[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]
Thursday, January 21st, 2010
| Time | Event |
| 12:42a | АВРОМ СУЦКЕВЕР (1913-2010) в переводе ВАЛЕРИЯ ШУБИНСКОГО ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif) shubinskiy@ljВоспроизвожу целиком всю запись Валерия. Умер последний из плеяды великих еврейских поэтов, писавших в XX веке на идише. Больше их в обозримом будущем не будет, потому что люди, говорящие сейчас на этом языке, стихов не пишут и не читают. Это очень религиозные люди, и со своей точки зрения они правы. Хозяева языка они, и они пользуются им так, как считают нужным и благочестивым. Но для людей, живущих стихами, это страшный и величественный момент: как будто последний кусок целого континента на наших глазах ушел под воду. Теперь мы видим его сквозь прозрачную водную гладь: неподвижный, недоступный еврейский Китеж. Вот одно стихотворение Суцкевера в моем переводе. ПЕЩЕРА ИЛИИ В тебе, пещера Илии, надежно я укрылся От самого себя, от сна, что надо мною вился. Оставил здесь свои долги (не в силах их платить я) И плоть мою, засученную огненною нитью. В тебе, пещера Илии, лежат в покое ныне Пустые годы, где меня не будет и помине. За временами времена, и — вечность их итожит, В пещере Илии и я найду ее, быть может. Здесь черным с головы до ног я окружен гранитом, Я чую в жилах стук часов, я слышу, как звенит он. Я все моложе: семь, и шесть, и пять минуло лет мне... Ни отзвука, ни звука нет — ведь этот миг последний. Ни отзвука, ни звука нет, ни отсвета, ни света, И красных парусников-дюн в пустыне больше нету, За временами нет времен, дыханья нет, но странно — Неужто помнить и страдать способен бездыханный? И к бездыханному ко мне в последнее жилище Слезинка мамина одна тропу себе отыщет, Чтоб о сыновней попросить Илью-пророка доле: Пусть младшенький живет, живет, и сядет на престоле. И словно облако встает из мрака ей навстречу И облик, зыблясь и дрожа, приемлет человечий, И выдохнет вечерний дождь и запах неба в рот мой — И от дыхания земля через костяк течет мой. Гранит расколот, да и я, расколот, над могилой Стою и мертвый, и живой — я как орел двукрылый. Но крылья единит полет: и ввысь, и вниз, как туча, Орлова тень, и над землей лежит она, гремуча. И я, в пещере Илии на свет рожденный снова, Я у пещеры Илии встречаю солнце снова. Оно в пещере рождено, как я . В его уборе — Слезинка, что не сохнет век: ни в радости, ни в горе. А вот прекрасные переводы Игоря Булатовского. Он перевел целую книгу. http://bulatovsky.livejournal.com/ |
| 4:24p | АНДРЕЙ ПОЛЯКОВ (МОЛИТВА-БОЛИТВА) Пока моя ладонь теплей твоей ладони и месяц в облаках плывёт в полунаклоне и соловей в ветвях по-вавилонски плачет — возьми вот этот стих! — он ничего не значит Да и зачем стихи, когда на небе звёзды когда одет в хрусталь солёно-синий воздух и юноша Зефир, как девушка, смеётся — возьми вот этот стих! — и он ко мне вернётся Вернётся темнотой руки у парапета в симфонии одной вступлением кларнета: я тоже был один — теперь нас будет двое — возьми вот этот стих! — он что-нибудь такое: </i> Нет, не так, говорю... Ну, а как? Как-то криво живу косовато... Помогай, галилейский рыбак! Эй! Вытягивай нашего брата! ( ЕЩЕ ) Из ЖЖ asya_kareva@lj |
| 4:40p | АНДРЕЙ ПОЛЯКОВ Отрывок из поэмы «ВЕСЁЛЫЙ АНДРЕЙ», которая мне приснилась Над ярким холодом реки блестят бутылкой мужики жуки стрекоз в траве сверкают и, раздувая пиджаки по небу ангелы гуляют — но что здесь будет моего? а ничего, а ничего! Я не ищу радости, я ищу непечали... ( еще одно ) Из ЖЖ asya_kareva@lj |
| 5:10p | БОГДАНА ПИНЧЕВСКАЯ greenmara@ljНАБРОСОК-ПОРТРЕТ тут, на обрывках времени, на листочках, на небольших закладках в просторных книжках, ловишь и отпускаешь большие строчки, строчки о том, как тебе тут, в кавычках, где, отвернувшись, видишь кораблик синий, видишь кораблик белый, большую пристань, ангела в снежном городе, — обессилев, тот засыпает, тихий и неказистый; тут, где на белых львах нарисован ветер, россыпи слов, их многоточий, точек, все, что ты мог не говорить о лете, что не сказал после бессонной ночи |
| 5:30p | ОЛЬГА ДЕРНОВА trapezion@ljВпадёшь в маразм — а это река такая. То вверх, то вбок, струится, не возникая. Лишь помни, как стеклянно звенела тара; как стихли ипохондрия, паранойя; как сноп дождя стоял посреди квартала. Как бабушка говорила то «ох», то «Оля», и этого ей хватало. ( еще четыре ) |
| 5:50p | АНДРЕЙ АНПИЛОВ ЗИМНИЙ РУЧЕЙ Усыпало снегом, сморозило льдом. Сугроб человек одолеет с трудом И в поле заблудится, пеший. Вдруг, слышу, поёт. Что за леший? Поёт и поёт, неизвестно как звать. Уж мне голоса ли в округе не знать? И кто там, невидим за елью, Зашёлся таинственной трелью? Прохладно, теплее, ещё горячей... По камешкам льётся январский ручей, Как змейка, извилисто русло Под небом, мерцающим тускло. И долго гляжу, как снежинка, в поток Упав, распускается словно цветок. На зонтике снега попонка — Под ним укрываясь, бредёт между строк Басё, напевает негромко... 13.1.10 Подборка стихов Андрея Анпилова «Одним росчерком света» в «Иерусалимском журнале» (№32, 2009): http://magazines.russ.ru/ier/2009/32/aa |
| 6:10p | ФЕДОР СВАРОВСКИЙ ry_ichi@ljСЛОНЫ ГАННИБАЛА все газеты взрываются новостью: шестнадцать нелегалов-ливийцев пытались перейти границу Швейцарии ночью застиг их буран произошел сход лавины до границы не дотянули утром замерзшие арабы обнаружили себя среди поля огромных глыб серого цвета лавина сдвинула слой ледника обнажив какое-то давнее содержимое недр ледяных ( дальше ) ИМЯ МОРСКОГО СКАТА 1. находясь на лечении в специальном профилактории на Севере Южной Скандинавии монах Товия (в миру Олег Тюлькин) для создания дружественной атмосферы на русском языке с легким украинским акцентом рассказывал навещавшим его знакомым а также больным и медицинскому персоналу как он до пострига работал инструктором подводного плаванья и был внутренне особенно близок с открытым морем живым и мировым океаном ( 2, 3, 4. 5, 6, 7 ) |
| 11:23p | АЛЕКСАНДР КАБАНОВ kabanov-alex@lj* * * * 2010-й год, январь, потерянность вокзала, чему, блаженный идиот, ты улыбаешься устало? Снег, перемешанный с золой и пахнущий копченой воблой, вот человек — внезапно злой, вот человек — внезапно добрый, разрушив собственный дурдом, он выбрался из-под завала, еще не знающий о том, что жизнь его поцеловала — в свирепой нежности своей, как примиряющая сила, он думал, что простился с ней, а жизнь его не отпустила. ( еще два ) |
| 11:42p | ЕЛЕНА КРЮКОВА kriukova@ljМАТЬ Любила, лупила, рожала, хлестала, — устала… Червем и золою, древком и метлою!.. — устала… Сжав зубы подковой, по насту Голгофы!.. — устала… Изюм-сохлый — груди. Карась-дохлый — люди. Устала. Ребенка — в охапку да денежки — в шапку. Не дышим. Под снегом — громады. Все в дырьях — наряды. Век вышел. Весь — вышел: безумный, патлатый, тверезый, поддатый, — чудесный… Я в нем умирала. Меня бинтовали над бездной. Дитя вынимали. Ребро прожигали. Ремнями — вязали. По стеклам — ступнями!.. По углям — стопами!.. Зачем?!.. — не сказали. И вот я, патлата, с дитем, опьяненным Столицей, В кабак, буерак, меж дворцов прибегаю — напиться. Залить пустоту, что пылает, черна и горюча. В широкие двери вплываю угрюмою тучей. На стол, весь заплеванный, мощный кулак водружаю. Седая, живот мой огрузлый, — я Время рожаю. Дитя грудь пустую сосет. Пяткой бьет меня в ребра. На рюмки, как будто на звезды, я щурюсь недобро. За кучу бумажных ошметок мне горе приносят. Огромная лампа горит, как на пытке, допросе. О век мой, кровав. Воблой сгрызла тебя. Весь ты кончен. Всю высосу кость и соленый хребет, ураганом источен. И пью я и пью, пьет меня мой младенец покуда. Я старая мать, я в щеку себя бью, я не верую в чудо. Я знаю, что жить мне осталось негусто, мой Боже: Стакан опрокину — и огненный пот выступает на коже. Узор ледяной. Вон, на окнах такой на кабацких. Узор кровяной. Иероглифы распрей бедняцких. Военная клинопись. Страшные символы-знаки. Их все прочитают: на рынке, на площади, в трюме, в бараке. Наверно больна. И дитенок мой болен. Эй, водки, скорее! По смерти прочтут. По складам. И от слез одуреют. Прочтут, как сидела — до тьмы — в ресторанишке грязном, дешевом, Над хлебом нагнувшись, над шпротой златою, парчовой; Как век мой любила, на рынке его продавала, Как кашу в кастрюле, завертывала его в одеяло; Как мир целовала, как ноги пред ним раздвигала, Как тельце последыша в тряпки любви пеленала; Как, пьяная, скатерть ногтями цепляя, молилась за свечи, Что светят во вьюге живущим и сгибшим — далече, далече; И как, зарыдав, я на стол, залит водкою, грудью упала… Бежала. Рожала. Свистела. Плясала. Бесилась. Молилась! …Устала. Да только дитя как заплачет. В сосок как иссохший вопьется! Ах, больно. Ах, томно. Еще там живое, под левою грудью. Там бьется. ( еще семь ) |
| 11:50p | ВЛАДИМИР НАБОКОВ в переводе с английского ЛЮДМИЛЫ ХЕРСОНСКОЙ pernata_fogel@ljВЕЧЕР РУССКОЙ ПОЭЗИИ …похоже, это наилучший поезд. Мисс Этель Винтер с кафедры английского языка встретит Вас на станции и… Из письма, адресованного приезжему лектору Предмет, что выбран для беседы, тонок, витает всюду: круче берега базальтовые стали, и река вновь говорит по-русски, как ребенок сквозь сон, скороговоркой, наугад. Мой маленький помощник, слайд проворно вставляй в фонарь волшебный и лучом на весь экран высвечивай, повторно, мое ли имя, иль иной фантом славянский. Что ж, благодарю покорно. Свой алфавит под клекот журавлиный грек на холмах, коль вспомнишь ты, писал; и стрелы то в закат, то в ночь метал. А наше небо, запах древесины и меда вкус перекроили дивно и стрелы, и заимствованных птах. Что, Сильвия? «Зачем же о словах мы говорим? Ведь знание важнее». Затем, что звук слит с формой, — вот идея. Все неразрывно: жидкость и сосуд, и мед, и вереск. Радуга есть суть всех линий, и земля кругла, и с нею сам русский стих, и звучность русских гласных подобна писанкам, цветкам атласным, в которых золотистый шмель жужжит, ракушкам, в чьих устах прибой шумит. Еще вопрос? «Закон просодий ваших?» ( дальше ) Еще два перевода: «К переводу “Евгения Онегина”» и «Гостиничный номер» (а также кракое предисловие переводчика): http://magazines.russ.ru/interpoezia/20 |
| 11:53p | ИННА КУЛИШОВА inna-kulishova@ljХотела выйти из поезда и попасть сразу в тот город, где нигде живут все, точнее только те, от которых будешь сильнее духом, но в городе не звезда, а фонари горят, и доступ к воде только в кранах, а должен быть, по идее, в реках, точнее в реке. Из которой возврата нет, но идешь налегке. Ибо — бремя... Хотела выйти из, а попала в... И разломанные половинки ходят, кивают в ответ. Оглядываешься — здесь тоже нет ни меня, ни имени, ни того, кого, и распят совершенно другой образ, в рамках, ранках, и город похож на Саров без серафимов, однако в останках. А должен быть, по беде, в нигде. Ибо — иго... Хотела выйти прямо в объятия («слишком многим»), а попала опять в человека с седой бородой, молодого, красивого, словно списанный с образа на душе, но попала в цель, из которой, как братия из монастыря, или платья с невест, лишь падают. Встать и идти бы, да слово в Слово попадает лишь в Плоти и Духе, где только разрешено понимать: есть радость, которую не отнимет... 10, 15.01.10 |
| 11:56p | lucas_v_leyden@lj Предприятие на вере — Дом в прозрачной прочной сфере В буковом лесу. В платье темном, с видом томным, Ведьма дремлет, за кессоном Прислонив косу. За окошком — двадцать восемь, Птицы с хрустом бьются оземь, Рыбы лижут лед. Под расшитым палантином В жаркой плюшевой гостиной Ведьма кофе пьет. В перстнях лалы и опалы, Рюмка в лапе шестипалой, Вострые края. Флюгер бешено трясется, Гул идет со дна колодца, Булькает земля. В пузыре земного жара Запасает ядом жало, Взматерев, гюрза. Голова на частоколе Скалит рот в немом укоре, Выпучив глаза На овраг, где ковыляли Персонажи Калевалы В снежной кутерьме, Где как слезы коченели Татарва и печенеги В ледяной тюрьме. Свету нету ни на грошик, По цепочке хлебных крошек Не найти следов. Время, створожившись пленкой, Завивается воронкой Между черных льдов. ( еще одно ) |
| 11:59p | МАРИЯ ВАТУТИНА zimina@ljПионерский лагерь «Дружба», На плакате: «Миру — мир». Значит, мир… Молчали уж бы, Как в отряде «Альтаир». В «Альтаире» прошлой ночью Объявили мне бойкот. Показал мне хватку волчью Волчий маленький народ. Всё, что было в жизни после, Несравнимо с ночью той: В темноте загривки пёсьи Шевелились надо мной, Так, без света и полундры, С двух сторон меня держа, Захотели дети хунты Усмирить тебя, душа. И не от того, что мерзость — Всякий суд, а от того, Что меж нами твердь разверзлась, Было мне страшней всего. Что намеренья благие Привели меня в тот ад, Где волчата дорогие В гневе собственном кипят. Спали сладко два вожатых, В снах смотрели мультики. Лютый линч восьмидесятых — так… цветочки, лютики. |
| << Previous Day |
2010/01/21 [Calendar] |
Next Day >> |