| 4:39p |
И о холокосте
У Лема, по-моему, описывается уничтожение какого-то гетто - частный эпизод в произведении, вроде как "Абсолютной пустоте". Излагаю по памяти. Город горел. На площадь согнали евреев, выводили группами и расстреливали. Из толпы выскочил какой-то человек и стал кричать в истерике, на идиш, что он не еврей. На что немецкий лейтенант в безупречно чистой форме, прижимавший к носу белоснежный платок, ничего не ответил. И рассказчик - который тоже был в той толпе, но выжил, - сделал открытие во взгляде немца: лейтенант не ответил, потому что, с его точки зрения, ему было некому отвечать.
Как-то раз, болтаясь, как обычно, после уроков в школьном дворе, я увидел, как какая-то еврейская тётенька выгуливает своего пса на нашей площадке, и тот увлечённо какает в песок под турниками. Я сказал что-то вроде: "Что же Вы делаете, Вы разве не знаете, что здесь дети играют?" - а она промолчала, только глянула вскользь.
Теперь, когда слышу о Шоа (холокосте), то всегда вспоминаю того вымышленного немецкого лейтенанта и ту еврейскую тётеньку, и думаю, что в Катастрофе не было ничего уникального, никого Она ничему не научила, и единственное, что определённо о Ней можно сказать, так это что лучше бы такому не повторяться.
А оно повторяется и повторяется. |