Sunday, February 13th, 2011

Time	Event
3:20p	Вертеп дезертиров.Смоленск.1812г.     "Дорога, по которой я шёл, была из рук юн плоха; я так сильно утомился, пройдя по ней немного, что пожалел, зачем отважился идти туда один. Я уже собирался повернуть назад и отложить до завтра свои поиски Гранжье, как вдруг услышал шаги и, обернувшись, увидал позади себя какого-то субъекта, как потом оказалось, баденского солдата: он нёс на плечах бочонок, вероятно с водкой, по моим догадкам. Я окликнул его — он не отвечал; я хотел пойти за ним следом — он ускорил шаг; я — за ним. Он стал спускаться по довольно крутому склону; я хотел сделать то же, но мои ноги оказались не такими устойчивыми; я упал и, скатившись сверху до низу,в одно время с ним угодил в дверь подвала, которая отворилась под напором моего тела, так что я очутился внутри раньше солдата.     Не успел я очнуться и узнать, где я нахожусь, как меня вывели из моего оторопелого состояния крики на разных языках: кричала целая ватага каких то людей, валявшихся на соломе вокруг огня; тут были французы, немцы, итальянцы, известные у нас за отъявленных грабителей и воров; в походе они постоянно шли кучкой, впереди армии, боясь встретить неприятеля и сражаться, всегда поспевали первые в жилища, попадающиеся на дороге, и устраивались бивуаками отдельно от других. Когда армия, страшно утомлённая, приходила на место стоянки, они выходили из своих укромных тайников, бродили вокруг бивуаков, забирали себе лошадей и чемоданы офицеров и выступали в путь спозаранку, за несколько часов до всей колонны — и это повторялось изо дня в день. Словом, это была одна из тех шаек, которые образовались с первых же дней, когда начались сильные морозы, погубившие нас. Впоследствии эти шайки ещё размножились.      Ошеломлённый своим падением, я не успел подняться, как из глубины подвала вышел какой-то человек и зажёг пучок соломы, чтобы разглядеть меня: в потёмках, по моему костюму, а в особенности благодаря медвежьей шкуре, нельзя было разобрать, к какому полку я принадлежу. Но заметив императорский орёл на моём кивере, он воскликнул дерзко: «Ага! Императорская гвардия! Вон его!» Другие подхватили: «Вон, выгнать его, вон!» Оглушённый, но не испуганный их криками, я поднялся и попросил их, если уж благодаря случайности, или вернее счастью, я попал к ним, оставить меня по крайней мере хоть до утра — тогда я удалюсь. Но человек, закричавший первым, по-видимому, начальник, так как имел на боку полуэспадрон, который он кичливо выставлял на показ, повторил ещё раз, что меня надо выгнать; остальные завопили хором: «Вон! Вон!» Один немец подошёл ко мне и хотел было схватить меня, но я так толкнул его в грудь, что он отлетел на людей, лежавших вокруг костра; я взялся за рукоятку сабли — ружьё моё осталось у входа, когда я покатился с горки. Человек с полуэспадроном зааплодировал моей расправе с немцем, собиравшимся вытолкать меня, и сказал ему, что не подобает немчуре, кочану капусты, налагать руки на француза.     Увидав, что человек с полуэспадроном взял мою сторону, я объявил, что решил остаться здесь до утра и что скорее готов дать себя убить, чем замёрзнуть на дороге. Какая-то женщина — их было там две — хотела вступиться за меня, но ей приказали молчать, и это приказание сопровождалось бранью и грязными ругательствами; тогда начальник опять приказал мне убраться, говоря, что я должен его избавить от неприятности выводить меня; конечно, если он вмешается то это будет живо исполнено, и он пошлёт меня ночевать к моему полку. Я спросил его, почему же он сам с товарищами не находится со своими полками? Он отвечал, что это не моё дело, он не обязан отдавать ответа, он у себя дома, а я не могу ночевать у них, потому что стесняю их, так как они должны отправиться в город по делам и воспользоваться беспорядком и отсутствием надзора за обозом, чтобы поживиться добычей. Я просил, как милости, позволения остаться ещё немного, чтобы погреться и поправить обувь, потом я уйду Человек с полуэспадроном изъявил согласие с условием,— что я удалюсь через полчаса. Он поручил барабанщику, по-видимому, своему адъютанту, привести этот приказ в исполнение.Желая воспользоваться немногим оставшимся у меня временем, я осведомился, не может ли кто продать мне немного продовольствия, а в особенности водки. «Кабы у нас что было, отвечали мне, мы оставили бы себе!» Между тем бочонок, который тащил баденский солдат, вероятно был с водкой; я слышал, как солдат говорил на своём наречии, что он отнял его у полковой маркитантки, спрятавшей бочонок, когда армия прибыла в город. Из его слов я понял, что этот солдат здесь новенький, он был из гарнизона и только со вчерашнего дня пристал к этим людям, решившись, подобно им, вести партизанскую войну, гоняясь за добычей.     Между тем бочонок, который тащил баденский солдат, вероятно был с водкой; я слышал, как солдат говорил на своём наречии, что он отнял его у полковой маркитантки, спрятавшей бочонок, когда армия прибыла в город. Из его слов я понял, что этот солдат здесь новенький, он был из гарнизона и только со вчерашнего дня пристал к этим людям, решившись, подобно им, вести партизанскую войну, гоняясь за добычей.     Из советов, данных мне этой женщиной, я убедился, что не ошибся в своих догадках; действительно, я попал в настоящий разбойничий притон. Поэтому я не стал ждать, чтобы мне велели удалиться; я встал и, делая вид, будто ищу местечка, где бы улечься, приблизился к двери, открыл её и вышел. Меня стали звать назад, говоря, что я могу остаться до утра и выспаться. Но не отвечая им ни слова, я поднял своё ружьё, валявшееся у дверей, и стал искать выхода, но не мог найти. Тогда, опасаясь, чтобы мне долго не пришлось оставаться в этом положении, я собирался постучать в дверь подвала, чтобы мне указали дорогу; вдруг оттуда вышел баденский солдат, вероятно, посмотреть, не пора ли пуститься на экскурсию за добычей. Я попросил его объяснить мне, как пробраться в предместье. Он знаком велел мне идти за ним следом, и, пройдя мимо нескольких развалившихся домов, стал подыматься по каким-то лестницам. Я шёл за ним; когда мы вышли на вал и на дорогу, он начал кружить, под предлогом направить меня куда надо, но я понял, что это делается для того, чтобы я потерял следы подвала. А между тем я, напротив, хотел его запомнить, вернуться на другое утро с несколькими людьми и освободить женщину, просившую у меня помощи, а также разузнать, откуда у этих молодцов взялись чемоданы, которые я заметил в глубине проклятого подвала."   - из воспоминаний Андриена Бургоня сержанта гренадер-фузилерного полка Императорской Гвардии Наполеона   (2 Comments | Comment on this)
9:18p	Прохоровка 1943-й.     "Это был сумасшедший фейерверк! Пулеметы вели огонь короткими очередями. Октавой выше слышались автоматы. Противотанковые ружья били в литавры, а танковые пушки и самоходная артиллерия - в турецкий барабан. К грохочущему концерту стали подмешиваться фальшивые тона, ослаблен но-глухие, больше похожие на эхо. Я навострил уши. Глаза лихорадочно шарили по местности. Это тоже танковые пушки, только русские! Конечно же, иван послал не только пехоту против немецких «Тигров». Они показались на правом склоне перед позицией Пауля. Внезапно, хотя их ждали, по непросматриваемой местности им удалось подъехать необычайно близко. Т -34!    Один «Тигр» повесил хобот. В его левом борту зияла дыра. Башню охватили языки пламени, словно факел. Т -34 на полном газу неслись к «Тиграм» спереди слева. Первые «Тигры» дернули гусеницами и повернули. Один задымился, но продолжал еще стрелять. И первый Т -34 исчез в разлетающемся серо-черном облаке. Иваны мчались на полном ходу, чтобы не дать «Тиграм» воспользоваться преимуществом в дальности стрельбы и бронировании. Они мчались решительно, упрямо, ожесточенно. Масса против качества. Каждый попавший снаряд на сравнительно малом расстоянии проходил сквозь стальные стены, словно гвоздь через фанеру. И местность помогала русским. «Спокойно, любитель спорта, спокойно. Оставь танки и следи за пехотой! Но мы лежим неправильно! До этого, при первом обстреле, скрытая позиция была хороша, но сейчас?» Холмики, на которых Петер и Пауль залегли со своими пулеметами, идеальны для обороны. Возвышенности - главные пункты.    Стрелков в лощине очень много: "Значит, встать и вперед!» На бегу я что-то кричал. И я видел, что Эрнст тоже побежал .С возвышенности гренадеры увидели два разрушенных крестьянских дома. Для хутора - много, для деревни - мало. Руины лежали на возвышенности и были исходной позицией для атаки русской пехоты. Слева от обломков хат дымила дюжина подбитых танков Т -34. Перед ними стояло несколько подбитых «Тигров». Еще два стояли непосредственно у развалин и ждали новой атаки. Между Паулем и Петером на позицию вышли два станковых пулемета. И когда они открыли огонь, гренадеры с холмов перешли в контратаку. Они хорошо продвинулись до двух подбитых «Тигров». Я задыхался. Эрнст' сплюнул, выругался и показал на танк, стоявший ближе к хатам. За его кормой лежал танкист и махал обеими руками. В руинах домов поднимали пыль падающие снаряды. Станковые пулеметы стреляли не переставая.   - К танку! - крикнул Эрнст. ОНи побежали под свист пуль.ОНи побежали под свист пуль. Танкист, обгоревший дочерна, как суданский негр, улыбнулся им, вращая глазами: - Я уже думал, что вы не придете! - Что случилось? - спросил Эрнст. - Нашего старшенького задело. Лежит впереди у гусеницы. - Да, а почему ты не прополз вперед и не помог ему? Танкист блеснул зубами: - Потому что потому. Его штанина на левом бедре была разорвана. Повязка на нем грязная, темноокрашенная. Метрах в двадцати перед «Тигром» взлетел столб пыли.  Сильно при гнувшись, они потащили стонущего от танка, и успели вовремя! Рядом с «Тигром» разорвался еще один снаряд. Танкист-ротенфюрер блеснул зубами: - Привет, шеф, все в порядке? Тот молча кивнул. Ручьи пота блестели на бледном лице. Коротко стриженные светлые волосы облепили голову. Рыцарский крест висел косо. Он попытался улыбнуться, сказав: - Спасибо, парни! Мощный взрыв прервал его. Башня «Тигра» отлетела в сторону, и командир танка сухо констатировал: - Был на волоске. - Мы застряли, - проворчал Ханс. - На другой стороне очень много танков. Местность тоже плохая, не годится для наших «Тигров». Нет возможности использовать дальнобойные пушки. Слишком короткие дистанции. - А где танки Сухопутных войск, которые должны были бить ивана во фланг? - Где-то, - Ханс разочарованно отмахнулся. - Наши «Тигры» расхлебали дерьмо, хотя при этом многих подбили, а у остальных кончились снаряды, осталась еще пара штурмовых орудий, которые как раз выезжают на передовую, и мы. - Отлично, - пробормотал Эрнст. - А какие армей- ские дивизии мчатся к нам и до сих пор не доехали? - Не знаю, Эрнст.   «Дерьмо, -подумал я, - проклятое дерьмо эта свинская война. А я сижу буквально посреди этого дерьма. Зритель и слушатель». И вдруг я перестал чувствовать себя солдатом «ЛАГа», одетым в маскировочную куртку, стальной шлем, держащим в руках винтовку. Я  превратился в безучастного наблюдателя, нейтрального свидетеля, корреспондента из Гонолулу. И В этот момент сражения под Прохоровкой я принял решение: «Как только Я выберусь из этого дерьма, запишу события каждого дня и каждого часа, каждой минуты и каждого мгновения этого убийственного сумасшествия. Нет, не как писатель для неверящего читательского сообщества, а для себя. Это будет дневник коротких и длинных дней битвы под Курском с приземленной точки зрения солдата. Если, даст Бог; после войны я смогу вести нормальную жизнь, этот дневник станет для моих сыновей и внуков большим, чем краткое, сухое сообщение в исторической книге.    Они должны будут, по крайней мере, узнать, что видел обершарфюрер-танкист с Рыцарским крестом, который стоит в балке, смеясь как сумасшедший и одновременно вытирая слезы с закопченного лица. Что пережил ропенфюрер, который лежит перед ним в обгоревшей форме и с прожженным нефтью мясом, с обугленной головой, без бровей и ресниц, с безгубым ртом на сгоревшем лице, прежде чем его командир, вытащивший его из подбитого танка, затушил горящую одежду собственным телом и, почти сошедший с ума от боли, дотащил до балки, чтобы там понять, что все это было напрасно. И это только двое!    Другие даже до балки не добираются. Лежат там, наверху. Их разрывает в их стальных гробах, они сгорают в них, кричат раненые между крутящимися и стреляющими танками, расставаясь с душой, покидающей тела, и никто их не слышит. И никто не может им помочь. Или они тщетно пытаются найти укрытие, обезумев от страха. Их давят гусеницы, разрывают снаряды, давят обломки железа.    Один экипаж целым выбрался из своей разбитой снарядами духовки, до того как она взорвалась. Танкисты бежали сквозь взрывы, град камней, по горящей нефти, под пулеметными очередями, бившими в стальные борта без направления, потеряв всякие ориентиры. Они пытались найти где-нибудь укрытие в этом сумасшествии, искали путь между взрывами и пожарами. Их накрыло взрывом, двое споткнулись и упали, двое бежали дальше, пытаясь вырваться из грохота и скрежета и спрятаться от осколков. На другом танке радист попытался вытащить наводчика с его места. Он тащил, задыхаясь, просунув руки под мышки друга и сцепив их замком у него на груди. Голова била затылком ему в лицо. Он тащил, а пронзительные крики раненого резали его как бритва. Когда онувидел разбитые в кровавую кашу ноги, и сам закричал от ужаса, но продолжал тащить, а кровавая каша продолжала тянуться вверх и обрываться. Он ударился затылком о броню, закашлялся от едкого густого дыма, увидел плечи механика-водителя, с которых была сорвана голова, раздавленные и размазанные по стальным обломкам остатки тела командира. Он вытащил раненого из погнутого сплющенного металлолома, дотянул его до щитка гусеницы, вскочив, вскрикнул, согнулся, попытался ползти, хотел найти горящим взглядом своего безногого приятеля на танке - два метра отделяли их -две вечности.     Метрах в пятнадцати от балки подбили «Тигр». Пушка отказала и повисла. Экипаж вылез. Из башни один выскочил, словно прыгун-фигурист. Остальные тащились, спотыкались, зацеплялись, падали с корпуса танка, словно дохлые мухи. Их окутало клубом пыли от взрыва. Лишь один появился из осыпающейся земли, сделал, качаясь, несколько шагов, упал и остался лежать. Гренадеры в балке между взрывами слышали его крики....    Командир роты погиб ранним вечером или, как уточнил Эрнст, в начале сумерек. Их командир взвода погиб перед ужином. Ханс принял командование взводом, парой оставшихся горемык. Через этот ад Дори три раза подвозил боеприпасы и три раза невредимым возвращался назад. Четвертую поездку предпринял техник. До передовой он не доехал и назад не вернулся." -Из воспоминаний ротенфюрера Курта Пфеча 2-я рота 2-го панцергренадерского полка дивизии СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер". (51 Comments | Comment on this)

<< Previous Day

2011/02/13 [Calendar]

Next Day >>