ng68's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Wednesday, February 24th, 2010
Time |
Event |
8:24p |
ОЛЕГ ЮРЬЕВ oleg_jurjew@lj. ДАЖЕ БЕНЕДИКТ ЛИВШИЦ  Слева направо: О.Мандельштам, К.Чуковский, Б.Лившиц, Ю.Анненков. Проводы на фронт. 1914 год. Фото Карла Буллы Лившиц больше любил литературу и больше восхищался гениальными поэтами-современниками, чем может себе позволить человек, «строящий успех». Он хотел славы, очень хотел — и всю жизнь о ней думал, но хотел ее «по-честному» — ни за чей счет и без гаерских хитростей. Это же касается и самих его стихов. Почти с самого начала они замечательны по выделке, но что-то в них есть (и почти до конца оставалось), как будто не подпускающее к себе «любовь пространства» и замыкающее слух перед «зовом будущего». По крайней мере, если читать их с самого начала и до самого конца, по ходу времени. Вероятно, причиной и того, и другого является одно и то же — почти религиозная серьезность и ответственность Лившица по отношению и к поэзии в целом, и к каждому написанному им слову в отдельности. Невозможно себе представить, чтобы он написал какое-нибудь слово в стихи, а потом пошел спрашивать знакомых, что оно значит, как было у Мандельштама с «аонидами». Он вообще твердо знал, что значат его слова, считал себя должным знать — и слова его значат твердо и определенно, даже если и «мало понятны — своею очень сложной лексикой и философской нагруженностью» (Кемшис). Невозможно себе представить, чтобы Лившиц не понимал чего-либо в собственном стихотворении — не после его написания, а до и во время! — а великие стихи чаще всего неожиданность прежде всего для своих создателей. Я, конечно, не утверждаю, что для поэтического величия необходима полуграмотность, упаси меня Б-г от такой литинститутчины, десятилетиями порождавшей советских нутряных гениев. Имеется в виду некоторая воздушность, некоторая легкость, некоторое даже легкомыслие, постоянная готовность идти на риск, на неизвестную коннотацию, на самозначение образа, на неконтролируемость этого самозначения — все, что в таком избытке было у Мандельштама и чего, казалось, совсем не было у Бенедикта Лившица. Каждый раз он отчеканивал и отливал стихи до такого состояния, что они сами собой начинали звенеть и гудеть, но слышно это было только тем, кто не только понимал, о чем они, — но и правильно понимал. Его читатель должен был тоже «знать слова». Такой проблемы у Мандельштама никогда не было, каким бы «смысловиком» он себя ни считал. | 8:54p |
МАРИЯ ВАТУТИНА zimina@lj В день зачатья с утра у Марии немеряно дел. То застелет Мария постель, то расстелет постель. По квартире трусит, убирается, гладит, живёт, То погладит Мария живот, то замрет, то споёт. Это химия, химия слова, которым наднесь Пробуравили мозг ей и вставили страшную весть. Разморозит мясное Мария, остудит вино... Всё не просто предсказано, всё уже в яви дано. Кто войдет к ней, уже и неважно Марии совсем. Что за город простерся вокруг: Воркута, Вифлеем... Будет Бог или мальчик, неважно, неважно, нева... Иордан ли, Нева ли... Но все-таки мальчик. Москва. Расторопна Мария, накрыла, сама прибралась. То-то мать говорила: в тебе африканская страсть, То-то сглазила мать: пустоцвет, говорит, пустоцвет. Просит чуда у девы, у старой, на старости лет. У Марии любовный озноб, распалилась, зашлась. Зван любовник сегодня к пяти, жизнь почти удалась. Но какие же всё это мелочи: точный звонок, Скрип незапертой двери, объятия через порог. Что любовник, что хлопоты?! Ласковы наши тела. Всё свершилось, пока поджидала да пряжу пряла.
( еще два ) | 9:02p |
о. СЕРГИЙ КРУГЛОВ kruglov_s_g@lj. ЧИТАЯ ПИСЬМА М.Л.ГАСПАРОВА
Помню, услыхав о его смерти, я написал такое:
МИХАИЛУ ГАСПАРОВУ
Жёлтый, книжный, облетает — Пястью лет — с осины лист. В ветре свиста не хватает: Умер честный атеист.
Внепартиен, необузен, Густоперчен, как центон, Тих, классичен, русск, внеруссен, По-еврейски умер он.
И воскрес, весьма встревожен: Там, средь света и весны, Вдруг узнал, что в Царстве Божьем Переводы не нужны;
Что единым, птичье-смычным, Светозарным языком Хоры ангелов синичьи Распевают там о Том,
Кто — не То, а Тот, Который Есть Искомый, Вся Всего, Переводами из Фора И латынью пел Кого;
И воспрянул к битве снова (С Милым — рай и в неглиже!) Фехтовальщик Бога-Слова: Запись, выписка, туше.
Январь-май 2006
...и вот только сейчас, прочитав его письма (часть его писем Н.Брагинской...), увидел там ТАКИЕ слова:
«Мир иной, вероятно, я представляю себе вроде птичьего рая из элегии Овидия на смерть попугая (переоборудованного для филологов), но это уже неважно».
Меня заколотило... правда...
как оно всё — СМЫКНУТО, СТАКНУТО. Какие — ДВОЙЧАТКИ...
(Мой стих — был написан ДО публикации этих писем...) | 9:06p |
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ aptsvet@lj СЕДЬМАЯ СУДЬБА
о любимой седьмой уцелевшие шесть говорили как снесли кладенцом и в латунном тазу отварили
мы-то шесть увернулись да с краю сестра оплошала и безглазо в сражениях вражий штандарт украшала
раньше проще жилось большинством все вопросы решали если мнения врозь разногласия нам не мешали
если надвое нас разводила упрямая гордость за премудрой седьмой сохранялся решающий голос
нынче сиднем на месте сидим с голодухи опухли и не можем придумать куда нам на север на юг ли
чтобы там огнедышащей жизни испробовать снова в этом мире где всем одиноко и так безголово
так мы четные шесть ни за что пропадаем впустую что пожалуй возьми кладенец и снеси нам шестую
тут я взял узелок и покинул окрестности змея безутешные шесть беспокоить в дальнейшем не смея
чтобы им не мешать в неподвижной от горя вселенной тосковать о любимой седьмой о седьмой незабвенной | 9:08p |
ЮЛИЯ ДРАБКИНА girl_robber@lj Грязный, худой и небритый, в руке папироса, нагло раскинувшись в теле, еще молодом, бес под ребром поселился без всякого спроса — так обживает бродяга пустующий дом. Тесно ему, причиняет мне адскую боль, но как-то терплю и веселые песни пою, словно в театре играя, смеюсь подневольно — бес на себя примеряет улыбку мою. Что тебе надо, зачем мелководную душу рвешь мне, до дна опуская безжалостный трал? Я ведь назло продержусь, я не сдамся, не струшу — черт бы тебя самого поскорее побрал. Впрочем, немного терпенья к пониженным в ранге, к сосланным вниз навсегда из божественных сфер...
Что же мне делать с тобой, провинившийся ангел, мой персональный попутчик, земной люцифер? Бес ты мой, бес... Мы с тобой гордецы, потому-то связаны крепким узлом за спиной рукава, так уж и будет, пока не наступит минута, та, для которой напрасны любые слова. Где-то на улице Шенкин спускаюсь под землю, там, говорили (соврали), проходит метро. Стуку бегущего сердца испуганно внемлю; бес, вырываясь наружу, ломает ребро. | 9:11p |
БОГДАНА ПИНЧЕВСКАЯ greenmara@lj Дивись, у тіні видно навпаки усе, що надто різко ріже світло. Прогулянка уздовж дерев ріки — митна,
бо ти збираєш що лишилось, що складає протилежність звичну коханню, смерті, вітру і дощу, січню.
Дивися, світ наповнений таким свавільним переходом світлотіні, що, що б не стало, бачитимеш в нім іній,
зворотню кожній з видимих прикмет тремтливу злість і непомірну ніжність, записану у тінь, у чорний мед, в зрілість
помірних ліній, в кольорових плям раптовий сон або свавільний хаос, усе, що світ дає спочатку нам, і в старість. | 10:29p |
| 10:37p |
АНДРЕЙ ПОЛЯКОВ РАСТВОРЕНИЕ КАРАМЗИНА
Зачем на мёртвом языке я песенки пою? Не будет русских — буду петь жуку и воробью!
I
Прожектор, желтее, чем листья в таврическом рыщет саду лаская безглазые лица святых комсомольцев в аду
Кто статуи этим героям не вспомнит советский Орфей сжимая в руке перед боем бутылки горючий портвейн
За мёртвое море попойки плесни нам огня, Гераклит чтоб вспомнить какой перестройки прожектор над нами висит
( II-XII ) |
|