| 1:43a |
За окнами темной зимней комнаты шипела и плевалась зима, обиженно стучась в стекла мелкой снежной крупой. Ее не пускали внутрь, а снаружи ей было плохо видно субтитры на мониторе. С другой стороны стекол невнятно бурчало что-то японское, изредка прерываемое недовольным шипением банок "Рэд Дэвила". Еще там шуршали масляные соленые сухарики и дышали анимешники, все, почему-то, в тонких черных очочках. Они механически запускали длинные пальцы в маленькую Фудзи из сухариков, вызывая бесконечные оползни и сходы соленых лавин в тарелку, пережевывали порцию, делали глоток из банки - и таращились в экран, где нарисованные человечки в очередной раз спасали свой такой нарисованный и такой настоящий мир.
А меня не было рядом. Я валялся сразу за дверью, куда смог приползти пару минут назад. Я сжимался в какой-то очень неправильный клубок и пытался не кашлять.
Не кашлять, блядь. Просто не кашлять.
За дверью пищали нарисованные человечки, а я прижимал красное лицо к холодной стенке и запрещал своему горлу двигаться. Горло оказалось бОльшим анархистом, чем я - оно мне совершенно не подчинялось, раздирая себя с каждым вздохом. Я упорствовал; оно тоже. Дело принципа, что уж тут.
Огромная черная собака, помесь дога и лабрадора, поджала уши и выскочила из прихожей. Я тоже так хотел. Я хотел пойти досмотреть скучное анимэ и поклеиться к симпатичной девочке в очочках. Я хотел допить свой "Рэд Девил" и съесть еще много соленых сухариков. Я хотел, чтобы воздух больше не резал мое горло при каждом вздохе. Я хотел перестать кашлять. Просто, блядь, не кашлять. Хуй с ней, с анимешницей.
- Ван, с тобой все нормально? Ты пьяный? - откуда-то сверху обеспокоенно спрсила Ольга, мастер сухариков, а также мама моей названой сестры, хозяйки зимнего анимэ-видеосалона.
- Нет... - прохрипело я. - Я просто кашляю. Только и всего.
И я снова закашляло на полминуты.
- Знаешь что, Ван... - задумчиво протянула Ольга, годами кормившая, поившая и успокаивающая пубертатного меня после ссор с ее дочерью. - Шел бы ты в подъезд...и застрелился там.
Она еще немного подумала и зачем-то добавила:
- Спать мешаешь.
Это было пять с половиной лет назад.
Лучше бы я застрелился.
Анимешница, кстати, мне тогда так и не дала.
Мой кашель живет отдельной жизнью. Я уже даже привык. Как только начинаются холода, я уныло бреду в аптеку за килограммами лекарственных леденцов. Думаете, они помогают? Хуй! Мой кашель сосет их с проглотом их на раз-два безо всякого результата. Просто легче их проглотить, чем объяснять очередному сочувствующему умнику бессмысленность этого действа.
Одной давней зимой я пробовал лечиться ганджей. Мол, горячий воздух, все дела... Человека, который мне это посоветовал, я когда-нибудь найду и убью, так ему и передайте.
В кабинете флюрографии меня давно узнают. Иногда мне кажется, что там уже появилась ямочка от моего острого подбородка. После каждого символического вкладывания подбородка в эту ямочку, я получаю на руки точной такой же снимок, как и в прошлый раз. Доктора смотрят на него и радуются:
- Вот что значит - не курить! Идеально чистые легкие! И-де-аль-но! Можно в школах показывать, чтобы дети не курили!
Хуй там. Дети курят и не кашляют. Я не курю, но мое горло похоже на наждак.
- ...Так что кашель ваш совсем нестрашный. Купите леденцов каких-нибудь в аптеке и все пройдет.
Спасибо большое, доктор. Скажите честно, сколько мой кашель вам заплатил?
Я привык. Я затыкаю рот руками. Я кашляю в платок, или в рукава, или шарф. Я, улыбаясь, нарочито страшно хриплю "Пр-р-роклятые рудники!", чем заслуживаю улыбки симпатичных девачек. Я тупо жду.
Я жду лета и тепла. Когда улицы заполняются маечками, юбочкамии и прочими топиками-без-лифчиков, кашель, как израненый дракон, отползает в какую-то свою нору. Там он угрюмо залечивает раны, а я наслаждаюсь солнцем и теплым воздухом.
НО ЭТИМ ЛЕТОМ ЭТА СУКА ВЫПОЛЗЛА РАНЬШЕ СРОКА!!!!!!
Я не могу нормально говорить. Я вгрызаюсь себе в руки, чтобы не раздражать окружающих. Я трачу на леденцы больше, чем на пиво. Когда я кашляю, мне кажется, что у меня сейчас лопнет сосуд в мозгу. После каждого такого приступа у меня, блядь, раскалывается голова и мне очень больно пить.
Здесь должна быть мораль, но ее здесь не будет.
Блядь. Я даже не могу заснуть - я бужу себя своим же кашлем. |