1:45a |
йорцайт *** Я как увидела ее -- сразу поняла: больше у меня никого не осталось. Потому что уже никакие врачи не помогут, и чудеса не с такими случаются. Ну и "Скорая" ее забрала, а я оставшиеся полночи чистила кастрюльку, весь день, пока она лежала без сознания, стоявшую на огне, а утром выкинула.
*** Давай, говорю, я тебя побрею. А мне, когда я в тот раз в больницу шла, в голову так и ударило: "Как побрею, так отмучается". А он -- нет, ни в какую. Так из больницы и забрала небритым. Потом уже, дома побрила. Ну, он дома и ушел.
*** Старый был, сухой весь, слепой; меня, наверное, и не узнал. Я его как маленького на руках покачала, погладила. Кто его знает, что старому было нужно -- он же все-таки был собака-собака, а не собака-человек. Нечеловеческие он был, не то что у меня сейчас животины.
*** Если бы одну. Когда вот отец совсем плохой был, я надела черные бусы, а в голове: "Сниму, когда уйдет". Ну вот он ушел 25 января, самые морозы страшные; а я все ношу, ношу, не снимаю. А 30 января ушла бабушка -- и на третий, что ли, день я говорю коллеге, что вот, мол, бусы -- не снять почему-то -- и тут они просто взрываются на шее, летят -- параллельно полу, по всей комнате, щелкают о стены, раскатываются во все углы -- мы всего-то бусины три нашли потом. О, говорит коллега, о! И мы с ней хором, не сговариваясь: долетели.
*** У нас не было никаких точек соприкосновения -- ни интеллектуально, ни эмоционально, но, во всяком случае, мы знали друг о друге, что мы есть. До тех пор, пока в магазине мне не попалась на глаза книжка, в которой его фото было во всю первую страницу. И сейчас, как и двадцать лет назад, я думаю, что мы никогда не умрем.
*** Книжные истории... А какие же еще? Вот в толстом томе... Редактор перепутал или не разобрал, кто есть кто на мутном любительском снимке, и я минут пятнадцать гадала, откуда в подписи взялось ее имя. Ее и в самом деле было трудно узнать -- опухшее лицо, свалявшиеся волосы; из несомненного только тонкий кожаный шнурок-хайратник поперек лба: ее манера носить этот непременный хипповский аксессуар.
*** Светская львица, завсегдатайка "Крыши", посетительница вернисажей и премьер, вдохновляющая, роковая, надменная, нежная, таинственная -- Л.К. умерла в поселке Л. в одиночестве и нищете шестидесяти семи лет отроду. Ее нашла лежащей на полу работница собеса, обслуживавшая вздорную инвалидку. По загаженной комнатушке вокруг тела хозяйки бродила, поклехтывая, огромная рябая кура, ее единственная подружка последних лет. Со старой фотографии на стене это безобразие холодно наблюдала красавица, одетая по моде шестидесятых.
*** Предчувствиям не верю, и примет Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда Я не бегу. На свете смерти нет: Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо Бояться смерти ни в семнадцать лет, Ни в семьдесят. Есть только явь и свет, Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете. Мы все уже на берегу морском, И я из тех, кто выбирает сети, Когда идет бессмертье косяком. |