Оба не умели петь.
У обоих не было голоса. У второго его не было совсем, и его пение слушалось как исступленная молитва, хотя иногда непонятно было, кому он молится…
Оба играли на гитарах как черт кочергой на балалайке. Никому и не нужно было, чтобы они играли, тут их скорее терпели, чем слушали… Только второму "дар слов, неведомый уму, был завещан от природы". Первый брал напором. Хотя его вирши отдавали шансоном. Я пристрастен. Потому что второго я не люблю, он чужой, но он дьявольски интересен. Потому что он не боится выглядеть скоморохом. Первый, даже когда стряпает на обратной стороне гитары, пафосен до омерзения.