|
Опубликовано в news.nswap.info. Вы можете оставить комментарий здесь или в Правых Новостях. 
Андрей Сухорада появился в бункере – штабе Национал-большевистской партии – ноябрьским вечером 2003 года. С ним была девочка, Марина. Они назвались братом и сестрой. Маринка удивительно похожа на Романа Савченко – ещё одного «партизана». Может, она его сестра. А может – она БЫЛА его сестрой.
Андрей – высокий, худощавый. В светло-голубых джинсах, бомбере, сине-бело-красном шарфе-«розе» с надписью «Россия» и чёрной шапке с надписью «Lonsdale» – в то время одежду этой фирмы носили многие скины, это была своеобразная визитная карточка. Почему? Потому что в названии можно выделить буквы NS – National Socialism.
Марина – примерно 160 см, совсем ребёнок, худенькая, голубоглазая, русоволосая. В лёгкой черной демисезонной курточке «на рыбьем меху». В осенних туфлях. В темно-синих джинсах и обычной шапке. Маринка совсем не красилась, только всё время мазала губы гигиенической помадой.
Андрей был молчалив. Говорил мало, предпочитал слушать. Внимательный взгляд голубых глаз исподлобья. И олимпийское спокойствие: за всё время пребывания в бункере – почти за 4 месяца – никто никогда не видел Андрея раздражённым, орущим, недовольным, спорящим. Он спокойно делал всё, что поручали.
У Андрея была книга Дмитрия Нестерова «Скины. Русь пробуждается». Эта книга, не считая того, что на них было надето, составляло всё их имущество.
Маринка была более контактной. Свободно владела русским матерным. Активно общалась с нацболами. Часто возмущалась. И потихоньку из неё просачивались сведения о них обоих.
Вряд ли Маринка и Андрей на самом деле были двоюродным братом и сестрой. Они спали на одной кровати, обнявшись не очень по-братски. И хотя Андрей никогда ни одним движением или словом не выдал отсутствия кровных уз, что-то такое чувствовалось.
Их привёл Эдик Сырников – человек-понт. Он встретил ребят на Красной площади, вошёл в положение, и, поскольку домой к себе взять не мог, – у него не было СВОЕГО дома, отвёл в бункер. Они попали в НБП как раз в период, когда люди были очень нужны – нацболов нанял для проведения своей предвыборной кампании В. И. Алкснис. Несколько сотен, а то и тысяч предвыборных листовок были наклеены на стены, щиты и доски объявлений Андреем Сухорада. Несколько тысяч газет разбросаны по почтовым ящикам… Эти двое внесли свою лепту в победу Алксниса на выборах в Госдуму 7 декабря 2003 года.
Гардероб нацболов, как правило, состоял из одного-двух нарядов. Как правило, эти наряды – те, в которых они приехали. Яков Алкснис, видя, что «работники» мёрзнут в лёгких курточках, привёз ворох старой, но добротной, а главное – тёплой одежды. Андрей запретил Маринке одевать эти шмотки. Не знаю почему.
В бункере было предусмотрено одноразовое питание – ужин. Обычно, несколько партийцев участвовало в приготовлении ужина. И к моменту готовности еды, большинство обитателей сбегалось за стол. Андрей никогда не нёсся за стол как дикое голодное животное, даже после тяжёлого трудового дня. Хотя есть хотел, наверное, также сильно, как и все остальные.
Когда выборы закончились, привлечённые для участия в предвыборной кампании партийцы стали разъезжаться по домам: в «мирное время» невыгодно было кормить лишние рты. В «мирное время» в бункере начинался процесс «изгнания нахлебников».
Андрей с Маринкой стали «лишними». Одним из самых активных их недоброжелателей был Шамазов – человек, сдавший бункер. Если бы Шамазов не открыл 5 марта 2004 года двери ментам, бункер на Фрунзенской, возможно, до сих пор был бы в руках нацболов. Шамазов придумал систему «Кто что сегодня сделал для партии». Напротив имён Андрея и Маринки, которые убирали бункер, чуть ли не каждый день ездили на продажу газеты и отправки, Шамазов несколько дней подряд ставил плюсик напротив отметки «Хуй сосал(а)», то бишь «ничего не делал(а)». Плюс кто-то настучал на Андрея: рассказали, что он ходит «шизить» со скинами.
И было забыто, что Андрей одним из первых сориентировался и дал отпор анархистам, напавшим на штаб как-то вечером. И что ребята – самые дисциплинированные партийцы. Они единственные не мнили себя охренеть каким крутыми, пройдя через несколько акций, побывав в отделении милиции, и т.д. и т.п. Маринка болела, температурила, очень сильно кашляла. Все знали, что им некуда идти. Но никто, кроме Макса Громова не замолвил за них словечка.
Они несколько дней ночевали по подъездам. Маринке стало хуже. Макс уговорил Анатолия Тишина разрешить им вернуться. А потом Макс и сам впал в немилость – за попытку изнасилования Лиры Гуськовой. И Андрей с Маринкой снова были изгнаны.
Маринка успела подружиться с Лирой, которая дала им ключи от своей комнаты в общаге. Жизнь в общаге МГУ была самым спокойным периодом в жизни ребят. А потом их каким-то образом вычислил консьерж. И им пришлось вернуться в бункер.
А потом наступило 3 марта 2004 года. На этот день был запланирован захват общественной приёмной партии «Единая Россия» на ст.метро Проспект Мира. Андрей и Маринка, как и другие обитатели бункера, не могли не участвовать в акции.
План был такой: перекрыть двери, заковав себя наручниками. Ключа от наручников не было, но для надёжности, замок надо было залить клеем. Маринка блокировала дверь изнутри, Андрей должен был приковаться к решётке на окне снаружи.
Маринка переживала – у неё не было никаких документов. К тому же ей на тот момент исполнилось всего 14 лет. Ей пообещали, что роль её «мамы» сыграет родственница Анатолия Тишина, как в тот раз, когда всех находившихся в бункере загребли «для выяснения личности» в ОВД «Хамовники». Андрей внешне был невозмутим.
Вечером перед захватом, Маринка сказала, что скоро они «поднимут нормально денег» и уедут домой. Источник финансов остался в тайне.
Захват прошёл как по нотам – стремительно ворвались, заковались, заклеили. Приехала милиция. Андрей, который знал, что ему нельзя попадаться, скинул наручник, и воспользовавшись суматохой ушёл. С Маринки наручник сдёргивал один из охранников приёмной. Он так зверски дёргал за руку, что страшно было смотреть – казалось, хрупкое запястье сейчас сломается. А поскольку скованы были попарно, страдала также и соседка. Какая-то тропиканка с красной помадой руководила действиями, приговаривая: «Тяни сильнее, смотри какая худая рука, ща вылезет».
Рука не хотела вылазить. Спасло руку от перелома появление мужика с ножовкой по металлу, который всех разогнал и перепилил наручник посередине. Потом, как обычно – отделение милиции, выяснение личностей. Обычно при массовых арестах нацболов сажали в комнату, где по утрам проходят планёрки. В этот раз развели по разным комнатам – надо было спиливать наручники. Маринку тоже куда-то увели.
Что с ней стало – никто не знает. Говорят, она умерла по дороге. Надеюсь, это не так. И больше её никто не видел. Потом Оля Зайка поднимала вопрос о необходимости загнать ей передачку. Маринка на тот момент два месяца как стала девушкой. Ей нужны были гигиенические средства. Передачку Оля делала на свои деньги. Маринку поместили в спецприёмник «до выяснения личности». Дальше, она должна была этапом ехать на историческую родину.
Андрей жил у друзей-скинов. Работал в тату-салоне на Никольской – ходил по Никольской улице с надетым рекламным щитом. Когда мы разговаривали в последний раз, он сказал:
- Надо скорее зарабатывать деньги и ехать домой. Если Маринка вернётся одна и без денег – хана ей.
Какая-то механически неживая получилась у меня история. Андрей… Я его немного боялась. Внимательный, проникающий в глубину души взгляд. Человек дела. Мало говорил – много делал. Никогда не врал. Отмалчивался – да. Врать – не врал. Сложно было понять, что творится в его голове. Маринку он любил очень. Заботился как мог. Жалел, успокаивал. Хотя это её идея была приехать в Москву. Ни разу ни в чём не упрекнул. Не наорал. Хорошо ориентировался в ситуации. Быстро принимал решения. Был необычайно рассудителен для 16 лет.
Маринку он не бросил, кем бы она ему не была. Вряд ли он виновен в приписываемых убийствах. Как у любого идеалиста, цель у него была гораздо более возвышенной и масштабной.
Инга фон Кремер
rus-obr.ru | 
