|
|
Пишет ng68 (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ng68)@ 2012-03-29 12:21:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Первая рецензия на «МОЕГО МИЛОША»
На самом деле не рецензия, а письмо от подруги и тезки из Нью-Йорка.
Милая Натальюшка!
Не думай что я неблагодарная свинья и потому не отвечаю на твой вопрос «Читаешь ли ты Милоша?». Я всё в голове сочиняю длинное благодарственное письмо, потому что не только читаю, а даже конспектирую, т.е. цитаты выписываю.
По-моему, насколько могу судить, перевод замечательный. Совсем не твой, другой голос, ритм, интонация — полное перевоплощение, и притом с живым и свободным дыханием.
Я читаю очень медленно, потому что хочется запоминать и усваивать. И эмоций много вызывает.
Меня подруга спросила — а не скучно Милоша читать? Дело в том, что мне его так интересно читать, как только детективы теперь интересно бывает, а больше уже ничего.
Я знала только «Поэтический трактат», ты когда-то в моем доме читала, лет тридцать назад. И еще стих «Встреча» — про зайца, перебежавшего дорогу (не из Пушкина ли? Декабристский заяц? ) Это было по-английски в программе концерта, потому что была премьера музыки на основе этого зайца.
Так что для меня это абсолютное открытие. Он конечно пишет только про то, что меня интересует. Более того, довольно часто я нахожу свои собственные мысли, и даже почти теми же словами. Это я не с ума сошла. Привожу примеры:
«В умах современных безграмотных история присутствует, но странно спутанной и затуманенной . Мольер становится современником Наполеона, Вольтер — Ленина.»
...двадцатые годы, когда ещё цветного телевизора не было, сливаются у них в умственном тумане с Джорджем Вашингтоном и Нефертити, жившими в древнегреческом Риме вскоре после неандертальцев.
(Это я написала лет двадцать назад по поводу веры американцев в приближающийся конец света, потому что для них все недавно началось.)
«Следовало бы жить по правде, но день за днем и год за годом складываются из уступок неведенью людей, не обладающих нашим опытом»
О прошлом спрашивали все, с большим любопытством, но ответов хотели коротких и понятных, то есть лживых, и это со временем сильно надоело.
Всякому свое, но меня американские его стихи — например «Ода октябрю» — прямо до слёз пробирают. И такое оно индейское, ведь это время года называется индейским летом. Прямо Гайавата бунинский мерещится. И весь конец стиха «Тревога-сон». Про те беженские ощущения, которые так старательно игнорирует жеманный Набоков. Особенно последняя строчка душераздирающая. Я последнее время спрашиваю у своих друзей: ну, и как вы довольны прожитой жизнью перемещенных лиц? И люди прямо на стенку лезут. Довольны, мол, вне всяких сомнений. Не хотят дергаться. Дальше не убежишь.
Еще: Оден «Падение Икара» 1960 г. — это ведь очень похоже на «Campo di Fiori»?
Я даже разыскала «Плененный разум» и прочла. Там такое интересное объяснение того, что я все пыталась понять и называла «стокгольмским синдромом» — почему деятели искусств (включая моё собственное семейство) считали цензуру необходимым элементом профессиональности. Он говорит, что они боялись выпасть из истории. Я это всегда объясняла вульгарнее и без сочувствия. Но он совершенно прав.
Огромное тебе спасибо — и не за подаренный экземпляр, а вообще за существование этой книги. Сильнейшее умственно-эмоционально-культурное событие в моей жизни за долгое время. Мне уже давно так интересно не было.
На самом деле не рецензия, а письмо от подруги и тезки из Нью-Йорка.
Милая Натальюшка!
Не думай что я неблагодарная свинья и потому не отвечаю на твой вопрос «Читаешь ли ты Милоша?». Я всё в голове сочиняю длинное благодарственное письмо, потому что не только читаю, а даже конспектирую, т.е. цитаты выписываю.
По-моему, насколько могу судить, перевод замечательный. Совсем не твой, другой голос, ритм, интонация — полное перевоплощение, и притом с живым и свободным дыханием.
Я читаю очень медленно, потому что хочется запоминать и усваивать. И эмоций много вызывает.
Меня подруга спросила — а не скучно Милоша читать? Дело в том, что мне его так интересно читать, как только детективы теперь интересно бывает, а больше уже ничего.
Я знала только «Поэтический трактат», ты когда-то в моем доме читала, лет тридцать назад. И еще стих «Встреча» — про зайца, перебежавшего дорогу (не из Пушкина ли? Декабристский заяц? ) Это было по-английски в программе концерта, потому что была премьера музыки на основе этого зайца.
Так что для меня это абсолютное открытие. Он конечно пишет только про то, что меня интересует. Более того, довольно часто я нахожу свои собственные мысли, и даже почти теми же словами. Это я не с ума сошла. Привожу примеры:
«В умах современных безграмотных история присутствует, но странно спутанной и затуманенной . Мольер становится современником Наполеона, Вольтер — Ленина.»
...двадцатые годы, когда ещё цветного телевизора не было, сливаются у них в умственном тумане с Джорджем Вашингтоном и Нефертити, жившими в древнегреческом Риме вскоре после неандертальцев.
(Это я написала лет двадцать назад по поводу веры американцев в приближающийся конец света, потому что для них все недавно началось.)
«Следовало бы жить по правде, но день за днем и год за годом складываются из уступок неведенью людей, не обладающих нашим опытом»
О прошлом спрашивали все, с большим любопытством, но ответов хотели коротких и понятных, то есть лживых, и это со временем сильно надоело.
Всякому свое, но меня американские его стихи — например «Ода октябрю» — прямо до слёз пробирают. И такое оно индейское, ведь это время года называется индейским летом. Прямо Гайавата бунинский мерещится. И весь конец стиха «Тревога-сон». Про те беженские ощущения, которые так старательно игнорирует жеманный Набоков. Особенно последняя строчка душераздирающая. Я последнее время спрашиваю у своих друзей: ну, и как вы довольны прожитой жизнью перемещенных лиц? И люди прямо на стенку лезут. Довольны, мол, вне всяких сомнений. Не хотят дергаться. Дальше не убежишь.
Еще: Оден «Падение Икара» 1960 г. — это ведь очень похоже на «Campo di Fiori»?
Я даже разыскала «Плененный разум» и прочла. Там такое интересное объяснение того, что я все пыталась понять и называла «стокгольмским синдромом» — почему деятели искусств (включая моё собственное семейство) считали цензуру необходимым элементом профессиональности. Он говорит, что они боялись выпасть из истории. Я это всегда объясняла вульгарнее и без сочувствия. Но он совершенно прав.
Огромное тебе спасибо — и не за подаренный экземпляр, а вообще за существование этой книги. Сильнейшее умственно-эмоционально-культурное событие в моей жизни за долгое время. Мне уже давно так интересно не было.
Целую,
Н.
Н.
