|
Опубликовано в news.nswap.info. Вы можете оставить комментарий здесь или в Правых Новостях. Аргументы, которыми прикрываются интересы капиталистов, могут содержать изрядное количество «левых» фраз. Сколько угодно: лишь бы только убедить трудящихся поддержать «родное» государство и «национальный» капитал против «внешней угрозы». Сплотиться во имя величия Родины, смириться со стабильной эксплуатацией в страхе перед сверхэксплуатацией, как советует видный китайский «новый левый» Хань Дэцян. С поправкой на национальный колорит и масштаб «левые патриоты» до смешного похожи – в Китае и России, Беларуси или Молдове… Ау Лун Ю – рабочий активист и антиглобалистский деятель из Гонконга анализирует «левые» националистические тенденции в Поднебесной Народной Империи. Это сокращённый вариант его статьи «Китай: вызов глобализма и националистическая реакция».
«Антиглобалистское движение» вновь оказалось в центре внимания всего мира в период с 11 по 18 декабря 2005 года, когда корейские фермеры пошли на штурм полицейских заслонов в Гонконге в знак протеста против 6-го совещания ВТО на уровне министров. В разгаре той боевой недели количество протестующих доходило до 7000. Местное население Гонконга было представлено скромнее: не более чем 2000 человек. Куда как поразительнее должно было оказаться то, что материковая часть Китая откликнулась даже слабее. Это был первый случай, когда крупное «антиглобалистское» мероприятие состоялось у порога материкового Китая. Южная Корея с населением 50 млн. человек направила в Гонконг 1600 протестующих. Между тем, китайские активисты были представлены лишь жалкой кучкой, и среди них, наверняка, не было никого из сельских районов, при том, что население Китая достигло 1,3 миллиарда человек. Почему так – неужели Китай играет незначительную роль в эпоху глобализации? Очевидно, нет. Сегодня общеизвестно, что Китай стал одним из крупнейших мировых импортеров и экспортеров, и первейшим среди стран-получателей ПИИ (прямых иностранных инвестиций). Он также является крупным игроком в продвижении к свободной торговле. Но вопреки надеждам и расчётам многих азиатских неправительственных организаций, на последнем совещании ВТО на уровне министров Китай объединил усилия с Индией и Бразилией, чтобы добиться сделки с США и ЕС, успешно завершив и тем самым спася от повторной неудачи этот раунд переговоров в Дохе.
Китайская Народная Республика выступает за агрессивную фритредерскую и коммерческую политику с одной стороны, и сокрушает железным кулаком любые формы автономной организации и социального сопротивления неолиберализму – с другой. Репрессивный режим в целом, и, в частности, запрет на создание независимых профсоюзов, на забастовки и демонстрации, помог Китаю превратиться в потогонную мастерскую мира – огромный двигатель глобальной гонки на выживание и тем самым стать крупнейшим торговым партнером США. То же самое, по иронии судьбы, подготовило почву для роста националистической реакции на глобализацию.
Несмотря на то, что «антиглобалистское» движение, под которым понимается низовое выступление масс против неолиберализма, не существует в материковом Китае в настоящее время, оно, безусловно, будет расти в среднесрочной перспективе, по той простой причине, что полная реинтеграция Китая в мировую капиталистическую систему приводит к постоянному росту недовольства. После более чем 20 лет стремительного роста за счет трудящихся масс, в последние годы мы стали свидетелями постоянного развития спонтанного социального сопротивления натиску приватизации, эксплуатации и безработицы. В 2007 году, когда подойдёт к концу переходный период для вступления в ВТО, Китаю придется открыть почти все свои рынки. Даже если китайская отечественная промышленность и сельское хозяйство смогут в конечном итоге выжить и испытать значительный подъём, всё же предстоит пора ещё более значительной реструктуризации и кризиса. В итоге Китай в настоящее время вступает в новый период кризиса. И потому скорее уместен вопрос о направленности будущего сопротивления, чем о том, не исчезнет ли оно само по себе.
Несмотря на запрет общественных движений, в течение последних 10 лет среди интеллектуалов велись жаркие споры о глобализации. Так что в широком смысле слова «антиглобалистское» движение существует уже более чем десять лет, если под ним понимать теоретические дебаты. В то время как «новые либералы» приветствовали глобализацию, так называемые «новые левые» возражали против неё. Итоги дискуссии будут иметь значительное влияние на будущий курс Китая и общественное противостояние глобализации в нём. Цель настоящего очерка в том, чтобы рассмотреть эту дискуссию, указать, что подъём национализма является самым большим испытанием для левых, а также изучить сильные и слабые стороны аргументации «новых левых».
Националистический вариант антиглобализма
Корпоративная глобализация оказалась чрезвычайно успешной в снижении заработной платы и урезании социального обеспечения рабочих во всём мире. Глобализация как таковая должна была вызвать, и вызвала сопротивление с зарождением так называемого «антиглобалистского движения». Движение это крайне неоднородно, но интернационалистические устремления в нём весьма заметны.
К сказанному выше, однако, следует добавить, что в антиглобалистском дискурсе присутствуют националистические настроения и даже ультраправые идеи.
Рэй Кили отметил, что «один из самых известных демагогов в Соединенных Штатах, Пэт Бьюкенен, осудил глобализацию за то, что она ведёт к сокращению рабочих мест в промышленности, подрыву национального суверенитета, росту иммиграции, и движению к глобальному социализму, который воплощается в таких учреждениях, как МВФ и Всемирный банк … … Эта апелляция к традиционализму также является общим местом в критике глобализации справа для индуистского национализма в Индии, исламистского национализма в странах Ближнего Востока и Азии, а также возрождающегося фашизма в Европе. Поэтому правый национализм предлагается «народу» и нации в качестве защитной реакции на угрозы глобализации».
Джерард Гринфилд в своем эссе «Бандунг возвращается: Антиглобалистский национализм в Юго-Восточной Азии» выражает глубокую озабоченность по поводу роста азиатского национализма: «Несмотря на то, что мобилизация масс, имевшая место в связи с азиатским экономическим кризисом 1997-1998 гг., расширила базу антиглобалистского движения, революционный потенциал этих протестов и их ограниченность, остаются предметом дискуссий среди активистов. Эти движения прежде всего показали господство национализма в качестве основной черты народного недовольства глобализацией, независимо от того, понимают её прежде всего с либеральной точки зрения, как корпоративную глобализацию или с более радикальной точки зрения, как капиталистическую глобализацию или империализм. В широком политическом спектре МВФ стал восприниматься как символ и источник несправедливости и социальных бедствий, обусловленных кризисом и его последствиями».
«Стремление разработать независимую стратегию в виде набора правильных политических решений, не принимая во внимание структурную власть и интересы капитала, представляет собой неустранимый порок (тайского) «Проекта Перспектив». Поскольку капитал вообще включён в анализ, то последний основывается на противопоставлении иностранного и национального, из-за чего национальный капитал становится практически синонимом нации…Одним из самых замечательных причин прихода к власти в 2001 году партии Таи Рак Таи, была её способность привлечь в свои ряды видных деятелей из неправительственных организаций и общественных движений…Наличие таких широких политических союзов позволили Таи Рак Таи направить националистические настроения на осуществление всеобъемлющего политического проекта, цель которого – в радикальной реорганизации государства, призванного лучше служить интересам «прогрессивных капиталистов»».
Сегодня на объединённом мировом рынке крупные и даже средние капиталы участвуют в глобальной конкуренции. Из этого следует, что термин «национальный капитал», понимаемый как нечто отдельное от иностранного капитала и противостоящее ему, более чем когда-либо вводит в заблуждение. Если левые активисты и рабочее движение встанут в одни ряды с национальным капиталом против глобализации, возглавляемой «западным империализмом», может оказаться, что рабочие будет лишь помогать национальному капиталу ещё более утвердить логику глобализации, пусть в другом её варианте, который может быть немного более благоприятным для нужд «национального капитала». Таким образом, националистическая реакция на глобализацию обязательно подчиняет трудящихся интересам правящей элиты в борьбе за высшие «национальные» интересы, зачастую фиктивные.
Китайский национализм и «новые левые»
По результатам жарких споров о «подъеме Китая», мы также можем судить о росте китайского национализма. Хотя старый китайский национализм в период 1840-1949 был в значительной степени закономерной реакцией на иностранную агрессию и народное стремление к национальной независимости, «новый китайский национализм» совершенно другой.
Первым известным китайским националистом в 1990-х годах стал Хэ Синь, которому разрешили печатать антизападные книги в начале девяностых, на фоне последствий Тяньаньмэньского разгона и последующих санкций, введенных западными державами. Не так интересна сама националистическая реакция Хэ Синя на враждебность Запада в то время, а скорее то, как мало дискуссий вызвала его книга. Даже после того, как американцами в нейтральных водах было задержано и обыскано китайское судно «Млечный Путь», общественный протест был слаб. Когда в 1996 году националист Ван Сяодун опубликовал книгу «Китай может сказать нет», направленную против США как главного врага, почувствовалось некоторое брожение, но скоро все успокоилось. До мая 1999 года, когда США нанесли бомбовый удар по посольству Китая в Югославии, вызвав массовые антиамериканские протесты, нельзя было определённо утверждать, что национализм возвращается.
Я бы назвал его «новым китайским национализмом». Он является реакцией правящей элиты и значимой части интеллигенции на внутренние и внешние проблемы, возникающие в ходе реинтеграции в глобальный капитализм, а также выступает за модернизацию Китая посредством укрепления однопартийного государства. Конечная цель нового китайского национализма – воссоздание славы в прошлом великой Китайской Империи, и , соответственно, пропаганда «подъема Китая». В этой цели нет ничего прогрессивного.
Чжэн Юннянь из Национального университета Сингапура, в своей книге «Глобализация и государственные преобразования в Китае» утверждает, что возрождение национализма вытекает из новых потребностей КПК: «После эпохи Мао поиск политической легитимности пришёл на смену внешней угрозе и стал основным фактором, лежащим в основе возрождения китайского национализма. Иными словами, основные источники национализма после эпохи Мао скорее внутренние, а не внешние».
В другом месте он проясняет, что имеется в виду под «поиском политической легитимности»: «Национализм был использован Коммунистической партией Китая в ответ на упадок маоистской веры, и он готов стать новой перспективой идеологии КПК».
Концепция Чжэна Юнняня, противопоставляющая внутренние и внешние факторы, не вполне удовлетворительна. Однако его утверждение о том, что КПК нужен национализм как новый источник легитимности, верно. Вместо перспективы мирового коммунизма с Китаем, играющим в нём ведущую роль (концепция, которая устарела в начале 1980-х), проект построения великой китайской нации и восстановления лидирующих позиций, какие она имела до 1840, кажется более осуществимым. Кроме того, в интересах однопартийного государства переориентировать народное недовольство, вроде, например, демократического движения 1989 года, на внешних врагов. Таким образом, КПК начала менять курс по вопросу о национализме, и на практике, поощрять его новое пробуждение. Прежняя позиция КПК заключалась в осуждении национализма как «буржуазной точки зрения о нациях». По сути, элемент национализма в определённых пределах всегда присутствовал в политике партии в отношении этнических меньшинств, в народном просвещении и культурной программе, однако эти элементы преподносились как патриотизм. Тем не менее, откровенный национализм не одобрялся, не говоря уж о возможности открытой публикации националистической писанины. Эта политика стала меняться в 1980-х годах, когда КПК постепенно перешла к полномасштабному вступлению в глобальный капитализм.
КПК может ослабить контроль над частью экономики для частного бизнеса и иностранного капитала, даже в финансовом секторе, но она не собирается ослаблять контроль над производством и распространением информации, потому что не хочет поступиться властью над тем, что и как люди думают. Поскольку, в основном, все издательства, средства массовой информации, а также кинокомпании и т.п. все еще находятся в руках государства, и не были затронуты большой волной приватизации, то всё разрешаемое или запрещаемое КПК в публичной сфере, имеет огромное влияние на формирование «общественного мнения» и ход дискуссий. Ни одна книга не издаётся, ни один фильм не снимается без предварительного одобрения Партии. Именно в этом мнения или «вкусы» государства приобретают решающее значение. Все голоса диссидентов подвергаются жёсткой цензуре – демократические воззвания, защита трудящихся, и даже мягкая критика политики в отношении окружающей среды… Напротив, Партия позволяет производство и широкое распространение националистических материалов во всех областях. За последние десять лет одна за другой выходили книги и телепрограммы, прославляющие великих императоров прошлого, пропагандирующие китайский шовинизм и антизападные идеи, а то и попросту социальный дарвинизм и фашизм. В период между 2004 и 2006 годами, государственное издательство отпечатало 900.000 экземпляров романа «Волчий тотем», который рассказывает историю о жестоких и доблестных волках-монголах. Опасаясь, что читатели, могут не понять его, автор написал длинное пояснение, чтобы рассказать читателям о своём замысле. По его словам, китайцы должны учиться у волков-монголов, чтобы выжить в джунглях глобализации, что китайская цивилизация была столь велика только потому, что она на протяжении тысяч лет переняла культуру волков, которым поклонялись северные кочевники, и которая помогала элитам сохранять великую империю. Это откровенный социальный дарвинизм и китайское мессианство. Хотя эта книга была опубликована за личный счёт, КПК не может отрицать своей доли ответственности за неё, не может оправдаться, сославшись на принцип свободы слова, ибо нет такого понятия в Китае.
В 1980-х годов, среди тем телепередач и книг зачастую преобладало глубокое чувство национальной неполноценности, страх оказаться на обочине глобальной конкуренции, и стремление к общественным реформам. Настроение резко изменилось с середины 1990-х годов, когда КПК уверилась в том, что Запад не сможет устоять перед искушением огромного китайского рынка, а западные правительства и капиталисты готовы простить разгон 1989 года, с тем чтобы получить долю этого рынка. Тот факт, что Китаю удалось избежать несчастной судьбы Советского Союза, и в отличие от него прийти к высоким темпам роста, еще больше укрепил самоуверенность КПК. Именно на этом фоне с середины 1990-х годов наблюдается изменение тона «общественного мнения», телевизионных программ, журналов и книг, и т.д. Место чувства национальной неполноценности заступило национальное самосознание и готовность к восстановлению былой славы Срединного Царства. В 1999 году бомбардировка китайского посольства американцами вновь напомнила КПК и простым китайцам, что США, в конце концов, не являются надежным партнером, и ощущение внешней угрозы подлило масла в огонь националистических чувств. Это также совпало с периодом интенсивных переговоров с США о присоединении Китая к ВТО, в котором США принуждали Китай к большим уступкам, чем те, что требовались от большинства развивающихся стран. Кроме того, иностранный капитал начал быструю скупку китайских компаний, что многие рассматривали как угрозу экономической безопасности Китая.
Националисты и «новые левые»
Как мы видели, Чжэн считает, что «основные источники национализма после эпохи Мао внутренние, а не внешние». Этот вопрос горячо обсуждался между «новыми либералами» и «новыми левыми». Под понятием «новые либералы» мы понимаем китайских либералов и неолибералов. Объединение этих двух групп в рамках одной и той же категории отражает тот факт, что в китайском контексте их трудно различить. Ведь и на Западе разделительная линия между ними была размыта, а в Китае мы можем наблюдать таких либералов как Ю Цзе, исполненных энтузиазма в отношении приватизации, ВТО, увольнения работников государственного сектора, – либералов, которые мало что сохранили из либеральных ценностей прогрессивного характера.
Среди «новых левых», согласно утверждению Дэйла Вэня, ученого, приглашенного в США, а также одного из «новых левых», могут быть люди «от социал-демократов до «экономических националистов» и маоистов». Новые либералы склонны думать, что злейший враг Китая – это собственные устаревшие институты, в то время как глобализация является воплощением основной тенденции модернизации и цивилизации. Таким образом, величайшим бедствием для Китая было бы остановиться на полпути в направлении полной интеграции с ней. Итак, вина за рост национализма возлагается на национальные институты. Замечание Чжэна вторит тому, что новые либералы отстаивали в своих спорах с «новыми левыми». Между тем, Новая Левая, или, по крайней мере, те, кто в основном говорит от её лица, пытается утверждать противоположное. Если что-то в Китае делается неправильно, то виной тому внешние враги, а именно глобализация и империализм. Если видные «новые левые» и выдвигают обвинения в адрес КПК, то они заключаются в том, что КПК слишком мягко действует в борьбе с внешними неприятелями. В противопоставлении рынка и государства, иностранного и национального, Запада и Востока, либералы, как правило, ратуют за первую сторону, в то время как «новые левые» – за вторую.
Термин «новые левые» может навести некитайских читателей на мысль расценить их в духе «Новой Левой» 1960-х гг. Однако между ними нет никаких идеологических связей. Китайская «Новая Левая» – это термин, используемый для отличия от «старой левой» или консерваторов – закоренелых сталинистов. «Новая Левая» в противоположность «старой» весьма разносортна. Люди, считающиеся «новыми левыми», во многом различаются между собой. Их главная общая платформа – критика глобализации, рынка, приватизации и либеральной демократии. Меньше согласия среди них по поводу альтернативы либеральному или неолиберальному дискурсам. Общей может быть позиция в подчёркивании роли однопартийного государства, ценности коллективизма, важности сохранения целостности полиэтнического китайского государства, более самостоятельного пути экономического развития, а также ссылки на маоистское наследие, хотя не каждый из «новых левых» поддерживает всё из вышеперечисленного.
Основные представители «новой левой» проявляют жёсткую охранительную тенденцию и поддерживают однопартийное государство ещё со времён после репрессий Тяньаньмэнь, хотя в то время термин «новые левые» ещё не появился. В то время как «новые либералы» приветствовали распад Советского Союза, «новых левые» считают его катастрофой, роком, которого Китай должен постараться избежать любой ценой. По сути, их озабоченность тем, чтобы сохранить нерушимым полиэтническое китайское государство – с ханьцами в качестве этнической доминанты – настолько велика, что, можно сказать, она является их главной заботой, оставляя позади все другие ценности, будь то демократия или равенство. Их скептицизм в отношении неолиберализма и либеральной демократии, в основном обусловлен беспокойством о «стабильности», которой, как им видится, угрожают рыночные реформы, присоединение к ВТО, проведение парламентских выборов и т.д. – все это нежелательно, потому что может привести к разрушению китайского государства. На самом деле эта цепочка рассуждений отражает хорошо известное в своё время утверждение правительства Дэна и Цзяна: Стабильность превыше всего! Это заявление является ответом на любые расчёты на реабилитацию движения 1989 года, или на демократические выборы, или на свободу слова. Очевидно, то, что первые «новые левые» просто были союзниками властей. Первые известные «новые левые», стоящие упоминания, это Ван Шаогуан и Ху Аньган. В то время как либералы считают, что сфера государства должна сокращаться, с тем, чтобы облегчить рост рыночной экономики, Ху и Ван утверждают обратное. В 1993 году ими опубликовано «Исследование потенциала китайского государства», в котором они утверждают, что сильное государство необходимо для рыночных реформ.
Слияние «новых левых» и националистов
В конце 1990-х призывы «новой левой» стали оказывать гораздо большее воздействие одновременно с ростом тревоги по всей стране в самый разгар «внешних» угроз. Подошёл новый этап открытия Китая миру. Страх, что Китайская национальная промышленность не выдержит прямой конкуренции на внутреннем рынке, казался вполне обоснованным. В 2003 году на иностранные компании приходится 31 процент всего промышленного производства в Китае по сравнению с 9,5 процента в 1992 году. Рост доли рынка иностранного капитала за счет государственных предприятий (ГП), а также огромное давление с целью реструктуризации ГП в целях поддержания их конкурентоспособности после вступления Китая в ВТО привели к увольнению 40 миллионов работников ГП. ТНК и ВТО как агенты глобализации стали многими рассматриваться в качестве «внешней угрозы» экономической безопасности Китая, и в известной степени это наблюдение содержит зерно истины.
Заслуга «новых левых» в том, что они сыграли свою роль самых первых критиков «новых либералов» в этот новый период, поскольку в противном случае доминирования последних, возможно, было бы еще более выраженным. Два значительных ученых: Хань Дэцян и Ян Фан стали наиболее известными представителями «новых левых» на рубеже веков. Они обстоятельно писали работы против глобализации и вступления Китая в ВТО. В 2000 году Хан опубликовал книгу «Катастрофа – мировая западня и реалистичный выбор Китая». Он называет большие надежды, распространённые среди китайцев, на вступление в ВТО и на предполагаемую эффективность рынка «рыночным романтизмом». В противоположность уверениям «новых либералов», присоединение Китая к ВТО на нынешних условиях только поставит под угрозу недоразвитую национальную промышленность. Он отметил, что: «Следствие глобализации – это быстрый захват высокодоходных отраслей китайской экономики иностранным капиталом и импортными товарами. Некоторые из них уже полностью подчинены иностранному капиталу. ГП и другие (отечественные компании) лишаются источников прибыли, сообщается об убытках, долги растут, фирмы находятся на грани банкротства, а реальный уровень безработицы резко возрастает. Все это создаёт серьезную угрозу для перспектив улучшения жизни народа и социальной стабильности».
Вместо «рыночного романтизма» Хань предлагает концепцию «рыночного реализма», который считает скорее протекционизм, а не свободную торговлю, необходимой мерой для развивающихся стран. В книге он никогда не выступает против вступления Китая в ВТО в принципе, а лишь считает, что уступки, на которые согласился Китай, заходят слишком далеко. Он только отстаивает лучшие условия для вступления, которые бы позволили лучше защитить рынок Китая, и в то же время дали ему возможность захватить большую долю мирового рынка. Возникает вопрос: каким образом достичь этого? Его ответ: «Рыночный реализм» требует, чтобы мы могли воплотить в жизнь наши высшие интересы, и трезвого понимания, что рынок – это война конкурентов. Под руководством «рыночного реализма», вся наша недоразвитая промышленность будет объединена и сформирует единый блок под эгидой государства, а затем вступит в конкуренцию на мировом рынке, поведёт затяжную борьбу слабых против сильных, и в конечном итоге приведёт к подлинному возвышению Китая».
«Когда мы в конечном счете победим в этой экономической войне, Китай не только будет развиваться в полном соответствии с режимом ВТО, но даже станет способным доминировать в ней».
Ханева критика глобализации и ВТО, по сути, то, что сама ВТО как мать посоветовала бы дитяти. Им не отвергается корпоративная глобализация как таковая, но отстаивается китайский её вариант, в котором предполагается более сильный элемент протекционизма, но который, по сути, является лишь другим путём для интеграции Китая в мировой капитализм, отличного от первого пути, диктуемого США и ЕС. Вместо американизации всего мира Хан желает его китаизации.
Чжэн считал, что «новые либералы выражают интересы недавно разбогатевшего класса, в то время как новые левые выражают интересы рабочих и крестьян».
Мнение Чжэна о либералах правильно, но он кардинально заблуждается в отношении «новых левых», если иметь в виду их главных представителей. В действительности, как честно признался Хань Дэцян на семинаре НГО, проведенном в ходе 6-го совещания ВТО на уровне министров
«Новые левые не стоят на позиции рабочих и крестьян. Наша основная забота заключается в том, чтобы избежать катастрофы. Мы надеемся, на корректировку (государственной политики). Мы пользуемся широчайшей поддержкой среди среднего и высшего ранга (государственных служащих). В глазах рабочих и крестьян мы можем казаться цепными псами капиталистов. Мы не желаем нестабильности. Мы реформисты».
Позднее Хань написал статью с дальнейшим объяснением: «Новое руководство Центрального правительства уже заметило проблему (увеличивающегося разрыва между богатыми и бедными, безработицы и т.д.). Именно поэтому они выступают за устойчивое развитие, гармоничное общество, отдельные нововведения и т.д. На их идеи в определенной степени повлияли новые левые».
«Что касается вопроса о том, «должны ли мы что-нибудь сделать для рабочих?», отвечу, что я больше озабочен социальными кризисами и приближением катастрофы. Моя позиция может расцениваться рабочими и крестьянами как позиция «цепного пса капиталистов». Моё предложение состоит в том, чтобы заменить сверхэксплуатацию стабильной эксплуатацией».
Понятно, что нужно принимать во внимание тот факт, что все китайские участники споров не могут свободно выражать своё мнение по причине цензуры . Тем не менее, правда то, что даже в условиях той же цензуры имеется несколько «новых левых», искренних маоистов и левых в широком смысле, кто не поддался национализму и охранительству. Ван Хуэй, еще один видный ученый среди «новых левых», в своей критике глобализации проявляет мало национализма, а его подчёркивание активной роли рабочего движения в социальных переменах – это редкое явление среди «новых левых». Куан Синьнян, который считается маоистом, во многих отношениях остается верным изначальной критической позиции КПК по отношению к национализму и даже в некоторой степени переходит её рамки: «Национализм представляет собой разновидность буржуазной идеологии. По сути он представляет собой тип мировоззрения, используемый для подавления классового сознания пролетариата и социалистической идеологии. Одна из важнейших причин распада Советского Союза – это ограничения, налагаемые концепцией «социализма в одной стране», что ведёт к идеологическому вырождению социалистического мировоззрения в националистическое, и, в конечном итоге к его превращению в «социал-империализм». … Если в Китае просто поддержат национализм в качестве альтернативной идеологии, Китай не будет в состоянии разрешить внутренние классовые антагонизмов, а также конфликты между национальными государствами, наоборот, национализм лишь послужит усилению этих конфликтов. Это стало бы трагедией не только для Китая, но и для всего мира».
К сожалению, эти голоса слишком слабы, кроме того, эти «новые левые» по-видимому избегают прямой дискуссии с националистами. Что отнюдь не случайно, потому что эти важнейшие представители «новых левых» слишком разномастны, чтобы дать эффективный отпор националистам.
В заключение скажем, что существуют веские основания ожидать в Китае всё более мощной реакции на неолиберализм и корпоративную глобализацию в ближайшие годы. В этом отношении мы настроены оптимистично. Однако однопартийное государство с помощью националистов – таких как Хань – в значительной степени перенаправило реакцию в русло националистического и охранительского дискурса. Если движение снизу повернуть в этом направлении, оно подогреет китайский национализм. Само собой разумеется, что настоящие левые могут предпринять что-то, а не просто сидеть и ждать, наблюдая дальнейшие события. Неотложная задача левых заключается во всесторонней критике охранительской и националистическй традиции, глубоко укоренившейся в Китае, и однопартийного государства. Если иной мир необходим, он должен обеспечивать индивидуальные права, политическую и экономическую демократию, и, в первую очередь, интернационализм в качестве своей центральной ценности. Это также предполагает преодоление обоих дискурсов – как неолиберального, так и левонационалистического. |
