| 5:33p |
Последние бои в варшавском гетто (9) Май 1943 Рубеж в 45 тысяч
- Две цифры: пять и сорок пять тысяч, они навсегда связаны друг с другом - сказал как-то раз Штрооп. Я знал, что он верит в магию чисел и любит число пять, но не понимал, где в этой ситуации связь между любимой им пятёркой и сорока пятью тысячми. Когда я спросил его, в чём именно дело, Штрооп ответил:
- Число захваченных нами евреев с первого дня восстания до пятого мая 1943 года составило ровно сорок пять тысяч. Макс Иезуитер, который каждый день заносил в специальную тетрадь общее число уничтоженных и захваченных евреев, В этот день за несколько минут до полуночи вбежал ко мне в кабинет на Уяздовских аллеях 23 и в возбуждении начал рапортовать о наших достижениях.Но Иезуитер обращался ко мне слишком доверительно и рапортовал не по форме без соблюдения субординации. Мне пришлось его отругать, заставить выйти, снова войти и рапортовать по уставу согласно распорядку внутренней службы. Он закрывает за собой дверь, я кричу "Войдите!" и он рапортует просто великолепно. Весь вытянут в струнку, голова поднята, руки по швам галифе. Просит разрешения обратиться с донесением по важному вопросу. Я приказываю ему подойти к столу, а стол у меня был большой, блестящий, не захламлённый бумагами. Иезуитер с гордостью подаёт мне сводку с бухгалтерскими подсчётами. Читаю. Говорю: "Отлично, Иезуитер! Сорок пять тысяч. Хорошее число, Достойное древних германцев - пять раз по девять и три нуля. Рейхсфюрер СС будет доволен".
- Я позволяю Иезуитеру сесть в кресло. Угощаю его сигарой. Надеваю монокль. Ещё раз внимательно анализирую данные. Из них следует, что в последние часы того же пятого мая общее число захваченных в гетто евреев составило сорок пять тысяч с небольшим, а именно 45159 человек.
- Я говорю обо всех евреях, то есть о тех, которых нам удалось захватить живьём, и о тех еврейских трупах, которые у нас была возможность посчитать. Наша статистика не учитывала самоубийц и тех евреев, трупы которых было трудно извлечь, то есть оставшихся под развалинами, засыпанных, сгоревших в пылавших зданиях, уничтоженных при ликвидации бункеров или в канализационных каналах. В бункеры после боя мы обычно вообще не входили. Ведь там могли находиться растяжки, мины-сюрпризы или ловушки, которые могли действовать даже после смерти повстанцев. Один раз во время осмотра захваченного бункера взорвалась бомба замедленного действия. Смотрите, Мочарский - вот они какие, жиды бывают. Даже после смерти желают отомстить!
Тут он внезапно замолчал. Я едва удержался. А Штрооп тем временем продолжил обоснование своего приказа, который запрещал эсэсовцам входить в бункеры:
- Я не хотел подвергать моих солдат опасности из-за огня или газа. Часто после открытия бункера мы при помощи огнемётов закидывали внутрь дымовые шашки. Но сами мы туда не входили. (Конечно, я говорю о боевых точках, а не о жилых бункерах), потому мы и не включали трупы из бункеров в списки вражеских потерь.
- А как протекала работа ваших "ночных партизан"? - спросил однажды Шильке. Его вообще это очень интересовало, потому что немцы редко прибегали к этой форме боевых действий.
- Мои люди в этом деле были, конечно,не самыми хитрыми и не самыми ловкими - ответил Штрооп. - Они поднимали слишком большой шум, и им было трудно застать евреев врасплох. Поэтому такая работа поначалу приносила мало реальных эффектов. Чтобы дать им возможность двигаться бесшумно, Я велел эсэсовцам из ночных патрулей оборачивать сапоги тряпками, а потом эти тряпки приматывать. Само собой обмотки должны были быть зачернёнными. Несмотря на то, что мы постоянно улучшали методы партизанской войны, нам не удалось прекратить ночных вылазок евреев. Ну перебили мы их немного. Я точно не помню, сколько, но мне кажется, что примерно по тридцать каждую ночь. Но и у нас также были потери. Несколько тяжело и несколько легкораненых. Один эсэсовец получил пулю в живот. Мы сейчас же вывезли его самолётом в Sudetenland, но там в госпитале бедняга умер. Примерно так и было каждый день с этими ночными операциями, так что евреи - а они лучше нас ориентировались в этих условиях- упорно продолжали выполнять в темноте свои задания по налаживанию связи, снабжения и проводить боевые вылазки.
- А ведь я всегда говорил,что мы, немцы, неспособны к партизанской войне, - громко заметил Шильке. Через минуту, пользуясь тем, что Штрооп готовил посуду к обеду (уже было слышно, как вертухаи вносят котёл с баландой в соседнюю камеру), Шильке шепнул мне:
- А вы заметили, что господин генерал уже не рассказывает сказок о малых потерях?
Я кивнул головой. Штрооп резко обернулся и подозрительно посмотрел на нас так, как будто он подозревал сговор между мной и Шильке.
После обеда, вздремнув немного, Штрооп вернулся к рассказу о боях 5 мая 1943.
- Не думайте, что темп Большой Акции начал снижаться, как раз наоборот. Евреев было меньше, это очевидно, но они становились всё более отчаянными и опасными для нас из-за своего упорного сопротивления и упрямого упорства. Я знал, что именна сейчас начинается главная фаза операции, что с каждый час мы вот-вот можем столкнуться с их элитой, отборными повстанцами, со штабными бункерами и охраняющей их жидовской лейбгвардией. Согласно нашим разведданным...
- ... скорее не данным, а допущениям и предчувствиям - прервал я его.
- Вы частично правы, герр Мочарский, но разведку мы также проводили, хотя она и не могла быть полной. Мы уже знали, в каких кварталах домов (целых и сожжённых)находятся главные узлы сопротивления повстанцев. Вы думайте, что не было оттуда одиночных выстрелов - редких, но метких? Что не было бомб, мин, бутылок с бензином, гранат, моментально появлявшихся еврейских подростков, которых подначивали на бой проклятые "Haluzzenmadeln"? Ох! Положение наше всё ещё было тяжёлым. Евреи находились и в тылу первой линии нашего фронта. То и дело мои отряды, прочёсывая какие-то уже зачищенные участки гетто, должны были снова ввязываться в открытый бой, ликвидировать не обнаруженные перед этим бункеры, взламывать их бронированную скорлупу. А кроме того в так называемом малом гетто ещё находились немецкие склады, хоть, правда, и небольшие, но работали на них одни евреи. Эти рабочие с улицы Простой ведь тоже не хотели добровольно являться на место сбора. Убегали. Забивались в разнообразные дыры. Они редко когда оборонялись. Но в конце концов мы их переловили, как ловят раков в мешок во всей этой путанице ходов у берега ручья. Иезуитер тогда насчитал три тысячи человек, а на следующий день мы снова вылущили из лабиринтов на улице Простой около трёхсот евреев. |