О киниках. В храме Двенадцати Апостолов царил полумрак. Символические плиты с именами галилейских странников темнели, уходя вглубь, словно камни мощеной римской дороги. У тринадцатой плиты, на которой по-латински и по-гречески было написано «Флавий Валерий Аврелий Константин», стояли трое – двое свободных, в дорогих плащах, и один раб в шерстяной тунике.
- Поправь лампаду, и пойдем дальше, Трофим, - сказал рослый молодой человек. – Еще надо успеть к Пантолеону. Теперь недолго разрешено базилику держать открытой.
- Погодите, господин Филагрий, пусть хоть погорит при нас маленько… вот, и ладан надо бы возжечь, - раздался знакомый лидийский говорок Трофима.
- Ладан мы купили Пантолеону, - ответил молодой хирург.
- А покойному императору, божественному Константину? – заспорил Трофим. – Нет уж, вы с господином Каллистом как хотите, но раз уж мы пошли к святыням за хозяина молиться, то надо делать все, как полагается.
- К Исиде надо бы сходить, - проронил вдруг молчавший Каллист.
-Надо бы! – поддержал его Филагрий. – Но для этого надо из столицы ехать в Смирну или Эфес… хотя маленький исидейон есть в Потамее.
- Лучше в Александрию, - вздохнул Каллист.
- Ах, барин, вижу я, что если бы вы могли, пешком за хозяина к матери Исиде в Александрию бы пошли! – всплеснул руками Трофим. – Да и я тож.
Ладан на надгробной плите Константина Флавия поднимался вверх легкими, прозрачными кольцами. Невесть откуда проникший луч света радостно засиял через тонкую ароматную дымку.
- Хороший знак, - улыбнулся Филагрий.
- Император-то, божественный Константин, в полдень умер, - добавил Трофим. – Он теперь такой же у христиан герой, как ихний Иисус.
- Прекрати говорить глупости, Трофим! – неожиданно разозлился Каллист.
- Раз я глупости говорю, что вы тогда со мной по святым местам решили ходить? – ответил невозмутимо раб Кесария. – А то, что в Новом Риме святыни есть только христианские, с этим ничего не поделаешь – божественный Константин жаловал веру христианскую, и город нарочно такой построил, без храмов священных…
- Статуи Диоскуров еще есть, - вспомнил Филагрий. – Пойдем потом к ним, после Пантолеона?
- Статуи Диоскуров? – пожал плечами Каллист. – Да это просто статуи, городское украшение, ничего божественного. Было бы больше времени – съездили бы в Пергам к Асклепию…
Он вспомнил Иасона и добавил:
- Впрочем, асклепейон есть неподалеку от Нового Рима. Я думаю, там и статуя Исиды есть. Надо будет собраться и съездить, жертвы принести.
- Главное, чтобы Кесарий врач не узнал, что мы за него жертвы приносим, - заметил Филагрий.
- Он не против того, что Трофим за него приносит.
- То – Трофим, а то – мы.
- Да, ты прав, Филагрий, - согласился Каллист. – Но я действительно очень беспокоюсь за него. Все эти речи императора о том, что он не будет гнать христиан, подобно тому, как христиане гнали язычников, кажутся мне…
Филагрий предупреждающе сжал его руку. Рядом с ними незаметно за время разговора, словно из-под плит, выросла фигура девушки, закутанной, подобно весталке, в покрывало с головы до ног.
- Сейчас сюда придет император Юлиан, - шепотом сказала девушка. – Не думаю, что вы поможете Кесарию врачу тем, что Гелиодром застанет вас у могилы его дяди-христианина.
Дымка ладана на время то открывала, то закрывала лицо девушки. Каллист узнал в ней Лампадион, певицу-рабыню Митродора.
Она поняла это и слегка улыбнулась ему – печально, как всегда.
- Исидейон есть сразу на том берегу, Каллист-врач, - добавила она шепотом, а потом сказала совсем неслышно – он прочел по ее губам: – Я тоже хожу молиться туда, за него.
Но вторая группа людей, показавшаяся в светлом, как небо, проеме входа, между двух белых колонн, заставила врачей, Лампадион и раба со всех ног броситься в темную глубину храма. Каллист, споткнувшись о надгробие, с шумом упал, и все его спутники в страхе остановились, пригнувшись, а Лампадион опустилась на колени.
Юлиан и его малочисленная свита не заметили ничего необычного. Они остановились и ждали, пока рабы императора не поставят переносной походный жертвенник.
Далее: