На прошлой неделе видел в хорватском посольстве невероятное: Наталья Воробьева - гайдаевская Эллочка-людоедочка - побывала замужем за хорватом, живет в Загребе, зовется Воробева-Хржич и под руководством патриотического поэта Льва Котюкова сочиняет стихи. В психиатрической газете "Московия литературная" перечислен список ее наград: международная премия "Поэзия"; премия "Победа" союза писателей-баталистов и маринистов; почетный диплом "Золотое перо Московии"; медаль "Защитник отечества" общественной организации "Россия православная"; медаль Федеральной службы Российской федерации по контролю за оборотом наркотиков. Последнее, кстати, понятно: в течение вечера я постоянно ловил себя на ощущении "херня какая-то снится", но потом понял, что никогда бы не измыслил такого высококачественного бреда - даже под воздействием соответствующих веществ.

У Воробьевой-Хржич внушительные серьги, порнографическое платье и траченные пергидролем короткие волосы; в принципе, если девицу Собчак состарить лет на тридцать, ввести в соответствующее климактерическое состояние и наградить медалью "Золотое православное перо", получится то же самое.
По субботам в роскошном загребском особняке собираются интеллектуалы и элитарии, и за сочным мясом и хрупкими пирожными обсуждают творческое наследие Николая Рубцова, попутно награждая друг друга золотыми перьями с инкрустацией.
Авторессу чествовали все кому не лень: девяностотрехлетний Михалков прислал депешу "Целую ручки и все остальное"; придурковатый, с головой в виде хэллоуиновской тыквы поэт Витюк брызгал слюной и назло жене кланялся; простой парень Хуха (насколько я понял, посольский охранник), запинаясь, прочел хорватский перевод; но Котюкова никто не затмил. О Котюкове в той самой газете было несколько заметок, мне больше всего понравилось исследование "Трагизм русского бытия в творчестве Льва Котюкова".

В своих двух новых книгах стихотворений Лев Котюков, пожалуй, один из всех современных русских поэтов смог отобразить этот духовный кризис русского народа, его бесприютность и оставленность, "забытость" в этом агрессивном, так называемом цивилизованном мире.
В книгах через духовные муки автора отображены нравственные муки почти трех поколений великого православного народа, выброшенного сегодня чужеродными кромешниками, свистунами и ненавистниками России из давно обжитого ими родного гнезда на холодное пепелище, в беспощадное одиночество, в мертвящее разобщание и тихую смерть "по одиночке".
<...>
Лев Котюков - глубоко социальный поэт, его стихотворная "надмирная философия" всегда опирается на реальную жизнь черных ладоней городских площадей, где мельтешат в смоге одиночества человеческие стада, где:
Идут неуютные люди,
Уходят в себя навсегда.
А под такими емкими, сжатыми, убийственными строками Поэта могли бы подписаться сотни тысяч честных тружеников, участников войны и тружеников тыла, ветеранов труда и военной службы, все те, кто оказались "лишними людьми" в современной олигархически-капиталистической России:
Я лежу под березой -
без зубов и тверезый!..
<...>
Я закрываю новые книги стихотворений Льва Котюкова с радостной благодарностью, на душе у меня светло: слава Богу, я не один на этом свете, я не последний одинокий человек на Земле, оказывается, нас много таких одиноких и отринутых миром, и чтобы нам не пропасть в нем, мы должны быть вместе. Вместе мы - сила, и Тьма нас не одолеет, а значит, мы - непобедимы, а значит, и бессмертны. Я тоже - бессмертен, бессмертна душа моя!
Аминь!

И, конечно,

Процветает пиратство
В эфире телеканала "Культура" 8 апреля 2006 была показана телеверсия спектакля театра "Современник" "Полет черной ласточки, или Эпизоды истории под углом 40 градусов". Это пьеса в стиле "фэнтези" о последнем дне жизни Сталина. К вождю якобы является муза, с которой он венчается, а соратники-заговорщики щьют для него черную шинель со смертоносными пуговицами. Роль Иосифа Сталина играет Игорь Кваша, который и читает со сцены переведенные на русский язык Львом Котюковым стихотворения Иосифа Джугашвили.
При этом ни в информации о спектакле, ни непосредственно до или после спектакля не упоминается имя автора перевода стихов. По сути дела, мы имеем дело с беззастенчивым использованием текстов без разрешения автора перевода.
Описанный случай пиратского использования переводов стихотворений Сталина далеко не единичный. В частности, у Исторического музея (бывший музей В.И. Ленина), а также в местах массового проведения патриотических мероприятий можно видеть, как продаются книги переводов этих стихотворений без указания имени автора переводов.
Все это еще раз подтверждает, что в срочном порядке необходимо при писательских союзах создавать структуру по защите авторских прав писателей России (кстати, может быть это поможет скорейшему вступлению нашей страны в ВТО, ведь главная претензия к нам - пиратство в сфере интеллектуальной собственности).
(Авторскую пунктуацию и стилистику сохраняю.)

Кстати, аффектированный трагизмом русского бытия, Лев Котюков бил смертным боем своего сына Костю, о чем до сих пор вспоминают выпускники Литинститута 2003 года (на том же курсе учился Данила Файзов - организатор поэтических мероприятий в "Пирогах"):

Как-то раз на семинар по Современной (или как было означено в расписании "Текущей") русской литературе заглянула институтская уборщица - маленькая такая женщина со смешными кудряшками на голове. Думаю, многие из учившихся со мной в одно время ее помнят. Она села на последнем ряду и стала слушать рассказ Сергея Романовича Федякина. С нами на семинаре занимался Костя Котюков - сын видного поэта Льва Котюкова. Костя внимательно взглянул на появившуюся уборщицу и громко сказал: "А что она здесь делает?". На вопрос Федякина, чему он так удивлен, Константин ответил: "Но она же уборщица!".
Вообще, с Костей связано очень много историй. Его мало кто любил и воспринимал серьезно. Психически нездоровый, по всей видимости, с самого детства, он был весьма эксцентричен и непредсказуем. Большинство сокурсников относились к нему нейтрально, лишь потихоньку посмеиваясь над его проделками, некоторые в открытую не любили его и всячески пытались обидеть и унизить. Не буду называть имен. Я сам первые года два относился к нему с некоторым презрением, а потом привык к нему. Несмотря ни на что, в Косте можно было порой найти интересного собеседника. Одна беда - слишком он был болтлив и часто назойлив.
Как-то раз во время летней сессии на первом курсе мы сидели у фонтана на Тверском бульваре и пили пиво, отмечая сдачу экзамена по ИДЦ (История Древних Цивилизаций). Костя в тот раз не сдал и очень переживал из-за этого - особенно потому, что боялся наказания со стороны отца. Вдруг, завидев вдалеке И. Гвоздеву, которой он не сдал экзамен, он буквально подскочил: "Я ее сейчас убью!", - и было бросился в ее сторону, но я его придержал. Он все рвался: "Убью!", а я не пускал. Пить ему нельзя было - от пары глотков пива он становился совершенно невменяемым.
Была еще история, о которой он с гордостью рассказывал. Он рассказал паре приятелей, а они разнесли чуть ли не по всему институту. Курсе на четвертом он встречался с М. Брыкаловой, учившейся курсом младше. Однажды она пригласила его к себе на ночь в общежитие. Что уж у них там было, я не знаю, знаю одно (Костя мне потом потдвердил) - когда он вернулся утром домой, отец избил его за то, что Костя так внезапно исчез. А может, Костя рассказал, где был и что делал, и получилил тумаков за это. Кто знает.