http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/8/d18.html

Д м и т р и й С т р о ц е в. Газета. Стихотворения. Предисловие Андрея Анпилова. М., «Новое литературное обозрение», 2012, 168 стр. («Новая поэзия»).

Новый старый Строцев. Прежнее, несколько нарочитое простодушие и захватывающая заговаривающая экстатичность куда-то делись. Суше, строже, бесстрастнее. И безрадостней. И это понятно: надо же что-то делать и как-то быть с нахлынувшей «газетной» действительностью (верно, еще не существовало сборника стихов с подобным названием — «газета») — с бомжами, алкашами, проститутками, с невинно убиенными и безвинно убивающими, да и с собственным внутренним стариком, которого то берешь на руки, то пытаешься согреть — напрасно.

В «прежнем» Строцеве меня однажды поразила способность легко и органично, «по-детски», отождествляться с Богом-отцом, говорить от Него, или из Его глуби. Сейчас поэт говорит из более нервного, беспокойного, колеблющегося существа Сына — спускающегося, приходящего, тревожащегося. В стихотворении «Дар»: «пил воду / мечтал о вине <…> больше воды / хотел молока <…> как молока / хотел вина…»

Существо Сына противоречиво (отсюда и тревога, его сопровождающая): от «я / все-таки / лучше и чище / чем эти / алкаши и проститутки» до «и я злейший из вас». «Остается настоящее / одно для всех искусство / скорби любви» — разрешается противоречие (в «скорбной любви»). И тогда «жена» — постоянный персонаж и тема («моя жена мой гул мое биение», жена — тишина, «я скажу тебе жена / ты частица и волна», «жена завернута в газету как в простыню», газета — мир, земное пространство) — четвертая составляющая: Земля, София, мать, жена и вдова, как у героини Фаулза.

Но этот новый, явившийся к нищим, алкашам и обреченным на смерть мальчикам, чашу выпивает безропотно и с удовольствием: «выпиваю / пью / напиваюсь <…> выпиваю / выпеваю / пью / пою» — из стихотворения «Чаша». Очень естественно для поэта питие этой чаши с «газетой» отождествляется с пением, да и является пением («пусть летят / в тщету / в дыру / в стихи» — все выпитые, поглощенные, принятые в себя — жертвы).

И все-таки уточним говорящего (поющего и танцующего, ибо без танца тут тоже не обошлось: польки, танго, лявонихи — для Строцева необходимая форма движения), являющегося: полного отождествления со Спасителем не происходит. Тут Его друг («кануть с Богом / кануть с другом / вниз / в мир», «я друга потерял / мой воздух умер»…), наперсник, свидетель, спутник, в любом случае несущий (везущий) Его — с собой, в себе. Перевозчик (переводчик). То говорит от Его лица (полноправный представитель). То обращается (и очень требовательно) к Нему:

услышь маловера…



скажи скажи

я

среди

вас