Стихотворные итоги года По примеру Олега Юрьева тоже собрала стихи - у меня их меньше, "так ведь я и старше, Петька".
и троя не пала
Ольге Мартыновой, Олегу Юрьеву
И не падет. Вовеки устоит.
Покуда жив хотя б один пиит
в подлунном мире. Хоть бы полужив.
Полупоэт. Читатель, что нелжив.
Пока шуршит гексаметры аэд.
Пока Аид — не место наших бед
и наших мук. Покудова метель
не отмела отсюда и отсель
разброшюрованных страницы книг.
Покуда Ипокрены бьет родник
даже из суши наших тощих душ.
Даже из лужи. Из иссохших луж
заледенелых. И Приамов дом
не вымерзает даже подо льдом.
*
Что релевантно — рост ли, вес ли,
французский метр иль русский пуд?
Но эти ежели и если,
это терпение и труд
и эти мысли, мыши в кресле...
И бросишься, как некто, в пруд,
и гусли путь из старой песни
в щебенку, в гравий перетрут.
*
В первый раз мне жалко незаписанных стихов.
Голова была полна не тем, не тем, а бытом —
поиском жилья и набиванием тюков,
плачем о ключах и о стекле разбитом
на гравюре Ясика, о церкви за углом,
перелом ли в моей жизни или же облом,
или просто ничевоки пришли ночевать
на приземистую плоскую японскую кровать?..
MALAKOFF
Во степи стоит курган.
Наш Аника бездыхан.
Малах, которому курган,
Конечно, тоже бездыханен
Был в тот момент, когда врагам
Не отдан был на поруганье,
А был честь-честью погребен,
Как в эту рань средневековья
Еще велось у тех племен
Для лиц военного сословья.
Но много лет тому спустя
Враги кургану угрозили
И свой — не наш трехцветный стяг
В его вершину водрузили.
И в раже враг, и рожа рыжа,
В ладоши бьют и руки жмут,
И жалкий пригород Парижа
С тех пор Малаховкой зовут.
*
Ах где эти бульвары,
гульвары-боливары,
под звяканье ль гитары,
под пенье ли, под пляс.
Остались только свары,
да ссоры, да удары,
дары мои раздарены,
плоды мои разварены,
такого вот компоту
наготовлено у нас.
*
Неудержимо стихоизверженье.
Прорвало сеть,
и рыба на свободу косяком.
Сдеру капкан ли, цепь ли, ожерелье.
Посмею сметь,
и тает застоялый в горле ком.
*
Еду-еду, не свищу,
свистнула б, да не умею.
Скоро-скоро полечу
там, «где небо всех синее».
И опять не просвистать,
разворачивая свиток,
не прочесть и не привстать
над напрасностью попыток.
Самолётик, самолёт,
доберусь ли до конечной,
где свистулька лёд невечный
обратит в текучий мёд.
*
По кругу живешь ты, по кругу,
мой брат и товарищ и друг,
и, взявши подругу под руку,
с ней подруку чертишь ты круг.
Округа ли, округ ли, окрай*,
околица ли, окоём,
окраинный водоём.
И круглые реют кувшинки
над плоской окружностью вод,
и круглое солнце пушинки
на тополе сушит и рвёт.
И вьются пушинки кругами,
как фигуристки на льду,
и кто-то разводит руками
чужую беду.
* польск. okraj (обл.) — край, предел, граница.
*
Знаю, знаю,
слышу, слышу:
голова конька резная
вылезла на крышу.
Еду, еду
в чистом поле,
я к тебе доеду к лету,
братик по недоле.
Головою
коник машет,
а над скошенной травою
польный коник* пляшет.
* польск. konik polny — кузнечик
*
All I have is a voice...
W.H.Auden
Эти места,
где нигде не была я.
Холод холста
на закраине рая.
Ноты с листа
ненаверно играя,
глянешь в окно:
скушно, смешно.
Там в сентябре
ты проехал в телеге,
в пыльной жаре,
позабыв о ночлеге,
а на заре,
очутившись в побеге,
вынул смычок,
вывел крючок.
Это заря
наступает с востока,
шестизарядна,
шестидестиока,
значит, не зря
перестала до срока
скрипочка петь,
половица скрипеть.
*
Нечего — почитать?
Вона, полные полки.
Глядят, как несытые волки:
кто кого будет глотать?
Разумеется, мне
проглоченной быти
и сыграть не во сне
роль волчьей сыти.
Обрушатся,
под собой погребут,
и нет ружьеца,
ни охотника тут,
чтоб живот распороть
и извлечь мое трухло.
Взжёг лампаду Господь,
а лампада взяла и потухла.
*
Анджею Вайде
Божьи мельницы мелют медленно,
а все-таки смелют.
Всё, что было в муки смелено,
всё посмеют
перемесить в это тесто памяти,
которое всходит
над горизонтом, и наши пажити
правду уродят.
*
Молчание бывает музыкой.
Речение бывает шумом.
Но тот ручей в ущелье узеньком
журчит на языке заумном
то главное, невыразимое,
чего не скажешь ни словами,
ни нотами. И то, предзимнее,
как иней между мной и вами.
три стихотворения о дожде
1.
— это ты любишь?
Это без зонтика
губами голубишь?
Эту экзотику
впиваешь в лёгкие,
а верб и вётел
листочки лёгкие
пошатываются,
покачиваются,
и дышат без лица,
и плачут без конца.
2.
Закрой калитку,
не отворяй,
сухую нитку
не оставляй,
не дай в усушку
ни дар, ни дань,
поедешь в Кушку
и в Аристань,
поешь несметных
небесных слёз
и безответных
земных угроз,
угрозы, слёзы,
охапки роз,
дожди ли, грозы
— вот в чем вопрос.
3.
Всего лишь три? Три тысячи
и будущих, и прежних!
Уже сбылись мечты свечи
о тех касаньях нежных
текучих, утоляя жар
и угашая жажду...
Владыка туч кулак разжал,
и больше я не стражду.
*
Где-то, кто-то,
неопределённо.
Что ты косо
смотришь, удивлённо?
Отрок ли, девица,
нечего дивиться,
нечего коситься,
чубчик ли, косица.
Все вы юны, юны, юны,
в головах бряцают струны,
посинение в очах.
Цапля чахла, цапля сохла
— нет-нет-нет, она не сдохла,
стихотворец — тот зачах.
*
Но музыка — и в ухе
глухом она звучит.
И различатся духи,
и добрый дух смолчит,
пока ее ты слушаешь,
и слушаешь, и слушаешь
не потому что уши есть,
а потому что... Нет,
без всяких потому что,
затем что, оттого что.
Как мышку ловит кошка,
так ловят звуки свет.
*
И снова спасибо общественным средствам
передвижения
за то, что везут на свидание с детством
жизнь заржавелую,
за то, что в их ритме звучат перебои
сердцебиения,
за то, что тебя же рифмуют с тобою
— ветр с каравеллою.
*
Я по улицам хожу,
точно крокодила.
Непременно угожу
тоже грызть лоскут.
Просто так стишки пишу,
а не ради дела.
До конца не довожу
этот легкий труд.
Этот легкий ветерок
где-то возле уха.
Там, где легкий матерок
веет из окон.
Где тут запад, где восток,
разбери, старуха.
Вдохновенье ли, восторг,
лишь бы всё не в тон.
Current Music: Шуберт. Соната Арпеджионе