Дневник. Тетрадь №3. 1986-87 год. Мрожек. Эмигранты
Следующая тетрадка пошла.
Замечательный этот спектакль был полуподпольным, как и пьеса Мрожека, официально не переведенная. Хотя спектакль и пьеса не были запрещенными. Его играли, насколько я помню, во всяких клубах, но только не на официальных площадках. То есть, он был разрешен, но не полностью, не до конца. В общем, типичная перестроечная межеумочность и промежуточность.
Я пришел устраиваться на работу в "Неделю" с рецензией на эту постановку. Это был другой текст, хотя и написанный на основе изложенных ниже впечатлений. Но напечатать рецензию не удалось. И вовсе не потому, что она была какая-то не такая, просто смотреть спектакль уже было можно, а писать о нем в газете - еще нельзя.
Так всё и было. В отличие от одного непорядочного субъекта, работавшего тогда в "Неделе" редактором отдела и унизившего себя ложью, я сейчас ничего не придумываю. Пишу, что помню и как помню, разве что могу ошибаться в незначительных деталях

22 мая 1986 года
"Эмигранты" Мрожека в исполнении двух артистов МХАТа - очень сильный и цельный спектакль. Хорошая пьеса, хорошие актеры., точно и оптимально по драматургии поставлено М. Мокеевым.
Пьеса не антикоммунистическая, но отношение к социалистическому режиму Польши (и не только Польши) определенное - отрицательное.
Но Мрожек пишет не об этом, он ставит вопросы шире, глубже, размышляет о человеке, о свободе и рабстве, и в выводах тотально пессимистичен.
Два эмигранта ютятся в каком-то подвале. Один - интеллектуал, высокомерный и аристократичный - Р. Козак. Второй - простой рабочий, приехал на заработки в капстрану, хитрый, плутоватый, скупой - А. Феклистов.
Интеллектуал третирует рабочего, высмеивает его, называет животным, обрушивает град научных оскорбительных терминов. Работяга малоприятен, прижимист, наивен, немного хитер. Интеллиго, умный, образованный человек, еще более омерзителен, хотя ясно это становится не сразу.
Первый вопрос, возникающий у зрителя: почему эти два человека живут вместе? Рабочему это выгодно, другой его подкармливает, платит за квартиру. Но зачем интеллектуал терпит своего сожителя, коего презирает?
Сначала может показаться, что из гуманности, но в ходе действия становится ясно, что о гуманности эти люди не имеют представления.
Важен фактор. что они, столь разные, но оба одинаково чужие, а потому свои в чужой стране. Но теперь я прихожу к выводу, что пьеса не об этом.

Истина в том, что как это ни ужасно, политический эмигрант, свободолюбец, диссидент с восторгом вивисектора или концлагерного врача ставит опыты и эксперименты на своем сожителе. Он для него типичный раб, экземпляр, модель, живой пример.
Он изучает, наблюдает, фиксирует и считает себя свободным человеком, имеющим право смотреть на свысока на людей, лояльных соцлагерю, на темных, необразованных пролетариев.
Но этот темный тип тоже не слишком прост. Выясняется это, когда они начинают выпивать в честь нового года. До этого были утомительные, бессмысленные скандалы, ссоры, дрязги по мелочам, свойственные двум малознакомым людям, надолго сведенным вместе.
Но за столом, за выпивкой проясняется сущность этих людей и тема, волнующая автора. У актеров открываются вторые, третьи планы, парадоксальные подтексты, и интенсивность, напряженность действия чуть ли не на уровне "Серсо".
Вот один интересный аспект. Интеллектуал воспринимает свою родину, как тюрьму, для его соседа она тюрьмой не является, следовательно, в него въелась рабская психология.
Но интеллектуал не мог творить в родной тюрьме и так же бесплоден и не может творить в другой стране, относительно свободной.

Очень важный тезис Мрожека - человек не может быть свободным, нет свободного общества, свобода - это лишь мечта и иллюзия, независимо от социального уклада.
Но и раб, даже прирожденный раб способен на порыв из рабства. Интеллектуал последовательно доводит его до умоисступления, хотя это потом.
В застольной беседе рабочий раскрывается, он не понимает сперва, зачем его сосед с ним живет, а когда узнает про эксперимент, что интеллектуал якобы пишет книгу о таких рабах, то сражает одним словом: он говорит, что может в любой момент вернуться домой, а его сожитель, как политический изгой, не может, и вообще тот здесь чужой и никому не нужен, а его, работягу, ждет семья.
Тогда интеллектуал, задетый за живое, приступает к изощренной психологической пытке. Он логически убеждает соседа, что тот, в алчной погоне за деньгами, никогда не вернется, и они будут жить вместе.
За этим стоит (у Козака это есть) и трагическое осознание одиночества, и стремление всеми силами удержать рядом с собой соотечественника.
И в этом стремлении всё бесчеловечно. Интеллектуал играет чувствами соседа, тот, хоть и забитый, но человек! И, доведенный до отчаянгия, он начинает рвать в мелкие клочки заработанные деньги, опровергая все доводы философа-диссидента. Затем он хочет вешаться, и его ученый сосел наблюдает, фиксирует, не мешает и не ведает сочувствия.

Из двух более неприятен холодный интеллектуал, чем хироватый, но глубоко несчастный работяга, лишенный отпусков и удовольствий, тоскующий по семье и способный изречь мудрую мысль или задать вопрос, который мучил Шопенгауэра: для чего я живу?
Именно он рассуждает о власти, о государстве, раскрывая важнейшую грань, затрагивая аспект проблемы свободы, волнующей Мрожека.
Перед властью люди равны, хам и интеллектуал, а для нашего аристократа это ненавистно, он, в сущности, анархист, его проповедь свободы абстрактна, безжизненна и бесчеловечна.
И, в сущности, он - раб, ибо обреченно прикован к подвалу и своему соседу, который свободнее его в каком-то смысле, ибо может вернуться в родную страну.
Порочный круг, нет никакого выхода.
Финал - на минорной ноте, но просветленный. Усталые и пьяные, эмигранты засыпают, и интеллектуал бормочет неясные слова о свободном обществе, к которому человечество стремится, но не может достичь.
В этом звучит глухая тоска по совершенству, все-таки свойственная холодному скептику. Почему люди не могут ыбть свободны?
Мрак поглощает комнату, спящих людей, весь мир. В этом мраке - логическое завершение мыслей Мрожека.

Сцена из спектакля

Интересный случай гипер-гипертекста. Я сфотографировал фото 1986 года. Это я за рабочим столом в "Неделе", а над моим столом висит фото Ромы Козака и Феклистова в спектакле "Эмигранты", которое сделал Артур Рикельман, светлая ему память. Он фотографировал спектакль тогда, когда я еще надеялся напечатать рецензию на него


Дневник советской поры. О времени и о себе
Из дневников времен СССР. 1978 год
Из тетрадки советских времен. Литературное
Мои замечания о русском театре. 1979 - 1981
И снова дневник. 1983 год
Дневник. Продолжение. 1983-86 год