильно черен, сколько потому, что возгоняется из бересты-бумаги — огнем, т.е. словом, письмом, трением пера.

2. Семь плавников Рождественской звезды — И.Х.тиос — и снова казнь. Отражение в глубинной плахе — кольца суть ярусы сруба, сужающиеся в перспективе глубины: голова заглядывает в колодец так же, как ложится, заглядывая в смерть, на плаху.

3. Днем в колодце можно увидеть звезды. Семь плавников + треугольник самой рыбы = 10 — число вершин древа сефирот. Кстати, проекцию рыбы на сефиротическую схему не видел никогда, хотя сейчас такой способ кажется очевидным.
3.1. Графическая основа начертательной формулировки теоремы Дезарга — десятиугольник (3+3 — два формообразующих треугольника +1 — точка, связывающая пучок прямых соединяющих соответствующие вершины пары треугольников = 7 + 3 — коллинеарные точки пересечения лучевых сторон треугольников = 10; прослеживается ли при этом в схеме теоремы связи сефиротического древа еще предстоит выяснить). Смысл теоремы Дезарга имеет внятную метафизическую интерпретацию: актуализация бесконечности — впервые в истории математики этой теоремой вводится аксиоматика [проективной геометрии], которая допускает пересечение параллельных прямых (плоскостей) в бесконечно удаленной точке (прямой). Начала этой новой геометрии были разработаны Брунеллески и находятся в базисе мысли Возрождения о Перспективе.

4. "Отец мой, мой друг и помощник мой грубый" — кажется простым, что это — "отец" И.Х., но сложным и более глубоким, что это — Язык.

5. "Дремучие срубы" — таким образом (см. п.4), срубы — это стихи.

6. "Князей на бадье" = казни на плахе (см. п.2); к тому же, бадья как бондарное изделие, охваченное обручами — тот же колодец, сруб.

7. "Городки" (которые "насмерть зашибают в саду") — последние выкладываются под биту из круглых чурочек наподобие колодезных срубов. Следовательно, составленные срубами городки зашибаются прихотью биты — длани Всевышнего, т.е. казнью. Потому городки = стихи, мир. См. Ниневия, Содом, и прочие ветхозаветные казненные города.

7.1. И еще — может быть, впрочем довольно поверхностно, в порядке интертекста, пренебрегающего причинно-следственными связями: "городки зашибают в саду" — стук крокетных молотков в саду в том эпизоде, кульминационном, "Митиной любви", где Митя от боли решает умереть — от любви. "Митина любовь" = "Митина смерть".

8. "Прохожу хоть в железной рубахе" — жертва одушевленностью (хитиновый покров Замзы); а также — преображающие рубашки для гусей-лебедей, сотканные из крапивы, из Андерсена; но точнее — панцирный Голлем, символ отказавшегося от "Я" слуги, "вдухновленного" словом; однако Голлем — также и символ бунтарской ошибки.

9. "И для казни петровской" — "петровская казнь" есть символ Просвещения. Если понимать христианство как проекцию (на деле — инверсию) света иудаизма на языческую темень (возможно, что проекция искажена настолько, что источник не подлежит восстановлению, хотя вряд ли), то "заглядывание в колодец" есть казнь Логоса, жертвоприношение ради Просвещения, света Речи, которая сохраняется благодаря жертвованию.
Один из цадиков, отражая адаптированность христианства к язычеству — в противоположность иудаизму, сказал так: "Чтобы рубить лес, берут топорище из того же леса".

9.1. Кстати, о "казни петровской" см. буквально в "Епифанских шлюзах". Царь "прорубал просветительское окно" каким топором? откуда брал топорище? В "Шлюзах" по царскому приказу европейского (английского) ирригационного инженера кат в кремлевской башне казнит без топора, но тем же методом прорубания: в рифму к уже прорубленной Европе.

10. Но главная "каббалистическая" составляющая стиха — в вертикальном, структурированном ярусами сруба, кольцами древесной плахи — Языка, — движении Духа.

10.1. Итак, корявый подстрочник смысла "Сохрани…" таков: звезда И.Х., составленная одновременно из основ иудейской мистики — древа сефирот — и главной теоремы Возрождения, видна в колодезной темноте благодаря жертвоположению головы на плаху-колодец, которая(ый) также и берестовый лист — благодаря дегтю — т.е. бумага, т.е. словесность; в результате найденного топорища совершается самопожертвование — Языку, на плахе городков-колодца-стихов (стихи даже графически выложены срубом строф) — и жертва эта просветительская: Петр I и Мандельштам оба акмеистически тосковали по мировой (европейской) культуре, в которую без жертвоприношения (жертв) было не проникнуть.


В этом и заключается смысл существования самого Иличевского в его полной несоприкасаемости с жизнью, в надуманных конструкциях, в претензиях на элитарное сверхсознание, жречество, апостольство и всё такое. В журнале его ошарашенные мурзилки ему подмигивают, также пытаясь влезть на котурны. Да это игра, игра со словом, самая опасная, между прочим, в жизни игра. Впрочем, какая-такая жизнь у самого Иличевского?

"Есть разная чувствительность к Иному. В Чили мне было уютно только у океана, а в Аргентине то хорошо и не понятно, то понятно и мерзко. Ни там, ни там я бы не стал жить дольше месяца ни за какие коврижки. А вот на юге Франции и Париже, пожалуй, осень бы я провел."

За три летних месяца он то в Бахчисарае, то в Иерусалиме, то в Армении, то с рюкзачком карабкается по альпийским горам.
Это и есть неукорененность, баловство, коллекционирование впечатлений и ложь, ложь, ложь в каждом слове, в каждой фразе и в отношении себя самого и в отношении других. Кого он пытается обмануть?
Ведь ВСЕ и ВСЁ на земле для него лишь бирюльки.

Боже ты мой, и этих людей, абсолютно лишенных живых, стихийных чувств, пытаются продвигать в писатели.