minenok

aculeata @ 07:25 pm: 1. В Израиле, к сожалению, кончилось хорошее лето и началось
плохое лето. Здесь всего три сезона. Через два с половиной
месяца, когда на улицу нельзя будет выходить и ночью,
начнется ад. Он будет продолжаться два или два с половиной
месяца. (Кроме хорошего лета, плохого лета и встроенного
в него ада, местные выделяют еще "зиму". Зима -- это когда
они включают кондиционеры на обогрев. Я тоже раза два или
три так поступала в этом году.)

2. Ввиду подступившей к горлу смены сезона мои друзья
дважды брали меня с собой на прогулку. Позавчера Лена К.
повезла нас с Гошей сперва на маковое поле, где один
из нас ел лошадиное говно, а маки росли, но к ним нужно
было уже пробираться по колючкам, чтобы попасть в поле.
Лена не велела мне идти дальше, туда, где было маковое
поле побольше: она сказала, что в Израиле начался сезон
змей. Думаю, так она называет плохое лето.

Потом мы поехали в лес. Мы искали лес, глядя по сторонам,
но находили только иллюзию и обман. Издалека кажется, что
вот он, лес, а по приближении становится ясно, что это
просто деревья растут, не отбрасывая тени и не зная ничего
друг о друге. Обыкновенной для этих прогулок голливудской
мистики тоже не было, то есть, ее не было сначала, и я
думала, что раз мы едем днем, то и вовсе не будет.
Но тут погас экран телефона, который Ленке служил
навигатором. Чтобы зарядить телефон, Ленка достала
зарядку с новым проводом, чтобы она точно работала,
но контакта не было, и солнце поворачивалось к закату.
Мы заблудились где-то под Иерусалимом. Гоша был привязан
сзади, чтобы у меня не началась аллергия, когда он ходит
по мне лапами и смотрит в мое окно, просовывая голову над
стеклом. Он на это очень сердился и линял, а потоки
воздуха несли его шерсть, почему-то совершенно белую,
ко мне прямо в нос. Ленка его уговаривала, что мы уже
очень скоро приедем, хотя это была ложь, никуда приезжать
мы не собирались. Иногда телефон включался, что-то
произносил страшным головом и выключался на полуслове.
Мы ехали, ехали и вдруг приехали.

Мы приехали в убийственно красивое место. То есть,
сначала оно было -- ну просто, колючки, камни, деревья
какие-то. Я ходила по колючкам в сандаликах на босу
ногу, как Рахметов. Гоша тоже ходил, как Рахметов,
а Ленка нет. Тут оказалось, что мне пишет Люся, и я
стала искать тень, а то без тени солнце мне в телефоне
засвечивает все буквы. Тень нашлась под колючим
кустом. Там в телефоне слова были очень хорошие,
и я сильно обрадовалась, да могла бы и поплясать
на этих колючках. Колючки нам нипочем.

А потом мы сквозь колючки куда-то вышли. И была
дорога вдоль огромного обрыва, поросшего лесом, как
бывает в Рио де Жанейро. А по ту сторону оврага
виднелся великолепный лес. Конечно, если бы мы
к нему приблизились, он бы тоже оказался иллюзией,
но ведь мы смотрели издалека. Иногда по этой дороге
проезжал человек на огромной черной мохнатой лошади.
Я никогда еще не видала таких больших лошадей. Гоша
на нее очень сердился и лаял, а мог бы взять в толк,
что она производит для него питательное говно. Но
он еще пока молод и не знает, что говно просто так
на дороге не валяется.

Мы шли долго, и я надеялась, что мы опять заблудились,
но теперь уже без машины, и никогда к ней больше не
выйдем. Ленка мне что-то втолковывала, как все
топографически подкованные люди, в общем-то, какую-то
муть, я и не слушала -- у них аргументация на уровне,
что Земля круглая, так что мы обязательно вернемся
к машине, от которой ушли. Это абсурд. Так было
бы, если б поверхность Земли была одномерна. Впрочем,
она говорила про какой-то холм, который мы, по
ее мнению, обходили по кругу. Ленка, вообще, когда
находится снаружи от помещения, всегда пребывает
в убеждении, что она по кругу обходит холмы, судя по
тому, как она отвечает на мои вопросы о топографии.

Мы обошли холм по кругу и вышли к машине, а солнце
все еще не зашло, но закатывалось и закатывалось.
Ленка волновалась, потому что к ней должны были
приехать гости, и я ей нашла у нее в машине другую
дырку, от которой телефон все-таки зарядился.
От меня друзьям бывает очень много пользы, поэтому
они иногда сажают меня к себе в машину.

Ну а потом Ленка с Гошей отвезли меня домой, где
я стала учиться спать. Тогда еще это получалось
совсем плохо.

На другое утро позвонила М. и велела мне собираться
в дорогу. Днем обещали +25, и это может показаться
немного, но под израильским солнцем это абсолютно
убийственно. М. сказала: "Мы все не любим солнца."
Поэтому она думала, что мы будем идти в лесу, в
приятной тени. Нас должен был вести Сема, Митькин
сын, и он сказал, что градусов не 25, а 23. По
Цельсию.

Но Сема приехал сюда младенцем, он вырос под местным
солнцем, ему все равно. Он не различает толком, где
тень, а где ее нет. А градусов было +26 в тени. Но
самой тени не было. Я знала, что очень скоро перестану
что-либо соображать, но не отследила этого момента,
даже некоторые характерные признаки не смогла распознать.
Потому что я уже перестала соображать. Однако, и там
тоже было очень красиво. Все дети поранили ноги.
Но не мои. Мои спали дома. Они просыпаются ближе
к ночи. У меня есть на правой ладони огромный синяк, он
немного мешает мне печатать, но я понятия не имею,
откуда он взялся. Наверное, мы там куда-то падали
или с кем-то подрались, во всяком случае я. А на
левой ладони синяк поменьше. Он не мешает.

М. рассказывала, как она возила девочек в Грузию на
международную олимпиаду для девочек. Она в принципе
такого не одобряет, но раз девочки довольны, то что
уж тут. Что-то я из этого помню, и это очень смешно,
но я не знаю, что мне можно записывать, а что нет.
Митька говорил по телефону, по делам другой олимпиады.
У него покраснело и распухло ухо. Ему пришлось
сменить ухо. Анька дала мне кусок яблока. У девочек
всегда что-нибудь есть.

В лесу была библиотека. Точнее, библиотечный ящик,
раскрашенный в цвета украинского флага. Ронька,
хрупкое создание, нашла в нем книгу "Одиночество
простых чисел", переведенную с итальянского на иврит.
Меня уговаривали взять ее почитать, но потом я не
смогла перевести эту фразу на французский, и мне
не дали никаких книг. В. перевел сразу, но и ему
ничего не дали.

М. пристрастилась к мусору. Она собирала его пакетом
в пакет. Я хотела ей помочь и положила к ней в пакет
одну пустую бутылку, которую подобрала на дороге.
Она на меня за это ругалась на том основании, что на
эту бутылку могла пописать бешеная лиса, так что
голой рукой ее брать нельзя. Мне это показалось
несправедливым, я тоже могу пописать на что угодно,
но я побоялась ей возражать, потому что она уже
совершенно вышла из берегов. Она полезла на какой-то
откос, чтобы собрать там битое стекло, ее потом снимали
оттуда, чтобы она перестала его собирать, у нее уже
было много.

Потом мы вернулись. М. взяла весь свой мусор с собой
в машину. Но ей все казалось мало. Когда мы проезжали
мимо помойки, она высовывалась в окно и кричала:
"Помойка!" Но в помойке было слишком много мусора,
даже если нас всех высадить из машины, он бы туда не
влез, так что В. ехал дальше. Они меня отвезли к моему
дому и там высадили, так что дальнейшая судьба мусора,
собранного в лесу, мне неизвестна.

Солнцем меня пришибло настолько, что я научилась спать,
проспала все, что на сегодня было назначено, чем,
скорее, довольна, хотя и жалко.

3. Тем временем Алешкин проект заморозили, и с начала
мая он без работы. Он считает, что в Израиле не делают
компьютерных игр, только мобильные, а Инка с Левкой
говорили нам, что нет, делают.

4. Зато я прочитала все семь томов Гарри Поттера на иврите.
Или сколько там у него томов. Не прошло и двух лет.
Но почти прошло.

5. Сделать себе отпуск на две недели у меня не получилось,
но вот уже три дня я совсем не работала, и два из них
не подходила к компьютеру. Наверное, завтра кончится отпуск.